Выбор

     1.
Мне часто доводилось слышать фразу о жизни, давшей трещину, но ни разу даже в голову не приходило, что наступит день, когда эта фраза прозвучит применительно ко мне. Моя жизнь не просто дала эту самую пресловутую трещину, а буквально разваливалась на части и, хотя я судорожно пыталась остановить неминуемый крах, надежды на спасение оставалось всё меньше и меньше. С каждым прожитым днём убывала вера, а без неё как известно жить нельзя.

 Иногда кажется, что всё рухнуло и ничего уже изменить нельзя: ты висишь над бездонной чёрной пропастью и всем своим существом ощущаешь её манящее горячее дыхание и лишь вера, чудом уцелевшая в тебе в последнее мгновенье перед падением, выхватывает твою душу из лап отчаяния и возвращает к началу дистанции. У тебя появляется второе дыхание, и ты начинаешь новый забег, новую борьбу с жизненной трещиной и лишь одному Богу известно, чем закончится поединок, кто одержит победу. Главное ты должна верить, что и на этот раз трясина безысходности выплюнет тебя и удача повернётся к тебе лицом.

Опустив плечи от горя, я брела по улице и не замечала никого и ничего вокруг себя. Июльское солнце неприятно жгло кожу, а горячий ветер едва успевал поглощать слёзы, непрерывным потоком стекавшие по моим щекам. Минуту назад я вышла из кабинета следователя Жукина, который настойчиво пытался вбить мне в мозг, что мой муж Максим Прилуцкий - убийца и его ждёт неминуемая расплата за содеянное, а он, Жукин, сделает всё от него зависящее, чтобы дело дошло до суда как можно скорее. Сначала этот хитрый лис пытался переманить меня на свою сторону посулами смягчения наказания, если уговорю мужа подписать чистосердечное признание. Поняв, что ни черта у него не выйдет, изменил тактику и затрусил по кабинету, размахивая руками и крича, что мужу отпираться бесполезно, потому что его застукали с орудием убийства в руке над телом своего зама. Какие ещё доказательства вины? Для него, Жукина, к гадалке не ходи и так всё яснее ясного: не поделили деньги бедолаги и один другого замочил. К тому же у мужа в крови было обнаружена «лошадиная» доза алкоголя, а этот факт в свою очередь является отягчающим вину обстоятельством. На все мои возражения, что произошло недоразумение, что не верю в виновность мужа и просьбу искать настоящего убийцу следователь в очередной раз приходил в бешенство и изо всей силы устрашающе стучал ребром ладони о край стола.  Стучи, стучи, хоть кулаком хоть лбом об стену. Никогда не стану на твою сторону и не предам Макса.

  – Ты не любишь своего мужа, поэтому не хочешь, чтобы он получил меньший срок. Потом будешь локти кусать, что не помогла ему, – орал он.

 – Нет, мой муж не убийца! Он не мог убить Ревзина. Я абсолютно уверена в этом. Да и какой у него мотив? Они с Толиком были друзьями с детства, служили вместе в Армии, мы дружим семьями и у нас общий бизнес.

 – Вот-вот! Общий бизнес! Сама же призналась.

 – Да в чём? Это известно многим. Бизнес легальный, есть все необходимые документы. Зачем мужу его убивать?

 – Да за тем, упрямая ты ослица, что они что-то не поделили, я же тебе битый час пытаюсь это вдолбить, то есть объяснить. Это ж как дважды два! Сначала заводят общий бизнес, а потом устраняют компаньона. Это классика! Такое сейчас сплошь и рядом. Чего ты упираешься? Твоего мужа застали с окровавленным ножом. Ты меня слышишь? С ножом!

 - Какой мотив был у Макса, если бизнес не при чём? – продолжала рассуждать вслух я. - Возможно, он машинально поднял нож с пола. Кто знает, о чём мог подумать пьяный человек, да и до мыслей ли ему было вообще в таком состоянии.
 
 - А я тебе о чём толкую? – тут же переключился следователь. - Белка накрыла и прирезал дружка. Вот и весь мотив!

Жукин продолжал давить на меня в том же духе, а я словно отключилась на мгновение, как бы выпала из реальности. Сидела на жёстком стуле (наверное, специально такой неудобный, чтобы выбить человека из душевного равновесия) и невольно оглядывала его кабинет. Да-а, не богато. Скорее ущербно. Ремонта давненько не было, краска на стенах поблёкшая. Мебель, которой больше подходит слово «рухлядь» – старая, компьютер допотопный.  Не уважают тебя здесь, это очевидно. Стало быть, не заслужил. Я перевела взгляд на следователя. Да и сам ты, голубчик, какой-то облезлый и совсем не похожий на здравомыслящего человека.  Интересно сколько тебе лет? За тридцать точно, а всё в старших лейтенантах ходишь. Явный неудачник! Теперь понятно, почему ты как репей прицепился к моему мужу. Почувствовал, что на этом деле сможешь без труда пробиться в капитаны. Нет, сволочь, не быть тебе капитаном! Оторви задницу от своего обшарпанного кресла, поработай, поищи настоящего убийцу, а Макса я тебе не отдам! Не убивал он Толика! И не надо на меня орать и топать ногами! Ишь, как раскалился! Морда красная, слюни брызжут во все стороны. Фу, какая мерзость!

 Словно издалека до меня донеслось:
– Вот ты сможешь доказать, что твой муж не убийца?

