Хагалаз и Альгиз, сборник первый

Название: Сборник драбблов
Персонажи: Хагалаз/Альгиз
Автор: Райт Синориан и Tameiki
Бета: Tameiki
Рейтинг: G

Долина Морхейма тонула в мутных, неверных сумерках раннего утра. Вокруг не было ни единой живой души, даже в крепости, обычно оживленной, было безлюдно. Хагалаза целитель разглядел еще издалека, а когда, спланировав с вершины нависающего над долиной утеса, мягко приземлился рядом, то едва не расхохотался. Высокий широкоплечий волшебник, как огромный медведь, нависал над вжавшимся спиной в скалу щуплым элийцем. Судя по лицу, лет белоперому было, от силы, шестнадцать, и каким ветром его сюда занесло было неведомо. К чести мальчишки, надо сказать, что он пытался сражаться, но его заклинания впустую отражались от магического барьера Хагалаза, не причиняя тому ни малейшего вреда. Волшебник, в свою очередь, явно забавлялся, то превращая его в раскидистое дерево, то погружая в сон. Увидев Альгиза, выражение лица которого не предвещало ничего хорошего, элиец сник окончательно.
- Вот и что прикажешь с ним делать? - развел руками Хагалаз. - Убить? Так он пока ничего плохого не успел сотворить, да и мал пока. В плен забрать? Ну и кому он тут сдался? Толку с него все равно немного.
- Тогда убейте на месте, и дело с концом, - неожиданно сказал мальчишка на ломаном асмодианском с ужасающим акцентом. Альгиз поморщился:
- Мы не воюем с детьми. В отличие от элийцев.
- И элийских младенцев мы тоже не едим, - вставил Хагалаз. - Взять его за ухо да и проводить до ближайшего разлома, чтоб неповадно было. Тоже мне, шпион.
Так и поступили. Мальчишка не заставил себя лишний раз просить. Мелькнула в призрачном сиянии разлома светлая элийская мантия - и только его и видели. Когда-нибудь, через несколько месяцев или лет, они наверняка еще встретятся, и тогда они будут врагами. А сейчас пусть пока отправляется восвояси, менять штаны и рассказывать товарищам сказки о том, как в одиночку одолел двух могучих асмодианских воинов.

***

Хагалаз направил потоки силы по рукам. Прямо под кожей ощущая бурлящую силу магии, разрушающей все на своем пути. Это было больно и жгло изнутри не хуже раскаленной лавы, но его душа ликовала от этой мощи, послушной ему, как преданный пес.
Не успевшая увернуться с пути огня когтистая тварь взвизгнула, падая и пропахивая песок мордой. Три её собрата умерли на этой арене, и она оставалась последней из тех, кого сегодня натравливали на мага. Для Хагалаза не составляло труда расправиться со столь легкой добычей, да и платили за это развлечение прилично, вполне впору позволить себе хороший ужин.
Толпа на амфитеатре арены ликовала, жадная до чужой крови и мучений. И маг хорошо понимал их. Темные губы скривились в усмешке, обнажая клыки. Хагалаз шутливо поклонился. На его руке мелькнула в воздухе узкая лента, что ему отдал Альгиз.

***

Полупрозрачная, будто сотканная из воды или тумана, морда трирога упиралась во влажную землю. Грейдмар привык, что асмодиане почтительно кланяются, удивляются ему и восхищаются красотой шерсти и рогов. Но сегодня произошла небольшая неожиданность.
- Ах ты, скотина трехрогая! - орал на трирога взбешенный асмодианский волшебник. - Я тебе покажу меня по Бездне и Белуслану зазря гонять!
Если бы он только ругался, Грейдмар просто перестал бы его замечать. Да, собственно, он и попытался это сделать, но не тут-то было. И откуда в этом существе столько силы? Маги не могут становиться такими.
Однако живой пример сейчас месил его прекрасным ликом приозерную жижу, заставляя трирога фыркать и сучить ногами.
- Отпусти меня, асмодианин, - прошипел трирог сквозь зубы.
- Извиняйся, - рыкнул на Грейдмара этот бесстыжий гривастый зверь.
- Что? - трирог не поверил своим ушам. – Я, властитель земель Нефры, должен извиняться перед тобой?
- Не хочешь, станешь двурогом, - пообещал ему волшебник.
Тот день Грейдмар запомнил, как день своего позора. Он извинился перед асмодианином.

