Глава 3 Узники

Глава 3: Узники.

«Тьма ночи разгоняется светом факелов. Но можем ли мы доверять факелоносцам?»
Сато де Винто-Гисс (Ледяной Патриарх), первый Верховный Патриарх из рода Гисс (филиал Чин).
Из «Записей тайного заседания Верховного Синклита зимой 246 года после Падения».

Тусклый, явно искусственного происхождения голубоватый свет больно ударил по воспаленным глазам, заставив веки мгновенно сжаться. Как больно! Нет, не от света, нет – память она ранила во много раз сильнее, разрывая душу на тысячи окровавленных лоскутков. Все события истекшего месяца, все воспоминания, обрушились разом: встреча с техниками… похищение Суффо… резня в лаборатории… крикун в руке А`Ани… – неужели это было только вчера или позавчера?  Как больно!
- Очухался, - с изрядной долей гнева, произнёс всё тот же знакомый голос. – А ну, вставай, мразь! Пришло время расчета по долгам.
Жесткие пальцы вцепились в плечи и рывком, - болью отозвавшемся во всём теле, но сильнее всего в гудящей, словно после недельного запоя голове – заставили Безымянного выпрямиться, утвердившись на пятой точке. Спина его уткнулась в стену, - за что он оказался искренне признателен своему мучителю, ведь без этой опоры он наверняка свалился бы обратно – сил, даже просто сидеть, не было никаких. Глаза оставались закрытыми и, наверное, это оказалось к лучшему, поскольку прошлый опыт подсказывал, что в его состоянии открытые глаза наверняка поспособствовали бы новой порции мучительных спазмов в животе, хотя откуда могла взяться тошнота, Александер так и не смог понять, наверное, это было остаточное влияние той вязи, что обрушил на него Серапис.
- Давненько я ждал нашей встречи, Гридиан, ой давненько! – голос говорившего, хоть и казался знакомым, доходил до одурманенного разума словно бы издалека – так слышится дальний крик перекатывающийся по всхолмьям в туманном мареве. Он словно бы с трудом, через силу, пробивался сквозь плотные слои ваты, только ватой служила пелена не рассеявшейся ещё до конца вязи и боль. – Ты мне задолжал парочку ответов, Гридиан и сейчас ты их мне дашь, Бездной клянусь!
Приоткрыв один глаз, Безымянный, словно глядя сквозь пелену густой сизоватой дымки, рассмотрел человека так настойчиво теребившего его. Невысокий, да нет, чего там – попросту коротышка – щупленький и весь какой-то линялый, точно побитый молью пиджак желто-коричневого цвета. С отёкшим лицом, покрытым начавшими уже сходить синяками и полузажившими ссадинами, и припухшими мешками под глазами – и без того узкими, как замочная скважина - он больше всего походил на обитателя городских трущоб, единственная цель в жизни для которых – очередная порция какой-нибудь отравы. На руках этого странного во всех отношениях субъекта, красовались ещё незажившие раны, особенно на костяшках пальцев – он явно совсем недавно с кем-то дрался, и Александера это ничуть не удивляло, учитывая характер малыша. Удивляло другое: что тот делал в одной камере с ним? Как могло выйти, что из всех людей живущих на Терре именно этот недомерок очутился рядом? Что это, очередной дядюшкин – или кто там на самом деле стоит за всей этой комедией? - сюрприз? Высокомерный способ напомнить о его, Безымянного, незавидном положении? Намек? Голову можно было ломать долго, и всё равно это ни к чему бы ни привело – по крайней мере, до тех пор, пока человек, затеявший эту игру, не соизволит самолично сказать, к чему устроен весь этот цирк. Но для этого, нужно выжить – а ведь вцепившийся в него малыш недвусмысленно говорил Безымянному при последней встрече, что убьёт его, стоит лишь им ещё раз пересечься – и, дьяволы его разорви, был на это способен!
- Ну, здравствуй, Гридиан, - обнажив в улыбке по-крысиному маленькие белые зубки, проговорил коротышка, вот только глаза его совсем не улыбались. – Наконец-то мы снова встретились.
- Ты, - Безымянный хотел сплюнуть под ноги державшему его за грудки чинианцу, но в пересохшем рту, как на зло, не оказалось ни капли слюны. – Я думал ты сдох.
- Не иначе как твоими молитвами выжил, - очень нехорошо усмехнувшись, так, что глаза, и без того узкие, совершенно скрылись с лица, отозвался чин.
- Жаль, - ничуть не кривя душой, откомментировал Александер, удостоившись ещё одной озлобленно-торжествующей улыбки. – Ну и какого дьявола ты от меня хочешь, Короты…
Договорить он не успел. Ладони чинианца внезапно разжались, отпустив ворот куртки. Резкий удар в живот пригвоздил только-только начавшего приходить в себя Безымянного к стенке, следом за ним последовал ещё один удар – на этот раз в лицо, правда, не такой сильный – просто пощёчина.