– С какой стати это должна доказывать я? Насколько мне известно, это Вы должны собрать улики, доказывающие вину Максима.

 – Да ты не слушаешь меня! Ещё и умничает! Я тут изо всех сил пытаюсь ей помочь, а она стены разглядывает! Муж за решёткой, а она даже слезинку не проронила. И это любящая жена! Давай сюда пропуск, иди и подумай!

  Я подумаю, Жукин. Ох, как крепко подумаю! Подниму на ноги всех друзей, найму самого лучшего адвоката, обращусь, если понадобится, к частному детективу, но докажу, что мой Максим не убийца! А вот слёз моих ты не увидишь (повинуясь подсознанию, моя рука ловко сложила «комбинацию из трёх пальцев»)! Не доставлю тебе эту радость. Вслух же сказала: «Ищите, господин следователь. Кто ищет, тот найдёт!» И напоследок перехватив яростный взгляд Жукина, вышла из кабинета. Лишь завернув за угол отделения, позволила себе расслабиться и разреветься. Ничего, теперь можно.

Так, хлюпая носом, вся в мыслях и слезах, добрела до нашего ресторана, который вот уже пять лет исправно приносил доходы в семью. На этот раз не вошла, как обычно, с парадного входа, а обошла здание и прошла в кабинет мужа, где произошло это страшное событие через подсобное помещение, дверь которого выходила во двор. Не хочу, чтобы меня несчастной и зарёванной видел персонал. Им, бедняжкам за последние две недели досталось! Жукин буквально затаскал на допросы. Итак, все делают вид, что ничего не произошло и жизнь заведения идёт как обычно. Я благодарна коллективу, который сама тщательно формировала в течение последних лет за их чуткость и понимание.

Тело Ревзина вместе с сидящим с ним рядом мужем обнаружил охранник и позвонил сначала мне, а потом вызвал полицию. Никто из персонала ресторана после этого не уволился. Более того, каждый из них сумел подобрать слова, соответствующие моменту и поддержать меня в моей непоколебимой вере в невиновность Макса.

Села в мягкое удобное кресло и прикрыла глаза. Тело ломило, болела голова. Господи, как же я устала! За что мне всё это? Многие верующие люди убеждены в существовании ада и до последнего времени я тоже не отрицала, что он где-то существует. Теперь больше склоняюсь к предположению, что адом называется наша Земная жизнь. Мы рождаемся в муках: больно не только матери, но и малышу приходится не легко. Болеем мы, наши дети, наши близкие. Разве не переживаем за них? А смерть близкого человека? Разве это не адские муки пережить горе потери любимых? Не успела прийти в себя от одного горя, как грянуло второе, а потом и третье подоспело. И всё случилось в течение двух последних месяцев. Не слишком ли много для меня? Видно много успела нагрешить за свои тридцать три года!

Какая невыносимая жара! С трудом поднялась с кресла, подошла к окну и плотно закрыла распахнутую настежь створку. Потянувшись за пультом для кондиционера, невольно бросила взгляд на рамочку с фотографией, стоящую на рабочем столе мужа. Слёзы вновь залили лицо. На снимке, сделанном всего два месяца назад счастливо улыбаясь, Макс обнимал меня и мою маму за плечи, а на переднем плане наш сын Саша прижимал к боку свою любимую таксу Люсю.

 Мамы не стало два месяца назад. Она погибла под колёсами грузовика, спасая Сашу. Ей было всего пятьдесят пять.



2.

Предзнаменований было три. За две недели до смерти мамы в моей голове вдруг возникла траурная музыка, которая звучит на похоронах. Что бы ни делала, куда бы ни шла – эта мелодия назойливо преследовала меня. Я всеми способами пыталась избавиться от наваждения: слушала любимый «Битлз», «Времена года» Чайковского, наконец, измученная и обессиленная, зажимала голову ладонями, как тисками. Все манипуляции были бессмысленными. Похоронная мелодия продолжала греметь в голове несколько дней, пока вдруг в какой-то момент не оборвалась сама по себе и не оставила мой истерзанный мозг в покое.

Это было только начало. За полторы недели до трагедии мы с сыном пошли на рынок. Саше очень нравится сопровождать меня и помогать делать покупки. Ему льстит, что несмотря на то, что ему всего десять лет, мы с Максом разговариваем с ним, как со взрослым и прислушиваемся к его советам. Конечно, он достаточно разумный мальчик, чтобы понять, что иногда мы делаем вид, что принимаем его совет, но ему всё равно приятно. Проходя мимо павильона с цветами, Саша вдруг схватил меня за руку и закричал: «Мама, смотри, какой красивый венок! Давай купим!» В павильоне никаких венков не было, и я вопросительно посмотрела на сына. Он показывал рукой в противоположную сторону, где возле салона ритуальных услуг разместилось целое море всевозможных траурных венков. Я обомлела.

Третье предзнаменование не заставило себя долго ждать. За три дня до страшного события, в пятницу, мне позвонила мама и попросила привезти к ней Сашу. Ей очень хотелось, чтобы он пожил у неё хотя бы пару дней.

 – Натуся, пожалуйста, я хочу поговорить с Сашенькой, побаловать единственного наследника его любимым «Наполеоном». Привези мне внука сегодня, а в понедельник сама отвезу его домой. Люсю тоже захватите, как же без неё.

Через час мы уже были у мамы, и пока Саша уминал за обе щёки бабушкин торт, а собака молящим взглядом следила за каждым движением своего маленького хозяина, в надежде, что кусочек лакомства упадёт на пол, мы беседовали в гостиной. Внимательно посмотрев мне в глаза, мама вдруг произнесла:
 – Знаешь, доченька, я скоро умру.