***

Хагалаз перекинул из руки в руку окутанный лиловым пламенем орб, готовясь к нападению. Посох Альгиза тоже не спал. Руки привычно сжимали знакомое оружие. Сегодня два асмодианина вышли на лед замерзшего озера Морхейма не только  померяться силами в бою, но и немного проверить закалку. Поэтому почти вся одежда была оставлена на берегу. Только трусы пришлось оставить, иначе стражники не одобрили бы. В крепости все же были дети и женщины. Неприлично. Впрочем, юные асмодианки и сами могли додумать все, что требовалось. По крайней мере, стайка дам любопытно выглядывала из-за скал, хихикала и обсуждала достоинства каждого участника битвы. Альгиз с Хагалазом мерялись силами и умениями, а девы представляли себя с ними в совсем другом поединке. И не на такой холодной поверхности, как лед озера.

***

С первого раза редко у кого получается идеальный результат, и Хагалаз исключением из общего правила не являлся. Он тщательно подготовился. Яйца и ракушки кониде в нужном количестве, точно по рецепту, лежали перед ним. Волшебник ещё раз внимательно перечитывал короткие строчки, готовясь к кулинарному подвигу. Он взял ракушку и нож, надавил, раскрывая плотные створки моллюска. Разбил яйца в миску и смешал с кониде. Жарко нагрел сковороду и вылил на нее будущую яичницу.
Пробовать приготовленное выпало на долю Альгиза. И тот порадовался про себя, что стал даэвом, и от хрустящего осколками раковин и яичной оболочки лакомства у него не случится несварения. А Хагалазу предстояло узнать несколько нелестных слов о своем кулинарном таланте. В этом деле он только начал подниматься по длинной лестнице мастерства.

***

Кистениан усмехается, глядя на молодого даэва. Этот не то что спящего древня разбудит, он и всю Асмодею на уши поднимет, дай ему только повод. Для него нет преград, какие он не сможет преодолеть. Не сегодня, так завтра. Прорвется и сметет. Прямо как он сам в его годы. Сейчас Кистениан стал заметно спокойнее. Возраст сделал его мудрее, и,  вместе с тем, его пламя больше не такое, как раньше. А вот этот новичок, вполне возможно, если на то будет воля Айона, сменит его. Не сегодня конечно. Через пару-тройку столетий, что не срок для даэва. Кистениан вполне может подождать и тысячу.

***

Асмодея - не маленькая деревня, но с одним человеком Хагалаза судьба сталкивала с завидным для столь переменчивой субстанции постоянством. В Альтгарде он встретил Гатса в первый раз. Молодой и горячий гладиатор был силен, но, к сожалению всей собравшейся в лагерь Черного Когтя группы даэвов, очень непредусмотрителен. Тогда их потрепало изрядно, и больше волшебник с ним предпочитал дел не иметь, да и с момента вступления в легион всегда находилось достаточно людей, готовых протянуть руку помощи, если не хватало своих собственных сил и способностей. И о Гатсе пару лет Хагалаз не слышал, хотя и видел его часто мельком то тут, то там. А сегодня столкнулся с ним нос к носу, когда зашел к мастеру-кулинару за новым заказом. Волшебник только успел переступить порог, когда почувствовал сзади чье-то присутствие. Обернувшись, он ощутил небольшой приступ паранойи. Опять он!
- Привет, Гатс, - тем не менее, счел нужным поздороваться Хагалаз.
- Привет! – засиял, как начищенный чайник, гладиатор.
- Скажи мне, а ты специально меня преследуешь? - решился спросить волшебник, чтобы раз и навсегда решить этот вопрос.
- Ага, - заулыбался тот. - Я твой личный элрок!
- Я так и понял...

