Глава 1. Недобрый знак

Я родилась на далёком Ямале, за северным полярным кругом. Там, где испокон веков дремала под снежным покровом дикая тундра, где долгие годы жили по соседству с русскими ненцы и ханты, и где уже несколько десятилетий активно добывалось перспективное топливо – необходимый для нашей огромной страны природный газ. Мой маленький посёлок раскинулся в 1982 году на правом берегу речки Правой Хетты, недалеко от небольшого города Надым.
Надым являлся нашим областным центром. Поездка туда всегда становилась для меня радостным событием: оказавшись там, я чувствовала себя современной горожанкой. В моём посёлке не было ни больших торговых центров, ни крупных ресторанов, ни драматических театров, ни киноцентров. Но зато в нём была замечательная общеобразовательная школа: богатый «Газпром» заботился об образовании детей своих работников. Ничуть не хуже была школа искусств, где я с детства занималась народными и бальными танцами, игрой на фортепиано и немного вокалом.
Я с удовольствием посещала и школьный бассейн, наслаждаясь плаванием в тёплой голубой воде. В этом здании будто бы поселилось искусственное, но вечное лето. Никто не знал и никогда не узнает, с каким трепетом я мечтала в такие минуты об огромном бушующем море с гигантскими солёными волнами и белоснежной пеной, причудливыми водорослями и диковинными ракушками на илистом песчаном дне. Летом родители осуществляли мои мечты, принося с работы бесплатную путёвку в хороший лагерь на далёком побережье Чёрного моря.
Зимой на окраинных улочках посёлка можно было встретить покинувших леса диких медведей. В самую суровую пору года звери отправлялись к людям на поиски еды, и поэтому мама, услышав очередное предупреждение об опасности, очень волновалась, провожая меня в школу. 
Порог актировки был установлен предельно низкий, минус тридцать восемь градусов для начальной школы. Для старшеклассников – ещё ниже. Но будь он таким же, как и в средней полосе России, – мы не учились бы всю зиму. Зимы наши были холодные и настолько длинные, что выпавший в октябре-ноябре снег не мог растаять до самого июня. Да, я не знала, что такое настоящая весна.
Часто стояли такие крепкие морозы, что ртуть в термометрах замерзала, оконные стёкла леденели, кошки забирались под батареи, а щёки мои на улице мгновенно покрывались стойким и ярким алым румянцем, который и по возвращению домой ещё полчаса не сходил. Он очень шёл к моей светлой коже и прелестно украшал её, делая меня похожей на Снегурочку. Слабые лучи моего родного северного солнца не дарили даже летом никакой надежды на загар. Июнь, как правило, радовал летним теплом, но мог быть и очень прохладным. Порой я даже видела, как на бледную нежную травку, едва пробившуюся сквозь тёмную твердь непрогретой земли, падал вопреки календарю самый настоящий, пушистый и холодный зимний снег.
Я очень любила свой полярный край и не могла не восхищаться им. Живописные пейзажи непроходимых дремучих лесов и бесконечных заснеженных полей, зимние забавы с родными и друзьями, необычные праздники и обряды местных народов – всё это тесно переплелось с моей душой с самого раннего детства. Где бы я ни была, в душе моей никогда не умолкал отдалённый зов любимой далёкой Родины.
Но каждый год в середине июня или же чуть раньше я с удовольствием отправлялась в увлекательное путешествие на юг – в совсем другой край, который полюбила не меньше, чем свой родной. С первых лет мне был не понаслышке знаком и автобус, и поезд, и даже самолёт. Летать на последнем мне безумно нравилось.
Именно одна из таких ежегодных поездок – семнадцатая – коренным образом изменила мою жизнь. Она помогла мне увидеть новые, ещё неизвестные мне грани собственной души, взглянуть на мир по-другому и понять, ради чего на этом свете действительно стоит жить и дышать. О ней я и расскажу тебе, моя дорогая подруга. Надеюсь, мой рассказ будет интересен и полезен тебе, и ты не пожалеешь о начатой беседе.