– Да что ты такое говоришь, мамочка! Да тебе всего-то ничего, пятьдесят пять! Ты же не больна? Правда? – с надеждой на отрицательный ответ заглянула ей в глаза.

 – Правда, не больна, но я чувствую, что скоро меня не станет. Понимаешь, чувствую.

Затем стала рассказывать о своей жизни. Рассказ был длинным, и пока я рассеянно слушала её, мне в голову пришла мысль, что мама, в сущности, очень одинока, что мы редко видимся из-за вечной суеты и работы, а ей не с кем поговорить по душам. Когда я села в такси, мама почему-то долго не отпускала мои руки, а потом вдруг наклонилась обхватила мою голову руками и крепко прижалась губами к щекам, ко лбу, к волосам.

 Всю дорогу домой думала о маме, о том, как несправедливо судьба поступила с ней, отняв в расцвете лет любимого мужчину, моего папу. Нет, он жив и здоров, но последние пятнадцать лет живёт с маминой подругой, конечно, бывшей. Банальная история, каких тысячи. Не хочу вспоминать, что мы с ней пережили тогда. Бог судья и подруге, и папе. Подъезжая к нашему дому, твёрдо решила, что вопрос с мамой надо решать немедленно. Если она наотрез отказывается жить вместе с нами, то нужно постараться убедить её переехать к нам поближе, ну, например, в соседний дом. На днях, на двери одного из подъездов я видела объявление об обмене квартиры на большую площадь, а мамина квартира достаточно большая. Так с мыслями об этом и уснула.

Сон, увиденный в ту ночь запомнился мне в деталях: я стою перед зеркалом в нашей прихожей. Открываю рот и вижу, что зуб расколот пополам, а один из осколков падает на пол. Из ранки хлынула кровь, очень много крови и боль стала такой невыносимой, что я открыла глаза и с тревогой взглянула на будильник. Третий час ночи. «Приснится же такое, – подумала, – утром надо позвонить маме и спросить, что может значить этот сон». До утра, как ни пыталась, так больше и не уснула, а вместе с рассветом, когда рассеялась темнота, ослабла моя тревога и я успокоилась. Простить себе не могу, что так и не позвонила ей! Если бы можно было повернуть время вспять! Не стала бы дожидаться утра. И ещё! Если бы я знала, что наша встреча в пятницу будет последней, то не только слушала бы внимательнее рассказы о её жизни, а схватила бы ручку и конспектировала. Прежде всего, для себя!

В понедельник мама сама позвонила мне во второй половине дня и сообщила, что они с Сашенькой уже в дороге. По голосу поняла, что у неё хорошее настроение и решила, что сегодня же, как только приеду с работы, постараюсь уговорить её перебраться к своему единственному внуку поближе.  Даже подумать тогда не могла, что слышу мамин голос последний раз в своей жизни.

Через час мне позвонили из полиции и сухо, без какой-либо прелюдии сообщили, что гражданка Лагода Анна Сергеевна скончалась от травм, несовместимых с жизнью. Ребёнок жив и невредим. Подробностей по телефону не даём.

Сначала я испытала шок, потом у меня началась истерика. Кто-то из персонала позвал Макса. Они примчались ко мне вдвоём с Толиком и стали отпаивать валокордином. Когда я более-менее пришла в чувство и сказала, что произошло, мужчины подхватили меня под руки (не могла идти сама, подкашивались ноги) и усадили на заднее сидение машины. Через полчаса мы уже входили в нашу квартиру.

 Саша сидел на диване в гостиной, неподвижным взглядом уставившись в стену. Рядом с ним сидела наша соседка Алла Денисовна и гладила его по голове.

– Сашуля! – спотыкаясь, бросилась к сыну, – Сашенька, родной мой, как ты?
В ответ никакой реакции не последовало. Я схватила сына за плечи и встряхнула.
 
 – Сыночек, ты меня слышишь? Ответь, прошу тебя.

– Наташа, у Сашеньки шок. Не надо его трясти. Пусть придёт в себя. Детка такое пережил! Ведь всё случилось у него на глазах! Бедный мальчик!

Произошло следующее. Такси с мамой, Сашей и Люсей подъехало к дому и первой из машины выскочила собака. Видимо, что-то вспугнуло её, и она вместо того, чтобы бежать по направлению к подъезду рванула в сторону дороги прямиком под колёса мчащегося грузовика. Саша побежал её спасать, но было уже поздно. Раздался режущий сердце визг и Люси не стало. Самого Сашеньку в последний миг буквально выхватила из-под колеса побежавшая за ним мама, а сама не успела спастись.
Алла Денисовна смахнула слёзы и предложила мне выйти с ней на лестничную площадку.

 – Наташа, я очень сочувствую вашему горю. Понимаю, что нет слов, способных вас утешить, но всё же, слава Богу что Сашенька не пострадал. У меня есть знакомый психолог, он поможет ребёнку прийти в себя.

Похороны мамы для меня прошли как в тумане. Максим время от времени подносил какие-то капли, и я послушно опустошала пиалу за пиалой. В какой-то момент мне показалось, что весь этот ужас происходит не со мной и я во всём этом действе всего лишь сторонний наблюдатель. От количества выпитого успокоительного мозг почти выключился и потерял способность сопротивляться сознанию того, что мамы нет и больше не будет никогда. Болезненное спокойствие овладело всем моим существом. Лекарство сделало своё дело. Я сидела на стуле и изредка всхлипывала без слёз.