***

Скалы Кириул встретили асмодианских захватчиков не слишком приветливо. Ветер вздымал вверх мелкую песчаную крошку, хрустящую на зубах. Грифоны злобно косились на них, распушая перья. Цель путешествия была совсем рядом. Златоклювый грифоид рылся под чахлым кустиком ветона в поисках личинок или червей. Внезапность сыграла даэвам на руку, не слишком смышленое животное даже не успело заметить, как ушло к Айону. Хагалаз остался доволен, желанный орб засиял в его руках. Альгиз зевнул. Ни одного элийца по дороге им не встретилось, а сражение с грифоидом ростом по середину его сапога он не считал за особую воинскую доблесть. Волшебник, впрочем, тоже решил, что на сегодня приключений явно недостаточно. Он встал, отряхнул мантию, и, сложив рупором руки, закричал:
- Элийцы! Выходите! Мы тут вашего грифоида бьем!
Эхо подхватило его слова, отражая звуки о скалы. Пустынный Элтенен промолчал, даже не заметив чужого вторжения.

***

Двери Секретной Библиотеки Пандемониума открывались лишь в одну сторону - внутрь. Выход из этого хранилища знаний неизвестный Хагалазу архитектор не предусмотрел. Только специально обученный доверенный человек по баснословно круглым суммам предлагал редким посетителям переместить их до любой, на выбор, статуи телепорта. Других вариантов не предполагалось. До этого дня. Волшебника это припирание к стенке, и попытка таким изящным образом залезть ему в кошелек, взбесила. И он нашел собственное решение ситуации. Того, что не предполагали. Короткое заклинание переместило его сквозь стену, оставив внутри изумленных его эксцентричной выходкой библиотекарей.
Хагалаз демонстративно стряхнул воображаемую пыль с мантии и отправился по своим делам.

***

Пандемониум Хагалаз не любил. Напыщенные высокомерные рожи, если не каждая, то через одну. Великолепные шпили башен поражали, но их основания затмевались людской и даэвской грязью. Особенно заметно это проявлялось в квартале элиты. Модная одежда, какие-то невообразимо нефункциональные подвески на крылья… Под тоннами краски, нанесенной на лицо, и одежд, скрывающих гриву и когти, асмодианин старался разглядеть своих сородичей, а не белокрылых уродцев.
- Здравствуйте, Хагалаз! - томным голосом протянул Тимоганд.
Хагалаз на это не отреагировал. С чего бы ему откликаться, если даже поздороваться по-асмодиански этот петух в платье был не в состоянии?
- А вы уверены, что этот орб подходит к вашей одежде? - решил сострить обиженный на отсутствие внимания Тимоганд.
Когти у горла он заметил не сразу. А когда увидел, побледнел не хуже, чем юная невинная элийка. Нервно сглотнул, пробормотав что-то об идеальном вкусе "господина волшебника" и продаже для него лучшей одежды с эксклюзивной скидкой.
- Заткнись, - коротко рыкнул на него Хагалаз.
Тимоганд сдавленно пискнул и подчинился. И тут вошли стражники, вроде бы охранявшие этот магазин. Волшебник не сопротивлялся их просьбе выйти из лавки, он и сам рад был покинуть это помещение.
Чуть отойдя за угол, старший из двух закованных в латы асмодиан снял шлем и, улыбаясь, протянул Хагалазу руку.
- Спасибо вам. Вы, верно, не из столицы? - спросил он.
- Из Белуслана, - коротко ответил волшебник, пожимая протянутую руку.
- Как хорошо, что есть такие даэвы, как вы. Никто из Пандемониума не мог поставить Тимоганда на место. Все боялись его влияния, а вам, как я погляжу, не страшны слухи и перемолвы, - стражник жестом приказал своему напарнику вернуться на пост. - К сожалению, мой долг обязывает меня охранять эту падаль. Но если вы будете пролетом в Пандемониуме, и вам что-то понадобится, ищите Перина. Постараюсь помочь всем, что в моих силах.
Из-за поворота как раз появлялся Альгиз, в крайней задумчивости над вопросом: "Подходит ли его посох, с запекшейся на нем кровью, к его одежде?"