***
Погостив с родителями две недели у родных по папиной линии в живописных предгорьях южного Урала, я решила навестить свою любимую бабушку Валю, живущую в Ульяновской области. Попрощавшись с отцом, который в связи с окончанием отпуска был вынужден уехать домой, мы с мамой по старой доброй традиции купили два железнодорожных билета до Ульяновска. По приезде мама осталась в городе, чтобы уладить какие-то свои дела, а я на первой же маршрутной такси, заскочив в салон за две минуты до отправления, одна помчалась к бабушке, по которой за этот год успела сильно соскучиться.
Это были двадцатые числа июня. На севере ещё сохранялась довольно низкая температура, но здесь уже вовсю пламенело яркое и беззаботное лето, такое тёплое и долгожданное. Приветливое, красочное, яркое, оно так и манило меня к себе. Пёстрые лёгкие платья, вкуснейшее клубничное мороженое, буйство изумрудной свежей зелени, клумбы душистых цветов – всё это было мне по душе.
Я радостно и быстро шла по знакомому наизусть маршруту от автобусной остановки к жилому массиву, который виднелся вдали. Старое здание местной больницы, трёхкупольная отреставрированная церковь, два крошечных частных магазинчика, одна на весь посёлок общеобразовательная школа, где когда-то училась моя мама и её старшая сестра…. Душа взволнованно затрепетала, когда из-за поворота показался пятиэтажный бабушкин дом из серых квадратных панелей и с жёлто-синим орнаментом по бокам. Дом, который мне легко было узнать из сотен других. Мои голубые глаза заблестели от счастья, а небольшие губы уже не смогли удерживать восторженную улыбку.
Боже, какой же прекрасной может быть наша жизнь! Как же сильно я люблю её! Зимой и летом, весной и осенью – всегда! И как только возможно не любить её, свою неповторимую, свою единственную жизнь?! Как можно не быть благодарной этому тёплому солнцу, которое каждый день неустанно восходит перед тем, как ты проснёшься, и для тебя одной озаряет весь мир своими живительными золотыми лучами?! Как можно не быть благодарной прохладному и чистому дождю, освежающему сухую и пыльную землю, возвращающему её к жизни, щедро дарующему ей плодородие, а тебе – пищу?! Возможно ли с равнодушием смотреть в высокое и бесконечное голубое небо, под которым ты родилась, которое долгие тысячелетия укрывало Землю от космических катаклизмов и сохраняло твою жизнь?! Не знаю, как думаешь ты, моя подруга, но я этого никогда не понимала.
 За спиной словно выросли два огромных белоснежных крыла. Не будь при мне тяжёлой дорожной сумки – я бы полетела. Полетела бы, позабыв обо всём земном. Навстречу солнечному лучу, пробившемуся сквозь могучие ветви старой осины и скользящему по наргетому асфальту. Навстречу ликующим птицам, которые весело делили отломленный старушкой свежий ломоть белого хлеба. Навстречу новым впечатлениям и новым радостям, которые обещало подарить обнявшее меня своим головокружительным дыханием южное лето.
Приветливое солнце приятно прогревало своими жгучими и нежными лучами мою светлую спину и тонкие, незагорелые руки. Русые, с естественным рыжим отливом волосы, густые и мягкие, опрятно лежали на моих бледных плечах. Неделю назад, ещё находясь в Уренгое, я решила немного поэкспериментировать со своей внешностью и постригла их до лопаток. Край моей причёски стал идеально ровным, что мне безумно понравилось. Я всегда любила перемены, но некоторые отдельные вещи всё-таки предпочитала не менять. К примеру, на мой лоб уже пять лет спадала пышная косая чёлка, с которой я настойчиво не расставалась, и которая – я точно это знала – делала меня ещё милее. Она никому на свете не шла так, как мне. Нет-нет, я никогда не была эгоисткой. Я вовсе не считала себя лучше других. Скажу больше: у меня было много-много мелких недостатков, которые так и бросались всем в глаза. Но о них чуть позже.
Поднявшись на второй этаж и переведя сбившееся дыхание, я новым для себя жестом поправила преображённые красивой стрижкой волосы и позвонила в высокую деревянную дверь. Примерно на уровне моих глаз висела сделанная покойным дедушкой ещё в советские времена табличка с номером квартиры – 25. Даже с лестничной клетки я чувствовала приятный аромат домашней выпечки и слышала работающее на кухне старое радио.
