Скамейка в парке... Из повести Первый поцелуй

                Скамейка в парке
- «Здравствуй, милая!» – точно мы прожили годы и я просто встречаю, взял тебя за
руки.  Но тут гроза просверкала меж нас - мы же друзья!..
     Какие мы, к черту, друзья? Я не хочу быть друзья! Надо что-то соотнести, выправить положение. Я отчетливо видел теперь застарелость своей слепоты, нес какую-то ахинею,  а ты молчала, с недоумением взирая на обалдевшего соседа. Карие, лучистые глаза с жуликоватым интересом, по-новому оглядывали меня, радостно пытаясь понять что произошло.
- «Что с тобой произошло?» - наконец спросила ты. И я пришел в себя. Пришел и
обнаглел.
- «Произошло то, что я тебя хочу… хочу пригласить на свидание!».
- «Свидание? Но ведь мы и так видим друг друга. Это и значит свидание.
Вот я, - видь…»
- «Нет-нет, я хочу не так. Я хочу, чтобы настоящее свидание, в парке, на скамейке, у
старого жасмина. В точно условленный час… слушай, приди ко мне на свидание?
У меня никогда не было настоящего свидания…»

                Опасное мгновение
     Не знал я твоего ритма. Время у тебя протекало совсем иначе, нежели у меня. Несоответствие ритмов стало мукой. Сколько недоразумений принесли в нашу жизнь условленные минуты, выливавшиеся в часы! Моя минута равнялась твоему получасу, не меньше. Я бесился, ожидая, и цвет первых мгновений, самый свежий цвет узнавания обкрадывался. Он обстригался хронометрическими ножницами – поверху, в нежном цветении. Минуя верховную праздничность первых мгновений, мы сразу вплывали в будни. Поначалу еще прекрасные, сварливые будни…

     Но я не знал, и первое опоздание – часика на полтора – только взъярило гон.
А еще и солнце, страшное весеннее солнце!..Я вскакивал со скамейки, кружил по парку, как волк. Рычал, возвращался. Снова рыскал  – не перепутала ли место встречи?..
      Не перепутала. Неторопливо, как все и всегда совершала, подплыла, села на скамейку, предварительно убедившись в ее чистоте, и буднично спросила:
- «Ну, что будем делать?»
- «Как что! – взвыло во мне. - Ты опоздала на свидание, я зол… но все равно прямо
сейчас я буду тебя целовать, не понимаешь?..»  - вопль стоял в глазах, как на картинке, ты не могла не понимать. И все-таки не понимала. Сидела, побалтывая хорошенькой ножкой, разглядывала прохожих, провожала  медленным поворотом головы, и ждала.
     Вот это мгновение и было самым опасным. Оно-то и мучает по сей день: ты ждала, а я боялся тебя поцеловать. Но почему, почему? Ты же дала знать – я еще не твоя, но при известной настойчивости с твоей стороны стану ею. Решайся, бойся - проблемы твои, а я свое слово сказала. Вот свидание – видь.

                Кащеева игла
     Я должен понять и ответить – что распирало грудь, заставляло тяжко ухать и колотиться сердце? Ибо не сердцем, а душой я узнал тебя. Душа была виновата.
Но душа не подавала тревоги. Она спокойно говорила – ну и поцелуй, что тут страшного? Вот сидишь со своей, тебе назначенной половиной, вот и слейся с ней. Как? Очень просто. Для начала – поцелуй. Положи руку на плечо, погладь по русой головке, приблизь к себе и поцелуй. Если очень боишься, поцелуй в щечку, почти не заметно… - душа наворковывала сладкие рецепты, а я сидел и обалдевал от прелести спокойного твоего лица.
     Конечно, поцеловал. Преступил себя и сделался – преступником. Ткнулся губами в белую щечку и быстро поцеловал. До того нездешне и глупо, что ты изумилась.
- «Эт-то еще что такое?!» - Ты отшатнулась от меня и, вскинув ресницы, вопрошала,
требовала немедленного объяснения случившемуся! Возмущалась по-барски, прямо как в пасхальных стихах Блока, которыми потом, в любовных играх, частенько подразнивала:
               
                «Вот еще, стану я,
                Мужик неумытый,
                Стану я, беленькая,
                Тебя целовать!»

Целовала, еще как целовала. А сейчас возмущалась, требовала остаться в
границах дружбы, прочую дикость…
        Как же!
Границы были перейдены стремительно. И непоправимо. Контрабанду в штанах я проносил долго, увлеченно. Проносил мимо спящих родителей и сбывал тебе. И ты увлеклась. Принимала ночные набеги, дарила краденое, особенное счастье. Вплоть до той поры, когда скрывать наше общее богатство отказались последние, самого вольготного покроя одежды. Встречи стали жизнью, сказки окончились. А первая, самая волнующая сказка так и осталась в парке, в саду – в первом поцелуе. И эту сказку я расколдовываю всю жизнь, пытаюсь изъять из нее лютую кащееву иглу, пронзающую сердце. Пытаюсь понять, спутал я тебя или нет. И правда ли, что боязнь проистекает из страха взять чужое?