Глава 74. Эвакуация семьи

Из райисполкома получили предписание: эвакуировать детей в безопасную зону страны. Что делать? Не весёлое извещение.
- Я детей от себя никуда не отпущу! Уволюсь, но с ними поеду! - заявила Маруся.
- Ничего не сделаешь. Думай, не думай, а меры принимать надо. Я советую тебе поехать в Шадринск к тетушке Анне.
- Я тоже об этом подумала, но надо иметь путевку и запас хлеба на дорогу. Иди-ка ты к Волохову и проси машину до Ладоги, и бумажку на отоваривание карточек.

Я так и поступил. Сходил в управление к начальнику Военторга Волохову. Он сказал:
- Товарищ Григорьев, я машину дам, но надо подобрать несколько семей. Приходите завтра...

На второй день пришла Маруся и всё устроила. Дали ей расчёт. Багаж собрала: два чемодана и детям по сумке со съестным. Я поехал до Ладожского озера проводить их. Когда получили хлеб, ребятишки сразу попросили есть. Маруся дала им целую буханку хлеба, так они вцепились обеими руками и каждый хотел откусить как можно больше. Пришлось отнять у них и отрезать по ломтю. Валечка заплакала, что ей мало.
- Доченька, больше нельзя! Животик заболит.
Около 12 часов я перенёс все чемоданы и котомки в трюм военного катера. Командир сказал.
- Никаких записок или заметок не надо! Всё будет выгружено на берег и найдете сами свой багаж, погрузите в поезд!
(Как стало известно из первого письма Маруси из Сибири, перенести и погрузить багаж в товарный вагон помогли моряки-краснофлотцы.)

На прощание все немного всплакнули. Так уехали в неизвестность мои дети и жена. Это произошло во второй половине сентября 1942 года. Смотрел я в след уходящему катеру, пока он не скрылся за горизонтом...

Возвращаясь на машине, я был один, но не долго. Шофера попросили подвезти до города четыре морских офицера с багажом. Один сел в кузов, а трое - в кузов. Вещевые мешки сложили плотно один к другому и покрыли брезентом. Погода была солнечная, но ветер северный холодный. Я подумал: "зачем зябнуть, заберусь под брезент и спать буду". Забрался, улегся головой на мешок. Почувствовал что-то жесткое, стал прощупывать и обнаружил, что моряки везут сухари. Не долго думая, нашёл, где мешок завязан. Потихоньку развязал и стал таскать сухари и есть. Мне казалось, что много шума от хруста, но на самом деле машина заглушала его.

Так доехали до города, моряки остановили где-то на Московском проспекте. Взяв мешки, они пригласили меня пойти с ними в квартиру. Я вошел в большую комнату с большим раздвижным столом, на который моряки выставили штук пять поллитровок, достали копченую колбасу - три палки, белый хлеб буханками.
- Вы, товарищ, посидите здесь? А мы сходим навестить знакомых и передадим письма от родных. Скоро вернёмся!

...Жду я полчаса - нет их... жду час - нет. Надоело ждать. За окном уже видно через затемненные шторы, как загораются огни в домах. Я открываю бутылку водки, наливаю целый стакан. Отрезаю кусок грамм на 300 колбасы, отламываю треть батона. Выпиваю и, закусывая на ходу, ухожу из квартиры. Выпивал я не за здоровье моряков, а за благополучную дорогу моих дорогих. Как-то они доберутся до Сибири?