- Ляо лейн Вайлинь! – печатая каждый слог, каждый звук, словно вбивая сваю в речное дно, проговорил чинианец. – Не Коротышка! – очередной удар в живот, внезапный, словно бросок кобры, но не особо сильный, не калечащий – хоть за это спасибо. – Не Недомерок Чи, - опять удар. У Безымянного поплыло перед глазами, а желудок стал постепенно подниматься вверх, точно намериваясь выбраться прочь из избиваемого тела и удрать. – Не Выдра, не Мелкий, не Крошка… - удар, удар, удар. Коротышка Чин всегда знал, как правильно бить: расчетливо, эффектно, болезненно. Он не зря считался одним из самых опытных и опасных наёмников в Тартре, и его репутация безжалостного убийцы была не бравадой и не попыткой набить себе цену. Удар, удар, удар.
Безымянный не сопротивлялся: во-первых – не было сил. Он чувствовал себя таким ослабевшим, таким усталым, что не смог бы ничего противопоставить ярости и мастерству чинианца. Во-вторых, он отлично знал, что любое сопротивление только ухудшит его и без того не самое радостное положение – лучше уж потерпеть.
- Хватит! – отрывисто-властный голос третьего человека, которого Александер так и не сумел рассмотреть, прозвучал совсем близко. И - о чудо! – экзекуция прекратилась.
Осторожно приоткрыв слезящиеся глаза, Александер с трудом проморгался и перед ним предстала настолько несуразная своей абсурдностью картина, что он, не удержавшись, хихикнул. Хотя, наблюдая за ним со стороны, вряд ли кто-нибудь смог бы назвать поток каркающих, хрипящих и булькающих звуков – хихиканьем. Но он смеялся, смеялся от всего сердца, и было от чего! Его недавний мучитель, точно нашкодивший щенок, вздёрнутый за шкирку строгим хозяином, болтался в воздухе дрыгая ногами и злобно шипя. Однако он не вырывался и не проявлял никаких признаков агрессии. И причина столь смирного поведения яростного чинианца скоро стала вполне очевидной, поскольку Безымянный наконец-то рассмотрел третьего своего сокамерника с лёгкостью удерживавшего трепыхающегося Коротышку на вытянутой руке. Одной руке!
Очень высокий человек, невероятно широкий в плечах, но с осиной талией, с мускулатурой способной вогнать в краску самого атлетичного кона из всех, что доводилось видеть Александеру, но в тоже время весьма грациозный и элегантный в повадках, словно преподаватель криптографии, этот мужчина больше всего напоминал пантеру - океан мощи укрытый изысканной и утонченной плотью. Да и цветом кожи этот человек немного походил на упомянутого хищника. Будучи урождённым аффридцем, его кожа тоном своим напоминала обсидиан – такая же насыщенно красно-коричневая, обветренная.
- Это наше с ним дело, не лезь, Эона, ради самой Бездны… - шипя и извиваясь, Коротышка всё же вел себя на удивление смирно.
- Придет в себя, тогда можешь делать с ним что хочешь, Ляо, - бесстрастно и очень спокойно, произнес аффридец. – Но пока он в таком состоянии, я не позволю тебе издеваться над беззащитным.
- На нем долг крови, Эона, - озлобленно прорычал Ляо. – Из-за него умер мой кровный брат. Он обязан заплатить! Обязан кровью смыть кровь!
Смех Безымянного утих сам собой.

Кровь на руках. Теплая, липкая, почти черная из-за тусклого предвечернего света едва-едва пробивающегося сквозь густые кроны… но не только из-за него.
Вархид, лежа на земле, зажимал рваную рану на правом боку. В лице – ни кровинки, губы посерели. Гридиан провел ладонями по бедрам, пытаясь стереть кровь, но лишь размазал её.
- Терпи, сейчас… - почти такими же серыми, как и у старика, губами прошептал он, развязывая рюкзак и начав торопливо перебирать его содержимое, в поисках медицинского пакета попутно пачкая всё внутри кровью старого чтеца.
- Не суетись, мальчик, - Вархид попытался улыбнуться, но улыбка очень скоро перешла в гримасу с трудом сдерживаемой боли. – От этой раны у тебя нет лекарств, сколько ни ищи.
- Сейчас, сейчас… - то ли не расслышав слов старика, то ли не поняв их смысла, Безымянный продолжал рыться в своём мешке.
- Оставь, я сказал! Мне уже не помочь. Чёрная кровь, - значит, повреждена печень. Полчаса – вот и всё что мне осталось, мальчик. Полчаса мучений.
Голос прозвучал как удар хлыста: резко, властно, решительно. Гридиан повернулся к старику не вынимая рук из рюкзака.
- Дерьмово всё вышло, сынок, - сплюнув кровавый сгусток, пробормотал Вархид, пытаясь улыбнуться глядящему на него парню. – Но ты – молодец! Достал таки этого сукина сына. Молодец…
Старик прервался, захрипел и со стоном втянул сквозь плотно сжатые зубы воздух. Крошечная розовая ладошка прикоснулась к лицу старого чтеца и в немом жесте поддержке, участия погладила заросшую недельной щетиной щёку. Глаза бесёнка лишь недавно выбравшегося из сплайса тускло мерцали. Он всё понимал.
- А, это ты, - откашлявшись и немного придя в себя, обратился Вархид к бесу. – Явился…
Ноби кивнул, но ничего не сказал.
- Вот что, сынок, - после минутного молчания проговорил чтец. – Окажи-ка ты старику последнюю услугу…
Безымянный на четвереньках подполз к умирающему и с чувством сжал его левую ладонь.