Единственный раз предприняла попытку возмутиться, когда фотограф, непонятно кем нанятый начал лезть объективом мне чуть ли не в лицо. Не понимаю, зачем вообще фотографироваться на похоронах? На память? На какую такую память? Мне всегда не нравилось, когда родственники чуть ли не позировали рядом с покойным.

 Два года назад мы провожали в последний путь моего дядю. Меня покоробило, когда тётя, больше десяти лет состоявшая с ним в разводе подошла к гробу и попросила фотографа снять поцелуй, который она тут же незамедлительно запечатлела на лбу покойника, оставив яркий след губной помады. Кому нужно это представление? Тёте, которая давно жила своей жизнью и напоминала дяде о себе только тогда, когда ей нужна была помощь, преимущественно материальная? Покойнику? Не думаю, что для него это важно.

Едва взглянув на фотографии с похорон мамы, переданные мне Аллой Денисовной (нас не было дома, когда их доставили), разодрала их в мелкие клочья и, не откладывая на потом, выбросила в мусоропровод. Не буду, как многие мои знакомые хранить память о дне похорон. Человек жив, пока жива память о нём. Я помню маму живой, улыбающейся и такой буду хранить её в своём сердце.
 
После поминального обеда, когда все гости ушли, мне удалось, наконец, выплакаться. Не скажу, что стало легче, хотя многие утверждают, что слёзы приносят облегчение. Какое там, если мой сын онемел от перенесённого шока. Несколько дней он не обращал внимания на наше обращение к нему, словно не слышал. Лишь на пятый день начал поворачивать голову на звук моего голоса. Я не отходила от него ни на минуту.

 Мы ездили с ним к психологу, которого рекомендовала Алла Денисовна. Нам объяснили, что так бывает, что это реакция организма на стресс. Тот факт, что Саша начал реагировать на наше присутствие, говорит о положительной динамике и что, возможно, в скором времени речь вернётся.

 – Не пытайтесь заставить сына говорить. Делайте вид, что ничего не произошло. Ребёнок заговорит сам.

Психолог предложила устроить Сашу в психоневрологический пансионат, расположенный за городом в лесу.
 – Не спешите возражать. Это частное заведение с прекрасными специалистами. Там лечат детей с такими проблемами, что вам и не снилось. Вы сможете навещать сына каждый день, в любое время.

Мы наотрез отказались от такого предложения, но, когда арестовали Макса, мне пришлось пойти на этот шаг. Я очень нервничала, не спала по ночам, и мне не хотелось, чтобы мои переживания передались сыну. Ему и так досталось. С утра бежала на работу, потом ехала на очередной допрос к Жукину, а ближе к вечеру, захватив что-нибудь вкусненькое, мчалась к Саше и сидела с ним допоздна. Сын вёл себя достойно: не капризничал, внимательно слушал рассказы, которые читала ему, и крепко обнимал, когда собиралась уезжать. Он производил впечатление абсолютно здорового ребёнка, а это так и было. Только не говорил.

Вот так всё это случилось. Я опять потянулась к пульту, выключила кондиционер, поднялась с кресла и направилась к машине. Пора ехать к сыну. Первая попытка завести двигатель успехом не увенчалась, как и вторая, впрочем, тоже. Это что, бунт? Ко всем несчастьям ещё и это! Я позвала нашего охранника Степана, попросила позвонить в автосервис и уладить вопрос с ремонтом машины, а сама двинулась к автобусной остановке. Конечно, можно было вызвать такси, но почему-то такой выход из ситуации в голову не пришёл.
3.

Долго ждать не пришлось. Уже в автобусе, я вдруг вспомнила, что маршрут проходит мимо маминого дома и загрустила. После её гибели так и не решилась съездить туда. Никак не могла смириться с мыслью, что её там нет, что мне придётся открывать дверь своим ключом, который был у меня всегда. Меня пугала неминуемая пустота в квартире и сам скрежет этого ключа, но самое страшное было не это!
Больше всего боялась того нежилого запаха, который всегда появляется в помещении, где долго отсутствует хозяин. Конечно, в квартире всё осталось так, как при жизни мамы, вернее, как в тот понедельник, когда они с Сашей поехали к нам домой. Наверное, настенные часы всё ещё идут. Вещи лежат на том месте, где их оставила мама, когда переодевалась, а в до сих пор работающем холодильнике остатки испорченного «наполеона», который она с удовольствием готовила для любимого внука. Всё же нужно собраться с духом и съездить. Вот заберу машину из автосервиса и в ближайшую субботу поеду. Кроме меня некому.

Ехать нужно было минут сорок. Сидя на заднем сидении, я задумалась. Мне тридцать три года, а жизнь закончилась. Мама, моя родная мамочка, к которой была так привязана и которую любила безмерно погибла. Я не услышу больше её голоса и не прижмусь к её груди. За что? За что мне такое наказание?

 Муж, мой любимый мужчина в тюрьме, мама на кладбище, сыночек, моя звёздочка, в психушке. Пусть, это лечебное учреждение гордо именует себя пансионатом для пациентов с психоневрологическим расстройствами, суть от этого не меняется. А я? Разбита, раздавлена, одинока в своей беде. Кому нужны мои проблемы? Моему папочке, который так подло бросил нас с мамой и сбежал к Симоне, к маминой лучшей подруге, которую на самом деле зовут Серафима? Видите ли, они с мамой перестали понимать друг друга.

