Тебя в моем мире нет. роман первая книга

Евгений Акулич








Тебя в моем мире нет




Роман




Тюмень
2013;
.
«Тебя в моем мире нет»
(роман)


Книга первая
Часть первая
Соседки
I
Осень радовала жителей областного центра Сосновска теплой погодой в дневное время и прохладой по вечерам. Казалось, продолжается настоящее лето: жаркое, с переменными дождями, столь желанным ветерком. Но все чаще, по ночам, слышались завывания грядущей непогоды, утром появлялся иней, предвестник холодов, то шли дожди, и прогуливаться по набережной жители предпочитали чаще в плащах и куртках. Сосновск, столица одноименной области, с населением чуть больше четырехсот тысяч человек, осенью представлял собой красивое зрелище. Его старинные улочки украшали разноцветные деревья, еще вовсю цвели многолетние астры и, несмотря на опадающие листья, дороги и тротуары были чистыми, их успевали убирать доброжелательные дворники и сами жильцы, гордящиеся своими тихими уютными дворами и славной историей города.
Светлана Уколова, корреспондент областной газеты «Вечерний Сосновск», ровно в одиннадцать часов сентябрьского вечера потянула на себя входную дверь подъезда, и неожиданно оказалась в полной темноте.
– Ой, опять нет света! Господи, ну почему каждый раз, когда я только возвращаюсь из командировки, обязательно что-нибудь случится: то света нет, то лифт не работает … И когда этот бардак кончится?...
… Подъезд всегда вызывал у Светланы необъяснимое чувство неуверенности и тревоги. И когда она жила в старой квартире, вместе с родителями, подъезд их дома пугал ее своей убогостью, грязью, нецензурными словами на стенах, исчерканной дверью лифта и обязательной надписью на входной двери: «Я люблю тебя, Светик!» - Мм. М – был ее поклонником с самой школы, и звали его Мишка Ерофеев. Вытянувшийся с возрастом в настоящего дылду, он не прибавил в уме, и по-прежнему преследовал Свету бесконечными подколами, приставаниями на виду у всего двора и, конечно же, новыми надписями на стенах подъезда. Особенно нравилось Мишке, предварительно выключив свет, подкараулить Светку в подъезде и напугать ее так, что она от страха визжала, как зарезанная…. С опаской она встретила и новый подъезд в доме, где родители купили ей квартиру в честь окончания института. Отец Светы тогда хорошо зарабатывал в геологоразведочной экспедиции, в которой он пропадал по полгода.
Но поначалу в новом доме особых приключений с ней  не случалось. Только один раз какая-то сумасшедшая соседка-старушка, отпустив внезапно с поводка свою непонятной породы собачку, испугала Свету настолько, что она заплакала. Случавшиеся в последние два года бесконечные отключения света в подъезде и частые из-за этого пешие подъемы на восьмой этаж, не вызывали у Светланы никакого энтузиазма…
Чертыхаясь, Светлана стала подниматься с тяжелой сумкой по лестнице, продолжая вслух выговаривать:
– Нет, надо написать в свою газету разгромную статью. Уж я пропесочу этот ЖЭК, всю эту шарашкину контору как следует!
Вдруг ей показалось, что кто-то, учащенно дыша, поднимается вслед за ней.
– Ой, мамочка! Кто это за мной идет? – приостановившись, Светлана испуганно стала вглядываться в темноту.
– Кто здесь? А ну, прекратите гнаться за мной, а то я сейчас кричать буду!
Из темноты лестничного проема послышался уверенный мужской голос:
– Чего вы кричите? Вовсе я не гонюсь за вами, а просто поднимаюсь наверх. Вам на какой этаж?
Задыхавшаяся Светлана неуверенно протянула:
– На восьмой … А вам на какой?
Мужчина, прокашлявшись, уверенно ответил:
– И мне – на восьмой.
Светлана удивилась:
– Вы к кому-то в гости? На восьмом этаже, считай, только две жилые квартиры: моя и соседки моей, Ирины… А  в третьей давно никто не живет, уехали на Север…
Мужчина раздраженно бросил:
– К себе я иду, я тоже там живу…
Светлану внезапно схватил ужас, и она, взвизгнув, понеслась с криком наверх:
–  Ой, мамочка! Ой! Не приближайтесь ко мне! Помогите!
На лестничной площадке внезапно стало светло от открывающейся двери квартиры Ирины, соседки Светланы.
Ирина Дугова, статная молодая женщина, услышав крики о помощи, не задумываясь, выскочила на площадку, держа в руке попавшийся ей в коридоре квартиры длинный зонт.
– Света, что случилось?
Светлана, забежав за спину Ирины, трясущейся рукой стала показывать на медленно поднимающегося на восьмой этаж молодого человека.
– За мной гонятся! Вот он! Маньяк какой-то!
Ирина, мгновенно оценив ситуацию, грозно шагнула навстречу неожиданному пришельцу и сурово крикнула:
– А ну – стой! Кому говорю! Ты куда это направляешься?
Молодой мужчина, с усмешкой взглянув на воинственно настроенную женщину, приостановился и сказал:
– Я-то куда? Я-то к себе!
Ирина, переполненная злостью, удивилась:
–  Куда это – к себе? Здесь мы с мужем живем, а тут, напротив, квартира Светланы, то есть ее (показывает на Светлану). А эта квартира закрыта под охрану, соседи в отъезде.
– А я вот здесь живу, - произнес мужик.
И показал на дальний. Глухо освещенный угол площадки, где лежало нечто похожее  на лежанку.
Ирина, изумленно глядя на то, как нежданный гость стал устраиваться на лежанке, возмутилась:
– А как это вы здесь оказались? Кто разрешил здесь бомжевать? … Вроде с виду и на бомжа не похож…
Молодой мужчина действительно был одет в приличный серый костюм, в сорочку в линейку и в темный плащ. Растёгнутый ворот рубашки оголял крепкую грудь, а несколько вьющиеся волосы красиво оттеняли приятное лицо незнакомого брюнета.
Светлана, понемногу отходя от первичного страха, внимательно разглядывала гостя.
– Бомжей нам еще здесь не хватало, – пробормотала Светлана.
Парень, усевшись на лежанке, похлопал по спартанской постели, состоящего из старого спальника и немодной теплой куртки, миролюбиво произнес:
– Да я здесь уже 2 дня. Никому не мешаю. Прихожу только на ночь. Что – есть вопросы?
Светлана, оторопев от наглости молодого человека, с нажимом стала на него наступать:
– Есть! По какому праву вы облюбовали нашу лестничную площадку? Что – других не нашлось?
Парень огляделся, что-то ища, и ответил:
– А я и не искал другой подъезд. Зашел в первый встречный. Смотрю – чисто, тепло, рядом батарея. Народу вроде мало ходит. Вот и барахлишко кой-какое тут оставил. Для лежанки….
Ирина просто взвилась от таких слов:
–  Ишь, облюбовал он! Осень скоро кончится, так к зиме, что ли, уже готовишься? Решил всю зиму тут кантоваться? Не позволим!
Светлана решила отреагировать более примиряюще:
– Лучше давайте по-хорошему: вы уходите сами, а то мы милицию вызовем..
Молодой человек запальчиво воскрикнул:
– А что – милиция? Подержат и выпустят. Меня если заберут, так кто-нибудь другой это место займет. Сейчас все себе теплые места присматривают, к зиме-то. Какой-нибудь алкоголик придет. Уж он-то вам даст прикурить.
 Ирина возмущенно продолжала кричать:
– Да что же это творится? Ведь и замки у нас на входной двери есть, а эти бомжи, как тараканы, все равно пролазят в подъезд!
Светлана продолжала свою примиряющую миссию и, приблизившись к парню, промолвила:
– Слушайте, как вас там …
– Эдуард я, – произнес парень.
Светлана продолжала:
– Эдуард… Ну, давайте, мы вам денег дадим. Только сделайте так, чтобы вас здесь не было, как и других ваших «собратьев по цеху».
Зевнув, Эдуард твердо ответил:
– Послушайте, дамы. Время позднее. Спать пора. Мне завтра много дел предстоит сделать. Да и у вас, видимо, тоже день рабочий… так что советую всем идти отдыхать.
После этих слов Эдуард стал расправлять свою нехитрую постель, что-то поискал в карманах пиджака, затем снял плащ, пиджак…
Ирина и Светлана, отвернувшись, стали переговариваться меж собой.
– Ну и наглость! Что будем делать, Светлана?
– Ирина, – произнесла Светлана,-у тебя муж когда приходит с работы?
– Утром.
– Вот и давай отложим все до утра. С этим (Светлана кивнула на укладывающегося ко сну Эдуарда) все равно говорить бесполезно. Тут нужна мужская сила. Вот Антон твой пусть и повлияет на этого «клиента».
– Хорошо. Пойдем ко мне, чайку попьем? А после я тебя провожу прямо до твоей двери. Не дай Бог, этот наш «новоявленный сосед» снова начнет тебя догонять.
– Да я с удовольствием, Ира! Я ведь так перенервничала!
Спустя несколько минут молодые женщины сидели в уютной гостиной у Ирины и обсуждали события вечера. Ирина Алексеевна Дугова была яркой женщиной, тридцати с небольшим лет, темноволосой, с пронзительными карими глазами, средней приятной полноты. Словом, она была красивая женщина. Ее соседка и подруга Светлана Георгиевна Уколова жила в двухкомнатной квартире, рядом с жилищем Ирины. Ее шестилетний сын Егор на период маминых командировок привычно жил у бабушки, Елены Андреевны, матери Светланы. Так было и сейчас. Светлана, которая была на два года моложе Ирины, обладала довольно заурядной внешностью, но с неким вызовом. Светлые ее волосы были коротко, по-модному подстрижены «под певицу Валерию», а огромные очки придавали ее хрупкому облику своеобразный вид «девушки с претензиями», что, как считала сама Светлана, соответствовало ее насыщенной работе в качестве специального корреспондента областной вечерней газеты. Вечно любопытная и живая, Светлана была легкой на подъем, и по первому зову помогала то своим коллегам-журналистам, то бесконечным родственникам, то соседке Ирине.
Ирина, удобно усевшись в кресло и прихлебывая чай, распрашивала Светлану.
– Свет, и как это ты добежала до восьмого этажа? У меня бы сердце остановилось, если бы я почувствовала, как кто-то мне в спину дышит, да еще в темноте …
– Ты знаешь, я сама себе удивляюсь, – отвечала Светлана, сидя напротив подруги на диване. – Сначала, как услышала дыхание чужого человека за своей спиной, ноги мои задеревенели, как будто отнялись… Представляешь, я же из командировки возвращалась, из города Саблеево, и там как раз собирала материал для статьи о местном маньяке. Несколько человек пропало за последние полтора года в этом городке. Причем, все девушки, в возрасте от 20 до 30 лет. Милиция с ног сбилась, все  жители города в панике. Версий, конечно, куча. А конкретно никто ничего не знает. Я стольких людей опросила, столько раз выезжала на места предполагаемых преступлений!... Сама напугана до предела… А тут в родной подъезд вхожу: тьма непролазная, да еще лифт не работает. И вдруг кто-то за мной поднимается, дышит в спину и молчит..
Ирина, хитро улыбнувшись, отозвалась:
– Да, как в «Неуловимых мстителях»: «И тишина…»
Светлана, подхватив настрой подруги, продолжила:
– Это сейчас смеяться можно. А тогда – я чуть не родила со страху! Ужас! (истерически смеется).
Ирина смеется вместе со Светланой:
– Да, что делается, уму непостижимо! И ведь мужик-то молодой. Лет двадцать два – двадцать пять, наверное. И приятный с виду, даже симпатичный. Что его загнало на лестничную площадку?
Светлана, прикусывая очередное печенье, уточнила:
– Ни «что», а «кто»!
– Ты думаешь?, – ухватилась Ирина.
– Тут и думать нечего, –  продолжила Светлана: – Если бы он был как бомж одет, да неприятно выглядел, тогда было бы понятно: алкаш пропойный. А этот и одет прилично, и уверенный в себе. Нет, явно с женой поругался и решил в отместку побомжевать.
Ирина иронично посмотрела на Светлану:
– Это ты, подруга, как журналистка сейчас рассуждаешь. Уже и «сюжет для небольшого рассказа» выстроила… Но почему именно в наш подъезд, на наш этаж? А вдруг это вор-наводчик, а? Лежит себе, приглядывает, кто когда уходит на работу, когда приходит…
Светлана, вскочив с дивана, стала нервно прохаживаться по комнате:
– Но ведь твоя квартира сдается на охрану, чего бояться? Да и у соседей этих, фамилию не помню, давно охраняется квартира.
Ирина прошла на кухню, снова включила чайник и, вернувшись в комнату, ответила:
– Моя-то – да! А вот твоя-то квартира – нет!
Светлана беспечно махнула рукой:
– Что у меня воровать-то? Разве что ноутбук.
– Не скажи!, – Ирина пригласила ее присесть. – А шубы, а украшения? Ты хоть и без мужа теперь, а дама состоятельная. Несмотря на то, что журналистка…
Светлана стала возражать:
– А что – журналисты должны быть бедными? Между прочим, мне сбежавший муж достаточно давал денег на подарки. Да и я сама из командировок не вылезаю, к тому же подрабатываю на радио. Так что ...
Ирина открыла бар в стенке и стала доставать вино и фужеры:
– … Так что кое-что у тебя есть… А давай-ка мы с тобой, подруга, выпьем чего-нибудь покрепче? Надо все-таки стресс снять по-настоящему.
Разливая коньяк, Ирина продолжает беседовать со Светланой…
На лестничной площадке Эдуард внезапно встал, размялся по известной одному ему методике, походил взад-вперед, затем снова уселся на лежанку и закурив, сосредоточенно уставился в одну точку на стене…
«А правильно я себя назвал этим дурацким именем – Эдуард, – думал он. Если бы назвался настоящим именем, то эти дамочки никогда бы не отстали со своими занудными претензиями. А имя Эдуард на них, думаю, произвело впечатление своей солидностью, что ли …  Странные бабехи … Особенно эта, светленькая, Светлана … Точно, заполошная … Как зарезанная заорала на лестнице,  я уж подумал, сейчас точно кто-нибудь милицию вызовет, чего не хотелось бы… А эта Ирина ничего … Аппетитная. Как они мне обе не попадались в эти дни? Я уж занервничал, что никто не живет в этих квартирах… ну ничего, где наша не пропадала…»
Светлана вдруг прервала разговор и обратилась к Ирине:
– Чувствуешь, дымом с площадки потянуло?
Ирина среагировала моментально:
– Поди «сосед» наш новый закурил. Надо его спугнуть, чтоб не дымил…
– Пусть курит, а то не отвяжется, – Светлана решила не портить разговор новой встречей с Эдуардом. – Вы же сами с Антоном оба курите, не переставая…
Ирина, которая хотела было направиться к двери, вернулась в комнату:
– Да, когда сама курю, никакого запаха е чувствую. А когда кто-то курит, а я – нет, это так раздражает!
– Ну, это известные симптомы заурядного курильщика, … – Светлана с удовольствием вытянула ноги и прикрыла глаза. Ирина решила повернуть тему в привычное русло:
– Так ты считаешь, не наводчик он, не вор?
Светлана, открыв глаза, пододвинула к себе фужер с коньяком.
– Стал бы вор или наводчик два дня на глазах у всех жильцов находиться, чтобы его непременно заметили! Нет, этот вариант отпадает однозначно. Чокнувшись с Ириной, она продолжила свои рассуждения:
– Давай выстоим логику. Конечно, если он, этот Эдуард, ушел от жены, то зачем он пойдет в какой-то подъезд? Если он работает, а судя по его виду, он не бедствует, то, скорее всего, он снимет квартиру или гостиницу. Так ведь?