- Всё что пожелаешь, - с жаром проговорил он.
- Помоги, - старик освободил ладонь из рук своего молодого спутника и, дотянувшись до висевшего на поясе охотничьего ножа, вытащил его. – Держи, - протянув клинок Безымянному, проговорил он на удивление ясным голосом. – Не хочу умирать как поганый подранок. Помоги…
Гридиан смотрел на клинок в руке старика с таким же выражением, с каким смотрят на ядовитую гадину, внезапно выползшую на торную тропку. Отвращение, страх, гнев – вся гамма чувств в краткий миг промелькнула на лице Безымянного. Он хотел отстраниться, хотел оттолкнуть руку чтеца, но что-то удержало его. Что-то неявное, неосознаваемое. Какой-то частью разума, той, что не облекает мысль в слова, Безымянный знал: время Вархида закончилось! Возможно, окажись поблизости опытный исцеляющий, у старика и появился бы шанс выкарабкаться – но целителя не было. Был только усталый, напуганный парень – он, Безымянный, с отвращением смотревший на нож, которому уже скоро предстоит оборвать нить бытия человека, ставшего для него за последние годы ближе родного отца, ближе, чем отец когда-либо был.
Против воли Александер вытянул руку и принял нож. Тот оказался на удивление тяжелым, - точно колун или тесак, каким свежуют туши - и это казалось правильным. Орудие, несущие смерть не должно быть легким - смерть легка, она невесома, точно перышко Райской птицы, парящее на ветру, - но путь к ней тяжек. Путь длиною в целую жизни, жизнь, исполненную печалями и радостями, надеждами и разочарованиями, победами и поражениями. Тяжкий груз воспоминаний и свершений, потерь и обретений, слез живых и памяти мертвых – вот что наливают тяжестью орудие, приносящее смерть. Неважно, что сжимает в руке убийца: холодную сталь клинка, массивную лучевую пушку, изысканный разрядник, а может – ничего, ведь нередко орудием, приносящим смерть служит сама мысль, слово, знак – есть ли разница? Но именно вес обрываемой жизни, того, что она в себя вмещала, наливает тяжестью оружие, цепенит разум, застилает взгляд.
Безымянный почувствовал это на себе. Отточенное лезвие клонилось к земле, упрямо не желая нацеливаться в грудь своего хозяина, лишь напрягши все остатки сил, Александер сумел приподнять нож.
- И ещё кое-что, сынок, - стиснув ладонь Безымянного сжимающую нож, направленный в его грудь, прошептал Вархид. – Позаботься о малыше, - он кивнул в сторону бесёнка размазывающего крохотными лапками бисеринки слез по щекам. – Он заноза в заднице, я знаю, но он был моим другом.
- Обещаю, - так же тихо ответил Гридиан.
- Хорошо, - тяжело вздохнув, старик громко и отчетливо произнес: - Лексто венита опро – винис! Лексто гра опро ней, семиом норо - винис! Овеум, овеум, овеум ис гордио, нова овеум! Тадес са Нокимбосинивеникотби – винис! Винис ис джеро валим, ис дора димиус – вентра ла кориус!
«Порожденный во тьме – явись! Порожденный во мраке небытия – явись! Заклинаю, заклинаю, заклинаю тебя, нерожденный во свете! Именем Нокимбосинивеникотби нареченный – явись! Явись и служи тому, чья рука забрала мою жизнь – от века и до века!» - эти слова, древние, тёмные, сказанные на языке обитателей самой Бездны, Безымянный запомнил навсегда. Им, словно шрамам, выжженным огнем на его душе, суждено было навечно отпечататься в памяти.
- Пора, - когда отзвучало эхо древних слов, спокойно проговорил старик. – Удачи тебе, сынок. Удачи и мира на твоём пути.
Ослабевшие от потери крови руки чтеца с неожиданной силой сдавили ладонь Безымянного и толкнули её вниз. Отточенное лезвие вонзилось в грудь чиркнув по ребру и, устремившись дальше, пронзило сердце. Вархид захрипел, выгнулся, выплевывая вместе со стоном кровавые брызги. Миг-другой он всё с той же удивительной силой сжимал ладонь Безымянного, а потом его пальцы разжались, глаза закатились и он, уже бездыханным, опустился на землю.
Старик умер.
- Нет! – вопль, исполненный безумной ярости и неверия, взметнулся к самым вершинам древних дубов.
Безымянный резко повернулся и одним рывком выдернул нож из груди своего наставника и друга, направил его в сторону, откуда исходил звук.
- Ублюдок, мразь, сволочь… - из-под обломков, бывших ещё совсем недавно навесом над столовой братства, выбрался Коротышка. Безымянный с изумлением взирал на ползущего к нему чинианца, одна нога которого волочилась по земле точно неживая. Александер и помыслить не мог, что Коротышка выжил – никак не после того удара, что обрушил на него Сарги! – Сын шлюхи и шакала! Я убью тебя, Гридиан, слышишь, убью и скормлю твой труп навозным мухам!
