Семейные хроники. Из крестьян в пролетарии. 1932г

                Семейные хроники

                Из крестьян в пролетарии.  Год 1932


     В 1932 году ситуация в селах  Украины ухудшалась. Резко проведённая властями  сельскохозяйственная реформа, со значительными перегибами на местах, отстранила от земли  наиболее способные крестьянские руки и головы. Ещё в тридцатом году хозяева, не желая отдавать в коллективное пользование  скотину, начали её резать. Поголовье скота резко сократилось. Всё труднее становилось содержать семью. Недороды и политика государственных хлебозаготовок 1931 и 1932 года поставили страну на грань голода, который и начался повсеместно в зиму   1932-33  годов.  Обстоятельства  подталкивали Парфентия Захаровича покинуть родные места и искать удачи в городе.  Да и Коротич советовал, пока не поздно, искать работу в городе, тем самым иметь более или  менее надёжный источник содержания семьи, да и  с глаз подальше от местной власти, ничего не забывающей и не прощающей.

     Но так просто из села тогда уехать было невозможно. Необходимо было иметь разрешение местной власти. Коротич помог оформить такой документ. Вначале Парфентий Захарович выехал в Морозовск, где проживали родственники жены. Морозовск заштатный городишко, далеко отстоящий от  промышленных центров Ростова,  Сталинграда. Железнодорожная станция  на ветке, связывающей Украину с Поволжьем и Уралом, была основой хозяйственной жизни города. Парфентий Захарович только ночь переночевал у родственников и сразу всё понял. Родственники сами бедствовали без работы, ибо работать было негде.  Морозовск, как место будущей жизни, отпал.
 
     Сын односельчанина Кравцова работал на шахте в российском городе Шахты, был доволен  всем и звал отца переехать к нему.  В поисках нового места жительства и работы в ноябре 1932 года Парфентий Захарович вместе со старшим  Кравцовым уехал в город Шахты.

      Политика индустриализации, проводимая в стране, требовала  увеличения добычи угля. Под лозунгом «Уголь-хлеб индустрии» строились новые шахты, расширялись и модернизировались действующие. Бурно развивалась угледобыча  в крупном  центре  угледобывающей промышленности восточного Донбасса,  городе Шахты, бывшем до 11 февраля 1920 года  Александровске - Грушевском.
      Первые хутора на месте будущего города Шахты были основаны ещё в 1805 году донскими казаками. Хутор Власовка, в церкви которого в июне 1952 года будет крещён  будущий внук Парфентия  Юрий Линник, ваш покорный слуга, был основан войсковым старшиной Власовым. Хутор этот существует и по сей день, являясь частью массива индивидуальной застройки Артёмовского района г.  Шахты.
    Однако, ядро города  Шахты сформировалось  позднее, в 1839 году на месте Грушевского рудника в нескольких километрах от Власовки. С 3 октября 1867 года это уже Грушевское горное поселение, в народе Грушевка, а 19 января 1883 года  император Александр  III  подписал Указ о переименовании Грушевского горного поселения  в город Александровск – Грушевский. Впоследствии  Власовка и  другие хутора вошли в состав города, но не потеряли своих названий и своего непрезентабельного внешнего вида.  Названия  поселениям  дала небольшая  (90 км) речка  Грушевка, приток  реки  Тузлов.  Мал золотник, да дорог.  Под речушкой  с непритязательным  названием  залегали  богатейшие  копи первоклассного антрацита.

     Сын Кравцова посоветовал своему отцу и Парфентию Захаровичу обратиться на   шахту им. Артёма, где постоянно требовались рабочие. Это шахту построили в 1911 году по проекту инженера Скочинского  и  она долго оставалась самой крупной и оснащённой шахтой России.

       До революции шахта принадлежала товариществу  «Парамонов и сыновья» и имела  названия  «Елпидифор», в честь главы  семьи знаменитых промышленников  Парамоновых    Елпидифора Трофимовича.  Впоследствии,  шахте  дали название в честь  русского революционера Сергеева  Фёдора  Андреевича  (партийное   имя  Артём),  очень интересной личности, к сожалению, трагически  погибшего в 1921 г. 

    Нижне-Чирские донские казаки Парамоновы широко развернулись  в Александровск-Грушевске. Они не только построили лучшую и высокопроизводительную шахту, но и впервые создали вокруг неё социальную инфраструктуру. Для горных специалистов и шахтёров, были построены  больница, магазины, школа, дома для инженерно-технического персонала. Все здания  из серого бутового камня  сегодня, сто лет спустя,  имеют неприглядный вид. Но в то время это был большой шаг вперёд.   Вот такие  предприниматели    работали в царской России.