– Предположим, – откликнулась Ирина.
– Значит, – выстраивала свою гипотезу Светлана, – в подъезд его привела какая-то тайна…
– Или какой-то бзик, – сыронизировала Ирина.
Светлану это предположение заставило вздрогнуть:
– Ты думаешь, он псих?
– А станет ли нормальный молодой мужик устраиваться на ночлег на лестничной площадке, да еще с перспективой на всю зиму? – аргументировала свой довод Ирина.
– Ты меня пугаешь, подруга … – Светлана зябко повела плечами.
Ирина проверила засов на двери и, подойдя вплотную к Светлане, шепотом спросила:
– А ты не предполагаешь, что этот Эдуард и есть тот самый маньяк, о котором ты наслушалась в своей командировке?
– Маньяк! Я так и думала! Ой, мне плохо … – Светлана поджала ноги и зажалась в углу уютного дивана. Ирина, видя состояние подруги, заботливо обняла ее и решительно отрезала:
– Нет, Света, сегодня ты заночуешь у меня. Я одна тоже боюсь. Вдвоем-то не так страшно…
– Может, все -таки вызвать милицию, а то мало ли что…, – протянула Света.
– А если мы ошибаемся? И этот Эдуард действительно оказался в затруднительном положении? А потом, как он говорил, вдруг вместо него какой-нибудь алкаш тут поселится? Нет, давай уж подождем до утра, пусть Антон вернется. Ты согласна?
– У меня вроде от коньяка страх стал улетучиваться, - заметила бодрее Светлана. – Включи-ка музыку. Ира, потанцуем назло всем врагам и страхам!
Ирина включила громкую танцевальную музыку, и подруги начали азартно танцевать ритмичные танцы, вскрикивая и смеясь одновременно.
Эдуард, проснувшись от грохота музыки, снова встал, некоторое время походил по площадке, а потом решительно прошел к двери квартиры Ирины и стал стучать. Поначалу его никто не услышал.
– Эй, вы что, не слышите? А ну кончайте шуметь, дайте поспать ! Уже второй час ночи!
Продолжая снова стучать в дверь, Эдуард одновременно нажимал на дверной звонок.
– Кажется, стучат в дверь, – отметила Ирина и выключила музыку. Кто там?
– Это я, Эдуард! Вы что, совсем там оборзели? Хотите, чтобы весь подъезд собрался? Вы дадите поспать, или полностью совесть потеряли?
Ирина не осталась в долгу:
– Скажите, какие мы нервные! Что хотим, то и делаем в своей квартире! А ты здесь никто, чтобы нам указывать!
Эдуард не успокаивался:
– Я, между прочим, в настоящее время здесь сплю, а вы нарушаете правила общежития!
– Какие еще правила общежития? Особенно для тех, кто таких прав не имеет! Совсем обнаглел! Свет, ты слышишь, чего требует наш, так сказать, новосел?
– Ира, правда, уже поздно, давай укладываться, – Светлана упрашивающе взглянула на подругу.
…»Какой-то вечер сегодня беспокойный, – подумал человек, незаметно разглядывая в замочный глазок происходящее на лестничной площадке. – «Некстати этот шум, совсем некстати….» Потоптавшись еще немного у двери, он еле слышно прошел в глубь квартиры и, присев за рабочий стол, включил компьютер в комнате, где окно было наглухо закрыто плотными шторами…
Эдуард, матюгнувшись два раза про себя, постоя еще немного у двери квартиры развеселившихся подруг, затем снова опустился на лежанку….
«Развели тут танцульки, «артистки», – неприязненно думал Эдуард, никак не успокаиваясь после стычки с Ириной…. – «Как тут отдохнешь, если эти две полоумные никак не успокоятся?... Что она там говорила о муже… Утром вернется со смены? Ну, в общем, какой-то бардак получается … А он уверял, что «клиент» приходит поздно ночью … Ошибся, может? Или знал, да не сказал мне?! Ведь утром народу много, да и светло…» Эдуард поднялся с лежанки и нервно зашагал по маленькому пространству лестничной площадки. «А что, если «он» меня сознательно подставляет? … А я, дурак, и «клюнул». Внезапная догадка неприятно резанула Эдуарда и, остановившись, он вдруг внимательно стал осматривать темный угол за лифтовой шахтой. Ему почему-то показалось, что за ним кто-то наблюдает. Беспощадный взгляд буквально насквозь сверлил Эдуарда… «Что это?», – предательский холод, пробежавший по спине Эдуарда, заставил его зябко передернуться, а сердце застучало так громко, что стало трудно дышать…
«Все, чертики уже кажутся, – подумал Эдуард. – Надо завязывать с этими мыслями…»
Ирина, вернувшись со Светланой в гостиную, тяжело вздохнула:
– Что-то спать совсем расхотелось. Я вообще плохо сплю, когда Антона нет… А он работает двое суток через трое. Так что маюсь, ворочаюсь… Давай еще чаю попьем?
– Хорошо, попьем чайку и будем ложиться. Что, сильно возмущался этот Эдуард?, – спросила Светлана.
Разливая чай, Ирина с надрывом комментировала недавний инцидент:
– Еще как! Ему, видите ли, мешает шум. А нам мешает то, что у нас за стенкой находится какой-то подозрительный посторонний мужчина! С непонятно какими намерениями! И от этого у нас нервы на пределе!
– Ира, ну ладно, не напрягайся так, поговорим о чем-нибудь хорошем…
– Ничего хорошего мне в голову не приходит! Одна злость осталась… Нет, ты скажи, чем ему помешали наши танцы? Да он на колени перед нами должен встать за то, что мы милицию не вызвали и не вышвыриваем его!... Так что хорошего-то и мало…. У тебя хоть сын растет, а я одна. Кроме Антона, никого и нет. Сначала не рожала, все старалась по совету первого мужа в дом зарабатывать, да самому мужу помогать в его карьере – он при мне стал начальником цеха. А потом взял и ушел к другой. Паразит! … После, со вторым мужем, и рожать-то не хотела… Бил он меня сильно.
– Да ты что? Ты мне ничего не рассказывала об этом.
– Бил, смертным боем бил. Все ревновал меня…. Мы тогда в поселке жили, я медсестрой работала в фельдшерском пункте. А он, Владимир, водителем был на самосвале. Кучерявый, веселый такой парень. Это когда трезвый был. А как напьется, так и гонял меня по всему поселку. Все твердил, что ему мужики намекают на мою якобы распущенность. Дескать, глазки всем мужикам строю, когда приходят они в медпункт или на укол, или за справкой. А я же просто приветливая с детства, почтительная была всегда к людям, и в мыслях не было на кого-то другого заглядывать. Не верил. Все попрекал: «Это не так, здесь не то…» А сам он детдомовец был, казалось, в коллективе рос, людей уважать, защищать должен. Ан нет. Видимо, часто били его в детском доме, вот он и меня стал бить, как бы в отместку за те детские битые годы. Я, дура, поддалась ему с первого раза! Сначала все скрывала, синяки прятала. А потом, когда уж стал с ружьем за мной гоняться по всему поселку, все жители узнали о «добром веселом» Володеньке… Один раз привязал меня к забору и стал целиться из ружья. – Проси, кричит, прощенья! – А я молчу. Глаза закрыла и молчу. Думаю, пусть убьет, чем жить так и мучиться… А тут соседка моя, баба Груша, ей уж под семьдесят было, увидела этот намечающийся расстрел, подобралась тихо сзади и ударила Володьку кирпичом по голове. И убила! Рука-то у нее еще крепкая была… Ее потом судили, но дали 3 года условно. Вот так… Я после год говорить не могла, онемела…
– Ой, Ирка, – Светлана смахнула появившуюся слезу.
– А вскоре, – продолжила, закуривая Ирина, – мать увезла меня в город. Стала с ней жить, в этой вот трехкомнатной квартире. Сама мама через три года снова вышла замуж, уехала на Украину. Ну, ты об этом знаешь … Я же еще раз попыталась устроить свою жизнь. Не рассказывала тебе? Было, было… В начальника своего влюбилась… Я тогда в поликлинике работала, на регистрации. А он после медакадемии стал трудиться у нас хирургом. Молодой, лет под тридцать ему было, красивый. А потом его поставили заместителем главного врача. Все не женился, хотя все девчонки в него повлюблялись. На меня же он обратил внимание, когда я к нему в кабинет принесла документы на одного больного. Больной этот скандал жуткий устроил по поводу того, как его лечат, якобы неправильно. Я сразу почувствовала интерес к себе со стороны этого хирурга. И возомнила бог знает что! А он поступил со мной как, видимо, считал правильным поступать по отношению ко всем женщинам, которые им интересовались. Как-то в ординаторской, когда мы остались одни, набросился на меня и изнасиловал. А потом и замечать меня перестал… Думала, хоть забеременею, но нет, не случилось… Так и ушла оттуда. Теперь вот в автотранспортном предприятии работаю, водителей проверяю на алкоголь, да на давление. Антона там и встретила. Он снабженцем был, теперь оператором работает на заводе. Такая вот бабская доля, Светочка…
– Иринушка, сколько же тебе пришлось пережить!, – обняла подругу Светлана. – А ты не ломаешься. И правильно делаешь! Смотри, какая ты видная, красивая , гордая! Я тебе так скажу: то, что ты вытерпела, не согнулась, жизни по-настоящему радуешься и снова любишь – это больше, чем подвиг. Я тобой горжусь, подружка!
Всплакнувшие женщины стали уверять друг друга в любви и преданности, в незаменимости женской дружбы, в желании съездить куда-нибудь на юг, вдвоем, без всяких мужиков, и оторваться там по полной…
Успокоившись, Ирина напрямую спросила:
– Вот ты скажи, Светка, что такое любовь?
– Любовь? – немного подумав, Светлана ответила: – Это, наверное, жертвенность. Я так понимаю. Чтобы я могла собою, своим счастьем пожертвовать ради дорогого и любимого человека.
– Жертвенность, говоришь? … Так я ведь и жертвовала собой, своей гордостью и ради первого мужа, и ради второго. Чтобы они заботу чувствовали и ласку мою…. И что получилось?…. Нет, любовь – это не жертвенность!
Светлана перебивает подругу:
– Да дураки они  оба были! Чурбаны бесчувственные! Такую женщину не оценили!
– Не знаю… – Ирина задумчиво смотрит куда-то вглубь комнаты. – Мне вот уже тридцать два года. Гляжу на себя в зеркало, и думаю: что же будет завтра, Ирина? И красивая ты, и видная, и характером вышла добрая – а счастья настоящего нет…
– А Антон?
– А что Антон? Его устраивает, как мы размеренно живем, хотя и не расписаны официально. Уже 2 года вместе. Он ведь меня на 17 лет старше.
– Никогда бы не подумала! – всплеснула руками Светлана. – Он выглядит значительно моложе своих лет.
– Ну, а что ты хотела? Всегда накормлен, одет, в доме чисто, тепло. Деньги, конечно, приносит. Детей вот только не нажили… Пока. А есть ли у Антона дети от других женщин – не расспрашивала толком, да и он не особенно разговаривает на эту тему. Знаю, что он еще совсем молодым влюбился, как говорит, в одну артистку… Столичный театр в их городе гастролировал. Уехал за ней в Москву, там лет десять или больше жил, зарабатывал, крутился, и все деньги на эту артистку тратил. Только она его все равно бросила! Уехала с каким-то иностранцем за границу.
Ирина вдруг вспомнила, как впервые увидела Антона. Высокий, светловолосый и крепко сбитый мужчина средних лет пришел к ней в медпункт за бинтом: поцарапал ладонь при приеме на склад, где он был снабженцем, какой-то коробки с запчастями для автобусов. Молча дождался, когда Ирина смажет йодом и забинтует ему руку, потом отказался от укола, и собрался уже уходить, как пристально взглянув на красивую женщину, вдруг сказал:
– А ведь мы скоро будем жить вместе, – И захлопнул дверь.
Ирина, моментально вспыхнувшая от неожиданных слов незнакомого мужчины, сначала, по привычке, хотела было вслух возмутиться, но возмущаться было не перед кем. Потом она увидела в окно, как Антон Дружинин (так он назвался) шагал по двору, о чем-то разговаривал со встретившимся ему начальником автоколонны Поспеловым, и, слушая собеседника, несколько раз бросал взгляд на окно первого этажа, где находился фельдшерский пункт. Ирина, перехватив его взгляд, отпрянула от окна к стене, и вдруг подумала, что он ей нравится. Жесткий взгляд, крепкая фигура и уверенность, исходящая от мужчины, показались Ирине очень привлекательными…
Светлана, с замиранием сердца выслушав историю подруги, никак не могла успокоиться:
– А может, это и есть счастье, когда у вас с Антоном все тихо-мирно?
– Наивная ты, Светка! Вот ты – сколько уже времени одна?
– Скоро год будет. Но ведь мы пока так и не развелись.
– Ну вот. Веселее одной-то стало жить?
Светлана с жаром в голосе стала убеждать Ирину, а скорее, убеждать себя:
– А я не особенно обращаю на это внимание! Ушел, скорее всего, навсегда от нас с Егорушкой Григорий, отец и муж, и ладно. И не знаю, где он сейчас? Толку-то от него было! Не вылазил из своей машины, все какие-то гонки, экспедиции, приключения, тайны… Мы его и не видели толком. Я уже не говорю про походы в театр, в кино… Единственный плюс, так это то, что деньги давал на всякие побрякушки, да на вещи. Это я по молодости увлекалась шопингом, и за своим внешним видом всегда следила. А так… Нет, не ощущала я рядом с собой надежного плеча… Ну ничего, Егорку я и сама подниму, да и мама с отцом помогут.
– А может, еще вернется Гриша-то?
– Не знаю уже что и думать. Отвыкать я стала от него…
– Ну все же признайся, Света, хотела ведь до одури, до бешенства влюбиться?
– Сейчас – нет! Когда студенткой была – очень хотела. И влюбилась ведь в Гришу!
Ирина, собирая со стола, задумчиво протирала фужеры и рассуждала как бы про себя:
– Я стала с опаской в последнее время влюбляться, после этих историй… Антону тоже не сразу поверила, не сразу к себе пустила. Думала, опять ошибусь, расплачиваться потом буду… Теперь вроде привыкла к нему, хоть и характер у него скрытный… А все равно нет у меня такого чувства, когда и плакать хочется, и смеяться, и бегать, как заведенная, и ждать его, и вздрагивать при его голосе: – и все это одновременно, и чтобы дрожь пробегала, когда он ко мне прикасается. Это как болезнь… А я здоровая и спокойная.
–Ну, и хорошо, – Светлана принимала фужеры от Ирины и расставляла их в сервант. – Наслаждайся жизнью! Ты заслужила! Рожай скорее! А я крестной буду!
– Ладно, учту! Пойдем спать, «крестная», – рассмеялась Ирина.
… Около восьми часов утра Светлана осторожно вышла из квартиры Ирины и, поставив сумку у дверей своей квартиры, стала доставать ключи. Бросив взгляд на лежанку Эдуарда, она увидела только его ноги, торчащие из-за угла лифтовой.
– Эй, еще не ушел, «сосед непрошенный», – спросила Светлана и, не услышав ответа, боязливо заглянула за угол…
На лежанке, на спине, широко раскинув руки, лежал …. Антон. Из его груди торчал нож. Эдуард исчез.

