Полевой сезон

                Полевой сезон
Александр Кипин

Идем на базу полевой партии
                В конце мая выбирались на базу полевой партии, мечтая о нагромождении веселых глупостей и невероятных приключений, практиканты-геологи — милая девушка в сапогах, парень с едва пробивающейся бородкой и несколько школьников. По возрасту, школьники и практиканты-геологи были почти одногодки, разве что, будущие геологи были на год-полтора старше. Мальчишки, не сговариваясь, положили глаз на геологиню, но решив, что геологи все-таки вместе, а ухаживание за одной девушкой разом, ни к чему хорошему не приведет, отступились.  То была пора физиков и лириков, мы еще не физики, школу еще не кончили, но уже лирики, да и кто в возрасте первой влюбленности может уберечься от лирики.  Был конец мая и шумная юношеская компания, одержимая романтикой походов в неизведанное.
             Был конец мая, набирала силу короткая колымская весна. Весна считалась, как и у всех людей, по календарю, но на Колыме весна приходит только в мае.
Первое солнце появляется неполным диском над сопкой в самом конце января, а лютые морозы отступают только к концу марта. Весны следует ждать после середины мая. Весны, когда набухают на деревьях почки, появляется первая нежная зелень, горные прострелы желтого и фиолетового цвета, подснежники колымской весны. В разных местах подснежники бывают самые различные — на Кавказе и в Крыму подснежник зовется галантусом (и как оправдывает он свое название), адонис амурский появляется на проталинах   крупными золотисто-жёлтые цветками, но где бы вы не находились, в Крыму, на Кавказе, или как мои спутники на Колыме, подснежники самые первые, самые милые и самые нежные цветы.

        Машина доставила нас на прииск, дальше, в район базирования геологоразведочной партии, дорога-автозимник в середине мая перестала существовать. Добраться до места можно было лишь пешком. Предстояло пройти налегке около тридцати километров. Все, что было необходимо для быта и работы, было завезено заранее до распутицы. Вел нас прораб партии.
        Живописная дорога  начиналась от уютного таежного поселка на берегу реки. Таких поселков на Колыме я видел всего три. В этих широтах, по сути,  лесотундре, робкая тайга, бережно сохранялась при их строительстве.
Река уже очистилась ото льда, а лиственницы в зеленоватом тумане стояли наготове к утру зазеленеть. Эти деревья зеленеют моментально — вечером забираешься в палатку все еще серое, а утром тебя окружает нежнейший мягкий изумруд.
Дорога шла на перевал. На перевале два озера, соединенные протокой. Снег вокруг уже сошел, а озера еще подо льдом, с большими заберегами.  Все  мальчишки выскочили на лед, и стали носится по озеру как угорелые. Глядя на них, можно было подумать, что они в первый раз увидели лед. Не они ли провели прошедшую зиму на полюсе холода, где девять месяцев зима – остальное лето, не совсем конечно девять, но более полугода уж точно.
 Вольный человек на Колыме не считает за зиму солнечные апрельские дни, когда он зачем-то лезет на скалы по пояс в снегу в затененных местах, или прокладывает в валенках путь на вершину сопки по скользкому насту, где больше подошли бы альпинистские кошки.  Или разгоряченный,  в ярком свитере несется он с горы на лыжах. Не считает он за зиму когда первый пушистый снежок кружится и тает, а завтра могут ударить трескучие морозы, но то будет завтра, а сегодня все это для него еще не зима.
У озер пройдена половина пути, набрали воды, стали варить чай, первый чай в полевом сезоне. Привал часа на полтора и начался спуск в долину, где находилась база геологов. Там мы должны провести в трудах и заботах все лето, мы шли за туманом и за запахом тайги, это было наше неосознанное сверхчувство.  Его позже великолепно определил в своей песне «А я еду за туманом» Юрий Кукин. А пока мы пели другие песни.
Из нижнего озера вытекал в долину, навстречу большой реке маленький ручеек.  Он еще не проснулся от зимней спячки, а потому безмолвный и унылый. Но он наш проводник. По нему мы пройдем, к стоящим на его берегу и ждущим нас палаткам. Топать нам еще около пятнадцати километров, но практиканты геологи спели на привале пару новых для нас песен, тем самым вдохновив нас на оставшийся путь.  Все  было внове и мы не унывали.
База
Место для своего лагеря геологи выбрали замечательное. Палатки вдоль ручья, ниже палаток сруб баньки. Еще лежал снег, не хватало солнечного света, чтобы растопить его в низинах, еще серые лиственницы, но уже на третий день по ручью по льду пошла вода, силу она набирала не по дням, а по часам, снег исчез как его и не бывало. База так же внезапно воспрянула ото сна, зазвенели наковальни, это канавщики готовили свое оружие, чтобы помочь геологам разгадать загадку  недр земли. Завизжали наждачные круги, это лесорубы готовили свои топоры, чтобы прорубить просеки, по которым пройдут геофизики и определят электрическое сопротивление земли на заданных профилях. Покрикивают топографы на своих реечников. Они  еще и еще раз настраивают свои теодолиты, чтобы выставить опорные точки и задать направление просекам.
