Глава 71. Добыча конины

Теперь надо рассказать, как я добыл конину из-под земли от той лошади, которую в сентябре убило взрывом в Автово.

В феврале 1942 года на территории дома №108 по улице Стачек совсем прекратилось поступление воды. Она замерзла в подземной магистрали. Военные штабы переехали в новое место, где водопровод работал. Я пытался разными способами достать воду, но это сделать не удалось. Чувствуя, что меня скоро попросят отсюда уйти, я решил напоследок достать конину из замеченного места. Задача не простая. Грунт замерзший и под снегом. Лошадь не глубоко должна быть зарыта.

Сначала пробую греть землю коксом. Благо, его много в кочегарке. Место захоронения оказалось закрыто кочегаркой от немцев и они не видели, что тут делается. Я разжег костер над могилой и накрыл его листами железа, чтобы горело медленно. Земля нагревается, а дыма мало. И ветер способствовал рассеиванию его по земле, унося дымок далеко за квартал новых домов.

Несколько раз в течение дня приходил какой-нибудь офицер и кричит на меня.
- Зачем вы жгёте костер? ... - для большего устрашения ругается матом.
Я ему говорю.
- Товарищ начальник, у вас нет воды, она замерзла под землей, и я пытаюсь получить воду, отогревая грунт.
- Смотри, чтобы дыма не было! Иначе ты демаскируешь наше присутствие здесь!
- Товарищ начальник, видите, дым выше кочегарки не поднимается, а здесь он не опасен - ветер разгоняет.
- Строго следите за огнём и дымом! - приказывает он и скорее убегает в помещение.

Землю я долбил двое суток. Почти не делая перерыва на сон. 20 февраля я докопался до вытянутой ноги, но только до колена. Остальная часть туши уходила горизонтально в земле. Нужно было долбить теперь вдоль, не упуская из вида направления. Тогда я стал делать подкоп под тушу. Думаю, скорее сделаю обвал в штольню. Осилил эту работу только до паха. Дальше нет сил. Лом вываливается из рук... Что делать? Чувствую, что подкоп под лошадь я делать уже не могу. А начинать сверху, того хуже - могут разоблачить мою незаконную деятельность и сдать в трибунал...

23 февраля ушел домой рано утром, закрыв яму листами железа. Маруся была сама не своя. Готова была идти в Автово. Она думала, что я уже погиб... Поел и сразу ткнулся в постель, чтобы поспать часика три-четыре. А к ночи пошли с санками и мешками, чтобы тайно увезти мясо. Взял с собой Толика, чтобы на обратном пути посадить его на санки. Меньше подозрений...

Пришли. В подкопе я с помощью ножа и топора сумел отсечь задние ноги до паха. Уложили их на санки в мешке и в обратный путь. Так привезли домой конину, пролежавшую в земле и облитую керосином. Зааапах... хоть нос затыкай.

Дома началась разделка. Шкура, копыта пошли на студень. Остальное было посолено в запас. Ели её, понемногу добавляя в крупяной отвар. Нас всех тошнило. Но желание жить пересилило дурной запах и трупный яд. Так мы всё добытое съели и живем до сих пор, то есть до 1981 года.

После похорон тестя, когда я боролся с замерзшим водопроводом в подшефных домах, умерла Екатерина Васильевна... Ей тоже сделал гроб и один свёз на Богословское кладбище, куда была получена похоронка. Слез было немало. Но одно утешало. Не у нас первых умирают близкие. А при её истощении, чем мучится - лучше умереть.

Маруся за меня переживала. Видя, как сохнут и мучаются дети, она даже набралась смелости и тайком сказала мне:
- Ваня, ты совсем становишься слабым... Я очень люблю детей, но хотела бы, чтоб ты отрезал от их пайка себе. Если дети умрут... Кончится война... Мы еще молодые - будут у нас дети. А погибнешь ты - что я смогу поделать? Мы все беспомощные и быстро умрем... Ты нам сделал большое подспорье, достав мясо, но это ведь не надолго. А что будет дальше?
- Ты, моя дорогая, потеряла рассудок! Говоришь ерунду. Я от своих детей крошки не возьму. Что даёт им государство, надо умело расходовать. Видимо там учитывают, что для поддержания жизни такая норма еще достаточная. Вот, примерно, на их долю мы получаем по 300 грамм хлеба. Надо делить хлеб на три части - на завтрак, обед и ужин. Также и с приварком. При таком расчете питания, я уверен, больше шансов выжить. О своём предложении отнимать у детей больше никогда не вспоминай! Я понимаю, ты любишь меня и детей, но я тоже всех вас люблю и надеюсь на будущее. Всё будет хорошо!

28 февраля 1942 года я под видом болезни ушел из Экспортлеса по собственному желанию. Вывез из бывшей нашей квартиры дома 108 остатки нашего имущества и совсем остался дома. Буду ходить и подыскивать себе работу.

Во-первых, мне пришла в голову мысль попытаться поступить в Главмолоко, надеясь, что может быть можно будет получать молочные продукты. Сходил в отдел кадров. Там просмотрели картотеку и нашли, что я работал в Порхове. Попросили рассказать, почему я оттуда ушел. Я сказал.
- Вы, наверно, слышали о случае 1937 года, когда на мою персону было покушение андрияновской компании?
- Да, да, вспомнила! И в картотеке значится увольнение, но оно признано ложным. А что я могу вам предложить, сейчас посмотрю... Хотите поступить управляющим Павловской ремонтной конторой Главмолоко?
- А где эта контора?
- Весь ее штат помещается у нас на молкомбинате.
- Что же находится в Павловске?
- Немцы. Вот выгоним их, тогда можете переехать туда, а пока здесь.
Я понял, что мысль о получении молока надо действительно оставить до победы над немцами. Придя домой, я рассказал Марусе о моём приключении. Она сказала.
- Ишь ты! Молочка захотел? А забыл уже, как четыре года назад тебя чуть не поставили к стенке?
- Конечно забыл. Ну, Бог с ним. Пойду искать новую работу по приобретённой специальности.