– Поля, милая, здравствуй! – обняла меня открывшая в ту же минуту бабушка. – Ты ли это? Так изменилась…. Прямо узнать нельзя! Как добралась?
– Здравствуй! Хорошо, бабуль! – целуя её в поседевшую прядь, весело ответила я. – Всё замечательно! И день сегодня замечательный, правда? Такое солнце…. Такой приятный тёплый ветерок! У нас ничего такого нет.
– Беленькая ты какая, – чуть отстранившись и внимательно осмотрев меня, покачала головой она, – а уж какая тоненькая – Господи! Конечно, ни витаминов, ни света, ни тепла на вашем севере нет. Но ничего, школу окончишь – приедешь к нам поступать. Там ведь ни университета, ни парней толком нормальных нет. Не хочу я, чтобы ты всю свою жизнь по соседству с чукчами в сугробах мёрзла, здоровье своё губила.
– Чукчей у нас совсем мало осталось, – моя в ванной руки, улыбнулась я. – Да и не чукчи они: ханты, ненцы. Государство о них заботится сейчас, создаёт все условия для хорошего образования их детей. Они живут в специальных пансионах, и только на каникулы приезжают домой. У нас даже предмет в школе такой есть – культура народов Ямала.
Бабушка слушала меня с добродушной улыбкой. Как только я вытерла руки махровым полотенцем, она захлопотала на кухне. На небольшом столике появилось песочное печенье, двух сортов карамель в шоколаде, любимая бабушкина халва….
– Садись скорее, чай с тобой будем пить. Я твоих любимых сырничков напекла. Мёд соседский с местной пасеки есть, сметанка домашняя…. Варенье вишнёвое. Кушай, Поля. Что тебе положить?
Сколько я помню бабулю, она всегда была очень гостеприимна, заботлива, всегда спокойна и очень добра. Её просто невозможно было не полюбить! Вечером мы с ней пересмотрели пару старых фильмов и по душам поговорили. Ненадолго прервав тёплую беседу, бабушка подошла к комоду и, взяв что-то с него, вновь вернулась ко мне. Вернулась с небольшим, но очень приятным для меня подарком – старинным круглым зеркальцем в тонкой позолоченной оправе. Вторым её подарком была коричнево-бордовая музыкальная шкатулка в форме сердца, которую я тут же убрала в сумку, чтобы по приезду порадовать маму. Мама очень любила такие вещицы и коллекционировала их. Зеркало я, не сомневаясь ни секунды, решила оставить себе. Всё шло тихо, спокойно и гладко, пока в наш разговор не вмешалась третья лишняя.
– Боже мой, неужели Полинка?! – округлила свои бесцветные глаза заглянувшая без приглашения на вечерний чай после сытного ужина Клавдия Матвеевна – старинная бабушкина приятельница. – Глазам своим не верю!
– Полина, – с гордостью согласилась моя бабушка. – Ей в этом году исполнилось шестнадцать. Совсем взрослая стала, уже и меня переросла.
– Встань-ка, выпрями плечи! Я на тебя посмотрю! – скомандовала соседка, и я невольно выпрямилась перед ней, только что появившейся, но уже начавшей мне надоедать.
– Давно ли в одной рубашонке босиком по огороду бегала, в малине пряталась? А теперь ты только погляди: какая грудь, какая талия! О-о-о! – ощупав меня одним лишь своим неприятным взглядом, протянула пожилая соседка. – Видать, в Алёшкину родню девка пошла. У вас таких барышень никогда не было.
Своей стройной и уже довольно женственной фигурой я, конечно, гордилась, но не любила, когда её таким открытым образом обсуждали. Хоть парни, хоть старушки. Признаться, мне вообще никогда не нравилась эта Клавдия – ворчливая и чудаковатая старая дева, которая частенько в детстве читала мне какие-то домостроевские лекции. Одним из её помешательств были мои волосы. Хлебом не корми – дай заплести их в косу и измерить, насколько выросли. При этом она будто нарочно всегда немилосердно драла их каким-то доисторическим гребнем. Ну вот, она опять взялась за своё. Зачем только вспомнила?
