Часть 1. Горе

1. Даша, 19 лет.
…Вася. Поначалу я нечетко вижу его маленькую фигурку под сосной, но постепенно туман рассеивается.
Васенька… неужели это и правда… правда ты, мой милый?
Теперь я вижу уже и его веснушчатое круглое добродушное лицо – он улыбается. Улыбается широко, светло, ясно, счастливо.
Вижу серые глаза, в них – бесконечная любовь и нежность.
Я отчетливо вижу – легкий ветерок треплет его русые волосы, гоняет траву.
Ласковые, но слегка назойливые лучики полуденного солнца слепят глаза, и я невольно жмурюсь. Ощущаю, как блаженное счастье наполняет – чувство настолько непривычное, что оно отдается болью в каждой клеточке моего тела (или души?).
Он смеется – заливается беззаботным, веселым колокольчиком.
Вася… Братик, ты не сердишься на меня? Правда-правда не сердишься?
Иди ко мне. Сейчас мы с тобой будем играть и общаться, будем играть и общаться столько, сколько ты захочешь – хоть целый день. У сестрички сегодня нет никаких дел, ей не нужно никуда идти, и….
Не уходи. Прошу тебя, не уходи. Останься со мной…
Пожалуйста….
…Резкое, неприятное, тревожное пробуждение – словно из теплой ванны на скользкий лед. Страшно.
Я просыпаюсь в слезах. Как всегда. Я уже начинаю забывать, что когда-то давно было такое время, когда эта влажная пелена не искажала мир перед глазами.
Не хочется вставать. Реальность давит, угнетает. Единственное место, где я счастлива – мир снов.
Только там, в этой странной и непредсказуемой Вселенной я могу хоть на короткое время забыть о том, что Вася… что Васи больше нет.
Нужно завтракать и собираться к маме в больницу. Мама.... мамочка…
Знаете, в каком-то смысле ей повезло больше, чем мне.
А я… Не могу отделаться от навязчивых мыслей. Умом я понимаю, что в случившемся я не виновата, но чувствую… чувствую совсем иначе.
Мне следовало заметить все раньше. Если бы я была внимательнее, если бы я не зацикливалась только на себе, на своих проблемах, то Вася сейчас был бы жив.
Я ведь знала… знала, что его обижают. Необходимо было переехать куда-нибудь… в другой район… или из Киева… или из Украины.
Неважно, лишь бы моя семья была цела, и мы были бы вместе.
Я должна была защитить его, я могла бы спасти его. Но я…
Это я. Моя вина… Моя.
…На прошлой неделе я видела фотографию брата в интернете. Это было мучительно. Зачем они делают это? Зачем портят его светлую память?
Журналисты, черт бы их подрал. Делают деньги на чужом горе. Ненавижу их.
… Меня тошнит – кажется, не смогу ничего съесть.
Ну и ладно. Это моя вина… моя… моя.

2. Леонид, 57 лет.
… - И что же ты намерен делать… со всем этим? – угольно черные, маслянистые, чем-то невольно притягивающие глаза смотрели внимательно и сочувственно.
Леонид застыл неподвижно, тупо уставившись в лицо молодого человека, сидящего напротив. С виду можно было подумать, что мужчина пристально изучает парня,  но на самом деле Леонид не видел его, как и не видел вообще ничего вокруг. Его сознание не хотело покидать видение, неприятное, болезненное видение – пухлое улыбающееся наивное лицо двенадцатилетнего школьника.      
- Папочка… ты всегда любил образ какого-то абстрактного, идеального Марка, не замечая в упор настоящего, реального… и я невольно задавался вопросом – а сможешь ли ты любить этого настоящего? Любить просто потому, что он – твой сын?
Леонид уже не слышал мягкого голоса. Его лоб покрылся испариной, лицо покраснело и выражало страдание. Ему было плохо: голову как будто бы сдавили обручем, дышать с каждым мгновением становилось все труднее (он и не дышал уже, просто заглатывал ртом воздух), грудь то и дело пронзала резкая боль, становящаяся с каждым разом все непереносимее, его сильно тошнило.
У Леонида слабое сердце, да и с возрастом человек крепче не становится, поэтому очень может быть, что…
«Нельзя мне еще дохнуть, - с тоской подумал мужчина. – А Иришка как же? Как же она тут останется, без меня?»
Мысль о жене придала сил: глаза Леонида широко раскрылись, яркие краски окружающего мира бросились в глаза.
Старшеклассник. С виду чем-то действительно напоминает сына. Такой же стройный, высокий, те же вьющиеся черные волосы, то же утонченное, чуть бледное лицо, те же тонкие пальцы.
Но это – не Марк. Нет, решительно – не Марк.
Во взгляде сына Леонид всегда читал уважение и любовь, свет, желание помочь всем и каждому. Этот же ублюдок смотрит на него холодно, с какой-то непонятной смесью жалости и легкого, беззлобного пренебрежения… а еще непоколебимой уверенности в собственной безнаказанности, в том, что Леонид ровным счетом ни на что не способен.
Леонид вскочил со стула с намерением избить щенка до полусмерти, но голова неожиданно закружилась, а ноги ослабели и подкосились. Последнее, что успел увидеть мужчина – обеспокоенное лицо молодого человека.

***
… Весть о гипертоническом кризе Леонида Аркадьевича, разумеется, ужаснула всех друзей, коллег и знакомых, но в глубине души никто не удивился. С юности Леонид страдал повышенным давлением, а в последние годы он еще и сильно располнел, что не могло сказаться положительно на состоянии его здоровья. Определенную роль  сыграл, конечно, и пассивный образ жизни Леонида Аркадьевича…