Старая учительница

 
       Я возвращалась из магазина с батоном и двумя морковками. Больше ничего не могла себе позволить, - до пенсии еще неделя. Экономия и еще раз, экономия.
       Плотно набитая клеенчатая сумка  стояла в подъезде под почтовыми ящиками. От нее исходил умопомрачительный запах копченой колбасы.
       Сосед этажом выше, любитель выпить,  с грохотом падая, поднимался по лестнице. Я могла окликнуть, могла позвать его жену, но не сделала ни того, ни другого.
        Когда сосед, наконец, преодолел мой этаж, я с тяжелой ношей поспешила скрыться в своей квартире.   
       Сумка была доверху наполнена едой. Я давно не видела, чтобы кто-то покупал колбасу и сыр килограммами. И еще кусище сливочного масла.
   
       Первое, что я сделала, это намазала толстый слой масла на кусок бутербродного хлеба, никогда его не покупаю, дорогой для меня, за те же деньги можно купить хлеба в два раза больше. И стала есть, ела  и не могла остановиться. Даже вставала ночью и доставала из холодильника уже давно недоступную еду
      
       На следующий день соседка ходила по квартирам и  спрашивала, не видели ли сумку с продуктами. Ко мне она не постучала,  дождалась, когда я вышла с пакетом мусора.
                - Здравствуйте, Генриетта Дмитриевна, -  вежливо обратилась она, - вы не видели в подъезде сумку? Такую, серую. Мой Генка ее оставил внизу.
      Я твердо ответила:
                - Нет.
    
      Потом переживала, что прозвучало неубедительно. Но, кажется, никто видел, как я вошла в подъезд, иначе бы она со мной другим тоном разговаривала.
      Если бы она знала, что я несла выбрасывать изрезанную сумку. Куски завернула в плотную бумагу, в мусорный бак швырнула отдельно от пакета. Пожалела, конечно, что соседка видела, как я несла мусор. Но что делать, у вора на душе всегда неспокойно.
    
      Никогда в жизни я не взяла ничего чужого, даже в детстве,  росла доброй девочкой, отдавала все, что у меня просили. Мама злилась и часто повторяла: «Запомни, доброта хуже воровства». Я тогда не спрашивала у нее, почему хуже, но догадывалась, какой смысл мама вкладывала в эту фразу: нельзя попустительствовать  жадности.
    
      С тем и жила. И что же? Меня уволили из школы, когда я отказалась брать деньги с родителей на ремонт крыши.  Директор сказал, что после дождя, на потолке кабинета физики появляется сырое пятно, есть опасность короткого замыкания и, как следствия, пожара.
      После увольнения я встретила учительницу физики. Она пожаловалась, деньги собрали, но куда они делись, неизвестно.  После дождя все так же на потолке кабинета появляется сырое пятно.
      
      Генка, у которого я утащила сумку с едой, работает на автостоянке. Видимо, неплохо зарабатывает, - владельцы машин небедные. Всю весну из его квартиры доносился грохот отбойного молотка. Что они там переделывали, не знаю, но у меня поднималось давление, болело сердце.
       Нет, я не оправдываю себя, но каши надоели жутко! Никогда раньше не ела их. Говорят, полезно. Чем невкуснее, тем полезнее.   
      
       Дорогая еда не пошла впрок.   От сырокопченой колбасы заныла печень. Пришлось пить таблетки.    Потом начались муки совести. Невыносимые. Мысль, что я задержалась на этом свете, не давала ни сна, ни покоя. Умер уже давно единственный сын, умерли  родители, муж и брат.  Есть приятельницы, но разговаривать с ними, встречаться, не было сил, и я  даже отключила телефон. Правда, предупредила, что буду ходить с утра в поликлинику на уколы, потом спать. Так что сама позвоню.
   
       Мучила мысль, что кто-то видел, как я взяла сумку. Не может быть, чтобы никто не видел. Так не бывает, свидетель всегда находится. И теперь  все знают о моем позоре. Хотя для многих это не позор, а способ существования.
        Я  почти не выходила из своей квартиры. Вышла раз и столкнулась с соседом последнего этажа, - алкашом Лехой.
 
                - Здравствуйте, Алексей, - поздоровалась я. - Не знаете, нашли они того, кто сумку украл?
                - Они думают на меня, - ответил он.
                - Вам, наверное, неприятно, что о вас так думают. Вернее, клевещут.
                - А хоть бы я. Пусть докажут сначала, - он засмеялся беззубым ртом.
                - Но все же нехорошо это.
                - Что нехорошо? Когда вор у вора украл, - нехорошо?
         Он быстро спустился вниз, хлопнула дверь.
 
         Вор у вора украл, - крутилось в моей голове. Я  не могла успокоиться. Понимала, что сердце не выдержит, но не могла. Придется восполнить  украденное, купить продукты и оставить перед их дверью, позвонить и сбежать. А вдруг не успею? Оставить и уйти?  Но ведь могут украсть. Тот же Леха – алкаш возьмет и угрызениями совести мучиться не будет. Ладно, сначала надо все купить, а потом решу, как мне поступить.
 
         Но когда я подошла к прилавку с сырами и колбасами  в супермаркете недалеко от дома, поняла, таких цен мне не осилить.  Весь  набор обошелся бы  в четверть пенсии, если не больше.   
 
         Ночью  проснулась от сердечной боли и поняла,  надо идти  к соседям  покаяться.
         Но утром я была уже не так решительно настроена, протянула до сумерек, наконец,  вышла из своей квартиры. И вдруг увидела его,  Генку. Он стоял в семейных трусах,  что больше всего меня возмутило, и откручивал лампочку.  Стоял на моей лестничной площадке и откручивал лампочку. То, что не вкручивал,  я сразу догадалась.
         
         И тут я закричала:
      
                - Ах ты ворюга!Вот кто у нас лампочки ворует!
                - Че вы, че вы, Генриет Дмитривна, да не взял я, - он отступал, показывая руки, наконец, повернулся и побежал по ступеням в свою квартиру.
         Но я продолжала кричать и не могла остановиться. Как когда-то в школе, истерила от нервных перегрузок, и потом становилось легче. Но сейчас легче не было. Боль навалилась на грудь.
      
         С грохотом, усиленным эхом,  открылась железная дверь, кто-то быстро спустился по лестнице. Женский голос тревожно произнес:
                - Вам плохо?  Скорую, надо вызвать скорую.
         Очнулась я на собственном диване. Пахло лекарствами. Рядом на стуле сидела жена Геннадия:
                - Напугали вы нас. Ничего, врач сказал, пройдет. Только вам нельзя нервничать. Я ведь не знала,  что Генка лампочку хотел украсть. Если бы знала, не позволила бы, я не вру, - оправдывалась она.
   
        Хотелось спать. Когда я проснулась, болело горло,  но грудь отпустило, - дышалось  легко и глубоко. Приятно пахло апельсинами. Еще поживу.
        Я включила телефон.