Появился и лесник, снег то сошел, покрутился по базе, спросил порубочный билет, посчитал пеньки, замерил их высоту, что-то там сверил и уже намеревался  штраф выписать, но у Славы Слепцова, начальника партии, с собой было, и поплелся пьяненький лесник искать приключений верст за 10 на горный участок. На прощание, правда, дал указания спилить пеньки по нормативу.
        — Вернусь, проверю.               
Дождь шел третий день и все вокруг хмуро и уныло, тучи такие низкие и черные, и плотные, что даже темнеет ночью до густых поздних сумерек. Вездесущие кедровки расселись черными пятнами на распустившихся, в капельках дождя лиственницах, ни дать не взять — воронье. Даже выстрелы их не пугают, они вертят головами и внимательно наблюдают за нами. Вышел кто-нибудь из палатки и сразу от них сигналы, кому-то невидимому — Появился неопознанный объект, — и контролируют твой каждый шаг, обозначая его самыми разнообразными звуковыми сигналами. 
Раздается голос поварихи — Ребята, идите пить чай, только несите с собой заварку и сахар, смешное такое предложение, но только на первый взгляд. У каждого работника индивидуальный рацион, отражающийся в его заборной книжке, ведущейся кладовщиком — чем больше и вкуснее ты поел, тем меньше получишь при расчете в конце сезона. Отсюда и «несите с собой заварку и сахар».
Бригады (это канавщики) разбросаны по местам вероятных выходов золотоносных жил, они стараются питаться вместе, назначая из своего числа дежурного по кухне, ведь не будет же каждый сам себе повар. Кроме тяжелой работы хочется и почитать, а то и самому что-либо пописать.
Был среди канавщиков Василий - поэт, знавшийся с известными поэтами, глубоко ценивший творчество Есенина. Странным он считался среди своих товарищей, хоть и развлекал их стихами, которых в его голове было великое множество, и читал их он хорошо и с удовольствием. Странным в поэте казалось им то, что каждый вечер он что-то писал, а отправляясь на работу, брал с собой трехлитровый бидончик воды, взбирался на сопку, подниматься приходилось до полутора километров, выпивал там все и возвращался назад за новой порцией воды и только тогда начинал работу и уже весь день не спускался вниз. Меня же поражала величина его ладоней, ее ширина равнялась длине кисти моей руки с вытянутыми пальцами.  Когда мы при встрече здоровались, то пожать руку мог только он.
       Не слышно только геологов, они уже давно ушли по маршрутам и на шахту, чтобы в очередной раз уточнить для себя характер рудоносности района разведки. Это уже позже, когда они пройдут часть маршрутов, появятся кое-какие результаты работы геофизиков, будут слышны их голоса.
      Вскоре появился главный топограф экспедиции, весьма импозантный мужчина с твердой поступью и уверенным взглядом бывалого таежника. Он тщательно проверил своих подопечных (они кроме чисто прикладных задач должны вести съемку местности в определенном масштабе), дал добро на начало полномасштабных работ, и тем самым придал дополнительный импульс в работе партии. Он дал инструкции лесорубам, какими должны быть просеки, что рубить, а что не надо, где достаточно только обозначить направление просеки затесами на деревьях. Одним из пунктов наставлений было указание — карликовую березку не рубить, не потому, что ее жалко, а потому что она карликовая, стало быть, не мешает держать правильное направление. Именно это наставление так въелось в сознание лесорубов, что ни при каких условиях они его не нарушали, даже когда рубка была более рациональным способом выполнения работы. По руслам ручьев карликовая березка росла высотой иногда и до трех метров, а ширина этих зарослей достигала пятидесяти метров. Продираться сквозь эти дебри было сущим наказанием для лесорубов, во- первых надо было не сбиться с направления, во-вторых, самому как-то продраться через заросли. Из   положения выходили, ну а заросли и продирание сквозь них относили к издержкам производства. Порой рубили довольно внушительное дерево, попавшее в створ просеки, но карликовую березку ни-ни. Сами смеялись над собой, но делать по- другому не могли, попали в плен инструктажа. Правда, крупные деревья в створе просеки обходить научились.
Лиственница
В широкой долине ручья, откуда открывался вид на озеро Черняй, росла старая-престарая лиственница. Она была настолько мощна, что ее одному было не обхватить — требовался помощник. Вдоль ручья мимо этой самой лиственницы проходила санная дорога, и мы по этой дороге одно время каждый день шли на свои просеки.  У лиственницы иногда встречались с другими полевиками, разговаривали, курили и почти каждый, кто был с топором,  пытался помериться силами с этим могучим деревом. Попросту пытались его срубить. Но дерево, обладая прямо-таки железной древесиной, упорно сопротивлялось. Ребята быстро прекращали свои попытки, трудно давалась лиственница, да и топор перед работой не очень хотелось тупить, уж очень звенел перед сопротивлением гиганта. Потюкают и уходят, но так продолжалось все лето. Хотелось человеку победить дерево, может быть просто, ощутить свою власть над природой, то ли другая блажь, как-никак — царь. А как, известно, царю всегда хочется, что- нибудь  срубить, то ли голову, то ли дуб у лукоморья, на то и царь. Кончилось лето, ушли полевики, но эту кряжистую лиственницу так и не одолели, стоит себе, слегка израненная, но ведь стоит. Говорят, и до сих пор стоит еще великанша.  Вот и подумай, кто есть царь природы.