Коротышка Чин плакал – от боли, потрясения или шока, сложно было сказать, - но он плакал. Дорожки слез прочертили ломаные линии на его покрытом грязью и сажей лице, но глаза яростного Чина горели. О, как они горели! Ненависть, чистая, незамутнённая ненависть подобно негасимым огням Бездны пылала в них. Он не видел того, что предшествовало смерти Вархида, не слышал его прощальной беседы с Безымянным, - очнувшись в самый последний момент, он заметил лишь как нож пронзает сердце его старого друга, как тот умирает от руки человека, которого считал своим сыном.
- Я убью тебя, Гридиан…

Безымянный тряхнул головой. Сколько лет прошло, а Коротышка… нет, теперь его следует звать Ляо! – он так, и не принял правды. Сколько бы Александер не говорил с ним, не убеждал по пути к Доро,– это ведь он вытащил и буквально на руках донес чинианца до города и, видит Бездна, это далось ему нелегко! – да и после, Ляо так и не поверил ему, не смог поверить, что Вархид сам просил своего подопечного о последнем ударе. Никакие слова, никакие аргументы не смогли переубедить чинианца, да и не могли слова, какими бы они ни были, изменить реальности, позволить сознанию забыть то, что узрели глаза. Ляо видел кровь своего старого друга на руках Безымянного, видел, как тот вынимал нож из опадающей в последнем выдохе груди Вархида – разве могут слова сравнится с этим?
Александер тряхнул головой, позабыв на мгновение о терзавшей его тело боли и слабости – их место заняла совсем другая боль!
- Тебя ведь ничто не переубедит, так ведь, Коротышка? – устало спросил он.
- Ляо лейн Вайлинь! – яростно взревел чинианец, не обращая внимания на своё «подвешенное» состояние.
- Ляо? Вот как… - Дориан улыбнулся. – И что? А меня зовут Дориан Красс лейн Алек…
Он замолчал, так и не договорив до конца собственного имени. Того самого имени, что не слышал, не мог услышать, не мог вспомнить, сколько бы не старался, целых пятнадцать лет! Пятнадцать лет тишины и забвения, рухнувших от звука всего четырех слов: Дориан Красс лейн Александер!
- Как?.. – вот и всё что сумел выдавить из себя в первый мгновения осознания Безымянный… Нет, уже не Безымянный.
Вскинув голову и пробегаясь невидящим взглядом по камере, Дориан Красс лейн Александер силился понять, уразуметь, как могло произойти то, что произошло? Он помнил, снова помнил своё имя! Пятнадцать лет, пятнадцать проклятых лет, все события наполнявшие их, все тревоги, вся боль словно бы подёрнулись туманом. Целая жизнь проплывала у него перед глазами: непростая, временами грустная и почти всегда – тревожная, но его жизнь! Жизнь к которой он привык, приноровился, с которой сросся… И вот она уходила. Пятнадцать лет перечеркнутых всего лишь четырьмя словами: Дориан Красс лейн Александер. Конфедерация в очередной раз смеялась, глядя на него, снова разрушала все, во что он верил, что знал.
- Как?..
- Хорошо держишься, - уважительно кивнув, проговорил аффридец, опустив Ляо на пол. – Я лично, когда понял, что память вернулась, несколько часов приходил в себя.
- Пффф, - выдал неопределенное восклицание Ляо.
- И ты тоже, - улыбнувшись, кивнул коротышке аффридец.
- И ничего не несколько часов, - буркнул чинианец, но в подробности вдаваться не стал.
Понимая, что в ближайшее время «поговорить по душам» со своим старым приятелем не выйдет, чинианец намеренно демонстративно отвернулся и отправился в дальний угол камеры, где находился короткий и тонкий матрац, брошенный прямо на пол. Устроившись на лежанке, Ляо отвернулся к стене и перестал обращать внимание на Дориана. Аффридец же напротив остался стоять возле медленно приходившего в себя Красса.
Воцарившаяся тишина была почти что вещественно ощутима, она лилась потоками оплавленного свинца, оплетала всё вокруг паутиной желчи и серы. Дориан сидел, обхватив руками собственные плечи - словно страдал от холода, но по вискам его катились капли пота, будто он изнывал от невыносимой жары. Он пытался постигнуть всё значение происшедшего. Ничего не получалось! Удар оказался слишком сильным и неожиданным. Ему вернули имя! Никогда, ни разу за все долгие столетия, что существовала Кара, никто из приговоренных не подвергался амнистии. Дориан даже не предполагал, что такое возможно! «То, что сделано – сделано, и нельзя дважды выпить одно и тоже вино» - так нередко говорил его дед, когда хотел подчеркнуть нерушимость чего-либо. Конфедерация никогда и ничего не исправляет, даже собственные ошибки, предпочитая попросту забыть о них – предварительно похоронив, иногда и буквально, всё, что могло бы напоминать о свершенном. И вот теперь, один из незыблемых постулатов рухнул! Всё что казалось ясным, отчетливым – пусть несправедливым для него лично, но всё же понятным и очевидным – подернулось дымкой, расплылось и рухнуло, точно здание, возведенное на фундаменте из песка и грез.
- Как?.. – других слов у Красса не находилось.
- Мы не знаем, - развел руками аффридец. Он присел на лежанку, сбоку от Дориана. Чернокожий гигант не пытался ободрить запутавшегося в лабиринте собственных мыслей бывшего валентинианца, но само его присутствие ощущалось подобием скалы в бушующем море – за неё хотелось уцепиться и не отпускать, держаться из всех сил.
