Последний крестоносец или кровавый мистик востока

 
                ( продолжение)               
                Барон и прорицатели
В последние годы жизни Унгерн был буквально очарован всеми формами гадания, рассказывают, что даже в пылу битвы он использовал карты Таро.
Уже в Кабдо он активно общался с ламами- предсказателями, а оказавшись в Урге, окружил себя целой армией всевозможных шаманов, колдунов и гадалок. Дмитрий Алёшин пишет, что гадатели использовали в своих целях жареные лопатки овец, определяя по их трещинам места размещения войск и время выступления против врага. Иногда Унгерн, ориентируясь на старые монгольские пророчества, приказывал своим войскам отступить из мест боевых действий.
Дивизионный врач доктор М Рябухин, сторонник европейской школы медицины, всячески проклинал гадалок Унгерна, называя их ”грязным, наглым, невежественным и кривоногим народцем». Он осуждал Унгерна никогда не принимающего ни одного важного решения без консультаций с подобной публикой.  Мало того, прорицатели убедили барона в том, что он стал живым воплощением - Цаган Бурхан ( Бог Войны). Белогвардейский офицер Борис Волков, знавший барона, считал зависимость ,от этой его веры, доказательством” врождённого идиотического менталитета, человека возомнившего себя спасителем России”.
Есть сведения, что Унгерн перед своим наступлением на Советскую Сибирь заплатил 20 000 золотых мексиканских долларов сотням лам, дабы они выполнили для него сложный обряд, призывающий на помощь его войску все мистические силы востока. Известен устрашающе точный прогноз одной шаманки относительно личной смерти Унгерна, убедивший его принять катастрофическое решение о нашествии на красную Россию. Другой совет лам – прорицателей, предложивших на две недели задержать взятие Троицкосавска ( важный пограничный город), привёл к печальным последствиям, красные войска,  воспользовавшись задержкой, перегруппировали войска и отразили нападение. Погибло очень много солдат Унгерна. Чекисты очень быстро отметили эту слабость барона и не преминули ей воспользоваться, подкупив известную бурятскую гадалку, благодаря чему Унгерн изменил своё решение о дальнейшем продвижении вглубь Сибири и отступил в Монголию.
Стоит отметить и удачное взаимодействие Унгерна с местными прорицателями. Перед своим последним штурмом Урги барон направил лам в город, где они буквально заполнили суеверным страхом сердца китайских солдат. Ламы нашёптывали всем и каждому о скором появлении в городе армии Унгерна, о его заговорённости от пули и сверх естественной способности появляться и исчезать в любом месте по своему желанию. Одновременно с этим на окрестных холмах ночами непрерывно горели костры, а агенты тихо шептали в уши “солдатам поднебесной”, что это дань духам мстившим сыновьям Китая. В дополнении ко всему, однажды ночью барон на коне, один въехал в город,и не встретив препятствия,  совершил объезд ночной Урги, уже при выезде, он разбудил ударом нагайки   спящего часового,  сообщив ему, что спать солдату на посту нельзя и за этот проступок  его наказывает сам барон фон Унгерн.
Мистический философ граф Герман Кейзерлинг, с детства знавший барона и его брата Константина, считал Унгерна “ самым замечательным человеком, которого когда- либо видел”, хотя это не мешало Кайзерлингу видеть в природе барона массу противоречивых моментов. Он считал, что душа Унгерна, как бы замерла в пустоте между раем и адом. Граф видел в этом человеке сочетание высокой интуиции, любви и доброты с  глубокой склонностью к метафизике и жестокости. Одновременно с этим Кайзерлинг был убеждён в наличии у борона “ второго зрения”. Кстати он был не единственным пришедшим к таким выводам. Много лет спустя оккультный философ Юлиус Эволла полагал барона человеком, обладающим сверхъестественными способностями, включая наличия ясновидения и способности “заглянуть в души других”. Фердинанд Осседовский записал фразу, сказанную Унгерном после их приватного разговора:”… я был в вашей душе и знаю всё.”
Те же мысли повторяются в воспоминаниях других людей знавших барона. Например, Олёшин был уверен в способности Унгерна читать мысли людей, несмотря на явное безумие, проявляющееся у барона. В своих воспоминаниях Олёшин описывает любопытную деталь: барон проверял каждого новобранца, долго разглядывая его лицо. Ещё один офицер подметил такой момент : “ Он смотрел на всех глазами хищника и это вселяло страх во всех кто встречался с ним.”
                Фердинанд Осседовский
Можно уверено утверждать, что никто не сделал большего для создания нынешнего образа барона Унгерна, чем польский писатель Фердинанд Осседовский, хотя и он весьма далёк от всестороннего понимания личности этого неординарного человека. До своей встречи с бароном Оссендовский уже имел большую и весьма сложную биографию. Его знали, как шпиона, интригана,  а так же изготовителя поддельных документов. Почти наверняка Оссендовский был агентом” царской охранки”. В 1917-18 годах он был причастен к поддельному досье, вскрывающему так называемые немецко – большевистские связи. Доказано, что эти документы были изготовлены Оссендовским и затем проданы американскому журналисту Эдгару Сиссону. Позже он служил у Колчака в качестве экономического советника. В Монголию  его занесло революционным ветром, куда он прибыл, спасаясь от Красной Армии.
