Глава восемнадцатая

 Две недели текли медленно, я почти не ощущал их. Не выходил из дома, забросил
мобильник подальше, и мое лицо заросло щетиной. Я лежал, уставившись в потолок.
Или спал каким-то полусном, смешанным с явью. Вообще границы временных
пространств стерлись, превратившись в единую полосу дня и ночи. Теперь голубое
солнце торчало на небосклоне все время, никуда не исчезало даже ночью. Я
оставался равнодушен к этому, как и к той нежно-салатовой поросли, пролезающей
сквозь все щели, растущей поверх обычной травы и вместо. Скоро она заползет
в дом и проникнет внутрь тела, как инопланетный паразит из фантастического
фильма, начнет сосать соки из нас. Из телевизора доносились крики о бедствии
планетарного масштаба. Я от нечего делать включал его, чтобы развлечься. Они
в панике, а народ думал, что правительство ищет способ избежать гибели. В
Белом Доме давно все упали духом, тоже следя за зеленью на газонах. Я понял,
нет у них средств, сил, ума вернуть нормальный цвет солнцу. Оно затухает,
умирает мучительно, а значит рано или поздно умрем и мы. Злорадствовал про
себя. Правительство такое же как мы-беспомощные букашки, раздавленные
неизбежностью. Дальше тупик!
 За эти две недели мы с Бадро почти не пересекались. Он разжигал камин и
читал свои книги, шевеля губами, кутался в плед. А по утрам ходил смотреть
розовые кусты, давно замерзшие от ледяных ветров и заморозков. Он переживал,
жаловался сам себе, глядя на чахлые кустики перед домом. Странная картинка,
она запала в память. Бадро, весь сгорбленный, пустой стоит и смотрит на
мертвые кусты, когда-то усыпанные розами...
Бадро не задавал вопросов, хмурился, глядя на мою небритую равнодушную
рожу, но молчал. Только раз он довольно грубо сдернул меня с кровати, встряхнул за плечи.

 - Так нельзя, надо бороться!
 - Что же ты не борешься?!-Я саркастически осклабился.-Иди, попробуй оживить
кусты или верни солнцу его законный цвет!-Разозлил он меня своей стойкой
дрожью, замаскированной под желание жить. Хотел, но не стерпел грубость.
А потом стало жалко старика, захотелось обнять. Я прижал его седую голову
к себе, поцеловал в лоб, с полосами морщин, прорезавшими его насквозь.
 - Прости, отец, я не могу так! Театр мертв, я тоже. Не стоит делать вид,
что все изменится. Я не хочу притворяться.-Ушел в комнату, завалился на
кровать.
 Солнце остывало,убивая сначала мелких тварей, растения, потом примется за
людей. Я видел утром за окном замерзших птиц, лежавших в салатовой траве.
Их тельца покрылись коркой инея, словно панцирем. Мне больше не хотелось
выйти на улицу и поваляться на траве. Она пугала цветом и прожорливостью,
заполняя собой газоны и лужайки. Так, видимо, живое приспосабливалось к
изменившемуся климату. Мы стали похожи на динозавров-так же вымрем,
превратившись в историю. Умирали птицы, бездомные собаки, даже рыбы в
аквариуме сдохли, всплыв на поверхность вверх брюхом. Я долго рассматривал
их мертвые тушки, болтающиеся в воде. Они избрали более счастливый конец,
не дожидаясь, пока смерть насильно вырвет из родной стихии.
Бадро расстроится, когда узнает. Это его живность плавает мертвой, начинает
пахнуть. Вспомнил, по телевизору говорили, киты выбрасываются на побережье,
море выносит тонны мертвой рыбы на берега. Вскоре на прилавках рыбных
рынков не окажется свежей морской продукции. Вся живность лежит, гниет на
песке. Даже они против!
Я решил выбраться из дома и съездить в город. Две недели забвения. Во-первых,
холодильник пустовал. Я не испытывал особого голода, но так не правильно.
Надо пополнить запасы съестного, если еще можно найти человеческую еду в
супермаркете. А во-вторых, я решил купить новых рыбок в аквариум. Жаль Бадро!
Он будет переживать из-за этих мелких бесполезных тварей. Выловил дохлятину
из воды, и вышел на свободу. Жесткий воздух защипал ноздри. Я ехал в город,
не подозревая, что меня там ждет.