***

В столице волшебнику иногда начинало казаться, что здесь живут не люди и даэва, а ступеньки и каменные плиты. Они росли в земле, становились вертикально и продолжали увеличиваться в размерах, грозя когда-нибудь вознестись до самой Бездны, а потом, не дай Айон, упереться в Элиос.
По большей части, к архитектуре Хагалаз относился равнодушно. Его не сильно трогали стремящиеся к облакам дворцы или изящные арки, оплетенные цветущими лозами. Волшебник куда больше ценил функциональность.
Но за одну деталь самого большого города Асмодеи ему хотелось найти его строителей и набить им лицо. В районе торговой улицы, мирно и незаметно среди своих, одинаково квадратных, собратьев, лежала плитка. И никому до неё дела не было, кроме Хагалаза. Так уж выпадало, что каждый раз, когда волшебник спешил в Пандемониуме по делам, эта плитка словно бросалась ему под ноги. Не будь он даэвом, точно бы на ней нос сломал. Благо, крылья помогали этого избежать. Но изощренные ругательства, говорят, слышали даже в Центральном Зале.

***

Редко Хагалазу выпадала возможность навестить своих родителей. Но они всегда были рады видеть своего выросшего сына.
- Иррау! - отец приветственно раскрыл крылья.
- Иррау! - последовал его примеру Хагалаз.
- Давно не появлялся. В Элиос отправляли? - со смешком спросил Вальгард, складывая крылья с помощью магии. Из-за его плеча выглядывала Нанна.
- Да нет. Под Морхеймом их били. Совсем стыд потеряли, раз туда забрались, но мы быстро у них перья повыдергивали, - ответил Хагалаз. - А как вы тут живете?
- Не жалуемся, - сказал Вальгард, обнимая Нанну. – Вот, правда, она хандрит чего-то. А мне не сознается.
Асмодианка ткнула мужа под бок и сердито что-то зашептала. При этом было заметно, что внимание к её проблемам со стороны мужчин смущает её. Но Вальгард не первый год её знал, и так же тихо стал, в свою очередь, разъяснять ей свою позицию. Хагалаз в спор родителей вмешиваться не стал. Поднялся в свою бывшую детскую комнату, сейчас наполовину переоборудованную под склад. С длинной дороги дико хотелось спать.
Вечером, после семейного ужина, Вальгард отправился инспектировать свои войска перед отбоем. Хагалаз же пошел с матерью на кухню, убираться и мыть посуду. Заодно и выяснил, что же с ней происходит такое.
Нанна созналась сыну. Причиной её плохого настроения стал молодой даэв, только неделю назад присланный к ним из Пандемониума, где проходил обучение. Асмодианин был поражен выбором спутницы жизни своего начальника, о чем и не преминул сложить пару плоских шуток и рассказать их на дружеских пирушках. Естественно, что слухи дошли и до самой Нанны, заставив её нервничать.
Ночью волшебника дома не было. Только под утро уставший Хагалаз тихо зашел в дверь, стараясь не разбудить спящих родителей, и поднялся к себе, отсыпаться.
С рассветом Вальгард опять отправился в казармы. Аканы выстроились перед ним, выпрямившись и распустив крылья. Все, кроме одного. Юный Кальф стоял, опустив голову. Но с приказами начальства не спорят. Пришлось даэву показать миру и два роскошных синяка под глазом и крылья, ощипанные, как у птицы, предназначенной вариться в супе.
- Что случилось, солдат? - строго нахмурив брови, спросил Вальгард.
- На меня напали, - с гордостью в голосе ответил он. - Их было больше, и я не смог отбиться. Лиц их я не разглядел, но называли они себя Снежные Василиски...
Отряд во главе с начальником взорвался хохотом. Значит, все же, сын Вальгарда проучил слишком словоохотливого и глупого Кальфа, посмевшего что-то сказать по поводу союза даэва и простой асмодианки. Снежный Василиск в Белуслане был только один - Хагалаз.

***

Альгиз открывает глаза и видит над собой затянутое низкими облаками небо. Моросит дождь и мелкие капли стекают по щекам, но это даже приятно. Мысли путаются, и сфокусировать взгляд, чтобы оглядеться, ему удается с трудом. Белые и черные перья на земле вперемешку, кровь и несколько укрытых белыми крыльями тел. Он лежит на земле, а голова его покоится на коленях у Хагалаза. Все тело налито свинцовой тяжестью и тупой пульсирующей болью, перед глазами плывут разноцветные круги, элийцы могут вернуться с минуты на минуту, но ему почему-то странно хорошо и так спокойно, что, кажется, он готов пролежать здесь вечность. Хотя, может, это эссия так действует, а вовсе не присутствие рядом этого невыносимого волшебника.
- Похоже, я немного перестарался, - язык ворочается с трудом, а силы, потраченной на эту простую фразу хватило бы чтобы разрушить небольшую крепость.
- Да уж, немного, - Хагалаз смотрит на него полусочувственно-полунасмешливо, поднося к его губам склянку с ярко-алой терпко пахнущей жидкостью. - Пей давай.