       Дипломат
На озере Черняй (годы спустя на него сажали зимой на лед крупнейшие в мире по грузоподъёмности транспортные самолеты Ан-124 «Руслан», по кодификации НАТО Condor, ими доставляли оборудование на строительство обогатительной фабрики) летом жил, заросший диким волосом, мужичок по прозвищу Дипломат. Настоящего имени никто не знал, затерялось оно после первой пересылки. Он кормился рыбалкой, а излишки рыбы вялил, коптил, а потом зимой, когда перебирался на прииск, продавал желающим, тем и жил. По тем временам он квалифицировался тунеядцем. Ходили легенды, о его знании внешней и внутренней политики нашего государства и во всем подлунном мире. Иногда Дипломат появлялся в нашем стане, чего ни будь раздобыть для быта. Когда он приходил, то долго распивал, чаи с нашими мужиками и все что-то говорил, говорил, а они его внимательно слушали. Мне стало интересно, о чем так долго можно говорить, и что так долго можно слушать? Ну, говорить, понятное дело, человек оторван от общества, поболтать хочется, а слушать? Думаю, дай-ка и я послушаю. Оказалось, заурядный колымский трекало с запасом сведений его лагерных времен  (в зоне с политинформацией было строго), отметить можно было только хорошую его память, сохранившую политическую обстановку прошедших лет, правда, без какого-либо анализа и своего суждения. Прямо по Грибоедову — сужденья черпают из забытых газет времен очаковских и покоренья Крыма. А может быть, мужики его одинокого отшельника просто жалели, вот и слушали. 
Белый пиджак
В середине полевого сезона прибыл лет тридцати Пижон, одетый по последней моде. Особое внимание всех привлекал его белый пиджак с платочком в нагрудном кармане и с фиолетовым пятном на груди. Он недавно освободился и хотел предстать перед мужиками в шикарном виде — мол, знай наших. Другого объяснения появления его в таком виде в полевой партии не было. Он с гордостью показывал мужикам авторучку Parker с золотым пером. Пижон все еще не замечал пятна на пиджаке, фиолетового развода.  Мужики же, не очень восхищаясь, смотрели на него, как на диковинную птицу, неизвестно как залетевшую в края, где «чай вместо коньяка», кайло и ломик вместо авторучки с золотым пером. Затем любопытство во взглядах мужиков сменилось сожалением от напрасных стараний Пижона. И тут он заметил фиолетовое пятно на своем шикарном пиджаке чуть пониже платочка в нагрудном кармане. Может быть, поэтому Пижон так долго и не замечал его. Что тут началось: после ярко выраженной досады последовал долгий и нудный рассказ о том, сколько сил и стараний потребовалось, чтобы стать обладателем столь замечательного белого пиджака и авторучки Parker с золотым пером, явившейся причиной, уже ставшего знаменитым  фиолетового развода. Но пока одно не связывалось с другим   в сознании Пижона. Две такие замечательные вещи никак не могли навредить друг другу, а надежность Parkerа с золотым пером не подлежала сомнению. Подвела физика — при нагревании физические тела расширяются, а он прошагал под палящим солнцем тридцать км.  Пижон кинулся замывать пятно, но оно становилось только бледнее и больше, после высыхания ткань на груди деформировалась, и белый в прошлом красавец приобрел неприглядный вид. Поняв всю тщету по спасению пиджака, Пижон опять пытался повторить свой долгий и нудный рассказ о …, но его остановил один из мужиков — Не Остап Бендер, не в Рио-де-Жанейро ехал омыть усталые ноги в Январской реке. Тогда Пижон схватил топор и изрубил на колоде свое достояние и мечту Бендера. Мигом не стало Пижона, и перед всеми явился обыкновенный мужик в синей робе и новеньких кирзачах, приехавший подработать на зиму кайлом и ломиком, и неча в белых пиджаках по тайге шастать.
Разбойник бурундук
В большой шатровой палатке был склад овса для лошадей, работающих в геологоразведочной партии.  Лошадям в разгар лета овес является добавкой к разнотравью речных живописных долин в междуречье Колымы и Индигирки — родине розовых чаек, сохранивших на своей груди цвет летних зорь, переходящих одна в другую и от того кажущихся бесконечными, своей морозной родины. Но речь сейчас не о розовых чайках, увидеть которых мечтают романтики всего мира, а о бурундуках, захвативших овсяный провиант лошадей в той самой палатке. Во времена освоения Колымы, когда автомобильный парк автобаз состоял исключительно из полуторок, бывалые шофера шутили над новичками, рассказывая о нападении бурундуков на машины. Они де грызут скаты, и страшнее зверя на колымской трассе нет. Для новичков, никогда в жизни не видевших бурундуков, такая новость была просто ошеломительной, а может быть, и действительно нет страшнее зверя. 
Обнаружилась осада бурундуками склада неожиданно. В разгар теплых погожих дней. Это была даже не осада, а разбойный грабеж взятого города.               