– Совсем ума лишилась – косы обрезала! – стоило мне случайно повернуться к ней спиной, возмущённо заголосила она. – Ужас! В монастырь что ли собралась?!
– Зачем же ты так сразу, Клава? По-моему, Поле так даже очень хорошо! – ласково погладив меня по волосам, вступилась бабушка.
– Хорошо?! Что-то я, Валентина, совсем тебя не узнаю, – сдвинула брови Клавдия Матвеевна. – К чему такая вольность? Сегодня девка косы обрезала, завтра обрежет юбку и душу – прости, Господи! – дьяволу продаст!
Тут я уже не смогла сдержать смеха: он так и распирал меня изнутри. Поставив свою любимую с детства чашку с изображением котёнка на стол, я прикрыла ладонью губы и убежала в комнату.
– Ах ты, рыжий бесёнок! – сердито крикнула она же мне вслед, но я уже была в соседней комнате. – Взяла и улизнула из-за стола, ни посуду не помыла, ни даже «спасибо» не сказала! Избаловали вы её, Валя, очень. Я думала, она остепенится у тебя со временем. Её пора к замужеству готовить, к домашним делам приучать, а она всё скачет да хохочет без умолку, как дитя.   
– Поля  – девочка, может, слишком активная, но добрая, – вновь не дала меня в обиду бабушка. – Юная, рыженькая. Вся светится, как солнышко. Светлая у неё душа…. Что же плохого в том, что она свой бескорыстный смех, свою искреннюю улыбку людям дарит?  Жизни радуется…. Пусть! И нам в её возрасте через костёр хотелось попрыгать.
– Не растаяла бы белая Снегурка твоя над огнём-то. Смотри построже за этой баловницей – вот мой тебе совет. Красивая, взрослая она стала. Весёлая очень, взгляд цепляет. А парни-то какие сейчас пошли!.. Далеко ли до греха? – злобно прошептала Клавдия, однако межкомнатные стены в квартире были довольно тонкие, и мне всё хорошо было слышно.
– Ну о чём ты, Клава?! – попыталась отмахнуться бабушка, но не смогла её унять.
– Сама, Валя, знаешь, о чём, – чуть понизив голос, с беспокойством вымолвила соседка. – Их в этом возрасте надо в ежовых рукавицах держать. Особенно в наше время. Помнишь, что с Леркой Астаповой стало из четвёртого подъезда? Помнишь, до чего она допрыгалась?
– Разве забудешь…. На весь посёлок опозорилась! – невольно согласилась бабушка и продолжила немного возмущённо. – Но зачем ты мою Полюшку под одну гребёнку с этой распутной девицей чешешь? Она девочка воспитанная, скромная, она бы никогда до такого не дошла!
– Видела я её скромность! – не скрывая своего раздражения, проворчала Клавдия. – Сиреневые ногти, голые коленки! А на лице-то что! Боже мой!
– Не преувеличивай, Клава. Ноготки у неё розовым лаком покрыты, смотрятся довольно интеллигентно. И на личико её не нападай. Поля веснушечки свои не очень любит, – стараясь, чтобы я этого не слышала, с улыбкой, которую я не видела, но чувствовала в её голосе, пояснила бабушка, – всё не поймёт никак, что они её только красят, вот и прячет.
– Хорошо. А глаза, а ресницы! Это же ужас какой-то! – не унималась соседка.
– Клава, но она же не старушка, а совсем молоденькая девушка! – стараясь успокоить собеседницу, спокойно оправдала меня бабушка. – Ей хочется выглядеть привлекательной, ухоженной. В этом нет ничего плохого.
– Что ж, Валентина, я тебя предупредила. Слушать меня или не слушать – тебе, конечно, решать, – уходя домой, в заключение сказала Клавдия Матвеевна. – Не уследишь за Полькой – сама же наплачешься потом.
Невольно продолжая слушать оживлённый спор двух пожилых женщин, я искренне радовалась, что судьба распорядилась, так, что Валентина Александровна Светлова – моя бабушка, а Клавдия Матвеевна Шмагина – всего лишь соседка. Я сошла бы с ума, если бы было наоборот!