***

Даэвы бессмертны, но их жизнь - это бесконечная череда битв, а каждая смерть, каждое перерождение у Кибелиска - мучительны. Желал бы Альгиз себе иной судьбы? Он и сам не знал. Он совсем не помнил себя человеком, ведь тогда он был слишком мал. И каждый раз, возрождаясь у ники или кибелиска, и снова, раз за разом, находя в себе силы подняться и идти в бой, он знал, что там, в кромешном аду, в смертоносной круговерти черных и белых крыльев, вместе с их маленьким отрядом остался Хагалаз, знал, что он верит в него - и сил прибавлялось. А после боя, когда уже невозможно было сопротивляться мучительной, ноющей, тупой боли, выламывающей суставы, пульсирующей в висках, скручивающей в узел внутренности, и, что куда хуже физических страданий, боли душевной, смертной тоске, рвущей стальными когтями саму его сущность и погружающей разум в липкий туман безумия - он ощущал рядом могучее плечо волшебника, тепло его тела, ощущал кожей само его присутствие - и боль слабела и отступала. Он понятия не имел, чувствует ли то же самое Хагалаз, они никогда не говорили об этом. Да ему и не нужны были слова. Он просто знал, что если будет нужно - отдаст за него жизнь. А готов ли сам волшебник на такое ради него - какая разница? Ведь он все равно не позволит ему умереть первым.

***

Исгёрд степенно ступила на запорошенные снегом камни, которыми были вымощены улицы Морхейма. Будучи бессмертным даэвом, старая целительница почти не утратила девичьей бодрости и гибкости, но положение обязывало к солидности. Ей пришлось на несколько дней отлучиться в деревню Иральсига, и наконец она вернулась домой. На льду замерзшего озера дурачились, меряясь силами, целитель и волшебник. На мосту, где стояла Исгёрд, были отлично слышны отрывистые выкрики заклинаний и шипение потревоженных эфирных потоков. В небо взвился перепуганный руфиллин, ошалевший от шума и молний. Вот могучий, широкоплечий волшебник устало поднял руки, признавая себя побежденным. Его противник взлетел над озером, победно расправив мощные черные крылья. И тут же, опустившись обратно, сложил молитвенно руки, залечивая боевые раны своего товарища. Исгёрд улыбнулась, глядя на высокого, стройного беловолосого целителя. Она-то помнила его совсем другим - насмерть перепуганным пятилетним мальчишкой с крошечными цыплячьими крылышками за спиной. Его принесли к ней патрульные, что нашли его, единственного выжившего, в разрушенной элийцами деревне. Правая рука и часть спины у него были сильно обожжены магическим огнем. Она помнила, как первые дни он сидел, словно затравленный зверек, сжавшись в комок в самом дальнем углу комнаты, вздрагивая от каждого шороха, помнила, как проводила возле него бессонные ночи, когда ему снились кошмары, и он плакал и звал маму, вцепляясь в нее еще по-детски неокрепшими когтями. От пережитого шока малолетний даэв не мог говорить, и, не зная, как звала его настоящая мать, она дала ему имя Альгиз, чтобы отныне, в каких битвах ни пришлось бы ему сражаться, оно служило ему незримой защитой.
Исгёрд, еще раз взглянув на своего бывшего воспитанника, вздохнула и покачала головой. Дети всегда так быстро растут - без разницы, кто они, обычные смертные люди или же живущие вечно даэвы.