- Я тебя знаю? – нужно было отвлечься, занять мятущейся разум чем-то простым, понятным, оттого-то Дориан решил переключить внимание на аффридца.
- Не думаю, - чуть улыбнувшись, спокойной, понимающей улыбкой, отозвался гигант. – Я бы запомнил.
Дориан кивнул. Он был уверен, что никогда раньше не встречался с чернокожим конфедератом. И всё же…
- Я тебя знаю, - теперь это был не вопрос – утверждение. – Эона… - имя, названное Ляо внезапно обрело своё завершение: - Эона лейн Дози!
Дориан резко повернулся и уставился в глаза по-прежнему улыбавшегося гиганта.
- О Предки, - прошептал Красс, вглядываясь в глубину этих черных, спокойных глаз. – Я думал, вы погибли в Сталне! То есть… - он запнулся и, точно мальчишка, потупился. – Все говорили о вашей смерти…
- Я почти погиб, - кивнул гигант. – Но в деле смерти «почти» - самая важная деталь.
Снова улыбка, но на этот раз широкая, задорная.
- Знаешь, что я тебе скажу, парень? В смерти нет ничего спокойного и лично я – рад, что сумел разминуться со старой шлюхой.
- Но как?.. – Дориан запнулся. Да что ж такое с ним происходит? Сидит себе и запросто, как с равным, разговаривает с самим Эоной Дози, человеком, при жизни ставшем легендой, примером для подражания и восхищения!
- Старый друг вытащил меня из руин того, что осталось от Стална, - если беседа и оказалась неприятной для него, аффридец ничем этого не показал, – подлатал немного и помог добраться до Руиниара. Это уже там я узнал обо всем, что случилось в городе. Не поверишь – меня ведь оглушили в самом начале! Я, как последний избирающий, торчал на верхушке башни, наблюдая за приближением Тёмных… Тогда мы ещё не знали, что они стакнулись с филидами – ну кто бы мог предположить, что такое вообще возможно? Пффф, - гигант, развел руками, словно и доныне не мог прийти в себя от тогдашнего изумления. – Ты только представь себе паренек: полуживые и филиды – это же, как волки и подзаборные псы в одной стае!
Красс кивнул, хотя по его выражению лица всякому было ясно, что он едва ли понял о чем говорил аффридец – глубочайшее потрясение пережитое лишь несколько минут назад не оставляло места ни для чего иного. Эона, сам испытавший совсем недавно нечто подобное, прекрасно понимал состояние собеседника. Ободряюще похлопав Александера по спине, гигант ещё какое-то время просто посидел с ним рядом, а затем поднялся и, неслышно ступая, направился к своей лежанке, оставив Дориана наедине с собственными мыслями.
А поразмыслить тому и впрямь было о чем. Только вот не получалось. Разум упрямо отказывался работать как должно, навязчиво прокручивая в голове одну единственную мысль: «Мне вернули имя»!
Но что-то ещё не давало покоя Дориану, что-то важное, очень важное, что-то из недавнего прошлого, но из-за всего, что уже успело случиться за тот краткий период времени прошедший с его пробуждения, он никак не мог вспомнить - что именно? Преодолевая мучительную боль и пустоту сознания, он погрузился в предшествовавшие пробуждению воспоминания…
- Всё верно, лейн Александер: мы оба умрем. Вы – чуть раньше, я - позже, - А`Ани чуть приподняла руку, и теперь дуло крикуна смотрело Безымянному в лицо – мерзкий одноглазый взгляд холодного метала. – Выживших не останется.
Не то…
Женщина техник только начала нажимать крючок, когда стена неподалеку от ближайшей арки буквально взорвалась, и в образовавшуюся пробоину вкатился невысокий кон в массивных доспехах со знаками отличая старшего гроссмейстера и с опущенной маской шлема. В руках у него был не обычный пульсар, а шоковый разрядник – жуткое и смертоносное оружие ближнего боя, выдаваемое лишь особо доверенным стражам, да личной гвардии патриархов - паладинам. Безымянный стремительно материализовал звуковую пушку – хотя не понимал толком для чего это делает, он ведь даже не сможет направить её! - но не умирать же безоружным! Вот только выстрелить он не успел, поскольку противники оказался куда как проворнее. А`Ани - успела.
Больно, ах, как больно… Он судорожно сжал в кулак ладонь левой руки и не ощутил ничего, кроме привычного напряжения мускулов – мучительного вывиха, так подведшего его в самом конце драмы в лаборатории, как будто и не было вовсе. Вероятно, над ним успели поработать целители, пока он валялся без сознания.
- Гермаген… - Безымянный закашлялся. Приподнявшись, он сдвинул с груди тело А`Ани и, подхватив на руку мягко, почти нежно опустил на плиту рядом с собой. Бросив последний взгляд в лицо предводительницы клана, он не удивился странному умиротворению, проступившему на нем. Для неё всё закончилось. Женщина будто бы спала и даже слегка улыбалась… немного, одними уголками губ - или ему это только казалось? – Всё ещё бегаешь на побегушках у моего… Дядя?!
Серапис кон Александер, перешагивая через завалы, мягко и грациозно вошел в комнату.