Часть вторая
Григорий
Гриша Уколов с детства отличался лидерским характером. В компании друзей всегда верховодил именно он. То созовет всех в туристический поход, то придумает игру «на выбывание»: это когда каждый из членов их дружной компании в ответ на телефонный звонок кого-то из своих,  в начале должен был произнести свой позывной, типа «я - заря», или «я - Кочубей», и т.д. А если отвечающий забывал назвать свой позывной, а просто отвечал в трубку : «Алло! Кто звонит?», то всё, выбывал из игры. В конце концов, оставался самый бдительный, и, как правило, таким являлся сам Гришка. А призом победителю были общие деньги, собранные с каждого члена игры. Тогда, в восьмидесятые годы, взносом для десяти-одиннадцатилетних пацанов была, как правило, сумма в один-три рублей. «Игра на выбывание» иногда продолжалась неделями, так как упорные мальчишки никак не хотели сдаваться, да и приз игры нужен был каждому. Можно было на 70-80 рублей купить что-нибудь стоящее, например, магнитолу «Весна».
Гришке деньги были нужны позарез. Он копил как раз на магнитофон, который родители не спешили ему покупать. Предыдущий магнитофон Григорий сменял на игру «Монополия» – сверхмодную тогда настольную игру, только что привезенную с Запада отцом его одноклассника, Тольки Чемодурова. Но, поиграв в «Монополию» три месяца, Григорий разочаровался в ненастоящих деньгах, действовавших в этой игре, и снова заскучал по магнитофону.  Гриша очень любил музыку. Часами мог слушать записи своих кумиров: группа «Ария», «Машина времени», «Секрет», «Коррозия металла»… А еще классические произведения композитора Георгия Свиридова. Его «Метель» по Пушкину часто заставляла Гришу, лежащего на диване, мечтать о несбыточном, заставляла замирать его сердце, и на душе после такой музыки у него становилось светло и торжественно, как будто он видел дорогу, которая звала, манила чем-то необычным, светлым и пугающим одновременно…
А потом Гриша влюбился. Это случилось в конце десятого класса. Семнадцатилетний Григорий Уколов, ерничавший над друзьями и подружками по классу и двору по поводу их постоянной влюбленности друг в друга, однажды утром проснулся с ощущением счастья от того, что вокруг светит весеннее солнце, с кухни доносится запах жареной, с луком, картошки, а всегда ласковая мама, Евдокия Игоревна, гладит по его плечу и говорит: «Гришенька, вставай! Какой же ты стал взрослый… Ладный, да красивый! Совсем мужик!» И Гриша вдруг понял, что детство закончилось. Поиграв мускулами перед зеркалом в ванной комнате, довольный своим внешним видом, Гриша побежал в школу, на предпоследний майский урок. Впереди были июньские экзамены на аттестат зрелости, а затем целое лето отдыха и развлечений. Лето одна тысяча девятьсот девяноста первого года обещало быть незабываемым! Хотя, конечно, в институт надо было готовиться, но это не особенно волновало нашего героя.
Мурлыкая под нос модную песенку Михаила Муромова «Яблоки на снегу», Гриша быстрым шагом шел от остановки к школе. На его любимой скамейке в яблоневой алле сидела расстроенная девушка, безуспешно пытавшаяся что-то сделать со сломанной застежкой своей белой босоножки. Видно, это ее настойчивое желание исправить ситуацию, никак не сбывалось, и от отчаянья девушка начинала всхлипывать.
– Вам помочь? – галантно предложил остановившийся Григорий.
– Да, если можно… – Девушка с надеждой взглянула на симпатичного, длинноволосого брюнета со спортивной фигурой. Гриша, присев рядом с девушкой, стал копаться в хитросплетенной застежке, одновременно поглядывая на зардевшуюся девушку. Боже, как она была хороша! Чудные белокурые волосы, вьющиеся на концах, спадали на ее хрупкие плечи, а утонченное красивое лицо украшали алые губы и пронзительно голубые глаза. Девушка была одета в светлое платье, поверх кофточка. Милая улыбка незнакомки, теребившей тонкую папку, окончательно сразила Гришу.
– Ну вот, готово, – Гриша протянул незнакомке босоножку, попросил надеть ее на ногу и, убедившись, что застежка надежно держит пряжку, довольно улыбнулся:
– А вы переживали…
– Я не просто переживала, я вообще запаниковала… Надо же, через двадцать минут у меня в консерватории экзамен, мне нужно играть серьезную вещь, а я сижу тут, – девушка, осмелев, робко заулыбалась… Слава богу, есть еще настоящие джентльмены… Спасибо вам!
– Ну, что вы, это же пустяк… – Гриша понимал, что надо спешить и ему, но ноги никак не хотели отрываться от земли, а глаза никак нельзя было отвести от милой улыбки красавицы.
– Меня зовут Григорий. – Гриша протянул девушке руку.
– А я – Изольда, – пожала крепкую руку парня девушка.
– Ух ты. Какое имя редкое, – невольно сказал Григорий.
– У меня и отчество такое же – Витольдовна я.. Изольда Витольдовна Гаевая.
– Да ладно! – Гриша изумился. – Ну, а меня по батюшке зовут Степанович. Григорий Степанович, значит, Уколов. Оба рассмеялись.
– А  встретиться с вами еще можно, Изольда Витольдовна?, – Гриша сам удивился своей наглости.
– Отчего нет, конечно! – Изольда написала что-то на бумажке и протянула листочек Грише…, – Можешь позвонить сегодня вечером, после семи часов.
– Спасибо за телефон! Я позвоню! До свидания! И – ни пуха, ни пера на экзамене! – тараторил Гриша.
– К черту!, – сказала Изольда, и рассмеявшись, побежала через дорогу, где наискосок от парка стояло здание филиала консерватории.
Гриша спешил в школу, не помня ничего. В висках стучало лишь одно слово: «Изольда! Ее зовут Изольда! Изольдочка!»
Это была любовь с первого взгляда. Гриша сразу понял по ощущениям, что такая девушка, как Изольда, ему еще не встречалась ни разу. Вернее, девушек он замечал, конечно, и даже тайно влюблялся в одну, другую, а с кем-то доходило и до интимной близости. Но что-то удерживало его сделать окончательный выбор.  А тут такая девушка! Григорий никак не мог дождаться семи часов вечера, чтобы позвонить Изольде. Наконец, ровно в семь ноль-ноль, решился. Ответила сама Изольда. И согласилась пойти погулять с Гришей по центру города.
Купив букет цветов, Гриша ждал девушку у подъезда ее дома. В восемь вечера Изольда вышла из подъезда. Она была одета в красивое сиреневое платье и светлый летний плащ. Тепло на улице уже было нешуточное, в мае отдельные дни доходили до + 22. Гриша был в джинсах и тонком свитере.
– Ну, куда направимся, кавалер?.  спросила Изольда, взяв Гришу под руку. От этого жеста Гриша сразу почувствовал себя взрослее и ответственнее по отношению к спутнице. Ему нравилась роль кавалера красивой девушки: они бродили по центральным улицам и паркам до одиннадцати часов вечера. Еще было светло, но Изольда предупредила, что позднее задерживаться еще никак не может, родители строго наказали вернуться вовремя. А Гриша готов был находиться с ней хоть всю ночь.  Изольда сразу повела себя с ним на равных, хотя сказала, что ей восемнадцать лет, и учится она на первом курсе филиала консерватории, и что принципиально не принимает ухаживаний неинтересных ей людей.
– А я тебе интересен? – перейдя  на «ты» с первых минут общения, спросил Григорий.
– Да, интересен. Иначе бы я не дала тебе свой телефон, – ответила девушка.
Гриша рассказывал ей о себе, о своей семье, о различных увлечениях и интересах. Когда же он стал рассуждать о своей любви к музыке Свиридова, Изольда просто изумилась:
– Так ведь я и играла Свиридова на экзамене! Вот это да! Нас, оказывается, объединяют с тобой общие музыкальные интересы!
Такому совпадению вправе можно было только удивляться. Но факт остается фактом. А когда Гриша рассказал, что учился в детской музыкальной школе по классу баяна, Изольда окончательно сделала вывод, что их познакомила в столь необычной ситуации в парке … музыка. И Гриша был с ней согласен на все сто! Он вообще чувствовал в себе такой полет мыслей и чувств, что хотелось бесконечно делиться с Изольдой своими ощущениями и впечатлениями. Ему доставляло удовольствие видеть, как Изольда его слушает, как одобрительно поддерживает темы разговора, как заразительно смеется, как заботливо смахивает с его плеча незаметную пылинку. .. Было такое ощущение, что с Изольдой они знакомы много лет, а не один день. Они ели мороженое, пили фанту, потом пили чай с пирожным, после снова бродили по городу, смеясь и улыбаясь друг другу.
Гриша не спал всю ночь. Вставал несколько раз, подолгу смотрел в окно, на темную улицу, даже порывался закурить, и никак не мог поверить, что все это происходит с ним. Изольда не выходила из его головы, из его сердца ни на минуту. Казалось, вот она снова глядит ласково в его глаза, смешливо морщит брови и удивленно вскидывает голову, когда Гриша рассказывает очередное необычное свое приключение… Все вокруг дышало ею, все мысли были только об одном – дожить до утра, чтобы снова увидеть свою любимую. Да, любимую! Это для Гриши стало окончательно ясно, когда они расстались после вечерней прогулки. Узнав, что он всего лишь на полгода младше Изольды (восемнадцать ему исполнялось в октябре), Гриша совсем приободрился и признался: – У меня такое чувство, что я и не жил до сегодняшнего дня, а так, просто существовал…– Поцелуй Изольды был ответом на признание Гриши…Ну как после этого можно было уснуть?
Экзамены в школе Григорий сдал легко и успешно: только три четверки в аттестате, остальные – пятерки. Странно, но экзамены ему дались совершенно без напряжения, несмотря на практически ежедневные, допоздна, встречи с Изольдой. Казалось, встречи с любимой только добавляли Грише сил. После возвращения со свидания, он до утра учил, повторял, готовясь к экзаменам. И совсем не уставал, хотя и спал по четыре – пять часов. Правда, днем он старался все же отдохнуть, выезжая с Изольдой на пляж позагорать… На пляже они уходили в отдаленный уголок, и наслаждаясь взаимным общением, дурачились, веселились, и влюблялись в друг друга, казалось, бесповоротно…. Гриша даже похудел, но это ему шло, и друзья и знакомые удивлялись, как возмужал парень, какой блеск в глазах у него появился, какая легкость в движениях, а на губах сияла постоянная улыбка. Родители просили только об одном: не забывай об институте. И в институт Григорий поступил с первого захода. Став студентом транспортного института, Гриша знал, что ему удастся в нем продолжить заниматься спортом, своим любимым биатлоном. Изольда одобрила решение Григория, и продолжала отвечать взаимностью на ухаживания парня.
Случившийся августовский путч ГКЧП Григорий с Изольдой  почти не заметили: так были заняты друг другом. Ситуация между тем в стране стала меняться кардинально, и первые перемены Гриша стал ощущать у себя дома, когда отец его, Степан Матвеевич, всю жизнь работавший на ремонтно-механическом заводе старшим механиком, стал резко отзываться о демократах, о тех, кто по его мнению, разваливает СССР. Ругал Горбачева, Ельцина и других, сокрушался о нерешительности «гэкачепистов», которые «могли бы спасти страну»… Мама стала чаще плакать, глядя на то, как отец почти каждый день приходит с работы крепко выпивший. Гриша старался реже бывать дома, увлекая Изольду то в театр, то на концерт, то на спортивные соревнования.
Близкими они стали как раз в день восемнадцатилетия Гриши, 15 октября. Тот день влюбленные хотели отмечать в молодежном кафе, вместе с друзьями. Но в последний момент Изольда предложила свою квартиру, так как ее родители уехали по путевке за границу, и девушка осталась одна, с бабушкой. Позвали двух одногруппников со стороны Григория, и двух подруг Изольды. Так, вшестером, они весело отметили вступление Гриши во взрослую жизнь. Бабушка уже легла спать, когда помывшие после торжества посуду, Гриша и Изольда остались вдвоем в родительской спальне, и ничто уже не могло оторвать их друг от друга…
Рано утром, пока все в доме еще спали, Гриша незаметно выскочил из квартиры подруги и пошел пешком домой, благо день был выходной, и отоспаться можно было хоть до обеда.
Влюбленные уже не скрывали от окружающих и родителей свои чувства, и однажды отец Григория, застав их целующимися в комнате сына, прямо спросил: думают ли они о свадьбе, или занимаются только баловством? Смущенная Изольда объяснила, что о свадьбе они, конечно, думают, но не сейчас, а, скорее, к окончанию Гришей института и ею, Изольдой, консерватории. Ведь Изольда готовилась стать пианисткой, и ей светила перспектива попасть в ближайшем будущем на престижный конкурс в Европе, а там, гляди, получить лестное предложение от известного оркестра отправиться с гастролями. Свой первый конкурс в России Изольда уже выиграла зимой, обучаясь на втором курсе консерватории. Став дипломантом третьей степени, Изольда справедливо полагала, что раннее замужество может помешать ее успешно развивающейся карьере… Гриша, сначала противившийся откладывать свадьбу «на потом», подумав, согласился, что можно и подождать немного, лишь бы любимая была рядом.
Так прошло еще три года, и на четвертом курсе Изольда выиграла-таки международный конкурс в Австрии, получив звание лауреата и диплом второй степени. Она была на седьмом небе от счастья и гордости за свои успехи. А Гриша тоже не отставал, попав на втором курсе в молодежную сборную страны по биатлону, и успешно выступив на чемпионате России, стал победителем одной из гонок. На следующий год у него появилась возможность попасть во взрослую сборную и, чем черт не шутит, на зимнюю Олимпиаду. Успешные и талантливые, молодые люди, соревновались друг с другом в победах, и успех одного из них подстегивал другого быть не хуже,, а лучше, быть достойным своего партнера.
Но на Олимпиаду Григорий не попал, так как конкуренция была большой, и смотрел соревнования по телевизору. Изольда почти каждый месяц теперь гастролировала, ее довольно часто показывали по телевизору.
Однажды, вернувшись с очередных тренировок (благо как члену сборной команды Григорию предоставили в институте свободный график занятий), Гриша лежал на диване, лениво переключая каналы телевизора. Как вдруг на одном из центральных каналов он увидел трансляцию концерта симфонического оркестра, где солировала Изольда. Гриша невольно обратил внимание на молодого, светловолосого мужика, который после каждого исполненного произведения, поднимался на сцену и дарил Изольде огромные букеты цветов: то хризантемы, то розы, то фиалки (и где он их только зимой нашел?). «Дежурный по цветам, что ли?», подумал Григорий. Но то, с каким почтением и нежностью мужчина преподносил его любимой цветы, невольно заставляло Григория насторожиться. Что-то в этом мужчине решительно ему не нравилось. То ли изысканные манеры, то ли отлично сидевший на нем дорогой костюм, то ли то, как обворожительно ему улыбалась Изольда, а мужик в ответ каждый раз припадал к ее руке с поцелуем.
«Ну, достал, ухажер», напряженно стал размышлять Григорий. «И кто ты такой, а?» – чем дальше шел концерт, тем раздражение Гриши нарастало соразмерно каждому выходу на сцену неистового поклонника. Но когда тот вышел на сцену с букетом розовых роз (любимых цветов Изольды!), Гриша по-настоящему взбесился. «А Изочка-то чего так расцветает при виде этого хмыря? – ругался Григорий. – Неужто только цветы тешат ее самолюбие? Надо поговорить с ней, как вернется…»
В ту ночь Гриша спал плохо, настроение было хуже некуда, ему снились цветы и улыбка того мужика…
Изольда с гастролей не прилетела в назначенный день, а позвонила Грише и сообщила, что весь коллектив оркестра, и она, естественно, остались в Москве еще на неделю, так как предстоит запись на радио. Голос Изольды был нежным и любимым, она говорила, что соскучилась по своему «стрелку» (так она называла Григория за его биатлонские достижения), в ответ Гриша растаял и долго-долго объяснялся любимой в своих неземных чувствах ка ней.