***

- Здравствуй, Волчонок, - Альгиз вздрогнул. Любой может обознаться, но нельзя не узнать голос того, кто столько лет был тебе другом, братом, примером для подражания, почти кумиром. Они росли вместе, в крепости, где почти не было других детей. И, хотя один уже был даэвом, а другой так и не обрел крылья, не было у Альгиза никого ближе до тех пор, пока Бьорн не увлекся идеями Ривара. И не исчез бесследно на несколько лет.
- Я же обещал, что мы еще встретимся, - лицо скрыто маской, но  взгляд карих глаз невозможно спутать с кем-то еще. Да, обещал. Альгиз не забыл тот разговор. Присоединиться к повстанцам юный даэв отказался. Они поссорились тогда. Целитель до сих пор помнил пугающий фанатичный огонь в глазах друга.
- Пойдем со мной, - в словах Бьорна была последняя отчаянная надежда. Альгиз отрицательно покачал головой.
Повстанец выхватил меч. Скудный солнечный свет слабо блеснул на острие. Альгиз не сопротивлялся, охваченный странным оцепенением, не в силах поднять руку на того, кто когда-то был так дорог. Сталь вонзилась в тело, но боль почти не ощущалась.
- Ну, что же ты стоишь? - в голосе Бьорна послышались почти истерические нотки. - Сопротивляйся! Ударь меня!
И Альгиз ударил. Серией отточенных до автоматизма движений, натиском земли и ударами молний сминая человека, который был ему почти родным. Все было кончено в считанные минуты. Целитель тяжело опустился на землю. По груди и животу текла теплая липкая кровь, но теперь ему было все равно.

***

Который день Альгиз пребывал в поганом расположении духа. Пропускал мимо ушей расспросы Хагалаза, что последнего несказанно бесило. А все началось с того вечера, когда целитель вернулся на эфирной птице откуда-то с севера Морхейма, подозрительно прижимая к груди руку, испачканную кровью. С этого момента, казалось, в их отношениях выросла стена крепче, чем барьеры Фримума и Тэминона. Альгиз перестал его замечать. О сексе и речи не шло. Любое прикосновение вызывало у него отторжение, он спешил отстраниться. А Хагалазу хотелось или ударить его, или жестоко отыметь. Лишь бы исчезло показное равнодушие из этих знакомых и таких чужих глаз. Но волшебник не делал этого, каким-то звериным чутьем осознавая, что надо дать Альгизу самому справиться с проблемой, видимой ему одному. И он не лез. Срывал злость в борьбе с монстрами и невезучими элийцами. Хагалаз ждал, окончательно ли сбежит целитель, или вернет ему своё доверие.
Альгиз вернулся через месяц.

***

Альгиз прислонился к дверному косяку, как к самой надежной части комнаты. Перед глазами все плыло и качалось, как в каком-то дурном сне. Вчерашняя битва казалась простым и даже не слишком страшным кошмаром. Особенно по сравнению с сегодняшним утром. Целитель не мог назвать ни одной части своего тела, что сейчас не болела бы. В горле скребли рюкроги, а голова гудела, как плавящийся одиум.
Хагалаз задумчиво взирал на целителя из-под одеяла. Ему вчера тоже досталось, но значительно меньше. Пара царапин от стрел, да подпаленная огнем бездны грива не шли ни в какое сравнение с раз за разом умиравшим и возрождавшимся соратником. Крепость они, к слову, так и не отстояли. Кажется, тут не обошлось без влияния одного из пяти. Правда, волшебник в уныние от потери не впадал. Балауры с ними, отвоюем. А вот Альгиз его беспокоил. Целитель за вчера явно переборщил со смертями и количеством выпитых зелий. И, как всегда, отказался от услуг целителей душ. А теперь стоял, такой красивый, в дверях, с трудом удерживаясь на подгибающихся ногах. Пришлось вставать, и помогать ему добраться обратно до постели. Альгиз, естественно, ругался и говорил, что прекрасно справится сам, но кто ему поверит?