Бабушка всегда оставалась на моей стороне, и, что бы я ни натворила, никогда при чужих людях не оскорбляла меня. Мы часто и подолгу беседовали с ней как подруги, старшая и младшая. Разница в возрасте только шла нам на пользу. Я приобретала благодаря ней бесценный жизненный опыт, училась правильно оценивать характеры и поступки людей. Она заряжалась от меня позитивной энергией и страстью к азартной игре под названием жизнь. Я легко делилась с ней переживаниями, порой открывала ей и свои секреты, но….
Наверно, ни одному человеку не нравится, когда кто-то обсуждает его недостатки. Да, веснушки – вот то единственное, что я в себе терпеть не могла! Эти мелкие рыжие точки, усыпавшие верхнюю часть моих щёк, делавшие меня похожей на маленькую глупую девчонку, нравились и моим родным, и их знакомым, словом, всем, кроме меня. Я же их просто терпеть не могла и делала всё возможное, чтобы моё лицо выглядело идеально чистым. Этот недостаток побуждал меня прибегать к косметике, но, конечно же, не только он.
Причиной этого главным образом было вполне естественное для каждой девушки стремление к красоте и совершенству, заложенное самой природой необъяснимое желание притягивать восхищённые мужские взгляды, украшать собой этот мир. А вместе с ними – простая и простительная каждой из нас страстная мечта любить и быть любимой….
Ещё не осознавая этого, я в глубине души мечтала подарить всю свою нежность и любовь тому, кому суждено будет завладеть моим свободным горячим сердцем. Я не металась по миру и не искала целенаправленно свою вторую половинку ни в жизни, ни в соцсетях. Я лишь тихо и трепетно ждала его, подсознательно чувствуя, что в самый нужный момент он сам меня найдёт. Ничто не заставляло меня сомневаться в том, что наша встреча произойдёт неожиданно и просто, навек неразрывно сплетя наши жизни венком счастливого супружества. Что может быть лучше, чем жить в постоянном ожидании и сладостном предвкушении самого удивительного и прекрасного дня в своей жизни?! Мысль об этом дне окрыляла меня всегда, даже в самых тяжёлых ситуациях, но мне было почему-то очень трудно мысленно нарисовать его портрет.
– И не нужно этого делать, – решила я, засыпая в отведённой мне бабушкой уютной спальне. – Он будет лучшим. И я буду любить его больше жизни! Я это точно знаю….
***
Проснувшись на следующий день около девяти утра, я не застала бабушку дома. Она оставила мне на кухонном столе записку, что отлучилась ненадолго в церковь, чтобы поставить свечку за упокой дедушки и помолиться о нём. Сегодня исполнялось ровно шестнадцать лет со дня его смерти. Да, это число всегда совпадало с моим возрастом, что меня в последнее время немного тревожило. Но, увы, на кухню я не заходила, решив после умывания сначала нанести макияж, а потом уже приниматься за приготовление завтрака. Как часто бывает на летних каникулах, дни недели и даты напрочь вылетели из моей головы. Словом, я совершенно забыла, какой трагический сегодня день. И серьёзно поплатилась за это.
Перебрав многочисленное содержимое подаренной мамой на Новый год светло-голубой косметички, я к своему глубокому разочарованию не нашла в ней своего главного оружия в борьбе за идеальную кожу – тонального крема. Должно быть, просто выложила его из сумочки дома, когда красилась перед отъездом. Или, что ещё печальнее, потеряла в поезде.
– Но ничего, как-нибудь и без крема обойдусь! – не впала в уныние я и взяла в руки бабушкин подарок – старинное круглое зеркальце, которое мне с первого взгляда очень понравилось. Честно говоря, я вообще довольно редко впадала в уныние. Неудачи чаще почему-то вызывали у меня смех, чем слёзы.