                Мы с Валентином по делам пришли с нашей стоянки на базу. За неимением свободных палаток завхоз предложил нам поселиться в  складской. Нашими соседями оказались не только мешки с овсом, но и многочисленные бурундуки, снующие между мешков, как приказчики в купеческой лавке, спешащие, исчезающие неизвестно куда, с полностью забитыми защечными мешками. Весной, когда они появились на нашей базе, они забирались на верхушки ещё голых деревьев и тихо сидели там часами, греясь в лучах весеннего солнца. Сейчас зверьков было не узнать! Это сплошной сгусток энергии. Их живости нет предела.  Целые дни они носятся по складу, гоняются друг за другом, дерутся между собой, цыкая и свистя, не забывая и успевая, при этом справляться с основным делом, ради которого они, по сути, и оккупировали палаточный склад. Двое бурундучков, наверное, Чип и Дейл, руководят действом хищения, лакомого для них овса. Музыкальное трио — Элвин и бурундуки поддерживает их свистом. Просыпанный из мешков овес зверьки с пятью тёмными полосками вдоль спины игнорируют, не берут. Говорят, бурундуки делают запасы отменными по качеству. Потому им наплевать на россыпи зерна на полу палатки, интереснее добыть его с риском. Быстро оглядевшись вокруг, бурундуки деловито лезут в дыру в мешке по просыпанному зерну, и появляются с изрядно пополневшими мордочками.  Поначалу пугливые зверьки чурались нас, но быстро освоились и только на колени не влезали. Если спугнуть бурундука в, то время, как он бежит с полными мешками, он начнет быстро бить себя лапками по щекам, чтобы поскорее освободить мешки и тем облегчить себе бегство. Куда они носили зерно мы так и не узнали, но конечно каждый сам по себе умножал свои запасы. О кооперации в бурундучьем деле хранения припасов на зиму никто не слыхал.  Найти норку бурундука трудно, она бывает довольно далеко от места добычи провианта.   Кроме норы, наверное, у них есть и другие склады. А запасает бурундук столько, что хватает не только на всю зиму, но и на весну, и на первую половину лета. Приходилось находить бурундучьи запасы под накинутым на палатку брезентом, или под днищем палатки, если ее хозяин некоторое время отсутствовал, а по близости были плантации бурундуков. Зачем же бурундукам делать на зиму большие запасы, если бы они не просыпались зимой? Но они просыпаются среди зимы, подкрепляются немного, а затем снова засыпают.  Весной, когда солнце начинает греть сильнее можно наблюдать бурундучью работу по хозяйству. Они выносят перезимовавшие и немного отсыревшие продукты из норок и раскладывают их на солнце для просушки.   
Настоящий сибирский бурундук житель тайги, потому грабить, когда ему не препятствуют, в его правилах. В конце концов, они разграбили лошадиный овес полностью, и пришлось осенью завозить его вертолетом.   Много врагов в тайге у этого шустрого зверька, но самое удивительное, что иногда его преследует медведь.  Смешно, зачем огромному зверю, возиться с такой мелочью? Причина проста. Хозяин тайги знает хозяйственность бурундука и главная цель мишки его запасы. Самим хозяином мишка лишь закусывает как случайной  добавкой к обеду. Такая невеселая судьба в дикой природе у милых зверьков с пятью тёмными полосками вдоль спины.

Мама, я хочу домой
Полевой сезон уже достиг апогея, захотелось домой, не просто домой, а взглянуть одним глазком, одним днем на тот покинутый мир. Развлечений и тут хватает, таких, что в поселке еще поискать надо, но неотступная мысль — Там происходит что-то невероятное, — сверлит голову. Только вернувшись, увидишь, что все по-прежнему, никаких глобальных изменений и происшествий. 
Поначалу я развлекался тем, что плавал в ручье (своего рода моржевание) сначала в той воде, что шла поверх льда, затем в период паводка, а потом ручей обмелел, и плавать было невозможно, разве что окатиться водой из ручья. Развлечение по большей части состояло не в том, чтобы проплыть в ледяной воде, (это привычно с детства), а в наблюдении реакции зрителей. С одним из зрителей, по его инициативе, я заключал перед каждым заплывом пари на банку чудесного абрикосового компота. После заплыва пока я обсыхал, полный бодрости и сил, он плелся на склад, получал банку, и мы вместе съедали абрикосы, которые как сказал один из героев Хемингуэя «были даже вкуснее свежих», а мой визави готов был к заключению очередного пари. Ему в голову не приходило заключить повторное пари (мне, правда никакой трудности не составляло выиграть и такое), но два раза в день он не играл. Так продолжалось пока мне не стало его жалко, дальше водные процедуры я совершал просто для своего удовольствия.   

Прораб  Диринь-Юряхской геологической партии и комары

Про прораба Диринь-Юряхской геологической партии Николая Самотаева ходили легенды об его устойчивости к полчищам комаров, ежедневно и ежечасно осаждающих работающих в тайге людей. Бывалый полевик Самотаев никогда не мазался ни репудином, ни диметлфтолатом, бывшими в то время наиболее эффективными репеллентами и не носил их с собой.  Мы носили. Одевали довольно плотные робы, просоленные от пота, почти фанерные, и на всякий случай флакончик репудина в кармане. Николай же ходил в маршруты и на описание горных работ в клетчатой рубашке с короткими рукавами, а то и вовсе в майке. 