Интересно, а какого понимания он хотел, если сначала начал рявкать на маму без всякого повода, потом вовсе перестал общаться с ней. С работы приходил за полночь, а иногда и вовсе «ночевал у друга». У них с Симоной, видите ли, неземная любовь и полное согласие во всём и по любому вопросу. Не верю я в это! Так не бывает! Скорее всего, папу накрыл очередной критический возраст и у него «поехала крыша», а Серафима просто попала ему под горячую руку. Не она, так другая нашлась бы, а здесь так всё гладко и удобно устроилось: жена рядом, любовница тоже почти всегда под боком. Самое главное, что обеих знает много лет, а точнее двадцать. Успел изучить их привычки, знает сильные стороны характеров, да и слабые изучены неплохо. Можно манипулировать обеими подружками и всегда быть в шоколаде.

 А Серафима? Вот змея подколодная! Двадцать лет дневала и ночевала в нашей семье. Ни одного яркого события, ни одного семейного праздника не прошло без её участия. Всегда была желанной гостьей на всех посиделках. Называла мамочку любимой сестрицей, ангелом, душенькой, а сама выжидала момент, чтобы увести из семьи папу. Ведь были у неё мужчины, не была она святошей! С несколькими претендентами на её тело она знакомила моих родителей, когда мы ездили на природу за город. Мужчины были симпатичные и неглупые. Вот и выбрала бы кого-нибудь из них себе в спутники жизни. Так нет, папу моего ей подайте! Эта гадюка даже на похороны не пустила его. Я уверена в том, что по своей воле папа не мог отказаться проводить в последний путь любимую им когда-то женщину и мать его единственного ребёнка. Ничего, пусть живут! Когда-нибудь им аукнется их предательство!

Я вышла из оцепенения, когда до моего сознания дошло, что уже минуту не спускаю глаз с девушки, стоящей у выхода из автобуса. Господи, а это кто? Эту фигуру я знаю, это платье мне тоже до боли сердечной знакомо. Да у неё на шее точно такое же колье, как у меня, подаренное родителями на выпускной вечер в средней школе! Перевела взгляд на ноги, и стало не по себе: на них красовались мои любимые босоножки тринадцатилетней давности. Меня уже била нервная дрожь, а когда девушка повернула лицо в мою сторону и рассеянным взглядом равнодушно взглянула в окошко за моей спиной, то я чуть не заорала от ужаса: этой девушкой была я!
В голове мигом пронеслась история о призраках - двойниках предвестниках смерти. Всем известно, что Екатерина Вторая незадолго до смерти видела своего двойника, сидящего на троне. Она даже слуг позвала, чтобы они прогнали самозванку. Мне стало по-настоящему страшно.

В этот момент автобус остановился, и мой двойник вышла в распахнутые двери. Всё ещё дрожащая и взволнованная, как можно скорее, насколько позволяли ставшие непослушными ноги, я ринулась за ней. Был момент, когда испугалась, что упущу её, но, когда огляделась и поняла где нахожусь в данный момент, успокоилась и перевела дух: девушка торопливо шла по знакомой мне с детства улице, по направлению к дому, в котором мы когда-то жили всей семьёй. Потом в нём жила моя мама до той самой трагедии. Я почти настигла двойника и уже протянула руку, чтобы тронуть за плечо и остановить, как вдруг споткнулась обо что-то, потеряла равновесие и рухнула на асфальт, сильно ударившись головой.




4.

Не знаю, сколько времени я оставалась без сознания, но когда начала медленно приходить в себя, то услышала чьи-то голоса. Вначале это был, скорее гул. По мере того, как я оживала, гул понемногу утихал, а ему на смену пришла вполне членораздельная речь. Разговаривали две женщины. Мне показалось, что их голоса уже когда-то слышала. Вздрогнув от осенившей меня догадки кому они принадлежат, открыла глаза.

 – Натусечка, очнулась, доченька. Как хорошо, что рядом с тобой в тот момент оказалась Симона! Она к нам шла и во дворе увидела тебя. У неё на глазах ты споткнулась и упала. Симона подбежала и попыталась помочь тебе подняться, но ты была без сознания. Она позвала на помощь проходящих мимо соседей, и они принесли тебя домой. Мы вызвали «скорую». Детка, тебе очень больно?

Я смотрела на маму, что называется «во все глаза» и не могла произнести ни слова.

– Наташа, почему ты на меня так странно смотришь?

– Кккак?

– Как на привидение, не иначе, – слегка улыбнулась мама.

 – Анечка, мне жаль, что я не успела её подхватить. Всё произошло так неожиданно, – сокрушался Симонин голос.

 Я перевела удивлённый взгляд на мамину разлучницу. Тотчас раздался встревоженный голос мамы:
– О, Господи, неужели Натуся нас не узнаёт? Доченька, ты узнаёшь нас?

Я молча прикрыла глаза в знак согласия, а сама подумала, что всё это мне только кажется, потому что действительно ударилась головой. Так бывает, но это пройдёт. Я ведь в своём уме и осознаю, что мама и Симона не могут быть вместе и тем более разговаривать со мной. На это есть несколько причин. Во-первых, маму мы недавно похоронили, а Симона жива и здорова. Они в принципе не могут находиться рядом. Они в разных мирах. Во-вторых, они уже пятнадцать лет не встречались и не общались. Ничего, вот полежу немножко, мозги улягутся на место и всё станет на свои места. А сейчас я в бреду.