Рассыпчатая светлая пудра хорошо ложилась на мои щёки и эффективно поглощала излишний блеск кожи, но скрывать веснушки наотрез отказывалась, делая их лишь на полутона бледнее. Под ногами мешался бабушкин чёрный кот по имени Василий, но даже его присутствие не напомнило мне о том, о чём никогда нельзя забывать. Он был уже очень старым, почти моего возраста, то есть, и его в ближайшем будущем ожидало шестнадцатилетие. Бабушка однажды рассказывала мне, что взяла котёнка Ваську у соседки, чтобы отвлечься немного от своего горя и хоть немного уменьшить свои невыносимые душевные страдания, вызванные трагической и внезапной смертью дедушки.
Наконец, надоедливый Васька ушёл. Расшалившись, я старательно натирала щёки пудрой, и она сыпалась на мои худые колени. В моей голове не было ни одной серьёзной мысли, я лишь тешила себя комичной бессмысленной борьбой со своими рыжими веснушками. Внезапно тишину прервал страшный грохот, и я со всех ног бросилась на кухню. Ворвавшись на всей скорости в маленькую комнатку, я споткнулась о провода и упала прямо на поваленный бабушкиным котом Васькой старый холодильник. Им уже давно никто не пользовался. Мы давно собирались отвезти его в деревню и поставить там на террасе, но осуществить своё намерение всё время забывали.
– Что ты наделал, ушастый?! – безуспешно пытаясь поставить на место неприподъёмный холодильник, отчитала его я, но хорошее настроение всё ещё не покидало меня. – Как ты смог? Как только умудрился?!
Но Василий и не вздумал останавливаться, запрыгнув на стол и повалив с него несколько газет и бабушкины очки, которые упали на подол моего платья и чудом остались целы.
– Ты что – нарочно что ли?! – заливаясь всё тем же беззаботным смехом, схватила его на руки я, однако он вдруг раздражённо заурчал и больно, почти по крови, вонзил коготки в мою руку.
– Чёрт хвостатый, ну ты совсем уж обнаглел! – всхлипывая от боли, чуть не плача, сорвалась я и, выбросив бестолковое животное в коридор, закрыла белую кухонную дверь.
Усевшись на поваленный холодильник, я провела руками по взъерошенным распущенным волосам, которые с утра ещё не причесала. Мне потребовалось несколько минут, чтобы немного успокоиться и выровнять дыхание. Я окинула любопытным ностальгирующим взглядом бабушкину кухню, небольшую, но светлую и очень уютную. В ней недавно был сделан отличный ремонт. Новый белый гарнитур, красивые кружевные шторы, цветущие фиалки на подоконнике. Вроде бы всё в порядке.
Я вздохнула с облегчением и вошла в свою комнату, но тут же пронзительно вскрикнула оттого, что что-то изо всех сил впилось в мою левую ступню. Это была не пчела, не оса и даже не потерявший совесть старый кот. На паркетном полу валялись острые осколки моего разбитого зеркальца.
– Теперь кто-то умрёт, – мелькнуло в моей голове, и я, не в силах уже себя успокаивать, беспомощно рухнула на свою неубранную постель. Солёные слёзы побежали по моим щекам, смывая старательно нанесённую пудру.
Мои тревожные мысли прервал знакомый звон ключей, звук открывающейся двери и небыстрые шаги вернувшейся бабушки.
– Боже мой, Поля! Что с тобой? – появляясь в дверном проёме, с беспокойством спросила она.
– Бабуль, осторожнее! Я…. Твоё зеркало разбила, – с детским стыдом призналась я. – Прости меня, пожалуйста!
– Что же ты плачешь-то, дурочка? Всё хорошо. Невелика потеря – зеркальце! – целуя меня в мокрую щёку, утешила добрая женщина, и умилительная улыбка волшебно преобразила её покрытое тонкими морщинками лицо.
Она сразу стала красивее и даже моложе. В такие мгновения я с изумлением и радостью замечала, как сильно бабушка похожа на мою маму.
– Но ведь примета есть такая: если зеркало разбить, кто-то умрёт.
– Ну что ты, Поля! Забудь! Такая продвинутая девушка, а всё в приметы веришь! – доставая из-за дверцы старинного серванта аптечку, улыбнулась она. – Я осколки сама уберу. А ты возьми пока йод и вату, ранку прижги.
