Письмо Маруси. Глава тридцатая

«Знаешь, о чём я сейчас думаю? Угадай! Спорим, ни за что не угадаешь… Я мечтаю об Италии. Как мы с тобой бредём по побережью Средиземного моря (или Адриатического, или другого, их там несколько: и Лигурийское, и Тирренское, и Ионическое). Голубое, оно вдали сливается с небом и плещется у ног. Мне очень хочется туда попасть, и почему-то именно на песчаное побережье – по гальке ходить неприятно, хоть и полезно, я знаю. Ты в соломенной шляпке с широкими полями. На тебе золотистое платье и золотистый загар, и ты улыбаешься – обязательно улыбаешься! Спросишь, почему по Италии? Я и сам не знаю. Я там не был. Отец бывал и всегда с восторгом рассказывал, привозил ворох фотографий. Я их за день насмотрюсь и, засыпая, представляю, как трогаю чистое, шелковисто бьющееся о берег, сверкающее море в сетях солнечной паутинки. Очень хотелось поймать в ладошки волну. Посмотреть, будет ли она плескаться и в моих руках. Понимал, конечно, что не будет, но очень хотелось в этом лично убедиться. А вдруг ко мне в ладони заплывёт золотая рыбка и согласится выполнить три моих желания. Я каждый день придумывал новые желания – нужно же было выбрать только три самых важных. Но то, что казалось мне важным сегодня, назавтра уже было неинтересно. Так я ни на чём и не остановился. Не придумал таких желаний, ради которых стоит жить. Увидев статуи Микельанджело, мне захотелось потрогать каррарский мрамор, потом захотел поближе рассмотреть Сикстинскую капеллу, потом познакомиться с простыми итальянцами где-нибудь в горной деревушке. Чем бы они, интересно, отличались от наших крестьян. Разве что языком. Но хотелось. Как сейчас хочется пройтись с тобой по морскому побережью, ощущая ступнями текучий, как время, песок и плеск солёной волны…» - читала Лана письмо Ивана, и сердце в ней влюбленно замирало. Его мечты вливались в неё и находили живой отклик. Она уже видела себя рядом с Ваней на том самом побережье и даже слышала крики чаек, нырявших то в море, то в небо. Видела его блестящие, как золотистые каштаны, волны волос над разлётом красиво очерченных бровей, его мечтательный взгляд и мягкую улыбку дорогих губ. Он ей что-то рассказывает или молчит, и они бредут, утопая в горячем песке босыми ногами… Не утерпела, набрала его номер и услышала гудки, потом её соединили:

- Ванечка!

- Простите, это не Ваня. Он сейчас на операции.

- На какой операции? – растерялась Лана.

- Сейчас Ване делают операцию. Вы лучше завтра перезвоните. А как вас зовут, я ему потом передам, - волновался Леонид.

- Передайте, что звонила Лана, - упавшим голосом сообщила девушка.

- Я ему передам, не волнуйтесь.

- Вы скажите… - разрыдалась Лана.

- Лана, вы ему сами всё расскажете завтра. Надеюсь, всё будет хорошо. И вы не теряйте надежду, хорошо?

- Да-да…

Она была в институте, но сердце вдруг так заныло, ни о чём другом она больше думать не могла, тем более воспринимать новую информацию, поэтому на лекцию  не пошла, оделась и вышла на улицу. Ничего не видя перед собой, она брела куда глаза глядят. А глаза как раз не глядели - слёзы застилали и струились так, что Лана не успевала их вытирать. Комок в горле мешал дышать и хотелось где-то найти облегчение, утешение. Не понимая как – она оказалась у храма, зашла, купила свечку и спросила у женщины, кому её поставить, если человеку делают операцию на сердце.

- А кому хочешь, девонька. Хочешь святому Пантелеймону-Целителю, хочешь – Матери Божьей, уж она никому в беде не откажет, хочешь – Спасителю. Пойдём, я тебе покажу где их иконы…

И она подвела плачущую Лану к иконе Богородицы «Всех скорбящих Радость». Лана смотрела на расплывавшийся перед залитыми слезами глазами образ Богородицы в грошиках и мысленно просила Преблагословенную помощь её Ванечке. Купила ещё свечек и поставила и Спасителю и Целителю и святителю Николаю Чудотворцу, ко всем мысленно обращаясь за помощью. Слёзы сами как-то остановились, и она побрела домой.

Продолжение http://www.proza.ru/2014/01/30/568