Лютеиновая фаза

Женя был мужик простой - как хлеб - работящий, скромный. В светло-серых глазах его теплился мягкий свет. Тем вечером после работы Женины приятели толклись в павильоне универсама - на улице стоял мороз - и пили пиво.

Вдруг к их оживлённо болтающей кучке подошла девушка - на вид лет двадцать-двадцать пять, растрёпанная, тоже с жестяной банкой в руке - и попросила зажигалку.

Как-то так получилось - слово за слово - и вот девушка уже не сама по себе. Она часть компании. Прикрепилась. Точнее влилась - вместе с очередным глотком пива. Такое часто случается. Мимолётные знакомства под баночкой милое дело: сошлись, поговорили, разошлись.

Час был поздний.

Приятели засобирались по домам. Уехал Санёк в синей спортивной куртке, толстый Дима, маленький смешной Раджеш, весь вечер пытавшийся доказать новой знакомой, что он индус, а не узбекский мигрант.

А Женя остался. И девушка тоже. Они не остались ВДВОЁМ. Каждый из них остался сам по себе - им обоим просто не надо было далеко ехать.

"Вы здесь живёте?"

Она неопределённо махнула рукой в сторону домов на другой стороне улицы.

"Там!"

Пиво закончилось, и в универмаге купить его было уже нельзя. Закон есть закон: реализация алкогольной продукции после двадцати двух запрещена.

А отношения сложились. Тёплые. И ещё немного сбрызнуть их пивком казалось просто необходимым.

"Идёмте в бар." - предложила девушка. - "Я знаю одно неплохое место неподалёку. Там продают пиво всю ночь."




Устроившись на стуле, девушка заказала пиво, вино и пачку сигарет. Женя смотрел на неё через столик. Смешная. Неухоженная. Круглое русское лицо, вздёрнутый нос, широкие ленты почти срастающихся бровей, большие мягкие губы. Короткие волосы одуванчиком.

"Кем вы работаете?"

"На складе в мебельном магазине. Кладовщик. А вы?"

"Я писатель. Но..." - девушка вздохнула. - "Этим нынче не прокормишься, поэтому я сдаю квартиру."

"Выпиваете часто?"

"Нет."

"А сегодня что за повод?"

"Мне нужны новые идеи. Я пошла их искать. И вот видите какая удача - вы. Я собираю жизни. Был фильм с Этаном Хоуком с похожим названием, про маньяка, только он их ЗАБИРАЛ, а я СОБИРАЮ..."

"Я буду рад вам пригодиться." - снисходительно улыбнулся Женя. Простой мужик. Типаж для писателя. Образ.

На пальце у девушке было кольцо. Оно мерцало в тусклом свете от лампы над столиком. И звали девушку - Наташа. Как-то выяснилось, что Наташин муж ездит в дальние командировки на разные объекты газовой отрасли, а дома у неё спят дети.

Женя внимательно на неё смотрел. Освещал сам для себя как фонариком мягким светом своих глаз.

Она пила. Жадно, страстно. Мешала пиво с вином, отхлёбывая попеременно то из кружки, то из бокала.

"Извини." - сказала она после одного из таких действий. - "Тебе, наверное, кажется, что я сумасшедшая?"

"Нормальных писателей я ещё не встречал ни разу." - утешил Женя.

Чокнутая писательница снова отхлебнула пиво и, закурив очередную сигарету, уже девятую за вечер (как отметил про себя Женя), жестом полным озорного принебрежения откинулась на стуле.

"Напиться до безобразия, до полного свинства - это роскошь! И иногда я позволяю себе её. Ведь это - практически абсолютная свобода..."

"От чего?"

"От собственного сознания. Стираются границы между возможным и невозможным, между людьми..."

Наташа положила руку на стол и Женя накрыл её своей.

"Вот видите. Мы с вами становимся ближе."

Разговор, блуждая и путаясь, каким-то образом забрёл в тему о продолжении вечера. Между разнополыми пьяными людьми эта тема порой возникает вне всякого контекста. Перед этим Наташа старательно пыталась доказать Жене, что писателей в переводах читать абсолютно бесполезно - это секс по телефону и бутерброд по телевизору - пропадает всё богатство стиля, неповторимые лексические тонкости, которые невозможно передать на другом языке. Вместо писателя появляется переводчик.

А потом речь зашла о продолжении вечера. Как-то вдруг...

Резко подняв руку Наташа словно отмахнулась от чего-то в воздухе - это был очень несуразный пьяный жест - и сказала:

"Я могу поехать к вам, но только надо будет зайти и проверить детей."

Она немного помолчала, а потом добавила:

"У меня сейчас лютеиновая фаза. Знаете что это?"

Женя помотал головой.