        Шахта им Артёма дала толчок развитию нового промышленного района города Шахты, который поглотил старые хутора, в том числе  Власовку и несколько старых  крупных шахт. В 1929 году здесь  дала первый ток  мощнейшая по тем временам   электростанция, Шахтинская ГРЭС им Артёма, построенная  на берегу  Грушевки по плану ГОЭЛРО. Рядом с шахтой вырос завод по  ремонту шахтного оборудования, на котором всю жизнь проработал модельщиком младший сын Парфентия Захаровича – Иван Линник. Вокруг шахт бурно росли  шахтёрские посёлки.
        Рядом с  электростанцией  вырос образцовый по тем временам посёлок, в  котором было предусмотрено всё необходимое - школа, магазины, столовая, больница, дом культуры с  большим зрительным залом и библиотекой, детский сад и ясли, пионерский клуб.  Был разбит великолепный  парк с фонтанами, теннисным кортом (очень большая редкость по тем временам) летним кинотеатром и стадионом.  Заметьте, что всё это  было в конце двадцатых - начале  тридцатых  годов.
           На  шахте им Артёма Парфентия Захаровича приняли на подземную неквалифицированную работу.  На большее он  рассчитывать не мог, ведь его специальность была  выращивать хлеб. Он - первоклассный хлебороб, но жизнь заставила добывать уголь, осваивать профессию шахтёра. А шахта, где он начал работать, была оснащена  по последнему слову техники той поры, с 1924 года в ней уже работали 4 врубовые машины, а с 1925 года применили  электровозную откатку.
     Почти год, до отпуска,  Парфентий Захарович жил  без семьи, снимал углы. Готовясь к приезду семьи, присматривался,   собирал деньги  на  жильё.  Работа  на шахте  была нелёгкой. Бригада очистного забоя, куда его определили, следует  за  проходчиками,  выравнивает штрек, убирает породу, готовит  проходку под крепёж. Весь день под землёй с грабаркой и кайлом, да ещё на километровой  глубине.  Угольная пыль «штыб» въедается в кожу так, что  с трудом  отмывается мылом и горячей водой.

      После сельского труда, тоже нелёгкого, но постоянно на свежем воздухе и на солнце, подземная работа покажется адской, да и возраст 46 лет даёт о себе знать. Но Парфентий Захарович, с детства привыкший к тяжёлому физическому труду, постепенно втягивается в новую профессию. Шахтёры народ дружный, а главное,  честный и добропорядочный. Это не село, где каждый в одиночку тянул свою лямку, а первое испытание селян  при раскулачивании  сразу же выявило их мелочность, эгоизм, непорядочность и даже  наветы на своих ближних соседей. Правда, среди шахтёров было много  бывших крестьян из ближних и дальних районов.  Парфентий  Захарович трудился добросовестно, начальство, видя в нём  будущего кадрового рабочего, обещало выделить участок земли под строительство дома.  Сам он понимал, что как не трудна и непривычна эта работа, лучше он не найдёт, а возврата домой в Черниговку для него нет. Да и заработок получает здесь неплохой, худо-бедно, а семью содержать можно. Опять же, продовольственное снабжение для шахтёров, не смотря на голодный год, когда в деревнях люди умирали от нехватки пищи, было сносным. Поэтому Парфентий Захарович, проработав почти год на шахте им Артёма, твёрдо решил  перевозить семью и обосновываться на долгие годы здесь.
   
      К слову,  должно бы напомнить, что шахтёры в советское  время считались  элитой рабочего класса - опорой государственного строя.  В семидесятых – восьмидесятых годах  они имели самые большие заработки,  лучшее снабжение товарами,  лучшее медицинское обслуживание.    Заработки их в разы  превышали  зарплаты  всех остальных профессий. Молодые  шахтёры зарабатывали в те времена  значительно больше, чем   инженеры. Поэтому, многие молодые парни, окончив  школу шли на шахту, и через год-другой  разъезжали на  новеньких  красных мотоциклах «Ява», недосягаемой мечте молодёжи.  Стоит ли говорить ещё о том, что  шахтёры бесплатно отдыхали на лучших курортах и лечились в лучших санаториях страны.  Конечно, шахтёрский труд тяжёлый и опасный, но государство   не в меру нянчилось с шахтёрами, своими любимчиками  за счёт других отраслей. Лучшие и самые «жирные» куски из общего пирога  получали шахтёры.
        Но не  в коня корм. В конце восьмидесятых, в период т.н. «перестройки» политтехнологи   используют шахтёров в качестве  ударной политической силы  против собственного государства. А потом, когда  дело будет сделано, политический заказ   западных кукловодов  выполнен, эту некогда элитную  часть рабочего класса постигнет участь старухи, оставшейся у разбитого корыта. Большинство шахт закроется, десятки тысяч  шахтёров, готовых даже за нищенскую зарплату сутками не покидать шахтный забой,  потеряют всякую надежду на работу. Они опомнятся быстро, начнут стучать касками  по столичной брусчатке на Краснопресненской.  Но это  будет уже совсем не страшно, скорее, потешно.
         В девяностые годы, чтобы хоть как-то прокормить свои семьи, они полезут на дымящиеся ядовитыми газами старые отвалы породы – терриконы.  Рискуя жизнью,  будут перебирать горящую породу, в поисках куска угля, который случайно оказался в отвале в годы их  благоденствия.  Пойдут с ручными, затасканными до предела,  самодельными тележками по старым  свалкам шахтных отходов, с утра до вечера разгребая социалистический мусор и радуясь каждому найденному куску металла,  растащат  на кирпичи и металлолом   здания брошенных  шахт.  О своей бывшей жизни они будут вспоминать, как о чудесном сне.    Некогда цветущие шахтёрские посёлки превратятся в гетто нищеты и  беспробудного пьянства. Целое поколение   зрелых, сильных, опытных сгинет безвременно  из-за чрезмерного употребления  суррогатного алкоголя, болезней, безденежья, тоски и беспросветности. Вот такие жестокие уроки преподносит порой жизнь. Да идут ли они впрок кому - нибудь?