* * *

Не прошло и недели, как вызывает к себе В контору Левин.
- Абрам Маркович, что за ЧП? Здравствуйте!
- Ну, проводил своих? Куда они поехали?
- В Сибирь, Абрам Маркович. Есть такой городишко Шадринск, в нескольких километрах от него вверх по реке Исеть стоит деревня Тюриково. Там живет родная тетка жены, у которой муж умер, а семья - пять человек с ней. Она согласилась на время принять наших там. У нее просторный дом на две половины, сибиряки называют "дом с горницей".
- Вот, вот! Совпало название! Я тебе приготовил тоже горницу. Комнатку перед входом в красный уголок видел?
- Да, видел. А что?
- Переселяйся в неё, а свою законсервируй, пока нет семьи.
- За комнатку большое спасибо!
- Но за это я возлагаю на тебя немалую ответственность. Ты по совместительству будешь выполнять должность начальника военизированной охраны.
- Вихляев заболел, да он и не справляется с этой работой. У него еще есть обязанность парторга. Теперь ты бог в трех лицах: мастер, начальник ПСО и инструктор МПВО.
- И всё за одну ставку? - спросил я.
- Было бы можно, я платил бы. Но такой закон - за совместительство в одной организации, сколько не занимай должностей - зарплата одна. Можешь служить верой и правдой здесь - в армию не возьмут, на тебя имеется "бронь".
- Ну, что ж, придется, любо не любо, а благодарить. Спасибо! Я хоть одинок буду - есть охрана, с которой иногда можно побалакать.
- Скучать не придется. Нам скоро пришлют полсотни пленных немцев. А жить их мы устроим в красном уголке.
- Абрам Маркович, они же убьют меня!
- Не убьют. Им знакома мера наказания. Это еще не всё! Весной мы поедем собирать беспризорных коров, лошадей, брошенный инвентарь по хуторам и создадим своё подсобное хозяйство. Будет у нас молоко, мясо, овощи. С голоду умереть не дадим. А пока я достал для тебя путевку на январь в Дом Культуры Второй пятилетки для усиленного питания, сроком на месяц.
- Вот за это большое спасибо! А то я поистощал уже малость.
- Я это видел и поэтому дал заявку в Горздравотдел для тебя.

В воскресенье я переселился в свою маленькую казарму. Сам солдат, сам начальник. Никаких часовых. Тепло, светло, хорошая кровать. Ну, а чего не хватит - принесу из дому.

В начале октября я поехал в Левашово и снял свой урожай капусты. Была одна зелень, ни кочешка белого... Но поскольку в сарае стоит дубовый бочонок, я шинковать не стал, а посолил капусту целыми рыхлыми кочешками и поставил под стол.

Вот первые стихи на новом месте.
Блокада вокруг Ленинграда
Сжималась плотней и плотней,
Но не много осталось у гада
Кошмарных мучительных дней.

Жертвы уменьшить не нужные -
Отправить детей вглубь страны,
На большую землю наружную
Лишние были отвезены.

И дорогую мою Марусеньку
Вовек никогда не забыть,
Сына, дочурку малюсенькую
В пароход с вещами грузить.

Остался с семьей в разлуке.
Одинок. Они - в трудном пути.
Переносим тяжелые муки
Для того, чтобы жизни спасти.

Теперь, кажись, уже видно -
Пережили тяжкий момент.
За постигшее горе обидно -
Всё погорело, а гордость - нет.
(немцы разбомбили наш дом в Бологое)


Взятие Великих Лук, Ржева.

Ночь снежна, завывают метели.
Морозик румянит лицо.
Подняв воротник у шинели,
Постовой завернул на крыльцо,

Огляделся кругом - везде пусто,
Лишь радио мерно стучит.
Он и здесь никого не пропустит.
Для него кругозор не закрыт.

Вдруг радио стук прекратился...
Значит тревога опять!
Постовой на свой пост воротился
Сигналов "ВТ" ожидать.

И вдруг раздаётся живая,
Из радио тихая речь,
К вниманию всех призывая
Слух свой и нервы напрячь.

Раньше в этот час не бывало
Ночных передач никогда
И радио тихо молчало,
Шипя и стуча, как всегда.

"Говорит Москва! Говорит Москва!"
Информбюро даёт по радио сводку!
Постовой на свой пост побежал.
Его фонарик там свет отражал.

Победа! Над фрицами, гансами, фрунке
Во Ржеве, Великих Луках.
Больше трёхсот населенных пунктов
Снова в советских руках!!!

Десять тысяч трупов немецких
Полегли на нашем пути.
Не топтать им полей советских,
В хатах наших им не кутить.

Бейте же, братцы, гадов,
Опорочивших нашу честь.
Также под Ленинградом
Трупов их будет не счесть.

Никакие преграды, ни ДОТы
Не удержат наш дух боевой!
На фронте - огнём, в тылу - работой
Уничтожим фашизм роковой!

29 ноября 1942, 2 ч ночи.

Весна 1943 года была не холодной. Снег быстро убирался в говорливые ручейки, речки, реки. А за ними зелень лесов радовала всех жителей. На газонах в городе и в парках копали землю для посадок картошки и овощей.