В своей книге “ Звери, люди и боги”Оссендовский описывает свою встречу с “Кровавым Бароном”, выражая явную симпатию к последнему. Меж тем поляк понимал, что : “стоявший передо мной – опасный человек…и я почувствовал трагедию и ужас в каждом движении барона Унгерна.” Не жалея красок в книге рисуется состояние ужаса и страха охватившие Ургу в то время. Сподвижников барона Леонида Сипайлова он называл психопатом-душителем, а Евгения Вурдуковского и доктора Клингенберга – отталкивающими садистами. Правда ни сам Оссендовский, ни его книга не раскрывают тайну, как именно удалось автору выжить в такой страшной среде.
По мнению других людей знавших и барона и Оссендовского, последнему не просто повезло, а его самого сложно назвать невинным наблюдателем происходивших событий. Константин Носков отмечает, что с момента прибытия в Монголию Оссендовский играл очень странную роль, значения которой никто до конца не понимал. Он вмешивался во все дела, плетя очень сложные политические интриги, искусно ссоря людей между собой.
Першин, например, прямо обвинял Оссендовского в эксплуатации одержимости Унгерна ко всему сверхъестественному, поощряя веру барона в оккультизм, он стал его советником, а позже и начальником его разведки. Першин считал, что Оссендовский буквально втёрся в доверие к барону, что бы извлечь всевозможные преимущества для себя, включая получение денег и безопасное существование в Маньчжурии.
Доктор Рябухин и Носков считают, что невозможно объяснить простым везением то, как Оссендовский остался в живых один из всей группы беженцев убитых по приказу Унгерна.
Борис Волков добавляет, что именно Оссендовский сыграл ключевую роль в разработке и создании известного мистического ордена борона Унгерна. Также он играл не последнюю роль в выпуске известного ПРИКАЗА №15.Конечно история с этим приказом требует тщательного изучения, ещё и потому, что у барона не было привычки нумеровать свои приказы. Алёшин считал, что номер и дата в этом случае были взяты из головы случайным порядком.
Вернёмся к ордену. Его задачей было постоянное расширение волны контрреволюции, которая должна была очистить Россию от радикального заражения большевистской чумой и восстановление на троне покойного царя Николая Михаила Александровича. Барон, как и многие не знал, что Михаил был мёртв уже с июня 1918 года.
“Зло пришедшее на землю, что бы уничтожить божественное начало человеческо души должно быть уничтожено на корню, и наказание может быть только одно – смертная казнь.”
Однако был ещё ПРИКАЗ № 9, в котором заявлялось: “ …комиссаров и евреев вместе  с их семьями должно уничтожать…”
У барона была патологическая ненависть к евреям и там где была его власть, там безжалостно истреблялись евреи.
Даже Першин считавший, что рассказы о беспощадности Унгерна были сильно преувеличенны, признавал неумолимость барона в вопросе уничтожения евреев.
Волков считал, что Унгерн использовал погромы в качестве инструмента влияния среди иммигрантов и в войсках, но это не было религиозным рвением.
По иронии судьбы его прокурором стал еврей, большевик Емельян Ярославский, которому Унгерн заявил, что Коммунистический Интернационал в своё время уже был организован в Вавилоне 3000 лет тому назад.
Сейчас уже понятно, что Унгерн в своих чувствах к евреям предвосхищает нацистский менталитет, тоже можно сказать о всей смеси его мистических взглядов, как проявление анти - модернизма. Не говоря уже о своей военной символике опередившей в этом нацистов на несколько лет.
В августе 1921 года деспотическое правление барона подошло к концу. Монгольские власти устроили переворот против него, и только чудом Унгерн избежал смерти. Попытка присоединиться к монгольским солдатам тоже успеха не принесла, монголы в страхе разбежались, буквально в разные стороны, что бы дух Цаган Бурхана не мог их преследовать.
На суде в Ново - Николаевске Барон фон Унгерн был спокоен, достойно принимая свою судьбу, которую предвидел и знал заранее. Обвинение в службе японцам барон отверг, однако с готовностью признал массовые убийства и другие злодеяния, так как ,по его словам, был сторонником системы  существовавшей при Фридрихе Великом.
На расстрел Барон Унгерн пошёл в совершеннейшем убеждении, что когда ни – будь, он обязательно вернётся в этот мир.
Ферденанд Оссендовский утверждал, что барон искал контакт с мифическим подземным царством Агарти и его таинственным правителем “ Царём Мира”. Агарти или Шамбола известная в индуизме и буддизме спрятана, где то в северном Тибете. По интересному совпадению одним из офицеров служившем с бароном фон Унгерном был Владимир Константинович Рерих, младший брат Николая Рериха. Возможно это случайность. Во всяком случае, это уже другая история.
Вся жизнь барона фон Унгерна окутана ореолом мистики и тайны. Возможно, до конца нам не суждено разобраться в этом. В завершении хочу привести абсолютно мистические совпадения символики использующейся бароном и его противниками.
   Согласно воспоминаниям «Белая Сибирь (Внутренняя война 1918–1920 гг.)» генерала К. В. Сахарова, видевшего атамана Г. М. Семенова в начале февраля 1920 г. в г. Чите, тот был одет в русскую поддевку, с погонами, со знаками на них монгольской «суавастики», форма Монгольско-Бурятской дивизии». Но позднее свастика на погонах Унгерна отсутствовала.
 