Полевики, встречаясь на маршрутах, обязательно соблюдают ритуал чаепития и неторопливой беседы за чаем. Чай непременно купеческий, а беседы мужские безо всяких сантиментов.  Сидишь за кружкой чаю и то и дело хлопаешь себя по обнаженным частям тела, прораб же сидит как Будда в состоянии высокого духовного совершенствования. Над ним так же, как и над нами висят тучи комаров (его невосприимчивость к ним не выводит, судя по всему, из строя их поисковую систему), но ни один не проявляет по отношению к нему агрессии.  Мужики в недоумении — Наверное, заговоренный, другие говорят — Мажется все-таки втихую, чтобы никто не видел, поэтому и встает утром так рано. Обратного утверждать не берусь.
Работая в тайге лучше помучиться первое время, свести к минимуму употребление антикомариных средств, кстати, не очень то и анти, — поучал нас  весельчак Самотаев. Считается видеть комаров в ваших снах – означает, что вы напрасно стараетесь оставаться непоколебимыми под натиском хитрых врагов. Не видеть такие сны просто не бывать в тайге.  Выходит,  плохо стараемся оставаться непоколебимым под натиском хитрых жалящих таежных врагов.
Мужики не верят прорабу — они не подозревают они, что подставлялся Николай комарам  с самых ранних пор, когда они только начинают оживать, кажется прямо из-под снега, еще не так злы, прошлые сезоны тоже оставили свой след в противоборстве с комарами.
Позже и мы применили рекомендованный Николаем метод, и стало легче жить. Но изредка бывали такие моменты, когда не помогали ни репелленты, ни одежда. Зловредные насекомые нападают и жрут с каким-то остервенением, причем, кажется, объединяются разные виды насекомых. К комарам присоединяются оводы и какие-то мухи, режущие кожу как скальпелем так, что из пореза тоненькой струйкой течет кровь. Такой массированный налет паразитов трудно выдержать, однажды мне пришлось бежать к вершине сопки с невероятной для меня скоростью, чтобы как-то спастись от такого налета.
Буквально  за пять минут до этого, я спокойно вел свои работы, вокруг роились и оводы, и комары, но то было мирное сосуществование особей различных видов, никто никого не трогал и вдруг по какой-то неведомой команде насекомые накинулись на теплокровное животное и стали жрать его поедом. Так же неожиданно налет прекратился.  До сих пор не могу объяснить для себя этот феномен.
Понятно, когда в очередную субботу выходишь из баньки, весь такой чистенький, пропаренный свежим березовым веничком, кровь по жилам струится теплыми и мягкими волнами, светлые, очищенные в парной, мысли роятся в голове — особо вкусен ты в эти минуты для маленьких хищников, поджидающих тебя за дверью, не то, что соленый дикарь, шастающий по тайге. Перво-наперво  атаке подвергаются уши, розовенькие и светящиеся в лучах низкого вечернего солнца. Не помогает даже защитная мазь, под названием «Тайга», с такой неохотой нанесенная на уши, Этим гадам она как для нас хрен к заливным свиным ушам, вкусно. И солнце высвечивает для них на ушах каждый сосудик со свежей кровью, и эти нахалы тычут в уши свои жала как русские штыки во француза на Бородинской битве.
Эффективность нашей экспедиционной куртки-энцефалитки проверена временем и всем экспедиционным сообществом — она ломает комару хобот и повторные атаки исключены. Но имя комарам — Легионы, всем хоботы не переломаешь, и ведут они атаку на живое тело денно и нощно, а сколько их зреет в болотах и мокрых местах по всей тайге, готовых заменить сломавших хоботы, уму непостижимо.
Старика спросили: - Откуда взялись комары?
—  Комары? Это все из-за Ноя. И зачем только этот идиот пустил на ковчег пару комаров? —  ответил на вопрос старик.

Чаепитие на колыме
Марк Васильев геофизик, боксер, бурильщик, любитель изящной словесности, наконец, пьяница, совмещал в одном лице все слои общества от интеллектуала до обыкновенного БИЧа (т. е. бывшего интеллигентного человека) и это совсем не то, что сейчас называют БОМЖом, у него было место в общежитии, где он был прописан.  Сам он родом из Ленинграда, пользовался популярностью среди всех слоев поселковой молодежи, от молодых и уже не очень молодых специалистов до старшеклассников. Был начитан, спортивен (выступал за боксерскую команду района в среднем весе и даже завоевывал призы, тренировал мальчишек). Близко я с ним столкнулся на просеках, когда начальство партии поставило нас вместе их пикетировать.  Не в смысле бойкотировать просеки, а расставлять пикеты, на готовых просеках обозначив, таким образом, точки замеров для геофизиков.  Работа не трудная — идешь себе и идешь по просеке с мерной лентой, расставляешь колышки с номерами.
Чаепитие на Колыме особая статья. Место для чая не роскошь, а стремление подчеркнуть благородство чая как напитка. Чай  таежные люди считают напитком комфорта, семейности. Бродячий народ в душе стремится ко всему этому и, поется «…был бы не долгим путь». Особым  местом становится удобный для костра и приготовления чая, берег ручья. Заваривают очень крепко, начисто исключается слабый чай,  под названием «Писи бабушки Хеси».
Наш начальник партии, Слава Слепцов,  для себя четко определил – утром чай, в обед чаек, вечером  чаище. Своим традициям чаепития он неуклонно следует, во всяком случае, в поле.  Он даже к банке,  в которой заваривает чай,  присобачил ручку.  Из жестяной банки получилась литровая турка, чтобы приготовить  чай и не обжигать руки над костром. 