***

Хагалаз со стоном рухнул на кровать, свесив по обе стороны свои изрядно ощипанные черные крылья. Шутка ли, сотня элийцев против небольшого асмодианского отряда. Неудивительно, что каждое малейшее движение сопровождалось пронзительной болью. Крепость раса, естественно, потеряла. Волшебника, впрочем, больше заботило его собственное жалкое существование.
Альгизу было немногим лучше, но анестезирующее действие зелий пока давало его телу двигаться, а мозгам думать.
Целитель сложил руки в молитвенной позе над распростертым перед ним Хагалазом. Тот не возражал и не сопротивлялся, спокойно принял то, как Альгиз взывал к скрытым силам его организма. Затягивая раны за считанные мгновения. Возвращая ему способность мыслить о чем-либо, кроме боли.
- Спасибо, - тихо прошептал волшебник, из-под закрывающих лицо волос благодарно глядя на целителя.
Отсыпаться за неудачную осаду пришлось полных два дня.

***

Три призванных волшебником осколка бездны с приличной скоростью протаранили балаура. Прочная чешуя гигантской рептилии выдержала удар. Однако заклинание повалило его на землю, дав двум асмодианам мизерную передышку. Альгиз прочел короткую молитву. Казалось бы, израненному мечом и магией балауров целителю надо позаботиться о себе. И какое же удивление настигло Хагалаза, когда его несущественные царапины стали затягиваться буквально на глазах.
- Что за шутки, Альгиз? – нахмурившись, спросил волшебник у своего спутника.
- Ты был ранен, - пожал тот крыльями.
- Я был ранен!? - стал ругаться на него опешивший Хагалаз. - Я!? Да ты на себя посмотри!!!

***

Из морхеймского найденыша не вырос послушный мальчик. Альгиз всегда и на все имел своё мнение, и делал так, как считал нужным, вне зависимости от того, что он сказал. Слова не имели для него значительного веса, кем бы они ни были произнесены. Даже Исгерд он кивал с видом кротким и покорным, а на следующий день целительница узнавала о том, что сделал он все ровно наоборот. Нет, он не стремился все переиначить, или кому-то навредить. Просто понятия о пользе у него и его наставницы были разными.
Как и взгляды на людей. Она жила дольше и больше знала их, он же чувствовал их сердцем. Поэтому интерес к нему молодого солдата из Пандемониума он ощутил сразу. Его отряд только недавно прислали к ним в Морхейм из столицы. Они были молоды, амбициозны и жаждали приключений, но не таких, что ожидали их в крепости. Рутина вроде ночной стражи, охоты на расплодившихся волков и рюкрогов, или починки ворот, быстро привела их в уныние. Кто просто скучал, и, стоя на посту, от нечего делать пинал на застывшую гладь озера снег и мелкие камни. Кто пропивал свои и присланные родителями деньги в таверне. Кто решил приударить за местными девушками. Оддфриду же понравился он.
Альгиз, откровенно говоря, не имел ничего против, хоть его и пугала неизведанность. Все же, рассказы старших про жизнь – это одно, а свой опыт - совершенно другое дело. Но ему было интересно. Да и юный Оддфрид отличался хорошими манерами, слыл добряком, к тому же, природа наделила его красотой. Длинные светлые волосы, которые он не вязал в хвост или косу, позволяя им лежать, как заблагорассудится. Правильные, благородные черты лица. Светлые глаза с красноватым отливом. Высокий, с широкой спиной и сильными руками, на которых проступали мышцы. Морхеймские девушки сами были готовы идти за ним куда угодно. Вот только он их не замечал, все свободное время уделяя целителю. Он приходил к ним в лечебницу как бы невзначай - то палец поранит, то нога у него внезапно заноет, как-то раз даже ногу себе сломал и оставался пару дней, пока Исгерд это не надоело, и она не выгнала лоботряса работать. Альгизу же, а отличие от наставницы, он определенно нравился. Ещё никто к нему так не относился, да и интересно было слушать рассказы Оддфрида о Пандемониуме. И Оддфрид говорил много. Улицы, пронзающие небо шпили башен, цветущие деревья и кустарники, музыканты и поэты, играющие на открытом воздухе и в тавернах. Храм Золота, где велась торговля. Улица ремесел, с её запахами свежевыделанных кож, еды, металла и химических реактивов. Биврест, по которому в ряд могло проехать шесть телег. Воздушный порт, скрипящий мачтами настоящих кораблей, как военных, так и торговых. Величественный Анхейл с его богатыми обитателями. Все это, как наяву, представало перед живым воображением Альгиза. Он влюбился в этот мир и, как он счел, в его носителя. Оддфрид показал ему, как можно физически любить друг друга. И поначалу такой расклад вещей полностью устраивал юного целителя, пока он не понял, что в этом всем ему чего-то не хватает. Оддфрид был добрым, милым, хорошим, но не тем, кто ему нужен. Да и после того, как иссякли истории о его прошлой жизни, Оддфрид ничем не мог больше Альгиза заинтересовать. И их союз треснул.