 Между тем мамин голос продолжал:
– Вот горе, Симоночка! Со смертью Вити осиротели все: и мы с Натусей и ты, моя подруженька. Как нам было хорошо, помнишь? Он такой весёлый был, так легко было с ним! А как умел ухаживать за дамами? Не только пальто подавал, но даже молнию на сапожках застёгивал. От него все женщины были без ума.

– Да уж! Разве можно его забыть? На него многие женщины поглядывали, но любил он только тебя, Анечка!

– Симона, я поняла, почему Наташа, когда очнулась, так странно смотрела на нас с тобой. Девочка ещё не пришла в себя после похорон Вити. Ты же знаешь, как она любила отца. До сих пор не верит, что его не будет с нами никогда, а тут ещё это падение. Пусть полежит, успокоится и всё образуется.

Я вновь открыла глаза и хотела спросить, когда умер папа, но увидев перевязанную чёрной ленточкой фотографию папы на комоде, стоящем напротив кровати, на которой лежала, прикусила язык. Хорошо, что не спросила, а то они списали бы мой вопрос на травму головы.

Наконец, приехала «скорая». Врач осмотрела меня, задала обычные, в таких случаях вопросы: не кружится ли голова, не тошнит ли, не было ли рвоты и что беспокоит в настоящий момент. Ничего из вышеперечисленного я не испытывала, а также ничего, на что хотела бы пожаловаться в настоящий момент у меня не было. Так, слегка гудела голова. Доктор не нашла причину немедленной госпитализации, но предупредила, что в случае ухудшения самочувствия нужно обратиться в поликлинику.

В знак согласия я поморгала глазами, тихо промямлила «спасибо, доктор», а когда она удалилась ещё раз внимательно оглядела комнату. Да, это моя комната. Мебель той же, тринадцатилетней давности. По моим подсчётам мне сейчас двадцать лет.

  – Мама, а где Макс?

– Какой Макс? Максим что ли? Прилуцкий? Так в Армии он, где же ему ещё быть?

 – Как в Армии? У него же плоскостопие. У него освобождение от службы.

 – Вот ещё новость! Да он уже второй год дослуживает, кому как не тебе это должно быть известно? Ты же с ним переписываешься и чуть ли не часы считаешь до вашей встречи.

– А Сашенька где?

 – Ты о ком спрашиваешь, доченька?

 – О сыне нашем, о Сашеньке, о ком же ещё? О твоём внуке.

 – Бог с тобой, Натуся, о каком внуке? Нет у тебя сына. Ты зря обманула доктора! Видно сильно повредила голову. Сегодня отлежись, а завтра всё же пойдём к врачу.
 
 Я прикусила губу. Если мне сейчас двадцать лет, а Макс служит, то, логично, что я не замужем и у меня не может быть десятилетнего сына. Мы поженились с Максом, когда мне было двадцать два года. Он никогда не служил в Армии. Ко дню нашей свадьбы он окончил инженерно-строительный институт.

 – Мама, а что случилось с папой? Он болел? – временная амнезия, в которой подозревали меня мама и Симона сыграла мне на руку, и я решила расспросить о своей жизни подробнее. Хотя о какой такой жизни? Что этим хочу себе сказать?

 Подруги переглянулись, помолчали немного, а потом слово взяла Симона.
 – Нет, Витя был здоров. Ты же помнишь, он подрабатывал извозом (я машинально кивнула)? Его нашли в багажнике машины на четвёртые сутки после исчезновения. К сожалению, слишком поздно.

Подруги зашмыгали носами и удалились в соседнюю комнату. Я лежала и лихорадочно соображала. Как оказалась в прошлом? И ведь это даже совсем не то прошлое. В то время и в том прошлом, которое имело место быть, мы с Максом учились в институтах. Он – в строительном, я – в пищевом. Макс не собирался служить в Армии и у него действительно плоскостопие. Отец никогда не подрабатывал извозом, был жив и к тому времени уже два года благополучно жил с Симоной. Мне было двадцать лет, и мы поженились с Максом только через два года. Конечно, Сашеньки тогда и в проекте не было. В прошлом, в котором оказалась сейчас, уже изменение в том, что папа не ушёл к Симоне два года назад, как это было на самом деле, а жил с мамой и погиб от рук подонков. Лучше бы ушёл и остался жив! Господи, да какая же из двух жизней настоящая? Почему мне показывают вариант, которого на самом деле не было? Зачем? Я прекрасно помню, что тогда всё было не так, как сейчас кто-то пытается мне навязать.

Ведь существует ещё один вариант, моё настоящее и я его отчётливо помню.
  Не знаю, сколько времени прошло в раздумьях. Возможно, я задремала, а когда вновь открыла глаза, увидела маму и Симону. Пока отдыхала, они напекли моих любимых пирожков с капустой, и теперь пришли помочь мне перебраться в кухню почаёвничать.

Мы сидели за круглым столом, ели пирожки, прихлёбывали крепкий сладкий чай, а я попеременно смотрела то на маму, то на её верную подругу. Наслаждаясь приятной компанией, вдыхала запах того времени и думала, думала, думала. О чём? О том, как приятно сидеть рядом с мамочкой, положив голову на её тёплое надёжное плечо. Как здорово опять слышать её голос и чувствовать себя такой юной и уверенной в себе. Здесь, в этом времени нет той истерзанной несчастьями и измученной допросами Натальи Прилуцкой. Здесь есть надежда на светлое будущее и возможность немедленно его изменить.