Если в Японии чайный сад невелик, обычно модель небольшого фрагмента горного склона, поросшего лесом, то на Колыме – это настоящий склон сопки, в котором важным элементом является наличие ручья.
 Расположение в нем камней, поросших мхом, особого значения не имеет. Путь к месту, где будет происходить чайная церемония, строго зависит от маршрута. Вода  для омовения перед церемонией, берется из того же ручья, что и вода  для чая.
Предметы  для колымской чайной церемонии должны подходить друг к другу и ни один из них резко не выделялся в общем посудном хоре. Еще предпочтительно, чтобы эти предметы сохраняли «память о своём прошлом» — следы длительного использования. Турка Славы и эмалированная кружка с коричневатым чайным налетом внутри и следами закопченности снаружи, простая без нарочитых украшений (у остальных чаевников такие же). «Старый» вид утвари в нашей полевой партии полностью  сохраняет сходство с одним из элементов эстетики японской чайной церемонии.
В обеденное время мы с Марком находим ручей, вернее очередной ручей приурочиваем к обеденному времени. Останавливаемся, разводим костер, достаем не хитрые припасы, обычно чай, сахар, тушенку или колбасный фарш, иногда мясной или печеночный паштет. Консервы очень вкусные, но при частом употреблении быстро надоедают, как, впрочем, любая еда.
Марк заваривает чай в литровой консервной банке из-под компота.  В начинающую закипать воду,  засыпает маленькую пачку чая, и также как японцы,  перемешивает чаинки палочкой  до появления грязноватой пены, (если пена есть, значит, чай заварен правильно) снова ставит банку на угли и, как только чаинки всплывут, добавляет  большой кусок сахару, накрывает брезентовой рукавицей и ставит банку в студеный  ручей охлаждаться. 
Заваренный чай не разводит. Этот чайную церемонию он не доверяет исполнять никому. На мой вопросительный взгляд по поводу размера куска сахара, отвечает — Ничего не слипнется.
Пока чай охлаждался, Марк вынимает из ножен свой охотничий нож с ручкой из березового капа и наводит его на тончайшем оселке, затем нарезает хлеб и аккуратно вскрывает банки с консервами, готовит бутерброды в духе рекламы «Папа может».  Мы съедаем бутерброды, то, что не съедено, не пропадет — остается таежным зверюшкам и птицам. Если бы останавливались на одном месте можно было бы приручить целый зверинец, но к сожалению работа не оставляет такой надежды, да и помнить надо, что мы в ответе за...               
Последним в обеде остается сладкий ледяной чай. Марк достает его из ручья, тщательно размешивает и разливает по кружкам. Чай замечательный, попахивает медом, а когда поблизости есть кустики черной смородины, то и смолистым запахом веточек с этого куста.
Как говорят якуты — Чай пьем, капсе (разговор) ведем. Он никогда не матерится. Вместо мата тирада заканчивается — Вот именно..., но всем понятно, что должно следовать далее. Говорим о работе, Марк переходит на книги, потом на джаз, рассказы о его родном, совсем необыкновенном Питере.               
Питер, в его рассказах предстает прямо по Достоевскому, полон загадочных и туманных явлений, в то же самое время какой-то высшей сублимированной культуры, не присущей, хоть в малой степени, ни одному из городов нашей страны, и которая в сферах науки, искусства, социально значимой деятельности проникает во все их феномены. Что-то на уровне чувственных инстинктов и влечений. Да умеют питерцы представить свой город во всей его красе. 
Потом переходим на бокс, вообще о спорте, опять о работе, о его работе бурильщика на россыпных шахтах.  И вот тут начинается страшная страница его жизни. Он не пьет даже на свой день рождения в середине лета. Он приглашает на него всех ИТРовцев полевой партии, достает припасенное для этого случая шампанское и всех угощает, а сам сидит, приставив к ноздре указательный палец без двух фаланг, будто он засунул почти весь палец в нос и смотрит на гостей. Гости не смущаются таким бесцеремонным их рассматриванием, они хорошо знают Марка. Пить он начнет на День шахтера, особо почитаемый им праздник, и будет пить до белой горячки. Его увезут в больницу, совсем запуганного мнимыми чертиками, выходят и опять он будет, пользовался популярностью среди всех слоев поселковой молодежи, от молодых и уже не очень молодых специалистов до старшеклассников, до следующего последнего воскресенья августа, после которого его сердце не выдержит напряжения и кончится его жизнь, в которой он совмещал в одном лице все слои общества от интеллектуала  до обыкновенного БИЧа.
Навсегда закрылся зимник в любимый  им Питер, а вечная мерзлота надолго сохранит его бренные останки — навечно.
Оставим задумчивую красоту японцам. Остатки костра  служат напоминанием о времени, проведённом вместе в чайной  церемонии. Важно, что действо, не оставив никаких внешних следов, сохранилось лишь как след в сознании участвовавших в нём людей. Этакие  философские, исторические и эстетические аспекты синкретизма.
Впереди, оставшаяся часть маршрута, а вечером чаище.