Потом Гриша уехал на очередные сборы, следом за ними – на международные соревнования и чемпионат мира в Германию…
Через три месяца, в апреле, по окончанию зимнего сезона, Григорий оказался, наконец, в родном городе, и с утра пошел к Изольде. Любимая была дома. Родителей ее, как всегда, не наблюдалось, а вот бабушка сидела с заплаканным лицом и, увидев Григория, резко вздернула губы и ушла на кухню, что-то недовольно бормоча под нос. Гришу она не приняла с первого дня знакомства, так  что на большее он и не рассчитывал. Изольда, расцеловав Гришу, бросилась угощать его пирожными и чаем с с вареньем. Она сама только два дня, как вернулась с очередных гастролей. Скоро ей надо было защищать диплом, и поэтому поездок на ближайшие два месяца не планировалось. Влюбленные снова оказались вместе.
– Иза, ну скоро можно и свадьбу играть, – расслабившись на диване, Гриша ласково поглаживал по спине свою любимую.
– Ой, мне надо еще диплом получить! Да и тебе ведь только на следующий год диплом светит. Или не светит с твоими соревнованиями?, – рассмеялась Изольда.
– Да куда он денется! Конечно, дадут диплом. Что, в институте много, что ли, мастеров спорта международного класса учится?, – спрашивал Григорий. И сам же себе отвечал:
– Да всего двое: я и Толька Воробьев, тоже член сборной. Так что диплом – не проблема. А свадьбу можно сыграть осенью. Денег я подкопил, хватит и на приличную свадьбу, и на свадебное путешествие. Кстати, тренер мне говорил, что если жениться надумаю, то квартиру город точно подарит! Все у нас с тобой путем: машина есть, квартира – будет! – Гриша давно представлял свадьбу с Изольдой как самое главное событие своей жизни. Изольда, улыбаясь чему-то своему, согласно кивала головой, и молча слушала рассуждения Григория…
Последующие события коренным образом изменили жизнь Гриши Уколова. Получив диплом, Изольда уехала внезапно в Москву. Как она объяснила в письме Грише, ей выпал хороший шанс стать солисткой оркестра Московской филармонии, и упустить его она не хочет.
«Ты не обижайся, Гриша, но я поняла, что мы разные люди, – писала Изольда. Но я тебя все равно люблю! Помни о наших первых годах дружбы и любви… Ты найдешь себе девушку лучше меня… А мне надо в Москву… Только прошу: не надо меня преследовать… Прости…»
Удар был такой, что Гриша сначала подумал, что это розыгрыш со стороны Изольды. Но, оказалось, что пока он был на летних сборах, семья Изольды в полном составе переехала в Москву. Там ее отец получил новое назначение, а Изольда начала работать в филармонии…
Гриша не стал писать, искать свою Изольду. Он впал в ступор. Все вокруг стало злым и чужим. Его предала любимая, которую он боготворил. Машинально, как на автомате, Гриша изредка ходил на занятия в институт, затем уехал на сборы, где добился впечатляющих успехов в стрельбе, и снова попал в сборную команду страны. Но это не радовало парня. Жить стало неинтересно без той, которая на протяжении нескольких лет являлась смыслом его жизни…
«»Улыбнись на прощанье любимой,
Когда в осень уходишь, иль в зиму.
Когда сердце зашлось от обиды,
Когда выхода больше не видел.
Не вини никого: это мелочь.
В расставаниях есть своя прелесть:
Можно быть одиноким, но честным.
Не бывает предательство вечным…*
*стихи Евгения Акулича
Григорий стал часто повторять эти поэтические строчки, и все больше убеждать себя, что предательство по отношению к их любви совершила именно Изольда. А он делал все, чтобы делать свою любимую счастливой. «А ведь я не мог и предположить, что мы с Изольдой оказались разными людьми, а вот гляди, как все получилось… Неужто я так плох, чтобы вот так со мной поступить?... Это, наверняка, родители ей напели, что, дескать, судьба у нее особенная, впереди – всемирная известность, а я что – так, спортсмен, побегаю, постарею, а дальше что?... Может, они и правы. Зачем я так  себя извожу,» -думал Гриша, с тоской взирая на экран телевизора….
Уже по весне, на последнем курсе института, когда Гриша готовился к госэкзаменам, его попросили принять корреспондента областной газеты и ответить на вопросы о своей спортивной судьбе и ближайших планах. Неожиданно для себя Гриша согласился, чтобы корреспондент приехал к нему домой для проведения интервью. Как оказалось, корреспондентом была третьекурсница журфака университета по имени Светлана. Она проходила практику в областной вечерней газете, и интервью с известным спортсменом Григорием Уколовым было одним из первых самостоятельных заданий практикантки. Смешливая, белобрысая, в очках девушка интересовалась буквально всем: во сколько встает спортсмен, как проводит свободное время, каков режим дня на сборах команды… Гриша разговорился и подробно отвечал на наивные, как ему показалось, вопросы студентки-практикантки. Но когда Светлана спросила о том, если у него любимая девушка, он с вызовом ответил:
– Была, да сбежала в Москву. Предала меня… Вот вы, Света, смогли бы предать любимого человека?
– Я не знаю, – искренне ответила будущая журналиста. – Да и нет у меня пока такого близкого человека….
– А хотите быть моей девушкой?, – внезапно спросил Григорий.
– Да как это – вот так, сразу?, – испугалась Светлана. – Я вас совсем не знаю… Да и кто я такая? Вы – человек известный, я – студентка. Пока…
– Нет, серьезно!, – наступал Григорий. – Вы не думайте, я не просто так предлагаю, не в отместку моей бывшей… Я серьезно! Подумайте, я подожду…
Света, возвращаясь от Григория, думала об этом странноватом молодом человеке, симпатичном, сильном и одновременно сломанным внутренними переживаниями. Он определенно заинтересовал Свету…
Институт Григорий закончил успешно, но вскоре уехал и старался теперь реже бывать в родном городе: переезжал с соревнования на соревнование, со сборов на сборы… Даже отпуск проводил вдалеке: то на Бали, то на Алтае, а то у кого-то из своих друзей. О свете он вспомнил внезапно, когда утренний поезд привез его на похороны отца. Болевший последние годы отец Гриши умер прямо на улице, сидя на лавочке у дома, беседуя с друзьями-пенсионерами и радуясь теплому августовскому дню. Сердце… После похорон на кладбище,сидя за рулем своей машины, Гриша долго кружил по городу, объезжая знакомые с детства места, часто останавливаясь, вспоминая друзей и знакомых, события и увлечения. На остановке у сквера он вдруг увидел Свету. Она изменилась за прошедший год, но Гриша ее узнал. Притормозив, Гриша окликнул девушку:
– Вы меня ждете, товарищ корреспондент?
– Ой, это вы мне? – изумилась Света, не сразу узнав Григория.
– Вам, вам, красавица! – продолжал улыбающийся Гриша.
– Ой, а я вас и не сразу узнала, – заулыбалась в ответ Света.
– Садитесь, – пригласил девушку Гриша. Светлана, благодарно кивнув, уселась рядом с Григорием, и сразу замолчала, не зная, как себя вести с внезапно объявившимся человеком, после встречи с которым она так и решилась ответить на его предложение…
– У вас  ведь горе, я читала в газете, примите мои соболезнования, – тихо начала Света.
– Да, отца сегодня похоронили.. Такие вот дела…, – Гриша пока не был готов говорить на эту тему.
Помолчали.
– А поехали куда-нибудь в кафе? – предложил вдруг Григорий. – Вы никуда не торопитесь?
– Да нет, не тороплюсь, я вообще-то домой собиралась… Хорошо, поедем, – согласилась Светлана.
В кафе молодые люди сначала помянули умершего отца Гриши.
– Я выпью, а автомобиль здесь, на стоянке оставлю, – отвечая на немой вопрос Светы, прокомментировал свой поступок Григорий.
– В прошлогоднем интервью я почти ничего не рассказывал о своих родителях. А они у меня замечательные… Я же поздний ребенок у них, да и единственный. Маме было 35 лет, когда я родился, а отцу уже почти сорок стукнуло. Мама долго не могла родить, осложнения были после гриппа. А я родился здоровым и крепким. Но речь не обо мне… Отец у меня правильный был. Настоящий мужик. Любил нас с мамой как-то по-особому, без лишних слов, но его внимание и заботу я чувствовал каждый день. Справедливый он был. Помню, подростками мы во дворе играли в игру такую, в «шпионов». Человек двадцать нас всего было, а 3-4 человека были «шпионами». Им надо было спрятаться, а в течение игры незаметно проникнуть в лагерь «противника» и оставить там или записку о своем посещении, или что-нибудь унести оттуда, типа штабной карты или флага.
Однажды меня, «шпиона», ловили целый день, а я прятался в листве меж грядок нашего огорода (мы тогда жили в старом деревянном доме, он был многоквартирный, и ребятишек было много). Мне надоело, в конце концов, прятаться, я потихоньку стал вылезать из укрытия, и тут меня поймали. Причем, в отместку за то, что я долго скрывался, меня прикрутили колючей проволокой к столбу. Отец, возвращаясь вечером с работы, меня и освободил, так как все ребята разбежались уже по домам. Дома, помогая матери смазывать йодом мои ранки, отец меня же еще и воспитывал. Дескать, если уж проиграл, то терпеть надо. А я ведь и терпел, когда привязанный колючей проволокой к столбу стоял часа два! Это уж потом я стал возмущаться, дома. В «шпионов» после этого случая мы больше не играли. А слова отца я запомнил на всю жизнь…
Светлана, слушая внимательно Гришу, открывала заново для себя парня, который ей нравился все больше. Если после первого интервью она вспоминала Григория скорее  с любопытством, с каким-то смешанным чувством интереса и смятения, то сейчас собеседник предстал другим человеком: любящим сыном, искренним, печальным и таким одиноким. Хотя и при первой встрече настроение у него было не лучше: все -таки он тогда расстался с любимой девушкой…
– Скажите, Гриша, что вы дальше думаете делать? Ну, когда спортивная карьера закончится, или надоест ею заниматься?
– Есть у меня одна задумка … Клады хочу искать.
– Клады? Как археологи?
– Да, но только самостоятельно, в частном порядке, так сказать. Или с кем-то из товарищей займусь этим делом, – ответил Гриша.
– Но ведь это же незаконно?. – испугалась Светлана.
– Да какие сейчас законы! Кто силен, да деньги и связи имеет, то и прав. Что не так разве?
Дома, перебирая в мыслях разговор с Гришей, Света никак не могла решить, что ей больше хочется: прижаться к нему всем телом, или убежать от него подальше, чтобы не нашел, не догнал. Но не думать о нем она больше не могла…
Свадьбу Григорий устроил такую шикарную, с размахом, что жители города Сосновка только ахали. Множество гостей, кавалькада машин, да все импортных. Приглашенные звезды шансона развлекали собравшихся два дня. Их проникновенные и одновременно залихватские песни далеко раздавались с палубы теплохода, который жених зафрахтовал для торжеств.
Изумительно теплый август, казалось, благословлял новобрачных на счастливую и безмятежную жизнь…
… Спортом Григорий прекратил заниматься сразу же после рождения сына Егорки… – Все, – сказал Гриша, – хватит ломать себя! Пора заняться делом!
Он стал месяцами пропадать в поездках по Крыму (особенно Григория влекли Херсонес, Севастополь, Керчь), а потом переключился на Сибирь, Алтай. Вместе с другими «черными археологами» искал и предметы древности, и оружие, и драгоценные металлы.
– Слушай, сосед, разговор есть, – встретив как-то раз Григория на лестничной площадке, обратился к нему появившийся полгода назад Антон, новый муж (или сожитель?) их соседки Ирины. Григорий давно заметил, что Антон присматривается к нему. Этот серьезный мужик появился у Ирины неожиданно, но довольно быстро Светлана, жена Гриши, поведала о нем свои первые впечатления: «надежный, обходительный, хозяйственный, любит Ирку, вот-вот поженятся официально».
В поездках у Григория наметился некоторый перерыв, вызванный болезнью его напарника Сергея. Находясь дома, он намечал новые маршруты, созванивался с приятелями, больше внимания уделял подрастающему сыну Егорке.
В тот день, ближе к вечеру, Антон сам позвонил в квартиру Уколовых. Светлана еще не вернулась из очередной журналисткой командировки, Егорка был у бабушки с дедушкой, так что Григорий был один. Разговор начался с обычных, дежурных фраз, а после, за рюмкой водки, Антон стал интересоваться хобби Гриши.
– Вот ты скажи, Гриша, для тебя раскопки эти – хобби, или все таки работа?
– Сейчас уже это моя основная работа. Спортом профессиональным я прекратил заниматься четыре года назад. Все, сказал себе, сколько можно бегать да стрелять? Да и молодежь уже на пятки наступила, тягаться с ними стало труднее. А проигрывать не хотелось. И платить стали меньше в сборной. Все какие-то проблемы: то спонсоров нет, то федерация урезает деньги на самое необходимое. Словом, подумал, пора заканчивать. Я, в принципе, все уже имел к тому времени: машину, шмотки, деньжат накопил. Правда, к свадьбе квартиру мне так и не дали, знали уже, что ухожу из большого спорта, вот и задергались. Но еще одну машину подарили. Так что я не в обиде. Поселились здесь, в Светкиной квартире, ее родители жене подарили. По профессии работать – какой смысл? Все равно никакого опыта нет. Да и зарплата смешная. Причем другим особо заниматься не хотелось. А вот искать клады хотел всегда, с детства. Друг Сергей порассказывал, подсказал где, что, да как можно искать. Технику себе купил навороченную, ну и ездим. В основном, на моем джипе. И оружие имеется. У меня разрешение есть. Сам  понимаешь, мало ли что. Вот так.
– И что, много нашли?
– Да не жалуюсь. Кое-что имеем. А ты почему интересуешься? – насторожился Григорий.
– Да как тебе сказать… Дело у меня к тебе есть, Гриша…

Часть третья
Антон
Часто, проснувшись рано утром, Антон Дружинин долго всматривался в потолок спальни, где рядом в кровати мирно посапывала Ирина. Пошел третий месяц их совместной жизни, а он все никак не мог привыкнуть ни к этой квартире, где все дышало теплом и уютом, ни к этой женщине, которая поверила ему и впустила в свой дом.
… Ирина, истосковавшаяся по крепкому, мужскому плечу, пустила его к себе не сразу. После случайной встречи в ее медпункте, Антон решил не терять зря времени и пригласил понравившуюся ему молодую женщину в кино. И фильм шел подходящий, про любовь, кажется, под названием «Все о любви», или что-то в этом роде. После киносеанса он проводил Ирину домой, а сам еще долго бродил по ночному городу, в котором оказался так случайно… Воспоминания о совсем недавнем времени почему-то всегда возникали, когда Антон, запрокинув голову, начинал считать количество хрусталиков на потолочной люстре. Там, на потолке, виделись ему картины жизни, что так быстро пронеслась. Ему уже скоро сорок шесть лет, хотя, молодой еще. Но казалось, прожита не одна жизнь, а несколько, столько событий, препятствий, страстей было в ней за последние двадцать семь лет….