***

- Я дома! - сияющий Оддфрид ворвался в дом. - У меня для тебя хорошие новости, завтра мне дадут увольнительную на пару дней. Можем смотаться в Пандемониум.
- Я даже сниму одну из самых шикарных гостиниц, - прошептал стражник Альгизу на ухо.
Целителя передернуло от этих слов. Ещё полгода назад он бы с радостью согласился, месяц назад - воспринял бы равнодушно, а сейчас ему была противна сама мысль об очередном сексе с  Оддфридом. Нет, парень он был хороший. Звезд с неба не хватал, да и война вызывала у него только недоумение и скуку, но приказы начальства выполнял со всем старанием и тщательностью. И в постели был таким же. Мягкий, как воск около огня, он никогда не делал резких движений, всегда десять раз убеждался, что партнер готов перейти от ласк к делу. И постепенно Альгиз перестал воспринимать то, что он делает, как секс. И вставать у него тоже почти перестало, хотя он старался не обидеть Оддфрида. Получалось лишь, когда целитель подключал фантазию, представляя, как его партнер резко овладевает им, не давая времени чтобы опомниться и достаточно расслабиться, и он чувствует, как наконец-то его заполняет та животная страсть, которой так хочется отдать себя. Однако целитель понимал, что трахается уже не с Оддфридом, а только с несуществующим фантомом. И долго это продолжаться не могло.
- Нет, - тихо ответил стражнику Альгиз на невысказанный вслух вопрос.
- Что? - Оддфрид удивленно поглядел на него.
- Я не поеду с тобой, - целитель отрицательно покачал головой. - У меня слишком много дел в Морхейме.
Вроде бы и не сказал ничего, но Оддфрид все понял. Больше не умом, а сердцем любящего человека. Пару секунд бездумно разглядывал пол, а потом ушел. Исчез из жизни Альгиза. Безродный воин и сын аристократической семьи Пандемониума так и не смогли понять друг друга.

***

Осознание собственной ошибки пришло к Хагалазу слишком поздно. И жалкое "прости" слишком глупо прозвучало из его уст, чтобы целитель удостоил его ответом. Альгиз только на секунду сузил глаза, а затем вновь стал собой. Таким, каким был на людях. Холодным и неприступным, как кольцо гор вокруг Морхейма. Он не ушел, не проклял его, не обругал. Но лучше бы он матерился, как пьяный гладиатор, чем просто вычеркнул его из своей жизни.

Вчера волшебник, недолго думая, согласился составить компанию на ночь милой заклинательнице, проездом остановившейся в крепости. Сегодня он понял, как много потерял из-за дурацкой авантюры. И он не был уверен, что не навсегда.

Дни шли. Хагалаз пытался вновь завоевать доверие целителя. Но тот будто не слышал его. Будто бы забыл все, что было между ними. Подарки не принимал, с удивлением глядя на них. Извинения пропускал мимо ушей. И волшебник все больше отчаивался.

Альгизу хотелось полностью закрыться от него. От даэва, который так поступил с ним. Он старался не замечать его. Говорить кратко и по делу. И закрыть от него собственную душу. Пусть он уйдет. Но Хагалаз не уходил, и иногда целитель пускал его чувства в себя. Не мог не пускать, иначе ему казалось, что тот уже умер. Ему тяжело было видеть волшебника таким. За полторы недели тот осунулся, перестал улыбаться, из его глаз исчез неизменный лукавый задор и, что хуже всего, он перестал что-либо хотеть от жизни. Лишь один раз в жизни до этого Альгиз видел даэва в таком состоянии. И он не хотел снова на это смотреть. Ему была ужасна мысль, что Хагалаз действительно может развоплотиться из-за него.
Целитель дал ему ещё один шанс, пошел навстречу. Открыл сердце, и ни разу потом об этом не пожалел.