Виконт. Часть 1

           Они знали друг друга с десятого класса. Был, кажется, урок математики, когда в класс вошла завуч с новой ученицей. И сказала:  «Эта ваша новая одноклассница. Она приехала к нам из Баку».  Смуглая девочка стояла опустив глаза, воротничок стоечкой, черный фартук, школьное платье, чуть ниже нормы, коса, значок.
          «Ее зовут Рита Заманова. Прошу любить и жаловать.» И только тут Рита подняла глаза и обвела взглядом класс. «Не глаза, а очи» - вспомнилось Виконту из школьной программы.
          Они переглянулись – Мишка Королев и Витька Киконин по кличке Виконт.
 
          Мишка и Виконт жили в одном дворе неподалеку от школы. Дружили. Дружба их  во многом смахивала на договор, хотя временами больше походила и на скрытое соперничество. Мишка  был спортивным высоким парнем, эмоциональным, вспыльчивым, но отходчивым и открытым. Виконт же - невысокий и щуплый, с темными вьющимися волосами, неправильными, но выразительными чертами лица, насмешливо кривящимися пушкинскими губами и манерой изъясняться несколько напыщенно и витиевато, видимо, вследствие некоторого, хоть и весьма отдаленного, сходства с поэтом. Из них двоих лидером, несомненно, был Виконт. Так же, как и он был автором множества всяких проделок, за которые не раз был зажат в угол школьной шпаной, из лап которой  его неизменно вызволял Мишка, пользующийся у этих кандидатов в уголовники особым уважением за один давний случай, когда, подравшись с тремя старшеклассниками, он отказался на педсовете назвать их имена. Оба  хорошо учились. Оба рассчитывали поступить в институты: Мишка хотел пойти по стопам отца в нефтянку, а Виконт собирался в медицинский.
         «В этом мире, мой дорогой Мишель, значение имеет только качество жизни. И это качество, увы, тебе не дадут никакие буровые. Его может обеспечить только медицина» - говаривал Виконт, затягиваясь сигаретой.
         Появление в их классе Риты – по-восточному яркой и необычной - взволновало их обоих, но каждого по-разному. У Мишки при мысли о ней начинало сладко ныть сердце, и он смотрел ей вслед, по выражению Виконта, глазами спаниеля. Сам же Виконт еще только  при  приближении к их компании «Марго» – он подчеркнуто называл ее только так – весь подбирался как дикий зверь, становился точен и элегантен, тонко острил, остроумно высмеивал всех и вся, да так уморительно, что все трое в итоге хохотали, как ненормальные. Сама же Рита благоразумно не выказывала ни тому, ни другому явного предпочтения, по-видимому,  решив  оттягивать неминуемое объяснение как можно дольше, и по возможности, все обращая в шутку. Так пролетел последний год детства. Потом закончилась школа, и они поступили в институты, каждый в свой: Мишка, как и следовало ожидать в «Керосинку», а  Виконт - в медицинский. Рита глубоко в душе мечтала вернуться в Баку, к отцу, а потому тоже была не прочь пойти в нефтянку,  но тут воспротивилась ее мама, и Рита подалась на юрфак.
         В конце первого курса Мишка  с тоской в сердце и полный дурных предчувствий ушел в армию, а у Виконта неожиданно оказалась какая-то особая  бронь в медицинском. После первого же семестра, который был сдан на отлично, он обмолвился в одной не совсем трезвой компании, что ему предложили подписать какой-то документ, что-то о неразглашении, болтал о какой-то секретной кафедре… Никто ничего тогда не понял, кроме одного – от армии Виконта избавил какой-то договор. В общем, по-честному, именно поэтому Мишка и уходил служить в столь мрачном настроении. И, как впоследствии выяснилось, не напрасно…
         За те два года, что пришлось торчать в степях Казахстана, он регулярно получал письма и от Риты, и от Виконта, если удавалось, звонил им. Как-то раз Виконт даже приезжал навестить его -  были у него какие-то дела неподалеку от Семипалатинска, вот он и сделал крюк. И за все три дня – ни слова о Марго. Тогда-то Мишка все понял окончательно.