Вот Антон, девятнадцатилетний парень, комиссованный из армии за причиненные ему «дедами» сотрясение мозга и сломанные ребра, после двух месяцев вынужденного безделья в госпитале и дома, пытается устроиться на работу. Нигде не берут: профессии у Антона нет, школу кое-как закончил, после ее окончания перебивался случайными заработками и готовился идти в армию. А куда еще? В армии, если повезет, какую-никакую профессию можно получить. Особенно, если в стройбат пойдешь. В другие войска Антона и не брали. Но не сложилось. За что так невзлюбили «деды» Антона, он так и не понял. Теперь надо было найти работу, чтобы как-то жить: на материнскую зарплату не проживешь, ведь еще в семье есть младший брат, школьник Толька. Отец у Антона, как говорила мать, был подлец заезжий, поматросил и бросил. На кого еще надеяться?
Повезло не сразу. В бюро по трудоустройству предложили курсы плотников-бетонщиков, но Антон чувствовал себя не таким крепким после перенесенных увечий, и решил пока подождать. Бывший одноклассник Матвей предложил заняться изготовлением джинсов: технология, как он считал, изучена им досконально, пробную партию сбыл удачно. Теперь хочет найти надежного партнера по намечающемуся бизнесу. И завертелось! Джинсы, сваренные в котле, установленном в сарае дома Матвея, сушились в соседнем сарае, а затем друзья пришивали лейблы известных фирм, и сбывали товар через знакомую торговку Анну. Та лихо торговала джинсами на местном рынке, а часть их сдавала в магазины. Деньги были хорошие, особенно первые месяцы. Но потом друзья заметили, что Анна, которая была старше их лет на двадцать, попросту их дурит, оставляя себе большую часть прибыли, а им выдает всего – ничего. С Анной партнеры разобрались жестко: заявившись поздно вечером к ней за выручкой, они стали выяснять с торговкой отношения, обвинив последнюю в краже их денег. Анна, как и сами друзья, крепко выпившая, стала поносить Антона и Матвея последними словами и выталкивать их из квартиры. Озлобленные друзья избивали воровку долго и изощренно: пинали ботинками, душили. А когда опомнились, Анна была мертва. Антон, дрожа от страха и вмиг протрезвев, хотел бежать куда подальше, но Матвей заставил подельника замыть всю кровь в квартире, а затем вдвоем они завернули Анну в окровавленное постельное белье, и плотно закутав ношу, увезли в глухую темную ночь подальше от города, в дальний лес за 50 километров. Там, при свете фонарика, они закопали бедную женщину в глубокую яму, засыпав ее известью и песком. Думали, следов не останется.
Анну хватились через два дня. Ее подруга, соседка по торговому ряду на рынке, забила тревогу. В квартире исчезнувшей нашли-таки следы борьбы и оставшиеся пятна крови. Горе-бизнесменов взяли под стражу на следующий день. Обоим дали по девять лет. Так начался черный этап жизни Антона, о котором он вспоминал только тогда, когда оставался наедине с собой.
Выйдя из заключения, пробыв там «от звонка до звонка», Антон поклялся, что жить теперь станет по-другому… Фамилию Антон сменил сразу, оказавшись на свободе. Начинать жить надо было с чистого листа. Подался на Урал. Там жил его армейский дружок Павел, с которым он сдружился в первые месяцы службы в армии. Только Павел и защищал Антона от избиений, благо что сам мог за себя постоять. Но тогда, когда Антону проломили голову, Павел был в наряде, и помочь другу он ничем не мог. Павел встретил Антона, как брата. Удивился сначала его новой фамилии, но Антон ответил, что это девичья фамилия его матери, дескать, мать очень хотела, чтобы в их роде не потерялась фамилия Дружининых. О годах в тюрьме Антон решил ничего не рассказывать, да и строго следил за своим лексиконом, никакой тюремной фени, забыл – и точка. Да, жил эти годы трудно, работал кем придется, но теперь хочет нормальную профессию иметь, чтобы зарабатывать, да и жениться пора. Скоро уже двадцать восемь лет стукнет. Павел, женатый давно и счастливо, порадовался за друга. У них с Соней, женой, подрастал шестилетний сын Олег. Жить Антон стал первое время у Павла. И так втянулся Антон в новую работу, что ничто другое его и не интересовало! На заводе сначала трудился разнорабочим, через год назначили звеньевым, потом бригадиром, помощником мастера. Павел уговорил его поступить заочно в институт, на механический факультет. Кое-как удалось достать аттестат о среднем образовании (платить пришлось в Москве, в метро, «специалистам» по фальшивым документам), и Антон поступил на заочное отделение филиала технического института. Дали комнату в общежитие. Обустроился. Но по-прежнему любил проводить время в семье Павла. Тянуло его туда с недавних пор внезапно нахлынувшее чувство к Соне. Он влюбился. Влюбился в молодую, яркую, темноволосую женщину страстной, преступной любовью! Ведь Соня была счастлива с Павлом, его другом. Но ничего поделать Антон с собой не мог.
В тот субботний день Павел ушел с сыном в передвижной зоопарк, приехавший в город с гастролями, а Соня осталась готовить семейный обед. Антон, не зная, чем занять себя в выходной день, решил по привычке заглянуть к Павлу, чтобы позвать того съездить в баню. Встретившая Антона Соня, раскрасневшаяся у жаркой плиты, приветливо рассказала, где найти мужа. Антон, глядя на милое лицо женщины, внезапно понял: сейчас или никогда. Уже собравшись уходить, он вдруг возвратился на кухню и, схватив Соню за плечо, повернул ее к себе:
– Соня, милая моя…
Испугавшаяся женщина сначала вскрикнула, но Антон, легко подхватив Соню на руки, стал осыпать поцелуями ее губы, шею, руки…
– Я ждал, я ждал этого столько дней – безумно шептал Антон, неся красавицу в спальню.
Соня молчала, ошеломленная случившимся. Не сопротивлялась она и в постели, когда Антон, судорожно сжимая ее в своих объятиях, овладел женщиной с напором и страстью..
– Я знала, что так произойдет, – сказала после Соня, оправляя на себе халат. – С первых дней твоего прихода к нам знала, что запал ты на меня, Антон.
Антон отрешенно смотрел в окно.
– Чего молчишь? Что дальше-то делать будем?, – продолжала Соня.
– А что надо делать? – переспросил Антон.
– Ничего не надо делать. И так глупость совершили. Грех это, я ведь Павла люблю с детства. Мне тогда еще тринадцать с небольшим было, а ему уже шестнадцать, жених видный. В нашем городке на него многие девчонки засматривались. Ему же никто 16 лет и не давал! А все двадцать – здоровый был, самостоятельный, да и вообще красивый. Меня сначала и не замечал. А я все бегала за ним, из-за заборов наблюдала, как идет мой Паша из школы, а потом и на завод. Специально прибегала к проходной завода, чтобы встретить его со смены, когда он в первую работал. Так до его призыва в армию и бегала. Меня все уже называть стали «Пашкина невеста». Он сначала отмахивался, смеялся, а потом, когда повестка в армию пришла, подозвал меня на улице и говорит: – Ну, что, невеста, ждать-то меня будешь? – Я разревелась. А он меня поцеловал в губы и ушел. Ждала я Пашу эти два года честно, и дождалась. Вот и живем, и все у нас хорошо…
Соня расплакалась.
– Ну, перестань ты! – Антон нервно зашагал по комнате. – Люблю я тебя! Только мешать вам не буду… Разреши лишь изредка видеться с тобой, как сегодня…
– Нет, нет, никогда! – вскричала Соня.
–  Я все равно буду приходить. А будешь отказываться встречаться – я настойчивый, тогда Павел ведь догадается. Лучше встречаться будем, иногда. Можно у меня или когда Павла не будет…
– Что ты такое говоришь? Да я даже подумать об этом не смею…
– А ведь сегодня не возражала, небось понравились мои ласки-то…
Соня снова заплакала.
– Соня, я никогда еще так не любил, поверь мне! Ты не бойся, я тебя не подведу, ничем себя не выдам. Только и ты уж постарайся, чтобы никто не догадался, что есть у тебя теперь непутевый Антон. Обоим лучше будет. Мне бы только видеться изредка, да любить тебя…
Антон, уйдя из дома Павла, шагал по улице с просветленным лицом человека, совершившего что-то значительное, важное в своей жизни, отчего хотелось говорить каждому встречному человеку возвышенные слова, улыбаться, и даже запеть. «Она будет моей!» – пело в душе у Антона. Она согласится, я чувствую!
Их связь продолжалась. Вскоре и Соня стала воспринимать их встречи с Антоном по-другому, не как повинность, а как часть своей повседневной жизни.
– Что со мною? – думала Соня. – Странно, но Антон мне не стал противным, а наоборот, я даже жалею его. А когда долго не встречаемся, мне как будто чего-то не хватает…
Новой беременности жены Павел радовался громогласно. Подтрунивая над округлившейся Соней, Павел твердил Антону, в очередной раз заглянувшему «на огонек» к другу:
– Ты смотри, Антоша! Соня точно родит мне теперь дочку-красавицу. Я бы очень хотел дочку.
– А если будет снова мальчик?- смеялась Соня.
– Нет, роди мне дочку, – кричал Павел.
– Пацан – тоже хорошо, – рассуждал Антон.
– Ну, если снова парня родит, что ж, значит мужик я настоящий!, – хохотал довольный Павел.
Родился мальчик. Имя ему дали звучное – Петр. Антон стал крестным новорожденного. В храме он не сводил влюбленных глаз с Сони, которая после родов еще расцвела…
Первую годовщину второго сына отмечали всей дружной компанией: Павел, Соня, их сыновья, Антон, да родители Сони.
Дольше всех засиделись Антон и Павел. Перейдя на кухню, чтобы не мешать уснувшим детям и Соне, друзья долго  братались, поздравляли друг друга, вспоминали армейскую жизнь.
Когда Антон предложил очередной тост за день рождение мальчика, Павел, до того времени уже изрядно пьяный, вдруг совсем трезвыми глазами глянул на друга:
– А Петька-то на тебя похож, Антоша…
– В смысле? – поперхнулся Антон.
– Да в том самом смысле… На меня-то малец совсем не похож, – продолжал Павел.
– Ну ты даешь! А на кого он должен походить, как не на родителей?, – вскричал Антон.
– Вот, вот, на родителей, – все угрожающе становился тон Павла.
– Паша, кончай базар! Так ведь и дошутиться можно черт знает до чего!
– Ладно, проехали. Но учти, друг, если что узнаю – убью! Я не шучу. Давай выпьем еще.
Антон с того дня стал реже появляться у друга. А потом, встретив Соню на улице, сообщил ей, что скоро уедет. Насовсем. Соня, бледная, незнакомая, внезапно заплакала и сказала, что Павел ее бьет, все твердит, что Петр – не его сын, требует признаться в измене с ним, с Антоном.
– Я не выдержу, я признаюсь, что Петя – от тебя! – плакала Соня.
– Тише ты! Я давно это понял. Погоди чуток, что-нибудь придумаем. Я вас не брошу, помогать буду. Обожди только немного.
… Павла, провожавшего Антона на вокзал, Соня в ту ночь так и не дождалась. А поутру ей сообщили, что муж ее, пьяным возвращаясь через железнодорожные пути, попал под поезд.
… Воспоминания о Соне и сыне растревожили Антона. Неслышно пройдя на кухню, он достал початую бутылку водки и, налив пол стакана, выпил. Закурив, Антон попытался сосредоточиться на чем-то другом, но мысли упорно возвращали его к памятным дням.
Екатеринбург. Именно в столице Урала решил остаться Антон после почти трехлетнего проживания в заштатном Погодинске. Денег на руках было немного. Но не это страшило Антона.  В большом городе слишком немало соблазнов, на которых можно попросту погореть.
Антон слишком ценил свободу, чтобы вновь ее потерять. Прожив три дня в гостиницу, он случайно прочитал на рекламном щите объявление: «Требуется дворник. Жилье предоставляется.». Бегом прибежав по указанному адресу, Антон успел вовремя: после того, как он оформился, на занятое теперь уже им место, пришли еще четыре человека.
Уныние было не от монотонной работы, которую выполнял во дворе многоэтажного дома Антон каждый день. Унылыми и однообразными казались долгие осенние, а затем и зимние вечера, коротать которые приходилось одному в холостяцкой квартирке на первом этаже. И только к концу зимы, решив, что вполне освоился в городе, Антон стал посещать концерты в Областной филармонии. Иногда ходил на спектакли Свердловской музкомедии.  Не то чтобы Антон так любил музыку. Ему больше всего нравился сам процесс пребывания среди вполне довольных жизнью, обеспеченных, как ему казалось, людей. Нравилось наблюдать за их лицами, сопереживающими, в большинстве своем происходящему на концертной эстраде, или невозмутимыми, не смотря на страсти, разгорающиеся на сцене по ходу спектакля. Вслушиваясь в разговоры бывалых театралов, он запоминал фамилии артистов, композиторов, их произведения, знаниями о которых так и сыпали те, для кого театральная, музыкальная жизнь составляла смысл их бытия.
На одном из концертов в филармонии Антон обратил внимание на симпатичную девушку, пианистку симфонического оркестра, которую представили как «надежду отечественного искусства». Это была Изольда, чьи гастроли проходили в Екатеринбурге с большим успехом. Антон приходил на концерты все три дня гастролей. И все время не сводил глаз с девушки. Чуть смущаясь, она выходила на поклоны к публике, настойчиво кричавшей «бис!». Громче всех кричал и хлопал  Антон. Что-то перевернулось в его душе, когда Изольде дарили цветы, в основном, восторженные мужчины. Он не хотел, чтобы кто-то другой, кроме него, дарил цветы его избраннице. И, закупив целую охапку букетов, стал выходить на сцену после каждого исполненного оркестром произведения, и дарил цветы исключительно Изольде.
Когда он подарил ей шестой букет, Изольда, принимая цветы, шепнула Антону: «Вы же разоритесь…» А он, в ответ победно улыбаясь, только кивал ей головой, порываясь что-то сказать в ответ. Но слова никак не получались. Что-то сжимало горло, и выходило сплошное мычание. Так и не решившись подойти к Изольде после заключительного концерта, Антон долго сидел в глубине сквера, напротив здания филармонии, и наблюдал, как Изольда в сопровождении музыкантов оркестра выходила из здания, как поклонники, ожидавшие артистов, долго ей хлопали, протягивали программы для автографов. Садясь в машину, Изольда, как показалось Антону, несколько раз оглянулась на толпу провожавших людей. «Наверное, меня ищет», – вдруг подумал Антон. И горячая волна разлилась по всему телу Антона, и понесла его мысли навстречу той, которая так притягивала своей красотой и недосягаемостью.
С того дня Антон стал внимательно следить за творчеством Изольды Гаевой, ища информацию о ней в газетах, журналах, по телевидению. Через два года, осенью, он нашел в газете «Культура» информацию о том, что Изольда Гаевая будет выступать с симфоническим оркестром в Москве. Решение созрело мгновенно. Уволившись за два дня, Антон поехал в Москву. Все деньги, накопленные за период работы в Екатеринбурге, Антон потратил на приличный костюм (пальто у него было еще ничего) и на цветы для Изольды. Цветочные подарки для избранницы продолжились с новой силой. В зале на Антона смотрели уже с одобрением, когда он, статный светловолосый мужчина, выходил после каждого номера на сцену и преподносил шикарные букеты той, которую он избрал своей музой. И чудо свершилось! На последнем концерте, во время дарения Антоном очередного букета, Изольда тихонько пригласила настойчивого поклонника в свою костюмерную, чтобы познакомиться.
Антон никак не мог дождаться, когда все жаждущие автографа Изольды разойдутся от ее гримерки. Но вот этот момент наступил. И Антон, не чувствуя ног, вошел в маленькую комнатку, где Изольда, уже переодевшаяся в стильный брючный костюм, пила чай с лимоном.