Дальше, дальше, ещё дальше, скорее, пока нервы ещё способны терпеть…
Радужная вспышка всколыхнула пространство; воздух взрезал отчаянный боевой клич и в ваятеля ударил раскаленный докрасна, спрессованный воздушный сгусток. Вернее, не в самого Сераписа, а в окружавший его и до того незаметный ментальный энергетический щит. Сотни беснующихся точно разозленные светлячки искорок раскатились по полусфере. От неожиданности ваятель даже не сразу разглядел крохотного защитника бомбардирующего его.
Вот оно! Не сумев сдержаться, Дориан глухо застонал – почти зарычал.
Он не успел остановить Ноби, не успел приказать тому скрыться, ведь в отчаянно храброй, но бесполезной попытке бесёнка защитить хозяина не было никакого смысла. Всё что он смог, успел сделать – набрать в лёгкие воздуха. А потом было уже поздно. Ноби дико закричал. Гнев, страх, неверие, отчаянье – всё было в этом ужасающем вопле – всё… и ещё боль! Дикая, нестерпимая, непереносимая боль. Его тельце висевшее в воздухе выгнулось, волна судорог схожих с агонией сотрясала плоть бесенка – миг, всё это продолжалось не больше мгновения, и... Ноби исчез! Его просто не стало.
- Ноби, - и боясь и надеясь одновременно, бросил Дориан в пустоту и… ничего не произошло. – Ноби! – уже громче, гораздо громче проговорил он, одновременно сконцентрировавшись на том уголке собственного разума, к которому был «привязан» сплайс бесёнка. – Выходи, приятель…
Пусто! Красс не только не сумел призвать беса, он даже не сумел ощутить его присутствие. Создавалось ощущение, что Ноби просто исчез и вместе с ним, пропал тот крохотный закуток тонкого мира сплайса, что так долго присутствовал на бессознательном уровне в его голове.
- Зря орешь, - повернувшись лицом к Крассу, буркнул Ляо. – Всё одно не дозовешься. Вон, - он указал рукой куда-то в направлении единственной двери в камере.
Дориан пригляделся внимательнее, но сперва так и не смог понять, на что именно пытается обратить его внимание Коротышка. Лишь спустя некоторое время он сумел рассмотреть причудливую полуистертую буквенную вязь, струившуюся над дверным косяком. Сконцентрировавшись и перенастроив зрение на восприятие энергетических потоков, он обнаружил, что вязь это имела не только материальный, ни и энергетический фон – и весьма сильный! – заполнявший собой всю камеру. Он попытался прочесть саму надпись, но не смог даже распознать шрифта, не говоря уж об его содержимом.
- Что это? – бросив бесполезные попытки, поинтересовался он у Коротышки, но чинианец молча отвернулся и не ответил.
- Зарок Онара, - вместо Ляо проговорил Эона. Сам аффридец не смотрел на дверь, сосредоточив всё своё внимание на крошечной – едва превышающей в размере ладонь гиганта – игральной доске с заполняющими её во множестве фигурами. По рассказам знавших Эону запердельщиков, Красс помнил, что бывший аффридский маршал являлся страстным поклонником древней «Великой игры». – Вернее, одна из вторичных форм Зарока. Насколько я помню – а я не специалист в криптографии – эта вязь называется «Койт» - замыкающий. Она как-то перенаправляет потоки Поля таким образом, что они оказываются просто не в состоянии отражаться в реальном мире. В том числе и потоки формирующие сплайс. Порождения – любые порождения – просто не могут отражать себя в трехмерном мире, не могут покидать сплайс в том месте, где присутствует Койт. Кроме того Зарок не позволяет даже чувствовать Поле. Мерзкая штука, одним словом, - аккуратно подняв одну из крошечных фигурок и переставив её, подвёл итог своей речи Эона. – К счастью встречается она достаточно редко. Я слышал, что только Высокие Криптографы были способны создавать эту вязь и наполнять её необходимым количеством энергии, но их уже давно нет.
- Пф, - пробурчал со своей лежанки Ляо, - дерьма уже давно нет, а вонь осталась.
- Можно и так сказать, - отстраненно кивнул Эона и, вновь потянувшись к доске, очень аккуратно переставив одну из фигур на соседнюю клетку, довольно кивнул.
Дориан отрешенно разглядывал надпись на стене. «Даже в мелочах Конфедерация старается не допускать промахов» - пронеслась знакомая и отчего-то весьма болезненная мысль, вызвавшая вспышку запоздалого гнева, но какого-то вялого, невсамделишного.
- Всё ещё таскаешь за собой этого крысеныша? – внезапно нарушил тишину чинианец, перевернувшись и уставившись на Красса.
- А ты всё ещё таскаешь за собой ту омерзительную груду мяса, как бишь его?... Су`уней, кажется? – Дориан и сам не смог бы пояснить, отчего решился на эту эскападу – злить Ляо, трясшегося над своим любимцем, не меньше чем сам Красс над Ноби – это уже была явная глупость! Но сдержаться он просто не мог.
Но чинианец, против всякого ожидания, не поддался на провокацию своего давнего знакомца, он лишь одарил того взглядом исподлобья и отвернулся обратно к стене. Лишь спустя продолжительное время он нарушил молчание, сухо проворчав:
- Су`йеней развоплотился. Три года назад.