Чужак коллектив
               
      Во всяком коллективе неизбежно возникают конфликты, происходили они и у нас. Произошел этот конфликт между поварихой и мужской частью полевиков. Приповадился захаживать к поварихе мужичонка из поселка горняков-золотодобытчиков, частенько оставался у нее на ночь. Не знаю глубинной сути конфликта, но видимо наши мужики не могли перенести вида равномерно натягивающейся задом этого мужика ската палатки.   Однажды один из наблюдателей, схватив полено, врезал им по выступающему заду. Через некоторое время из палатки выскочила повариха и закатила скандал, мол, не дают, уставшему, путнику и чаю спокойно попить в обществе женщины. Дошло это дело до начальника партии, и он должен был принародно вынести свой вердикт по этому инциденту. Судилище вершилось в большой шатровой палатке, где стояли стол со стулом, а по одной из сторон устроен настил в виде нар. Начальник сидит за столом, ответчики на нарах, ждут истицы. Заходит истица, ей предлагает начальник занять место на нарах из-за отсутствия второго стула. Тучная женщина присаживается на нары, и они тут же рушатся, истица и ответчики валятся на землю. Начальник орет:
 — Может, здесь вам не тут, а?
На этом инцидент исчерпан, всеобщий вердикт гласил — Грешна, раз обвалились нары, выдержавшие праведников и не выдержавшие грешницу. Не последовало никаких оргвыводов кроме негласного — ничего не должно достаться чужакам.
Горностай на складе
Даже самая маленькая геологоразведочная партия имеет свою инфраструктуру и один из объектов ее — продовольственный склад, к которому имеют интерес не только люди, но и многочисленные обитатели тайги. Консервы, к тому же смазанные солидолом, кроме медведей, не по зубам таежному братству, да и понять, что в банках, из-за не аппетитного запаха, не представляется возможным, так бы нашли способ. Курильские вороны, твердо зная, что находится в железных банках, нашли способ открывать их.
Палатку с овсом оккупировали бурундуки, палатку с сыпучими продуктами мелкие грызуны, а вот холодильник — маленькую штольню, устроенную в скале облюбовал горностай. В холодильнике хранилось сливочное масло. Пока масло упаковано в добротный ящик горностаю до него и дела нет.  Причина та же — отсутствие привлекательного запаха у добычи.
По натуре горностай очень любопытный зверек и свою территорию он знает назубок, а разве заметив в своей вотчине новый объект, он пройдет мимо, он изучит его со всех сторон.  Вот он появился на выступающем из штольни накатнике в своем летнем наряде. Сначала показывается черные носик и глазки, и окончательно осмелев, на одной из жердей усаживается Джентльмен в темно-сером фраке с белой манишкой.  Черные бусинки глаз внимательно наблюдают за тобой. Стараясь не спугнуть зверька с прелестными круглыми ушками, замираешь на месте. Горностай сразу теряет интерес к тебе и исчезает ненадолго в щелях накатника, чтобы появиться в совсем другом месте, любопытство его не исчерпано.
Горностай то и дело ныряет в ближайшую щель и повторяет свое появление в самых неожиданных местах по периметру штольни, сверкая топазовыми бусинками черных глаз, и как бы говоря,  — Разве возьмешь меня голыми руками?   И кто бы ни приходил к нашему холодильнику, всех он встречал и все любовались им, а этот разбойник съел за лето пол ящика масла, но ему все простили за его обаятельность, а завхоз расписал украденное масло на общий котел, и никто не возражал.
От работы кони дохнут
Был у нас в партии татарин, никак его не могли пристроить к делу, решило начальство путь рубит просеки, привели, показали, что делать. От опорной точки до другой, ровно километр. На каждой опорной точке топограф выставляет направления на все четыре стороны света, выбираешь какое тебе в данный момент удобно или необходимо для геофизиков и гонишь вешки по направлению. Вышел татарин на опорную точку на вершине сопки и вскоре вернулся с сияющим лицом
— Нарубил я сегодня аж четыре километра просеки.
— Не может быть,
объясняют ему ребята
— В таком случае  ты должен вернуться только под утро.
На следующий день пошли посмотреть на стахановскую работу, ведь всех обскакал. Приходим на место, и что мы видим — он обошел вокруг вершины сопки, соединив все четыре заданные направления, а так как сказано, что между опорными точками ровно один километр, то по его кривой буссоли он преодолел четыре километра. Ну, раз он вместо четырех километров прошел всего триста метров, то просеки рубить он больше не будет.
Паучки
Втянулись в полевую жизнь, приноровились к быту бродяг в этом мире. Каждый для себя индивидуальный режим работы и отдыха установил. Кому нравилось работать ночью, кому днем, чтобы не по росе, кому, как и мне с раннего утра. Приляжешь во время маршрута на разогретых солнцем камнях ближе к вершине сопки, и можно заметить в убежище под камнем паучиху, охраняющую шарик-кокон с будущими паучатами или уже вывевшихся паучат, смотрящую на тебя во все восемь глаз. Мать-паучиха зорко наблюдает за потомством, недаром четыре пары глаз. Многочисленных паучат она знает наперечет и постоянно ощупывает их своими чуткими лапками — не попался ли в веселую, копошащуюся компанию родной и милой сердцу детворы, чужак. Таковой тут же будет изгнан или отправится на пропитание резвой компании, беспрерывно выпрашивающей у матери еду, теребя её передними лапками. Заботливой мамаше ничего другого не остаётся, как дать мальцам детское питание, таежную «Агушу» — обработанную   ферментами паучью дичь.