На несколько минут мне стало легче. Я вытерла с пореза кровь и аккуратно смазала его йодом, отчего повреждённую кожу стало сильно щипать. Бабушка тем временем собрала осколки веником в совок и, выбросив их, тяжело вздохнула. Несколько минут мы обе молчали. Иногда так случалось, когда она и я понимали друг друга без слов. Но тогда это было какое-то мрачное, неприятное, напряжённое молчание. Мы сидели рядом на краю моей неубранной постели. Её рука ласково поглаживала мои волосы, но печальные, похожие во многом на мамины, голубые глаза были обращены куда-то вдаль. Она несколько раз пыталась заговорить, но не решалась.
– У тебя ведь ещё нет мальчика, Поля? – наконец, спросила она.
Этот вопрос прозвучал для меня так неожиданно, что я даже не сразу поняла, что она имела в виду. В бабушкином голосе не было ни тени легкомысленного любопытства, а только душевная боль и горечь невыплаканных внутренних слёз. Глядя в её печальные и мудрые глаза, я отрицательно покачала головой:
– Нет. И не было ещё никогда. Только друзья, партнёры по танцам. А почему ты спрашиваешь?
Ещё немного помолчав, она собралась с духом и поведала мне ещё одну небольшую историю из её прошлого:
– Не знаю, Поля, правда всё это или нет, но мне об этом ещё бабушка моя рассказала. Сестра прапрабабушки моей, крепостной, необыкновенной красавицей была. Глаза голубые, губы алые, коса золотая, тяжёлая…. Полюбилась она барскому сыну, стал он ей кружева и ленты дарить, на свидания звать. Однажды и зеркальце, совсем как дворяночке, подарил. Увидела это его мать, злая и жестокая помещица, и жестоко расправилась с крестьянкой. Остригла девку наголо, зеркало это на мелкие-мелкие кусочки разбила, перемешала изрубленную девичью косу с осколками и съесть всё это на людях заставила. Умирала девушка в страшных мучениях. С тех пор все родные её зеркал стали бояться, как огня. Разбитое зеркало стало предзнаменованием смерти. Много с тех пор, конечно, воды утекло. Время сейчас совсем другое, ни в чудеса, ни в приметы мы не верим. Не верим, но жизнь всё равно заставляет. Я тоже в молодости однажды нечаянно зеркало разбила. Только замужем уже была, две дочери росли. Сначала тоже очень боялась за жизни родных. Пока боялась – ничего не случалось. А когда бояться перестала…. Беда случилась, на следующий год в начале июля мой Гришенька в аварии погиб. Дедушка твой…. Как жаль, что ты, Поля, никогда его не видела! Царство ему небесное! Пусть земля будет пухом!
Бабушка трижды перекрестилась, и я следом за ней. Жуткая история представилась мне как наяву, и сердце моё бешено заколотилось от страха:
– А что если это такое родовое проклятие, которое действует через поколение? Сначала она, затем ты, потом…. Я? А вдруг всё повторится? Что же мне делать? Как же мне теперь быть?
Я ещё никогда не испытывала такого сильного отчаяния и леденящего душу страха.
– Двадцать шестое июня. День сегодня, Поля, действительно не очень хороший, – обняла меня бабушка. – Разбила – так разбила, ничего не поделаешь теперь. Не расстраивайся. Может, ещё всё обойдётся? Молись, родная. Пути господни неисповедимы.
С этой минуты на душу мою словно легла тёмная тень. Я продолжала радоваться жизни и солнечному лету, но где-то глубоко в сердце поселился постоянный страх за кого-то – я пока ещё не знала, за кого. Утреннее происшествие стремительно убегало в прошлое, отодвигаемое дальнейшими событиями этого дня. Иногда я почти забывала о нём, погрузившись в житейские дела. Но иногда, напротив, начинала долго и серьёзно думать о будущем, сама пугаясь своих мрачных мыслей и жутких предположений. История о трагически погибшей крестьянской девушке по-прежнему волновала моё воображение, как и её свежие отзвуки в недавнем прошлом. Даже когда я беззаботно смеялась, перед глазами будто всё ещё блестели зловещие осколки разбитого зеркала.