– Ну, здравствуйте, мой необычный поклонник, – приветливо встретила Антона артистка.
– Здравствуйте, моя богиня, – со значением произнес Антон, вдруг потерявший всякую робость и почувствовавший прилив сил и восторга.
– Чаю хотите?, – спросила Изольда.
– Спасибо, с удовольствием.
Смеясь, Изольда угощала Антона вкусным чаем и бутербродами, и расспрашивала о нем самом.
Антон старался отвечать односложно, без излишних подробностей о своей личной жизни.
– Вы что, решили приезжать на все мои концерты?, – лукаво спросила Изольда.
– Да, если получится… А вы этого хотите?. – вдруг решительно стал наступать Антон.
– Мы сейчас едем в ресторан ужинать. Хотите поехать со мной?
– Я? А можно?
– Ну, конечно! Должна же я вас хоть как-то отблагодарить. Да и вы еще ничего о себе не рассказали. А я ведь такая любопытная!, – улыбнулась Изольда.
В ресторане было весело. Изольда, представив Антона, как своего самого преданного поклонника, старалась уделить ему больше внимания, несмотря на постоянные приглашения артистов оркестра и представителей спонсоров потанцевать. Танцевала она замечательно. Антон не умел танцевать совершенно. Но Изольда все-таки вытянула его в круг. Прижав к себе веселящуюся девушку, Антон вдруг признался ей в любви. Изольда, приняв сбивчивые слова за обыкновенные, естественные чувства восторженного поклонника, с пониманием погладила его по руке и поцеловала в щеку:
– Спасибо вам, Антон, вы такой надежный. Вам, конечно, встретится еще та, которая достойна такого, как вы.
– Но мне нужны только Вы…
– Зачем я вам?– смеясь, спросила Изольда. – Я ведь на месте не сижу, все езжу, гастролирую. Хозяйкой быть не смогу… Да и вообще… Давайте лучше останемся друзьями. Я это очень ценю…
– Я буду ездить с вами, – с жаром убеждал Антон. – Могу работать кем угодно, лишь бы быть рядом…
– Не надо, не стоит, – попросила Изольда. – Артисты такие непостоянные люди, все у них зависит от настроения. Вам это скоро надоест…
Антон сжал девушку в своих объятиях, и почти прокричал среди оглушительного шума танцевальной музыки:
– – Ты моя, Изольда! Только моя! Поняла! И я тебя никому не отдам!
Изольда, то ли не расслышав признания Антона, то ли не захотев придавать им значения, отстранившись от партнера, стала танцевать сольный танец с такой страстью и неистовством, что все танцующие невольно расступились, образовав небольшое пространство, и Изольда порхала, взмывала над полом так, что причудливое сочетание балетных па со спортивными, ритмическими движениями создавало неповторимый танец, полный очарования, страсти и отчаяния. Антон, не отрываясь , смотрел на Изольду, и волны желания распирали его грудь. Всякий раз, поворачиваясь к Антону, Изольда призывным жестом притягивала его в круг, но Антон как будто окаменел. Вдруг, резко оборвав танец, под аплодисменты собравшихся, Изольда подошла к Антону, и схватив его за руку, повела к выходу.
– Мы уходим!, – бросив эти слова артистам-коллегам, Изольда направилась  к гардеробу. Антон, не говоря ни слова, быстро поймал такси, и повез девушку в отель. Войдя в номер, Изольда резко потянула Антона на кровать…
Ирина оказалась хорошей хозяйкой. Антону нравилось, что в доме всегда сытно, чисто и уютно. Казалось, все складывается хорошо. И с работой тоже получилось без проволочек: по приезду в Сосновск Антон устроился снабженцем в пассажирское автопредприятие, где и встретил Ирину, а потом перешел на предприятие, где работать приходилось посменно, день через двое, или два через три. Его это устраивало: оставалось свободное время, которое Антон решил тратить с умом. Ему нужны были деньги, большие деньги. Осмыслением того, как их добыть, Антон занимался теперь все свободное от работы время. Однажды в окно он увидел, как сосед Григорий выносит из машины какие-то необычные экспонаты. Как потом рассказала часто забегавшая к ним с Ириной, жена Григория Светлана, это были артефакты, найденные ее мужем в археологической экспедиции.
И мучавшая Антона проблема стала обретать вдруг вполне законченный вариант.
–  Я просто знаю, где можно достать подлинные раритеты, – продолжал Антон разговор с Гришей.
– Что за место?, – заинтересовался Гриша.
– Надежное место. Сначала скажи: ты в этом заинтересован?
– Если без криминала, то да, заинтересован.
– Да криминала-то никакого. Только я должен быть в деле. Деньги нужны.
– Может все же назовешь: что, где, как?, – продолжал спрашивать Григорий. – А там решим, стоит ли браться, да и какова твоя доля будет.
– Ладно, – согласился Антон. – Рассказываю пока о вещичках, без конкретного адреса. Так вот, слушай…
Григорий решил подумать над предложением Антона до выздоровления друга и напарника Сергея. Но Сергей, как назло, заболел очень серьезно: туберкулез. Где он подхватил эту заразу, Гриша не понял. Ему и самому пришлось пройти обследование на анализ как контактному лицу. Но все обошлось, сам он был здоров. Антон между тем, дважды напоминал Грише, что дело стоящее и срочное, надо торопиться, так как обстоятельства могут измениться в любой момент. Гриша, наконец, сдался, и решил ехать с Антоном вдвоем. Дорога была хорошая, да и маленький городок Просторск находился всего в двухстах километрах. В пути Антон рассказал, наконец, полную версию своего предложения.
Еще в конце XIXвека, одна царственная особа, великий князь  из Романовых, побывал в Просторске, и  при посещении местного музея подарил его библиотекарю Сергею Николаевичу Замаеву перстень с драгоценными камнями. Дорогой подарок музейный библиотекарь хранил как зеницу ока. А когда свершилась Октябрьская революция, он вместе с супругой, Ольгой Ивановной, в неразберихе тех лет, якобы припрятал  немало книжных фолиантов и икон XII-XVIII вв. во вместительном сундуке, который закопал во дворе своего дома. Как рассказывали потом местные жители, передавая эту историю из поколения в поколение, в сундуке точно находился и золотой  перстень с бриллиантами. Семья библиотекаря бежала за границу в начале 1918 года, но свое богатство взять с собой побоялась. Старожилы  рассказывали, что перед Великой Отечественной войной видели в городе старшего сына Замаева, видимо, приезжал за кладом. А в конце 1959 года объявился внук библиотекаря, молодой еще мужчина, который несколько месяцев работал в местном архиве и в музее, много расспрашивал старожилов о тех временах. Но фамилию свою – «Замаев» засветил, устраиваясь по паспорту в местной гостинице. Так жители Просторска решили, что клад Замаева все еще в городе. Некоторые отчаянные головы неоднократно предпринимали попытки копать на территории где, по слухам, и был зарыт клад. Но сейчас на месте дома Замаевых стоял детский дом, и так просто вести раскопки было опасно.
У Антона был план, как добыть сундук с драгоценностями. По оценке специалистов, как утверждал Антон, находка могла потянуть на сотни тысяч долларов.
– И что, тебе этот клад на блюдечке с голубой каёмочкой кто-то так и отдаст?, – иронично спрашивал Антона Григорий… – Почему ты уверен, что клад все еще лежит в земле? Может, давно его кто-то выкопал и обеспечил себе старость. Помнишь, как в романе «Двенадцать стульев»?
– Нет, я знаю, что он там, – хмуро ответил Антон… Дело в  том, что я по первой фамилии – Замаев. Правнук того самого музейного библиотекаря. Внучок его, мой отец, живя почти год в городе, изучая архив м ища наследство деда, познакомился с моей будущей матерью. А когда я родился, «папаша» уже смылся. Мать сама мне дала его фамилию, когда паспорт надо было получать. А потом уже я, будучи подростком, все и узнал о своих корнях, да про клад прадеда. И мы с пацанами искали эти сокровища в свое время, не спорю. Но теперь понимаю, что искали мы не совсем в том месте, где надо было.
– А где надо было искать? – встрепенулся Гриша.
– А вот когда приедем, тогда и покажу, – невозмутимо отвечал Антон, размышляя о чем-то своем.
… Смутные предчувствия, терзавшие Григория по поводу всей этой истории, стали проявляться все сильнее, когда они приехали в городок. Остановиться решили в гостинице. Как объяснил Антон, родных у него в городе никого не осталось, мать умерла уже давно, а младший брат после армии осел на Дальнем Востоке.
Идею, как достать клад, Антон рассказал утром. Директором детского дома, в земле детской площадки которого, как был уверен Антон, находился клад его прадеда, была его первая любовь, с которой он дружил еще в школе, а потом, занимаясь после армии продажей «самовареных» джинсов, крутил настоящую любовь
– Думаю,не забыла еще меня Любушка. Говорят, что она теперь одна, мужик-то помер недавно. А детей своих у нее так и нет. Детдомовских растит. Так что, вспомним прежнюю любовь, да подрядимся ей детскую площадку перестроить. Сейчас лето, весь детдом выезжает оздоравливать детей в загородный лагерь. Так что никто не будет нам мешать.
– Это ты сейчас придумал? – удивился Гриша.
– Дурак ты, Гриша. Я ведь готовился к этой операции. Любе позвонил заранее, обо всем договорился. Она очень была рада меня услышать. А работу на детской площадке сама предложила, услышав, что я хочу чем-нибудь полезным помочь ее учреждению, так как сейчас нахожусь в отпуске.
– Ну, молоток! Видать, я тебя недооценивал.
– А то!, – засмеялся Антон.
… Детскую площадку, для виду, лжестроители разобрали полностью, потом стали делать разметку и копать землю для заливки фундамента под игровые сооружения. Никто особо не мешал Антону и Григорию. Собственно, больше работал Григорий. Антон, чаще пребывал в кабинете директора Любы, которая почти каждый день находилась на работе, и их совместный с Антоном хохот громко раздавался по ближайшим улочкам тихого уголка Просторска, где, в отдалении от главных магистралей, и стоял детский дом.
Григорий наткнулся на что-то твердое внезапно, когда его лопата уперлась в какое-то дерево. Проверив металлоискателем находку, Григорий понял, что под деревянным покрытием находятся металлические предметы. Оглядевшись по сторонам, он быстро забросал это место землей, и начал делать обсыпку под детскую скамейку совсем в другую сторону от находки. Антона не было видно. Облегченно вздохнув, Григорий решил передохнуть. Мысли его учащенно просчитывали ситуацию. «А вдруг там действительно клад?», – думал Григорий. – «Как сделать так, чтобы Антон ничего не узнал? Или не стоит рисковать? Нет. Надо рисковать!», – убеждал себя Гриша. – «Может это действительно тот шанс, который позволит сделать рывок к независимости? Действуй, Гриша, действуй…»
… Антон появился нескоро. Расслабленной походкой подошел к развалившемуся на траве Григорию и, с хрустом потянувшись, прилег рядом с напарником.
– Ох, Гриша, хороша Любаша…
– Хороша, да не наша, – подхватил Григорий.
– Ну, ты мужик молодой, у тебя, поди, немало подруг было….
– Так ведь и дети могут быть, – хохотнул не ответивший на вопрос Григорий. – Слушай. Антон, а у тебя дети-то есть?
– Да есть, – лениво ответил Антон. – Сын где-то растет, в Погодинске.
– Один сын, или еще дети есть?
– А кто его знает, может и есть еще. Женщины ведь народ скрытный. Не каждая скажет, что рожать надумала…
Помолчали.
– Я так тебе скажу, Гриша, – продолжил Антон. – женщина, особенно красивая, хочет, чтобы ей в любви признавались. Да так, чтобы она чувствовала, что именно она – самая лучшая, самая желанная на земле, и может лишь поманить пальцем, как любой воздыхатель ляжет у ее ног. Надо постоянно показывать, что ты от нее без ума. Ей это льстит…. Я вот раз, лет пятнадцать назад, так одну артистку обаял.
– Даже артистку, говоришь?
– А что, артистка не женщина? Или – особенная женщина? Ее звали Изольда, она была пианисткой…
– Кто? Кем была?, – быстро переспросил Григорий.
– Пианисткой, говорю тебе, была. Ух, долго я ее добивался. Цветы дарил постоянно. А потом за ней в Москву уехал. И там ни один концерт не пропустил, с цветами выходил после каждого ее номера. Народ в зале меня приветствовать стал также. Как артистов, когда я с огромными букетами, или корзинами цветов выходил на сцену, и складывал их к ногам своей королевы…
– А дальше, дальше что было?, – вскричал Гриша.
Антон, рассказывая, не открывал глаза, и не заметил, как Григорий взволнованно вскочил и впился пронзительным взглядом в лицо рассказчика.
– А дальше – она уступила мне, сама в постель затащила…
– Врешь ты все!, – крикнул Григорий.
– Да вот те крест, не вру!, – продолжал Антон. – Мы с ней долго встречались…. Хотела вроде рожать от меня. А потом вдруг уехала, как мне сказали, за границу, с каким-то дирижером. Больше ничего о ней и не слышал….
Григорий, побелевший, изменившийся в лице, сжал кулаки, и стал вдруг кидать лопаты, мастерки, все, что попадалось под руку, в кучу песка, находящегося в углу площадки.
– Ты чего?, – встрепенулся Антон.
Гриша, продолжая свое занятие, наконец, сквозь зубы ответил:
– Пойду я в гостиницу. Устал что-то. Завтра увидимся.
– Постой, еще ведь можно поработать. До вечера-то далеко!
Не ответив, Григорий зашагал к джипу. Дорогу в гостиницу он толком не видел, ведя машину на каком-то автомате, не замечая светофоров, пешеходов, дважды нарушив правила. Перед взором Гриши стояла Изольда, его первая любовь, так внезапно исчезнувшая из его жизни, и так неожиданно снова напомнившая о себе в рассказе Антона.
… Утром следующего дня Антон, придя из дома Любы на стройплощадку, так и не дождался Григория. Земля была разворочена, вокруг валялись инструменты, а его не было. В гостинице Антону сказали, что рано утром Григорий, выписавшись, уехал. Досаде Антона не было предела. Без металлоискателя и другой Гришиной техники искать клад было бесполезно. Вернувшись поездом в Сосновск, он еще больше удивился, узнав, что Григорий дома не появлялся. Не появился Гриша и через неделю, и через месяц, и через полгода. ... Пошел второй год, а его все не было. Лишь однажды он позвонил Светлане, сказав, что находится в дальней экспедиции, а когда приедет – не знает. И положил трубку. Света, считавшая своего мужа сначала пропавшим, по истечении полутора лет решила, что Гриша их с сыном просто бросил.
;
Часть четвертая
Безотцовщина

После гибели Павла Соня поначалу опустила руки. Как жить, как поднимать двоих сыновей, совсем маленьких? Потом устроилась работать поваром в кафе, детей определила в детский сад и ясли. Через год, когда немного стало полегче, вдруг решила искать Антона. Младший сын все больше стал походить на него, своего настоящего отца. Но Антон не откликался. Позже Соня узнала, что он вообще уехал в Москву. Где его там найдешь?
Шли годы, сыновья выросли, уже младшему восемнадцать. Соня за эти годы так больше замуж и не вышла
– Мам, – зашел на кухню Петр, – я что хотел рассказать. Сегодня, после лекций в институте (Петр учился на втором курсе факультета физической культуры местного педагогического института), ко мне подошел один мужик, молодой еще, лет за тридцать, и стал спрашивать про какого-то Дружинина Антона, дескать, не знаю ли я такого? Я вообще без понятия – кто он такой. И почему ко мне обратился – тоже не понял. А мужик так внимательно на меня посмотрел, и ушел. Странно как-то. Ты ничего не знаешь про это?