"Это период абсолютной женской свободы. Подаренный самой природой срок, когда с женщины полностью снимается её биологическая ответственность, диктующая ей необходимость быть осмотрительной и разборчивой в связях... В лютейновой фазе женщина бесплодна и это раскрепощает её."

Встали. Поехали.

По дороге Наташа очень много говорила о том, что Вселенная существует всего один миг: прошлое и будущее - иллюзии. И именно он, этот миг, и есть подлинная жизнь. То единственное, что у нас по настоящему есть. И всегда будет только одно это.

"То, что существует здесь и сейчас, то, что ты видишь перед глазами, понимаешь..." - путаясь и повторяясь тараторила она. - "Только это! И больше у нас ничего никогда не будет. Всё остальное - лишь морок... Морок, понимаешь..."

Женя почти не слушал. Он мужик простой. И для него это был уже - бред. Обыкновенный стандартный бред пьяной бабы понятного сорта, он слышал его уже столько раз, и наверняка не единожды ещё услышит.

А она всё говорила. Возбуждённо. Яростно. С непоколебимой пьяной убеждённостью. Пыталась объяснить ему концепцию своего недописанного пока романа. С комичным пафосом восклицала, что если ей суждено умереть недописав, то пусть он, Женя, закончит это дело за неё... Ведь он теперь всё знает. Она поделилась с ним всей своей душой.

Глаза её в сумерках такси глянцево блестели.

"Я люблю тебя!" - вдруг сказала Наташа. - "И вот это чувство - мгновенное - оно самое настоящее. И самое главное. И в моей и в твоей жизни. Больше такого уже никогда не будет."

Все границы были стёрты. Женя заглянул ей в глаза, и из этой внезапно распахнувшейся перед ним человеческой вселенной повеяло на него чем-то прекрасным и жутким.

Он повернул ключ в замке и открыл дверь. Навстречу ему брызнули голодные коты. Пока сидели в баре, он часто вспоминал о них, тревожась, что они с утра ничего не ели. Женя жил один, был уже почти пять лет разведён, у него росла одиннадцатилетняя дочь, и иногда в гости приходила подруга. Но жениться на ней Женя пока не собирался.

В буфете нашлось какое-то липкое розовое вино. Выпили ещё.

Наташа говорила ему что-то уже про дочь, про ту роль, которую отец играет в жизни девочки, убеждала его, что просто необходимо быть сильным мудрым и справедливым в глазах дочери, ведь образ отца во многом влияет на  выбор спутника жизни... Он же хочет наверняка, чтобы его дочь была счастлива. Наташа этого хотела, именно сейчас, в этот единственный миг, хотела для незнакомой чужой дочери счастья, хотела с пьяной страстью, неистово и неудержимо...




Континуум Наташиной памяти порвался - какое-то время она провела в небытии - и первый проблеск сознания озарил её в шесть сорок утра: она нашла себя стоящей у своих дверей в распахнутой дублёнке без пуговицы и в тапках из Жениной квартиры. Жили они в двух улицах друг от друга. Вспомнив о детях, она примчалась на такси.

Дети спали. Ночью они проснулись и, не обнаружив матери, ходили босиком по тёмной квартире и плакали. Это были близнецы - мальчики двух с половиной лет. Соседка, снимавшая комнату, согрела их в одеяле и напоила тёплым молоком. Днём Наташа купила её цветов.

Похмелье мучило её до самого вечера. Сладостная дурнота лежала в её теле, садясь она чувствовала головокружение, а при ходьбе ей казалось, что она больше ничего не весит и сейчас полетит... Лёгкая. Сквозная.

Она купила детям мандаринов и полчаса погуляла с коляской.

Свежий морозный день был ярок. Мир казался ей чисто вымытым, вычищенным до блеска. Она чувствовала в самой себе что-то новое, хорошее.

Но вечером подступила непонятная тоска. Стискивающая виски тревога.

Наташа не помнила точно ЧТО ИМЕННО происходило в квартире с котами, и теперь в ней зашевелилось запоздалое раскаяние. Она никогда не изменяла и не была, пожалуй, на это способна.

На свете нет ничего страшнее совести.

Она позвонила мужу, хотела всё рассказать ему, но не смогла. Деловой, обстоятельный, логичный, словно скала стабильный и не склонный к неразумным порывам, он бы навряд ли понял, но огорчился...

И она только бессмысленно шептала ему в трубку, отчаянно повторяла одно и то же:

"Люблю... люблю... люблю..."

Повторяла и сама при этом начинала медленно осознавать - до какой степени это ТЕПЕРЬ правда.

"И я тебя." - ответил далёкий твёрдый голос.

Надо непременно родить ему третьего ребёнка. Дочь. Девочку. Пусть он будет главным в её жизни. Этот сильный и надёжный человек.

Всё образуется. Закончится эта лютеиновая фаза. Муж вернётся с севера, и у них будет маленькая дочка.

Обязательно будет.


28 января, 2014