         Так потом и оказалось. Рита с Виконтом поженились на третьем курсе. По началу все было неплохо – Риту увлекала новая роль любящей жены, Виконту семейный статус тоже пришелся по вкусу.  Что и говорить – они были блестящей парой. Уверенные в себе, современные, ироничные - под стать друг другу. Но как-то незаметно, непонятно  даже когда это началось, но  случилось так, что Виконт все чаще стал брать с молодой женой какой-то странный тон, слегка высокомерный, покровительственный и немного всегда как бы чем-то недовольный. Причем невозможно было понять причину этого недовольства. Во всяком случае, Рита ее не понимала. Иногда, правда,  всплывала странная  мысль, что возможно, ей, как в какой-то степени восточной женщине, стоит играть вторую скрипку, но Рита тут же отгоняла ее, зная, что именно яркость, оригинальность и независимость и ценит в людях ее муж.
         Так оно и было. Причина раздражения была совсем в другом.  Виконт вопреки здравому смыслу втайне продолжал иррационально и безнадежно  ревновать жену к другу детства. В редкие минуты неумолимой и страшной откровенности наедине с собой он  признавал в себе какой-то особый душевный изъян, какой-то глубоко упрятанный и скрытый от всех порок, неизбежные проявления которого он наловчился выдавать за особый стиль и даже шарм. Это работало. Но работало на расстоянии.  Когда же они с Ритой стали жить вместе, эту червоточину уже невозможно было скрыть ни иронией, ни цинизмом, ни изяществом, ни остроумием. То, что раньше выделяло Виконта, было  козырем, в браке, по мере того, как проступали его истинные черты, незаметно стало играть против него.  И хуже всего, что это расползающееся чернильное пятно, эта проступающая, хоть  и тщательно маскируемая гнильца,  теперь оттенялась  душевной цельностью, прямолинейностью и простотой его отсутствующего, и от этого практически  лишенного недостатков, друга.  Искоса наблюдая за женой и  не имея возможности проникнуть в ее мысли,  любое меланхоличное или задумчивое  выражение ее лица, любой ее вздох, грусть, он тут же приписывал  сожалению о совершенной ошибке, тоске по его сопернику и мукам совести. Бывали минуты, когда ведя и неизбежно проигрывая очередную внутреннюю баталию, он даже жалел, что Михи не было рядом – уж тогда бы он вырулил,  исправил, восстановил свой статус-кво, а заодно узнал бы  правду по выражению ее лица.  Но как, скажите,  вести бой с тенью, с тем, кто отсутствует? И  с кем, положа руку на сердце, они оба  поступили не по совести.
           Все это плавилось  в котле сомнений и выливалось в одни сплошные подозрения и бесплодные терзания, в которых, впрочем, он не признался бы и под пытками, ибо это означало бы проигрыш, поражение. А он – Виктор Киконин – не привык быть побежденным. Тем более побежденным своим лучшим другом. В итоге вся эта внутренняя испепеляющая борьба, бесконечный диалог с самим собой, маячившая как наяву угроза потери права, более того – неуверенность в самом этом праве,   внешне выливалась в непонятные придирки и желание переделать жену по какому-то неведомому образцу. Рита же вовсе не была глиной, из которой можно лепить все что захочешь. Ее внутренний стержень гнулся под давлением мужа, но не ломался. Она пробовала выяснять, что происходит, но муж, почуяв,  что пахнет жареным, тут же менял гнев на милость, отшучивался и становился ласков, как щенок. Но ненадолго – и этим окончательно сбивал ее с толку.  К концу института она уже окончательно поняла, что совершила ошибку с  замужеством. А спустя еще два года, совсем было решившись на окончательный разрыв с мужем,  Рита с недоумением обнаружила еще одну вещь – она беременна.