И смолк, на этот раз окончательно.
***
Время текло медленно, - точно густая патока, стекающая по вниз по ложке – уныло и безрадостно. Три человека запертые в небольшой комнатке коротали своё вынужденное заточение кто как мог. Разговоров не было – да и о чем могли говорить трое столь несхожих меж собой людей оказавшихся в подобных обстоятельствах? Ляо спал – или делал вид, что спит; Эона полностью погрузился в сложный и многообразный мир Великой Игры; Дориан бессмыслен разглядывал пол, время от времени переводя взгляд на стены, но тут же опять опускал его вниз, словно боясь разглядеть нечто пугающее.
Из-за массивных металлических дверей, отгораживавших камеру от внешнего мира, не доносилось ни звука, оттого, когда раздался противный лязг – металл по металлу – ключа ворочавшегося в замке, все трое вздрогнули, оказавшись застигнутыми врасплох. Сама дверь камеры распахнулась бесшумно. На пороге возникла освещенная ярким светом, льющимся из коридора фигура невысокого, но весьма мощного, почти квадратного конфедерата с сержантскими шевронами на рукавах форменного фиолетово-черного мундира стража. К широкому поясу с массивной бляшкой, на которой был выгравирован сложный символ из многократно пересекающихся треугольников – эмблема старых приграничников - крепилась кобура, из которой торчала изящная рукоять «крикуна» столь памятная Дориану по недавним событиям в лаборатории техников.
- Подъём, - хорошо поставленным голосом явно привыкшим отдавать приказы, громко проговорил сержант. – На выход.
Трое заключенных, переглянувшись, встали на ноги и приблизились к двери. Крепыш посторонился и пропустил изгоев, внешне он никак не показывал своего отношения к узникам – его лицо вообще больше походило на посмертную маску самому себе и своими выразительностью и эмоциональностью вполне могло посоперничать с камнем, однако рука его при приближении бывших конфедератов, легла на кобуру, недвусмысленно намекая, что шутки шутить сержант не любит, не умеет и не будет.
- Ну и куда дальше? – оказавшись в коридоре и дождавшись пока кон выйдет из камеры и запрет засов, поинтересовался Ляо одарив сержанта насмешливым взглядом – хотя что такого забавного во внешности того он обнаружил, так и осталось загадкой.
- Вперед, - равнодушно проговорил конфедерат и первым направился вдоль по коридору.
Он даже не стал оборачиваться, выясняя, а следуют ли за ним узники? Но не это было самым удивительным! Конфедераты обычно очень ответственно относятся к выполнению поручений, каждый их шаг просчитан и выверен. И то обстоятельство, что за тремя заключенными явился всего один конвоир, - да ещё и сержант, явно не из последних! - без усиленного сопровождения, навевало не очень радостные мысли.
- Эмм, сержант… - вероятно, так же почувствовав неладное, обратился к конфедерату Эона после весьма продолжительного похода по гулким коридорам и лестничным маршам в тишине.
- Павилос. Дани Павилос лейн Соломон, - оглянувшись через плечо, соизволил таки представится сержант, но темпа движения не замедлил.
- Я бы сказал «приятно познакомится», но, учитывая обстоятельства, это звучало бы несколько фальшиво, - улыбнувшись, проговорил аффридец.
Крепыш не ответил, только чуть приметно кивнул и Дориан мог бы поклясться, что в этот момент на губах сурового кона промелькнула скупая усмешка.
- Куда вы нас ведете, лейн Соломон? – осторожно поинтересовался Эона, убедившись, что с сержантом можно общаться.
- На встречу с человеком гостеприимно предоставившему вам кров и стол.
Это звучало настолько похожим на шутку, что Дориан не удержался от тихого смешка. Ну да, гостеприимство, как же!
- А где мы? – толкнув всё ещё хихикавшего Дориана в бок, тихонько поинтересовался чинианец.
- Понятия не имею, - так же понизив голос до полушёпота, отзывался Александер. – По-твоему, я должен наизусть помнить внутреннюю планировку всех цитаделей филиала?
Ляо что-то неразборчиво пробормотал, наверняка, что-то не слишком лестное для своего старого знакомца. Но расслышать, что именно он сказал, не получилось, поскольку в это самое время в разговор приятелей вмешался шагающий впереди сержант.
- Вы в сто семьдесят второй цитадели, - безо всякого выражения проговорил Дани. – Иначе именуемой…
- «Оазис Эхо», - с явным недоумением, прошептал Дориан. – Но почему?..
- Верно, - согласно кивнул сержант.
- Что ещё за «Оазис»? – раздраженно поинтересовался чинианец, попеременно глядя то на Александера, то на Павилоса.
Но Дориан, глубоко задумавшись, не ответил – он не услышал вопроса, сержант же попросту проигнорировал коротышку. Вместо них отозвался чернокожий гигант-аффридец шагающий позади остальных:
- Оазис Эхо – это то же самое, что и Сиймали-ни Ливань у вас, чинов или Нот-Го-Ра – у нас. Дом ваятелей филиала Валентиниана.
Коротышка яростно зашипел.