Соня, схватившись левой рукой за край стола, правой рукой продолжала машинально помешивать кашу в кастрюле.
– Н-нет, не слышала ничего… А как выглядел этот мужчина?
– Такой спортивный, брюнет, видать, следит за своим здоровьем, фактурный, такие женщинам нравятся.
– Не представляю, кто это может быть…
– Да, кстати,  я в окно посмотрел, этот мужик потом сел в крутой джип и куда-то покатил.
– Надеюсь, он тебе не предлагал с ним прокатиться?
– Мам, ты что? Ты за кого меня принимаешь? Чтобы я с первым встречным куда-то поехал? Да сейчас мочат, знаешь как?
– Петр, что за выражение: «мочат»!
– А что, не так разве? Помнишь, как нашего Олега год назад чуть не убили двое подонков? Если бы не я, Олежке бы худо пришлось.
– Ну, конечно, ты только и спас меня!, – смеясь, заглянул на кухню старший сын Сони, Олег. Ему на днях исполнилось 25 лет. В отличие от Петра, Олег был чуть ниже ростом, крепкого сложения, но такой же симпатичный, как Петр. Как говорили окружающие, оба брата походили на мать.
– Что ты там говоришь, братуха, про какой-то джип?
– Да мужик один тут заглядывал в институт, и стал вдруг меня расспрашивать про какого-то Дружинина Антона. А я откуда знаю, если впервые слышу эту фамилию?
– Подожди, что-то фамилия знакомая. – Мама, а разве друга папки нашего не так звали, не Антоном?
– Да мало-ли Антонов на свете, – нервно ответила Соня, раскладывая завтрак на тарелки… – И вообще, хватит разговоров лишних, давайте завтракать. А потом поедем на дачу, надо посадить кое-что из овощей. Хоть и тепло сейчас, конец мая, а прогноз неутешительный – дождей обещают.
– Ну, мама, – заканючил Петр. – Мне же надо на консультацию!
– И в воскресенье, что ли, консультации?
– А как? Сессия ведь на носу! Учеба требует жертв!
– Учеба требует основательно питаться! – подхватил изречение брата Олег, энергично поедая омлет. – И мне, мамуля, некогда. Я сегодня дежурный по лаборатории. Ты же знаешь, мы уже который месяц ведем важнейший эксперимент, и выходных у  нас долго еще не предвидится. Так что, извини, на дачу я тоже никак не могу.
– Ты бы лучше, Олежа, не по лабораториям засиживался, а думал о том, как семью создать…
– Да создам я семью, создам!, – засмеялся Олег. – И на роль невесты у меня кандидатура на примете есть…
– Кто это? Уж не Настя ли?
– Может и Настя, а может и не Настя…
– Мам, точно не Настя!, – хохотнул Петр.
– Да ладно, вам, заговорщики, – улыбнулась Соня. – Но в следующее воскресенье, чтоб как штык – все на дачу!
– Есть!, – дружно вскричали братья, и побежали по своим делам.
… Соня, дремавшая в дачном автобусе, вспоминая о том, как росли ее дети, одни, без отца (без отцов?), и как ей хотелось вернуть те незабываемые дни, когда они с Павлом были по-настоящему счастливы….
…. Хоронили Павла хорошо, торжественно. Так хоронят передовых рабочих: с регалиями, щемящей музыкой, непременными воспоминаниями за поминальным столом. На лице Павла, чье тело было разрезано поездом почти пополам, казалось, не успела зафиксироваться страшная боль, он скорее улыбался чему-то неведомому…
А потом, месяцы спустя, по городу поползли слухи, что Павел не сам попал под поезд, а дескать, его кто-то толкнул туда. Да не разглядели, видевшие этот трагичный случай люди того, кто мог совершить это злодеяние: темно было, и дождь стоял стеной. Но кто и за что мог бы так поступить с человеком – трудягой, выросшем на глазах местных жителей, всегда с уважением относящимся к людям, любящий свою красавицу-жену и маленьких сыновей?
 Соня почему-то была убеждена, что Павел оступился, перешагивая через мокрое железнодорожное полотно, и упал прямо под летящий состав. Выпившим ведь изрядно был.
«А Антон так и не помог мне растить детей» – с горечью думала Соня. «Даже ни разу не приехал, не позвонил, не написал…. И о сыне своем не вспомнил… Зачем ему, перекати-поле, сын, да еще я, непонятно кто? Таких, как я, у него в каждом городе, наверное, не по одной. Дура я набитая, как же я могла так поступить с Павлом? Разрушить наше счастье, нашу семью? Нет мне прощенья! Прости, прости, Паша, родной…»
Слезы, накатившие было на щеки, Соня утирала украдкой, чтобы никто не видел их в переполненном автобусе, да и не стал бы потом судачить в их маленьком городе про вдову, которая уревывается на виду у всех….
«И кто же это приезжал, да расспрашивал про Антона?» – снова задумалась Соня… Кто-то ведь его ищет, и неспроста видимо, к моему Петеньке подходил… Погоди, а почему он именно к Пете подошел, почему именно к нему?» И догадка, мелькнувшая искрой в голове, внезапно оформилась в мысль, ужаснувшую ее: Петр-то стал  походить на Антона, да еще как! Знающий Антона человек сразу сообразит, что это его сын, или родственник, на худой конец. «Ой, беда-то, ой, беда!» – запричитала про себя Соня. «Уж не натворил ли чего Антон, коли ищут его? А если ищут нехорошие люди, или бандиты какие, где гарантия, что Петр им не понадобится в качестве «наживки», или приманки какой? Дура я, как же сразу-то не сообразила! Куда я направилась, на какую еще дачу? Сына спасать надо!», – с этими мыслями Соня попросила остановить автобус и, выйдя на обочину, быстро поймала встречную машину, направляющуюся как раз обратно, домой то есть.
Григорий второй день следил из окон машины за молодым, спортивным парнем, похожим на Антона Дружинина как две капли воды. «Точно ведь сын!» – удивленно думал Григорий, наблюдая за тем, как к парню, подходившему к институту, подбежала запыхавшаяся женщина, и схватив того за руку, что-то стала говорить, оглядываясь по сторонам. «Мать, что ли,- подумал Григорий – да и похожи они».
Парень вдруг стал показывать женщине на джип Григория, и женщина почти бегом направилась прямо к машине. Григорий, вначале решивший немедленно уехать, замешкался с зажиганием, и понял, что встреча неизбежна. Женщина решительно потянула на себя ручку дверцы, и частотой вопросов почти прокричала в салон:
– Вы зачем преследуете моего сына? Кто вы такой? Что вам надо? Я сейчас милицию вызову!
Ее вопросы следовали один за другим, но Григорий успел разглядеть миловидную, среднего возраста женщину, с сохранившейся фигурой, с горящими глазами, в которых читался испуг и одновременная решительность человека, готового дать бой противнику.
– Постойте, постойте! – пытался остановить женщину Григорий. – Не надо никакую милицию, я все объясню!
Остановившись, женщина выдохнула, и ответив на приглашение незнакомца, присела на стоящую рядом с машиной скамейку. Григорий, выйдя из машины, закурив, начал разговор. Петр наблюдал за ними в некотором отдалении.
– Я друга своего ищу, Антона Дружинина. Знаете такого?
Соня промолчала.
– Но знаю, что в вашем городе он жил какое-то время, пока не переехал в Екатеринбург. Так знаете вы Антона Дружинина?
– А кто вы? – спросила Соня. – Что-то для друга Антона вы чересчур молоды.
– Да причем здесь возраст? Так вы знаете Антона, раз так спрашиваете?
– Знала такого, не отрицаю, – нахмурилась Соня.
- Меня Григорием зовут, а вас?
– Меня зовут Софьей Алексеевной. Но при чем здесь мой сын?
– Так это ваш сын?, – кивнул на Петра Григорий. – Но он же здорово похож на Антона! Я как его увидел, сначала просто удивился, а после заинтересовался, кем же приходится этот парень Антону?
– Никем не приходится! – грубо ответила Соня. – Это мой сын! И отец у него есть! Вернее был, только погиб почти двадцать лет назад… Под поезд попал…
– Извините, я не знал, – проговорил Григорий.
– Есть еще вопросы? – спросила Соня.
– Есть! Антон, он что … поматросил и бросил?
– Да кто вы такой, чтобы такое заявлять?
– Извините, Софья Алексеевна, но я имею право так спросить! Речь идет о моем друге, Антоне Дружинине!
– А мне ваш Антон что есть, что нет! Был и сплыл! И мало ли кто на кого похож! Главное, что мать у него есть! А кто отец? – Тот, кто отец по паспорту и по жизни! Ясно вам, Григорий?, – кричала Соня.
– Ну ладно, ладно! – примиряюще заговорил Григорий. – А сына вашего как зовут?
– Которого? Этого-то? Петром зовут. А старшего – Олегом.
– И вы что, одна их поднимали? Как муж погиб, с той поры?
– Да. Одна! И не спилась, и не скурвилась, и по мужикам не пошла! – с вызовом заявила Соня.
– Я о том, как тяжело одной, да еще с маленькими детьми… А Петр не хочет помочь матери, подработать летом?, – внезапно спросил Григорий.
– Что? Подработать? Кем это? С вами, поди? Киллером, что ли?
– Да что это с вами, Софья Алексеевна? Я на киллера похож? Я археолог, бывший спортсмен, известный, между прочим. А в последние годы археологией занимаюсь. По заказам разных организаций исследую культурный слой в исторических поселениях, в том числе и в городах старинных. Сейчас, знаете ли, без заключения археологов нельзя начинать никакое строительство на исторических территориях. Закон, знаете ли…
– Ну, ну, ищите-ищите. А Петр-то здесь при чем?
– Парень он спортивный, а в археологии сила нужна, там же копать много приходится. Да и заработает вам сын очень прилично. Хватит и на одежду, и на учебу, да и вообще….
– У него и спросите, – махнула рукой Соня. – Петя, подойди-ка!, – позвала она сына.
Петр, с интересом разглядывая Григория, уселся на скамейке рядом с матерью.
– Сынок. У тебя, поди занятия уже начались?
– Да нет, – ответил Петр, – у меня консультация сегодня через полчаса, а после – два зачета. Я же почти все уже сдал, у меня «автоматы» практически по всем предметам.
– Вот, познакомься, товарищ этот хочет с тобой поговорить…
–  Григорием меня зовут. Здравствуй, Петр, – пожал руку парня Гриша.
– Здравствуйте…
– Вы тут поговорите, а я дойду до киоска, пить захотелось, – устало проговорила Соня, и направилась к торговой точке.
– Что так напугал мать-то? А? – спросил Григорий.
– Чем напугал? Рассказом о вас, что ли?
– Ну да.
– Так женщина ведь! Они все такие!
– Какие, такие?
– Да заполошные!
– Ты о матери-то зачем так?
– А как? Ей все кажется, что сыночка обидеть могут, да в нехорошее дело вовлекут. Мне уже девятнадцать скоро, да и спорт приучил меня к дисциплине, и разным перегрузкам.
– А какой спорт?
– Я десятиборьем занимаюсь, со школы еще. Мастера спорта вот-вот получу.
– Да? Ты молодец! Я тоже долго занимался биатлоном, членом сборной России был, мастером спорта международного класса стал.
-У, классно! А сейчас чем занимаетесь?
– Вот об этом я с тобой, Петя, и хотел поговорить…
…. Соня, с кружкой кваса в руках, наблюдая за тем, как Петр увлеченно разговаривает с мужчиной по имени Григорий, вдруг резко ощутила, как не хватает ее сыночкам мужского, отцовского влияния. Что – она? Главное для матери – накормить, обогреть, приласкать, защитить. Это в детстве, да еще в подростковом возрасте, может быть. А сейчас, когда взрослым парням надо мужчинами становиться, что она, слабая и неуверенная, порой в себе, может дать своим сыновьям? По-мужски поговорить не получится. Они, скорее, снисходительно ей посочувствуют, пожалеют, конечно, но все равно, свои, мужские проблемы, будут решать сами, или с кем-то, кто представляется в таких делах авторитетнее и опытнее…
«… Так и не поняла, что с Антоном случилось. Чего этот Григорий ищет его. Ишь,работу Пете предлагает… Не знаю, страшно как-то, не знаем ведь его совсем… А Петр, смотрю, уже увлекся, смеется, о чем-то расспрашивает этого Григория… Симпатичный этот Григорий… Уверенный в себе… Ишь, как в корень-то узрел: поматросил, говорит, Антон, да бросил… Так и есть. Может  эта прозорливость Григория меня и убедила, что мужик он, вроде, серьезный. Хотя молодой еще: тридцать с небольшим, вероятно. Но – хорош! Впечатляет. И женщины, наверняка, от него без ума. Может, и отпустить Петра? Надо бы поговорить с Григорием поподробнее…»
Петр, после разговора с Григорием, просто загорелся идеей работать в археологической экспедиции. Ему виделась дальняя, романтическая  (конечно же) поездка и много-много кладов, которые уж он-то, Петр, точно найдет.  И разбогатеет. Денег от найденных сокровищ хватит и на жизнь, и на поездки по дальним странам. Да и дом можно построить для всей семьи. Ух, хорошо-то как! Своими мыслями он поделился со старшим братом, Олегом. Олег, к удивлению матери, сразу поддержал желание младшего брата поехать поработать.
– Я к тебе обязательно приеду, посмотрю, как ты, чем занимаешься, – говорил Олег.
– А может, Олежа, ты со мной поедешь?, – продолжал Петр.
– Нет, сейчас не могу, ты же знаешь, заканчивается важный опыт в лаборатории, его результата мне нужен для кандидатской диссертации. Но точно приеду дня на два-три! Только ты, Петя, там особо не напрягайся, да не лезь, куда не надо. Сам знаешь, в земле мало ли что лежит…
В первую ночь в палатке Петр никак не мог заснуть. Впечатления от дальней поездки, знакомство с двумя членами команды, Сергеем и Иваном, которых представил ему Григорий, веселые хохмы в машине, на которой четверка искателей двигалась к цели своего путешествия – все заставило Петра вновь и вновь перебирать нюансы наполненного событиями дня. Григорий ему нравился все больше. То ли спортивная общность роднила их, то ли обоюдная основательность в делах, то ли тонкая самоирония – но Петру казалось, что знает он Григория давно.
Дни в экспедиции летели быстро. Монотонная, казалось, работа по раскопке курганов,  частые переезды с места на место не утомляли Петра, а, наоборот, затягивала его все больше и больше. Ему хотелось первым обнаружить что-то такое уникальное, что сразу бы заставило его новых друзей говорить о нем, как об удачливом кладоискателе. Да, да, кладоискателе! Уже через неделю Петр понял, что археологами их можно назвать с большой натяжкой. То, чем занимался Григорий, было незаконным бизнесом. Хотя всякие справки, разрешения соответствующих органов у Григория, конечно же, имелись. Но Петр не возмутился, скорее, ему понравилась возможность доказать, что он чего-то стоит, да и деньги Григорий обещал хорошие.
Получив согласие Григория, Петр сообщил по телефону Олегу место их стоянки. Олег приехал через два дня. Вечером, у костра, после тройной ухи и водочки, неспешно шел мужской треп о том, о сем. Григорий в этот день много мотался на машине, устал и перебрал больше положенного. Петр и двое его товарищей завалились спать, а Григорий с Олегом все сидели у костра и рассказывали одну историю за другой.
 Внезапно Гриша будто протрезвел, и спросил Олега об отце. Олег долго рассказывал, вновь и вновь  проживая те детские переживания об утрате родного человека.