А что? Это же шанс! В этой жизни я потеряла отца и это уже не поправимо. Да, его нет, но он не предатель. Симона оказалась настоящей верной подругой. Она и не думала соблазнять папу и уводить его из семьи.   Максим ещё служит в Армии, и я сделаю так, что он никогда не попадёт в тюрьму. Я не допущу, чтобы они с Толиком стали партнёрами, тогда Толик останется жив. В этом прошлом жива мама и ещё долгие годы будет со мной и с Сашенькой. Стоп! Саша! Наш сыночек, наш лапуся! Он же у нас уже есть! Он такой славный, такой любимый. Ему нужна моя помощь! После того, что случилось у него на глазах, он не может говорить. Не могу же я оставить его там, в моей несчастливой жизни одного, маленького и беспомощного и сделать вид, что его не было. Вот это было бы бесчеловечно! Вот это был бы поступок Иуды с той лишь разницей, что он продался за тридцать сребреников, а я за возможность начать новую жизнь отрекусь от своего ребёнка.

 А Макс? Он же пропадёт в тюрьме, такой порядочный и совершенно невиновный в преступлении. За что ему такое наказание? Если меня не будет в том времени, то Жукин непременно его достанет. Он не будет искать доказательства невиновности Макса, ему, Жукину, это не выгодно. И никто не будет заниматься этим. Только я могу помочь своим дорогим мужчинам!

«Так, Наташа, подожди, – слащаво уговаривал чей-то, не иначе как бесовский голос, – если ты останешься в этом времени, настоящее, из которого ты попала сюда, исчезнет, а ты создашь новое, более счастливое. Подумай! Ты пойдёшь правильной дорогой, не сделаешь ни одной ошибки, не допустишь ни одного промаха. Какая замечательная и счастливая жизнь ждёт тебя и твою семью!»

Я невольно прислушалась. Ведь верно! Как заманчиво изменить будущее!  Уж было собралась помечтать, каким прекрасным его вылеплю, но мысль, пронзившая мозг, заставила остановиться. Наташка! Если есть прошлое и оно материально, значит, параллельно ему есть не менее материальное настоящее. Оно тоже существует, и оно никуда не исчезнет. Как просто! То есть ты в этом времени будешь строить такое будущее, которое тебе нарисует твоё воображение, а там, в том времени, из которого ты попала сюда, двое близких тебе людей будут страдать всю оставшуюся жизнь. Ты хочешь наказать их? Интересно за что? Ценой их страданий ты обеспечишь себе другую жизнь. Ту, которая будет выгодна тебе. Какая подлость!

 – Есть ещё один вопрос, Наташа, – отмахнувшись от непрошенного советника, обратилась сама к себе, – а как же твой двойник? Куда он делся? Возможно, та Наташа, за которой ты пошла, таким же мистическим образом оказалась на твоём месте в твоём настоящем. Ей каково? Вдруг она не захочет взваливать на свои плечи такую тяжкую ношу. Разве не аморально с твоей стороны навязывать ей больного ребёнка и без пяти минут осуждённого за чужое преступление мужа? А как она воспримет известие об измене отца, предательстве Симоны, и, наконец, самое страшное, о гибели мамы. Разве не жестоко поступить так пусть даже со своим двойником?

Голова гудела, но уже не от травмы, а от мыслей. Я поняла, что своими переживаниями и своим нытьём о моей, не совсем удачной жизни, мне было суждено разбудить какие-то силы и именно они забросили меня сюда, в эту жизнь и предоставили шанс сделать выбор. Только вот интересно, какие это силы? И какую плату они потребуют от меня? Ничего никому не даётся даром и за всё в этой жизни нужно платить. Это известно всем. Всё, надо спать, а утро принесёт мне правильное решение.


5.


Я проснулась, когда за окном ещё серело. Было раннее утро. Тихонько, чтобы не разбудить маму, мышкой прошмыгнула в ванную, наскоро привела себя в порядок, потом долго стояла в дверях маминой спальни и смотрела на неё. Как трудно было побороть искушение броситься к ней, разбудить, обнять, вдохнуть на прощание родной запах, но я справилась. Взглянув в последний раз на самого главного человека в своей жизни, не оборачиваясь, решительно выскочила на улицу. Я не думала, каким образом вернусь обратно в моё настоящее, просто интуитивно шла к автобусной остановке.

Людей в первом утреннем автобусе было очень мало. Как в прошлый раз, я села на заднее сиденье и автобус помчал меня в обратном направлении, то есть к моей остановке, к тому месту, откуда я попала в этот автобус из моего настоящем. Выходя через заднюю дверь, я увидела, как через переднюю в автобус в буквальном смысле слова стремительно ворвалась та самая «Я» из предложенного мне кем-то варианта моей новой жизни.  Не окликать её, не привлекать к себе внимание не стала. Зачем? Ведь почему-то она попала в моё настоящее, как я в её? И, видимо, как и я, приняла решение вернуться в своё время. Мы обе сделали выбор. Добравшись домой, и наскоро перекусив, позвонила в автосервис. Мне сказали, что машина готова и что они не могли до меня дозвониться.

  – Ещё бы, – невольно улыбнулась я, – было бы интересно, если бы вы всё же смогли это сделать.

 – Простите?

 – Нет, это так, мысли вслух.