- Вот только этого не хватало! Какого клятого беса от нас нужно ваятелям? Я ничего такого не сделал…
- Думаю, скоро вы все выясните, что именно нужно от вас его преподобию, Верховному  Направляющему, - рассудительно заметил сержант, остановившись возле ничем не примечательной двери.
Чуть дальше по коридору, вальяжно привалившись к стене, стояла троица негромко переговаривавшихся конов. При приближении Павилоса двое торопливо выпрямились и заняли места по обе стороны входа в покои. Третий же – маленький чтец с крысиным лицом – остался на месте.
- Уже привели? – обратился к невысокому чтецу сержант.
- Угу, - кивнул тот. – Мы не хотели их сразу заводить Ди, но «большой человек» приказал.
Дани сокрушенно покачал головой. Но ничего отвечать не стал.
- Пояс подтяни, - вместо ответа, бросил он чтецу, указав глазами на болтавшийся ремешок, после чего, легонько постучав и дождавшись ответного: «Войдите» - распахнул дверь. – По вашему приказанию… - начал было говорить Дани, обращаясь к кому-то в глубине комнаты, но нетерпеливый голос перебил:
- Вводите их, дир Павилос. Мы и так разбазарили слишком много драгоценного времени, чтоб и теперь тратить его на пустые формальности!
Вот этот голос Дориан узнал. Узнал сразу и безошибочно! Он только не мог понять, какое именно отношение имеет обладатель голоса к персоне Верховного Направляющего. Неужели?..
 Сержант посторонился, давая дорогу трем заключенным, и жестом приказал им войти. Дориан оказался первым, кто вступил в кабинет Верховного Ваятеля филиала, и из-за этого вышла маленькая заминка: едва-едва переступив порог, Красс Александер замер на месте не веря своим глазам и помешал тем самым войти своим собратьям по несчастью. Только повинуясь настойчивому подталкиванию Ляо, он сумел сделать несколько неуверенных шажков вперед и освободить вход остальным.
- Не ожидал? – явно забавляясь реакцией племянника, поинтересовался Серапис кон Александер, младший брат отца Красса. Он восседал за огромным, заваленным кипами бумаг, стопами книг, подставами с писчими принадлежностями и прочим хламом столом. По верху ворота его черной мантии тянулся похожий на ошейник, витой серебряный шнурок с десятками крошечных замков – единственный явный символ Верховного Направляющего.
Во всей остальной внешности ваятеля не произошло никаких перемен, и даже лицо его – узкое, вытянутое к подбородку, с орлиным носом и высоким лбом – мало изменилось за прошедшие годы, разве что борода немного отросла, да обозначилось чуть больше морщин в уголках глаз.
В кабинете, помимо самого Сераписа и вновьприбывших, находились ещё трое – судя по их внешности и выражением лиц, - такие же изгои. Они расположились на одном из пары узких диванчиков, стоявших почти в самом центре комнаты, друг напротив друга и явно принесенных специально.
- Прошу, господа, проходите, садитесь, - ваятель небрежным жестом указал на пустующий диван. – Располагайтесь поудобнее. Разговор нам предстоит длинный, но прежде… Дир Павилос, - переключив внимание на молчуна-сержанта, задумчиво проговорил Серапис, - я бы хотел несколько минут провести в обществе наших гостей, дабы они в полной мере смогли оценить всю нашу снисходительность к ним, - Дани молча кивнул, хотя со стороны это выглядело скорее поклоном, чем простым жестом согласия и так же безмолвно направился к двери. Но Серапис ещё не закончил говорить: - Вы же тем временем, будьте любезны, спуститесь вниз, - Александер сделал особое ударение на этом слове, да и следующие произнес как-то весьма странно, двусмысленно, - и привести сюда нашего особого гостя.
Дани резко остановился и повернулся к ваятелю. На его лице чем-то похожем на выветрившийся и вылинявший под лучами солнца валун, появились морщинки-трещинки – сержант явно встревожился.
- Сюда? – голосом, в котором только самый опытный и подготовленный слушатель смог бы ощутить нотки тревоги, уточнил он.
Ваятель кивнул.
- Как прикажите, - сержант снова поклонился, но с места не сдвинулся. – Если мне будет позволено… - осторожно начал он, и, дождавшись нетерпеливого кивка ваятеля, закончил вопрос: - вашего гостя следует доставить… - он помялся, явно подыскивая нужное выражения, - в том виде, в котором он прибыл или его следует…
- Нет, - резко оборвал его Серапис. – Приведи его таким, как он есть. Пусть эти господа, - он обвёл взглядом изгоев, - увидят и поймут, что Тартр, на самом деле, не такое плохое местечко. Это послужит им дополнительным стимулом при принятии решения.
Дориан вздрогнул от этих слов дяди (да и не он один) и, проводив взглядом сержанта – торопливо покинувшего комнату – обернулся к старшему Александеру. «Какого клятого беса? Тартр не так плох? Да что ты, погрязший в роскоши сморчок, можешь знать о таких вещах?» - примерно так думал Дориан и, судя по лицам остальных отверженных – каждый из них. И Серапис понял это. Он прочитал их самые сокровенные мысли по глазам, по чуть приметному движению губ, по редким морщинкам и дрожанию мускулов. Он понял. И рассмеялся. Весело, искренне, непринужденно. И от этого смеха волосы на голове Дориана едва не встали дыбом.