            Известие это Виконт воспринял странно. Словно что-то вышло из-под его контроля. Нет,  он не рассердился, но и нельзя было заметить какой-то особой  радости на его лице. Скорее озабоченность,  ощущение, что все вроде бы как-то пошло не по плану. На расспросы он отвечал уклончиво, объяснял все гигантским напряжением на работе. Кстати, где он работал, Рита до сих пор толком не знала. Были какие-то безликие анкеты, которые ей приходилось заполнять, отвечая порой на совсем уж странные вопросы: группа крови, не было ли в роду тяжелых заболеваний,  не болели вы венерическими болезнями, гепатитом и туберкулезом, не было ли в роду психически нездоровых людей и самоубийств. Странно все это было и не понятно зачем. Поначалу она все пытала его, но, чувствуя под шуточками твердую сталь государственной тайны, вскоре прекратила бесполезные расспросы. Итак было понятно, что работает он  в каком-то «ящике». Но в каком именно, и чем  он, медик, там занимается – сие было не ведомо.  Знала только, что муж уже имеет чин майора и в ближайшем будущем рассчитывает на серьезное  повышение.  А еще за ним  каждое утро приезжала  «волга» с черными номерами. Расспрашивать его о работе было бесполезно – Виконт тут же делал скучающее лицо, выразительно вздыхал и поднимал к небу глаза.    Да и не интересовало ее  все это.
           Гораздо важнее для нее была его реакция на новость о ребенке.  Подруги объясняли Рите, что мужчины иногда так теряются от этой новости, что сами не знают, что творят. Риту это мало успокаивало. И, действительно, все чаще и чаще, утирая слезы обиды, она вспоминала Михаила, который давно  вернувшись из армии,  уже заканчивал  свой институт. И с  которым жизнь  уж наверняка сложилась бы совершенно иначе. Михаил, который так и не встретился  ни с  ней, ни с Виконтом после возвращения…
           И вот однажды,  вдрызг рассорившись из-за какого-то пустяка, она дождалась, когда Виконт уйдет из дома, и вся в лихорадке беременности собрала чемодан и,  не сказав ни слова, не оставив записки,  улетела к отцу в Баку. Сейчас Черный город со всей его копотью и сажей был ей гораздо ближе и милее Белокаменной. Отец, ничего не спрашивая, встретил дочь под проливным дождем и привез в свою маленькую одинокую квартиру, и всю ночь подходил к ее двери послушать спит ли его девочка, не плачет ли… А утром за ней явился Виконт. Бледный, с побелевшими губами, с колючим взглядом и стал закрывать еще даже не распакованный чемодан. Рита заявила, что никуда не поедет, останется жить с отцом. Виконта трясло. Желваки под скулами ходили ходуном. Отец пытался встать между ними… Сцена была почти беззвучная… было почти тихо, когда Рита удивленно, испуганно вскрикнула, почувствовав, как по колену скользнула  и побежала   вниз горячая алая струйка…
          Она помнила совсем немного из того, что было дальше.  Только, что отец  кричал, что надо срочно вызывать скорую… в ответ муж кричал, что он сам со всем разберется, он не оставит ее здесь, потому что ей нужны лучшие врачи, и только он может это устроить… Смутно помнила, что Виконт бегал вниз к машине и разговаривал по какому-то странному телефону… Потом была машина… носилки… в какой-то момент ей показалось, что она летит на каком-то не совсем пассажирском самолете… потом лампы-юпитеры… и все…
         
         Когда Рита очнулась, все было кончено… Она лежала в мятой сатиновой рубашке в белой комнате на высокой больничной кровати… Она посмотрела на свои дрожащие пальцы и увидела, как на них играют солнечные пятна… Тогда она запрокинула голову назад и увидела солнышко, светившее в окно.
         На окне была решетка.

(продолжение следует)


рисунок М.Лисогорского