Пройдет дней тридцать и паучата разбредутся по каменным осыпям строить охотничьи засидки, плести ловчие сети. Наступит  бабье лето, и полетят по свету паутинки, а бродячий народ полевики-таежники начнет собираться домой.    
Утро в тайге
Иду как-то ранним утром по просеке навстречу солнцу, солнце лежит еще на горизонте, но воздух уже пришел в движение. Прогревается. Лучи солнца, пробиваясь сквозь деревья и легкую дымку, образуют на земле причудливые узоры, сами лучи кажутся вполне осязаемыми как стрелы в гигантском колчане. 
Смотришь вдаль и кажется, что лежащие на земле коряги шевелятся. В ту пору в тайге объявился медведь. Иду и вижу: вдалеке на просеке лежит коряга, а на ней будто бы медвежонок сидит и пытается ее перевернуть. Страшно стало, но все же иду вперед. Самому мне не приходилось видеть живого медведя в тайге, в голове не рождалось никаких ассоциаций, касающихся встречи с мишкой. Да идти в том направлении все равно по работе надо.  Разогретый солнышком, воздух вызывал заметное движение воздуха, но чем ближе то на что направлен взгляд, тем меньше видно колебания воздуха. Расстояние между мной, и сидящем на коряге медвежонком сокращалось, шевеления стали менее заметными, но не прекратились.  В конце концов, никакого медвежонка, а две замшелые коряги, но та, что была сверху, удивительно напоминала мишку.
Рыбалка
Как-то начальство полевой партии решило выйти на рыбалку на озере. Половить хариуса. А раз начальства нет, и мужики тоже решили оттянуться, смотались в ближайший, за двадцать километров магазин, набрали несколько коробок одеколона «Жасмин» и преспокойно вдали от начальственного глаза освежаются. Кому-то из них пришла идея — А не податься нам тоже на рыбалку. Собрались три человека и двинулись в путь к озеру.
Пришли. Бедолашное начальство уже третий день стоит с удочками на берегу, искусанное комарами, поверхность озера буквально бурлит от хариусов, но ни одной поклевки за три дня нет. Мои мужики обошли вокруг озера и остановились под нависающей над водой лиственницей. Один из них отвернул лацкан пиджака, достал крючок с леской, из тальника вырезал удилище, наковырял из берега червячков и тут же стал закидывать удочку. Улов был небольшой на уху в солдатском котелке. К нам сбежались все,  кто был вокруг озера, а мужик невозмутимо
— Ловиться больше не будет, — и  стал сматывать свою удочку.
Рыбаки спешили застолбить это место, но рыба и действительно больше не шла.

Катись проклятая на место
Взрывник Толик Орлов, лучший друг именинника, начал застолье словами – Нам легко пьется в любое время года, но сегодня выпить особый, я бы сказал приятный повод: мы отмечаем тридцатилетие нашего друга, славного полевика, питерца Марка Васильева. Сегодня мы еще раз должны проверить друга на крепость! Лёгких путей не ищем! И начал чесать как по писанным рекламными агентствами слоганам.   
– К примеру – водка «Виноградов», водка мужского рода, водка «Бенат» согревает охлажденной, «На березовых бруньках» – прохладная мягкость природы. Или водка «Пушкинъ», которую не найдешь на книжной полке. Я уж не говорю о винах…. За добрым вином и разговор хороший!
   Правда, закусь у нас обрыдлая – колбасный  и сосисочный фарши, мясной и печеночный паштеты, тушенка разная, курица в белом соусе, компоты персиковый, сливовый, абрикосовый, грушевый, яблочный, вишневый…  Всей этой хрени и не перечислишь, а все чего-то хочется…
Взрывника перебили испанцы-канавщики Хосе и Марлен – В прошлый раз все кончилось белочкой.
На что Толик не унимался.               
– Дорогие Марлен и Хосе, Вы имеете в виду водку «Белочка пришла»? Наша водка – «Прими на грудь». «Белочку» в тайге не подают. Что вы как тот мартовский кот? Его хозяйство – смотреть не на что, а крику…  Пьем мы всегда легко. А в этом деле что важно? Родство душ.
 Сегодня нам с саней, что шли на горный участок, достались два ящика экспериментального пшеничного сока без мякоти, под названием «Сучек», сильно отдающего сивухой. Это Вам не «Аврору» калдырить, когда достаточно одного залпа. Тут без родства душ никак, а потому в заключение хочу поздравить нашего дорогого Марка и сказать – Катись проклятая на место!
Ну, если придет белочка, добро пожаловать на раскидистые ветви, стоящей у нашей палатки, золотеющей лиственницы. Машите пушистыми хвостами в вышине. Чем не флэш-моб на полюсе холода, новый этап вашей жизни… Мужская история.  Есть чем гордиться!

         Пришел август, все больше тосковала душа по устоям оседлой, привычной жизни. Все меньше радовали таежные прелести, эта радость вернется в следующем сезоне. А сейчас как поется в песне — … домой, домой, домой.
         Всему приходит конец, пришел конец и полевому сезону,
мы вернулись в поселок загорелыми и при деньгах. Весной снова проснется тайга и снова встреча с ней, но теперь это будут совсем иные новые тропы.