Погоны иноплеменных чинов Азиатской конной дивизии: Монгольского и Китайского дивизионов
Надо сказать, что в 1918–1919 гг. на стороне Верховного Правителя России адмирала А. В. Колчака (которому первоначально подчинялись и войска атамана Г. М. Семенова — непосредственного начальника барона Унгерна) сражался Сибирский Добровольческий корпус, знаменем которому служило малиновое полотнище с изображением серебряного двуглавого орла (без корон), наложенного на вращающуюся «лунную» золотую свастику-коловрат (эмблема, аналогичная орлу со сватикой на банкнотах Временного правительства 1917 г.).
 
Погоны чинов русских отрядов в Монголии
Любопытно, что в период Гражданской войны 1917–1922 гг. в России свастику использовали и сторонники большевиков. Не говоря уже о большевицких тысячерублевых банкнотах-«пятаковках» со знаком вращающейся «лунной» свастики, о печати Московского губернского Совета депутатов Р.С.Ф.С.Р. — также имевшей форму свастики!
 
— и о центробежной свастике со вкрапленной аббревиатурой «Р.С.Ф.С.Р.», введенной красным военспецом Шориным в 1918 г. качестве нарукавной эмблемы для своих частей на Юго-Восточном фронте,
 
бойцы красных калмыцких конных частей Отдельной 11-й армии носили такой же свастичный нарукавный знак, а на своих головных уборах — голубую свастику вместо красноармейской пятиконечной звезды; среди бурят под красным знаменем с черной свастикой сражался упоминавшийся выше Фушенга. Но это так, к слову.
В награду за освобождение Монголии Богдо-геген, помимо титула цин-вана, присвоил Унгерну и наивысший, доступный лишь чингизидам по крови, ханский титул со званием «Возродивший государство великий батор (богатырь), Главнокомандующий». Титул давал ему право на те же символы власти, что и у ханов. 

               

                Использованная литература
1 Фердинанд Оссендовский  Звери, люди и боги 1922
2 Константин Носков  Чёрный год русских в Монголии в год 1921 Харбин1930
3 Борис Волков  О Унгерне
4  Дмитрий Алёшин  Азиатская Одессея 1940
5 Ричард Спенс  Унгерн      2002