– А ты знаешь, Олег, кто убил твоего отца?
– Убил? Мать говорила, что он сам погиб, попал пьяным под поезд… Я-то еще маленьким был…
– Нет, не так все было! Я знаю, что один мужик здорово ненавидел твоего отца и, подловив, толкнул его под поезд.
– И кто же он?
– Антон Дружинин! Сволочь изрядная! Многим людям жизнь попортил…
– Чем докажешь, что так это было?
– Да, я каждый день с ним общался, как с тобой сейчас. Много чего узнал про его похождения… В Сосновске он осел…
 Проснувшись поздно утром, Олег долго не выходил из палатки брата, а Петр с самого утра, сделав зарядку, копался в земле, недалеко от их стоянки. Григорий уехал на своей машине по делам, говорил, что хочет с кем-то встретиться и проконсультироваться по дальнейшим раскопкам.
Олег, появившись, наконец, на воздухе, по привычке пробежался легкой трусцой по большей поляне, на которой работал Петр с товарищами.
– Олежа! Не хочешь попытать удачу? – спросил Петр. – Здесь что-то должно быть, я чувствую…
Запыхавшийся Олег присел рядом с братом и, успокаивая дыхание, медленно, думая о чем-то своем, ответил:
– Я, наверное, уеду сегодня,.
– Как – сегодня? Ты же только вчера приехал?
– Надо уехать. Упустил я одно дело, а времени мало осталось, все же по отпускам разъехались… Если не застану нужных людей, придется важные эксперименты отложить до сентября-октября. Так что…
– Ну, вот, а я надеялся, что вместе еще побудем, – протянул обиженный Петр.
– Да не обижайся ты, братуха, – обнял Петр Олег. – Я смотрю, у тебя все нормально здесь, мужики тебе приняли как своего, да и Григорий тебя ценит. Главное, что ты сам  почувствовал вкус. Надолго ли, не знаю…. А то, что что-нибудь найдешь – уверен. Ну, не найдешь нынче, так когда-нибудь. Надо обязательно верить в свою мечту, брат… Папка мне, маленькому еще, говорил: – «Олежа, мечтай, думай о своей мечте, иди к ней, и все обязательно сбудется». Я вот мечтал, говорил он, чтобы именно сын у меня родился первым, чтобы опорой был матери, мне, а потом и братику своему младшему (тебе, то есть. Ты тогда т еще не родился, Петя). И видишь, сказал отец, ты у нас, Олежа, с матерью и родился». А еще мечтал папка о том, чтобы я стал большим человеком… Так что, надо теперь своей жизнью отца мечту реализовать. Такие вот дела, братуха…
– Олег, ты что, плачешь?
– Да нет, так это, что-то набежало, от пробежки что ли… Пойду, умоюсь.
Петя смотрел, как Олег стал быстро собираться, как-то суетливо простился с ним, что-то порывался еще, как будто, сказать ему, но вдруг остановился и, улыбнувшись, обнял его и тихо проговорил:
– А вообще-то, бросай ты все эти клады, Петя, искать .Мать уже тоскует, да и других дел по жизни много…
… Когда через 4 недели Петр вернулся дождливым августовским днем домой, истосковавшаяся мать сообщила ему, что Олег с друзьями третий день, как уехал на юг в отпуск. Эксперимент свой в лаборатории отложили до осени, поскольку «где-то что-то не срослось», и «кого-то не удалось поймать или заинтересовать».
С Григорием Петр расстался по-доброму. Договорились, что, если все срастется, соберутся на следующий год еще куда-нибудь съездить. Обнаруженных на раскопках находок, не столь ценных, как хотелось бы Петру, все же хватило на то, чтобы выручить вполне приличные деньги, купить на них часы и хороший костюм себе, новую стиральную машину – матери и компьютер – Олегу и себе, так как старый компьютер совсем уже не на что не годился.
Григорий несколько раз спрашивал про Олега, почему тот так внезапно уехал, и не рассказывал ли чего ему, Петру, о том летнем ночном разговоре, когда Олег приезжал к ним на раскопки. На все эти вопросы Григория Петр ответить ничего вразумительного не смог и, несколько раздосадованный Григорий, попросив напоследок номер их домашнего телефона, укатил с товарищами на поиски «чего-то очень стоящего», как он объяснил, довольно далеко, чуть ли не за границу. Впрочем, Петр толком не расспрашивал, куда в очередной раз собрался Григорий, его мысли были заняты только желанием очутиться дома, в привычной обстановке, где он не был почти два месяца.
Софья Алексеевна несколько успокоилась с приездом младшего сына. Когда оба его кровинушки вдруг почти в одно и то же время оказались далеко от дома, она, оставшись одна, ощутила щемящую тревогу за своих ребятишек, как называла их всегда. Олег, быстро вернувшись от Петра, часами, заперевшись, сидел в своей комнате, куда-то звонил, что-то все искал по компьютеру. А потом одним субботним вечером, когда они вдвоем сидели у телевизора и молча смотрели какую-то передачу про животных, Олег вдруг спросил:
– Мама. Только ответь мне правду: ведь Петю ты родила от другого, не от отца, так ведь? Я все знаю….
Софья Алексеевна, почувствовав, что пол уходит из под ног, вначале захотела возмутиться, накричать на сына, но вдруг неожиданно почувствовала душевное облегчение, и однотонным голосом стала рассказывать о своей греховной встрече с Антоном Дружининым. О том, как он ее соблазнил, как стала его наложницей, как вначале побоялась признаться отцу Олега в невольной измене, а потом, с рождением Пети, каждый день терпела бесконечные придирки и угрозы от Павла, заподозрившего супругу в неверности. Как хотела наложить на себя руки после побоев мужа, но поклялась перед Богом поднять детей, как бы это ни было трудно.
– Вы оба мои сыновья, а я ваша мать, – голос Софьи звенел такой болью и отчаяньем, что Олег наклонился к материнским ладоням и, целуя их, прошептал:
– Прости мама, ты ни в чем не виновата… А вот он ответит за все…
– Что ты, что ты, Олежа, – вскричала Софья.– Выбрось этого человека из головы! Бог ему судья.
– Нет, мама. Я бы еще простил, если бы он просто тебя, Петю, нас бросил, когда отца не стало. Но он убил моего отца, я это точно знаю. Я много чего узнал за эти дни, много с кем повстречался, сопоставил факты. Он – убийца!
– Нет, Олег, нет! Только ничего не делай, не губи себя и нас! Я тебя заклинаю, сынок!, – рыдала Софья.
Олег вскорости заговорил об отпуске, и через неделю уехал с друзьями отдыхать, как он сказал, на юг, где-то на месяц. Софья Алексеевна не находила себе места. Петя еще не вернулся, а Олег, взвинченный открывшимися обстоятельствами о смерти своего отца, мог натворить что угодно…
– Соня, ты говорила, что Олег в отпуск на юг укатил?. – встретила ее такими словами у магазина давняя знакомая Галина Игоревна.- Да, ехали они отдохнуть на месяц с друзьями, в Адлер, вроде. Сейчас уже конец сентября, скоро приедет…
– На юг? Ты извини, но … не знаю, как тебе сказать…
– Что такое, Галя?, – встревожилась Софья Алексеевна.
– Понимаешь, позавчера мы с мужем были в гостях в Сосновске, у родителей мужа, и там я видела…. твоего Олега. Он по улице шел. Один. И совсем не загорелый…
– Ты, наверное, ошиблась. Галя! Это точно не Олег! Олег ведь на юге, с друзьями! Какой Сосновск? Тебе показалось!, – разнервничалась Соня.
– Да ты так не волнуйся, Соня! Может, точно показалось… Но как Олег он был, этот молодой человек, просто вылитый. Бывают же совпадения такие.
… Сон покинул окончательно Софью Алексеевну. Тревога и страх за детей настолько убивали ее душу, что Соне стали вдруг казаться встречные люди то Антонами, то Павлами, то Григориями… К каждому телефонному звонку она бежала с надеждой, что это звонит Олег. Петр, возвращаясь вечером с занятий в институте, стал замечать тревожно-угнетенное состояние матери. На расспросы Софья Алексеевна отвечала уклончиво, говорила, что большие нагрузки у нее на работе, да и здоровье в целом уже не то.
Вечером среды Петя обнаружил на столе записку от матери, в которой она сообщила, что поехала в Сосновск на 2-3 дня пройти обследование в областной больнице. Просила все съесть, что наготовлено ею, и стоит в холодильнике.
…. Солнце озарило комнату Олега неожиданно. Казалось, в городе проливных дождей, заполнивших собой последние три дня, солнышку трудно будет пробиться сквозь свинцово-темные тучи, закрывшие небо над Сосновском.
– Сегодня день будет удачным, – довольно промурлыкал Олег, потягиваясь на твердом диване. Эту однокомнатную квартиру он снял на месяц, рассчитывая в течение этого срока найти Антона Дружинина и поговорить с ним по-мужски. Ни в какой Адлер Олег решил не ехать, а чтобы не тревожить мать, уговорил друзей махнуть на юг, якобы с ним вместе. Друзья загорают на южном пляже, а Олег здесь, в Сосновске, ведет жизнь настоящего Шерлока Холмса. Найти адрес Антона Дружинина оказалось совсем непросто: прописан он нигде не был, а у кого проживал (и проживал ли вообще?) приходилось выяснять буквально по крупицам. Олег твердо решил для себя, что такая мразь, как Антон, жить на земле не имеет права. С таким настроем Олег уже третью неделю, каждый день, отправлялся в город, в людные места, в парки, в кинотеатры, в кафе… Жалко, что Григорий не сказал, где примерно может проживать Антон. Хм, а сам-то Григорий где познакомился с Антоном? Что он там говорил тогда, у костра, в экспедиции? Эта мысль внезапно озарила сознание Олега, до краев наполненное ненавистью к человеку, убившему, как он полагал, его отца.
Вскочив со стула у короткого столика, где он обычно завтракал, Олег стал лихорадочно перебирать все моменты того памятного ночного разговора с Григорием. Но ничего о месте проживания и работе Антона на ум не приходило. Стоп! Григорий, кажется, известный спортсмен. А если по его домашнему адресу пройтись? Где же он общался с Антоном почти каждый день, как он говорил? Может, они рядом живут? Поискать адрес известного спортсмена будет, возможно, полегче. К концу дня Олег имел адрес проживания Григория Уколова, мастера спорта международного класса по биатлону. И узнал достаточно просто, придя в спортклуб  технического института, где увидел в галерее знаменитых спортсменов фотографию Григория.
Ну, а дальше все было делом техники: прикинулся страстным поклонником спортсмена, желающего получить во что бы то ни стало автограф знаменитости, пусть и бывшего члена сборной команды России, но человека известного и почитаемого Олегом с юношеских лет. старый тренер смилостивился над восторженным молодым человеком и указал адрес Григория. И вот, сидя на скамейке соседнего дома, как раз напротив подъезда Григория Уколова, Олег размышлял, как действовать дальше. Удача в тот день точно сопутствовала ему. Пришедшие поболтать о своем, пенсионер, две старушки-подружки, комментировали всех и вся, входящих и выходящих как из своего подъезда, так и их соседних, и подъездов напротив, благо дома стояли достаточно близко друг к другу.
– Смотри, Семеновна, опять эта мымра со своей собакой все газоны загадила. Каждый день выводит свою тварь под наши окна.
– И не поверите, Анна Христофоровна, на меня эти собаки действуют тоже плохо – аллергия так и не проходит.
– Совести нет у людей!
– Ни стыда, ни совести!
– Так и тянет подсыпать что-нибудь этой псине, чтобы отравилась, наконец.
– Да что ж тут подсунешь, у нее же намордник!
– Намордник лучше бы себе его хозяйка надела, все красивее будет!
– Это точно, посмотришь на нее – страх божий…
– Слыхала, Семеновна, наш сосед опять любовницу новую привел. Уж какая по счету, я сбилась определять. . Кажется, шестая.
– Нет, эта пятая! Как жену-то похоронил, Марию Марковну, царство ей небесное, так с катушек съехал. А ведь ему уже под семьдесят.
– А что ему сделается, старому Казанове! Всю жизнь гулял от покойницы, все жаловался, что она родить ему не может. Так Мария Марковна переживала, так страдала… Вот что значит – осложнения после простуды.
– Да, не приведи господь…- Смотри, Семеновна, из подъезда напротив женщина вышла с мусорным пакетом, видишь?
– Вижу, статная какая, чернобровая.
– Иркой зовут, медсестра она. Тоже еще та гулевана, что наш Казанова. В очередной раз привела себе ухажера.. он-то старше ее, чуть ли не вдвое, видный такой, не прохиндей – точно! Так и зыркает глазами, так и зыркает! Со спортсменом они живут на одной площадке, с Гришкой Уколовым. Тот-то тоже вконец разболтался, все какие-то клады ищет. Давно я его не видела. Я с его отцом работала на заводе. Хороший, правильный был человек. Жалко, рано умер.
– А Гришка-то спорт разве бросил?
– Давно уже бросил, да женился, мальчишка у него растет. А жена-то бикса стриженая, корреспондентка, что-ли. Нет у них любви, это сразу видно. Гришка вон какой видный парень, а эта пигалица в очках, что он в ней нашел?
– Ну. а как тут угадаешь, кто в ком чего находит? Вот вы говорите, Анна Христофоровна, что медсестра-то ухажера привела. Может, влюбилась, ведь всякое бывает.
– Сердобольная ты, Семеновна! Этот ухажер, говорят, сто раз был женат, и дети у него на стороне есть. Антоном, вроде зовут. И чего бабы думают, бросаясь на каждого встречного? Ни гордости, ни самоуважения – ничего не осталось!
– Да, совсем стыд потеряли…
Слушая болтовню бабушек, Олег уловил ухом имя Антона и информацию о том, что живет он с Ириной на одном этаже с Григорием Уколовым. «Вот как просто ларчик открывался», – подумал Олег. «Ну что ж, день сегодня действительно удачный. Вот и свидимся мы с тобой, наконец, Антон Дружинин!» Решение пришло неожиданно: глядя на бомжеватого вида мужика, собирающего пустые бутылки на детской площадке, Олег понял, как встретить Антона внезапно и наверняка.
Проникнуть в нужный подъезд удалось без особого труда, этаж определил по фамилиям жильцов на почтовых ящиках. В подъезде было сухо и чисто, а дальний угол большой лестничной площадки на восьмом этаже, прямо за лифтом, как нельзя лучше подходил под лежанку бомжа. Поздно вечером Олег во второй раз отправился дежурить на свою лежанку, надеясь, что Антон Дружинин будет в это время возвращаться с работы…
«Ну и бабы!», – возмущался про себя Олег – «Эдуард», решивший покурить на улице после выяснения отношений с Ириной и Светланой. Ворочаться на лежанке и напряженно ждать ему надоело. Что сказать, что предъявить Антону при встрече Олег придумал давно. Смутно он помнил детские впечатления о встречах с дядей Антоном, приходившим в их дом. Помнил, как отец и Антон весело смеялись, играли с ним, часто шутили над чем-то. Помнил, как радостная мать улыбалась отцу, а он поглаживал ее по округлившемуся животу и что-то шептал на ухо, отчего мать краснела и застенчиво смеялась…. От воспоминаний у Олега навернулись слезы. Когда мертвого отца привезли домой, он долго не мог решиться подойти к гробу. Все казалось Олегу, что отец сейчас встанет, схватит его с Петей в свои объятия, и начнут они  все барахтаться на большом ковре, шутливо выясняя, кто из них самый сильный…
Крепкая рука вдруг схватила Олега за локоть, и он замер от неожиданности и страха.


Конец первой книги.

2009-2013 гг.



;