Вызвав такси, через пятнадцать минут уже входила в ворота автосервиса. Оплатив счёт, с удовольствием уселась за руль и включила зажигание. Через час я въезжала в ворота на территорию пансионата.

 Саша в компании с нанятой мной сиделкой гулял по аллее парка. Когда он увидел меня, раскинул руки и побежал навстречу. Я подхватила его, прижала к себе родное тельце и покрыла поцелуями щёки, носик, волосы. «Нет, ни за какие блага не откажусь от сына! Какую распрекрасную новую жизнь мне не обещали бы!» Сашенька вдруг закашлялся и прошептал: «Хочу домой».

 – Что, моё солнышко? Что ты сказал? Повтори!

– Мамочка, я хочу домой.

Обратно мы ехали вдвоём с сыном. Саша щебетал без умолку, а я крутила баранку и наслаждалась его голосом.

6.

Вот уже битый час следователь Жукин сидел в своём кабинете в позе роденовского мыслителя с той лишь разницей, что в отличие от известной скульптуры ваятеля, время от времени сердито раздувал небрежно выбритые щёки и шумно выдыхал воздух вместе с отборным матом. Вот же гадство! Дело, которое поначалу казалось ему до смешного простым и сулящим долгожданную звёздочку на погонах развалилось как карточный домик. Жукин машинально поднёс руку к погону и провёл по тому месту, где, по его убеждению, должна была появиться заслуженная звёздочка. Надо же! Сорвалось! А как гладко шло с самого начала!

Опергруппа незамедлительно, сразу же после звонка охранника прибыла на место происшествия. Предполагаемого, а по мнению Жукина самого, что ни на есть настоящего убийцу застали чуть тёпленького с окровавленным ножом в руке. Этот придурок был в стельку пьяный и даже не понял, что натворил. Он даже не пытался оказать сопротивления. Его взяли под белы рученьки, нацепили браслеты и чуть ли не отнесли в машину, потому как он даже передвигаться самостоятельно не мог.

 Утром на допросе этот урод только и делал, что просил воды и за два часа выдул никак не меньше ведра. Этот Прилуцкий упирал на то, что он ничего не помнит. Не помнит, как оказался в своём кабинете, как пырнул ножом Ревзина. Пить меньше надо! Не пьющий говоришь? Да не надо так нагло врать! Почти четыре промилле в крови. Это сколько же надо вылакать. Ну и здоров бык! Другой бы откинулся, а он ещё и ножиком махнул и попал не куда попало, а в самую печень. Как предъявил ему обвинение, когда он очухался, так он едва в обморок не свалился, клоун! Не верил, что способен на такое. Как же! Так ему и поверили.

С помощью адвоката почти убедил подозреваемого подписать чистосердечное, а тут эта дура жена вмешалась, свидание с мужем выпросила, якобы затем, чтобы повлиять на него, а сама заставила его отказаться от услуг государственного адвоката и уже на следующий день как чёрт из табакерки появился этот умник из частного адвокатского бюро. Дотошный оказался. Как собака во всё нос засунул и докопался: нашёл свидетелей, которые видели, как Прилуцкого в прямом смысле спаивали в ресторане его конкурента, а потом чуть тёпленького посадили в машину и куда-то увезли. Этот адвокатишко раздобыл где-то запись с камеры видеонаблюдения, которая зафиксировала, как Прилуцкого чуть ли не за ноги вытащил из машины какой-то неизвестный бугай и почти волоком перетащил через порог его же ресторана. Время на записи не совпадало со временем убийства, установленного экспертом – криминалистом. То есть подозреваемого привезли в его собственный ресторан, когда Ревзин был мёртв уже полтора – два часа. Чёрт побрал бы эту фирму по недвижимости, которая как на грех всего лишь за неделю до убийства установила эту пресловутую камеру.

 Ещё эксперт установил, что Прилуцкий был в таком состоянии, что убедительно не мог нанести смертельный удар, он и на ногах-то едва держался. Вся эта опера закончилась весьма банально: Прилуцкого отпустили под подписку о невыезде, дело отдали другому следователю, а он, Жукин, как всегда получил предупреждение и совет быть более расторопным, объективным и добросовестным, иначе будет поставлен вопрос о его несоответствии занимаемой должности. Будь они все неладны!


7.


В город тихо и незаметно пришла осень. Вечерами и по утрам уже свежо, а днём всё ещё ощущаются отголоски тёплого лета. Саша, придя домой из школы и сделав уроки, до темноты гоняет мяч во дворе. С Макса сняли все подозрения и отменили подписку о невыезде. Новый следователь оказался настоящим специалистом в своей области и нашёл убийцу Толика. Заседание суда назначено на конец месяца.

Жизнь набирает обороты. Мир уже не кажется мне таким враждебным. Наше трио опять в полном сборе, и мы потихоньку отходим от нахлынувших на нас бед.

 Вчера ездила на кладбище. Когда подходила к могиле мамы увидела, что я не одна. Склонив голову над красным мрамором, спиной ко мне стоял папа.  Горячая волна негодования накрыла меня с головы до ног. Хотела подойти, высказать ему всё, что думаю о них с Симоной, накричать, наконец.

 Твёрдым шагом решительно направилась к застывшей в скорби фигуре, а когда подошла совсем близко, что-то внутри меня сжалось, я вдруг ощутила себя старше, рассудительнее, мудрее. Гневные слова застряли где-то на пути и вместо обвинительной речи я тихо позвала: «Папа»! И осторожно положила руку на родное плечо.