Повсюду лишь правда

Глубокая ночь. Уже который год  я стою на ее краю как  Луи-Фердинанд Селин. Я всматриваюсь вдаль и среди тусклых огней города пытаюсь разглядеть колесницу Гелиоса – своего дилера, по всей видимости, незнакомого с пунктуальностью. Вокруг меня никого. Все они  сейчас сидят в бетонных казематах и слушают любимую мелодию пост-панка, которая отбивается от стен. Они говорят, что придет новое время. Все  здесь ждут своего последнего дня, будто  живут в самом центре Меггидо. Эпоха уже начала играть свой демонический транс. Я слышу, как крышка гроба моего будущего захлопывается и начинает скрипеть от бесноватых танцев, устроенных на ней. Все это ненадолго.  Скоро мы с тобой вместе войдем в эту пражскую весну, которая вскоре перерастет в весну народов.
 Последнее время дни пролетают очень быстро, я не могу ухватиться ни за один из них. Я просто брожу по городу и жду, когда мое безумное альте-эго себя проявит. Вчера я видел девушку гуляющую с ребенком. Всеми своими действиями она хотела обратить на него внимание. Пристально всматриваясь в глаза прохожих, она искала там умиление. Ведь, по ее мнению, именно это чувство должно вызывать ее чадо, но окружающие оставались равнодушными, за что получали презрительные взгляды от новоиспеченной мамочки.  Я знал ее. Она была моей ровесницей. Выросшая в строгой религиозной семье, она часто делилась со мной своими извращенными сексуальными фантазиями, в которых участвовали библейские персонажи. В ее пошлой фантасмагории Сатана никогда не фигурировал в роли партнера, лишь в роли наблюдателя. Ей нравилась мысль о том, что олицетворение зла будет наблюдать за ее нравственным падением, будто она хотела получить от него какое-то одобрение. Возможно, это был ее эскапизм от навязанной ей христианской морали. Возможно…Сойти с ума – самый большой страх и желание одновременно. Мой сосед вплотную приблизился к этому. Он уже стоит на пороге нового мира и держит в руке ключ от двери. Галлюцинации посещают его каждую неделю. И с каждым разом ему становится все сложнее отличать реальность от вымысла.                Однажды он повстречался мне и начал рассказывать о том, как гепард разорвал его жену и малолетнего сына, а он не мог ничего сделать, потому что был на краю света. Я посоветовал ему пойти домой и избить свою мать еще раз, ведь именно этим заканчивается каждый его приступ. 
   Я очень часто начинаю замечать, что  в людях появляется какой-то романтизм, какая-то напускная скорбь. Их речи кишат революционными лозунгами и рассуждениями о правильном, по их мнению, строении общества. Иногда мне кажется, что я нахожусь в студенческом сообществе шестидесятых годов где-то в западной Европе. Но сейчас это в тренде. Хотя вряд ли кто-то смог бы в наше время пойти по стопам Яна Палаха.
   Недавно в метро я наблюдал картину, как взрослый мужчина нашептывал что-то на ухо чернокожей девушке. Его глаза горели от похоти. Он так сжимал ее за плечо, будто этим хотел передать все свое желание обладать ею. Наверное, он рассказывал ей какие-то неизвестные факты из истории страны, между  делом вставляя низкопробные комплименты и дворовую пошлятину. Он знал, что из всей его тирады она может понять только местоимения и пару глаголов бытового уровня. Рядом с ней сидел такой же чернокожий парень, разглядывавший учебник по основам анатомии и абсолютно не обращающий никакого внимания на свою подругу. Похоже, что они были студентами медицинского университета.  У него были темно-коричневые туфли, которые, видимо, ему сшили из кожи его сестры. Он оставался абсолютно безучастным ко всему происходящему. Мужчина начал подвигаться к девушке все ближе. Она уже перестала скрывать неловкость за игривыми смешками. На остановке, когда началась суета, и все люди стали выходить,  рука  «интернационального ловеласа»  быстро скользнула под юбку. Спустя пару секунд негритянке удалось вырваться из объятий и она с криком выбежала из вагона.  Молодой парень не отрываясь от книги вышел за ней, будто для него это было обычное дело.
В данный момент я курю облокотившись на перила надземного дорожного перехода. Рука с сигаретой свисает через ограждение. Я пытаюсь сжать пальцы как можно крепче, представляя, что сигарета – это моя жизнь, и если она упадет, то какая-то магическая сила бросит меня на дорогу под колеса мчащихся машин. Все мое внимание и все силы сконцентрированы на этом усилии. И с каждой секундой становится все сложнее. На ум приходят разные мысли. Одна из них особенно навязчивая. Это мысль о том, что я не влюблен в Эддисон Тимлин. Мало людей знает кто это вообще, но тем не менее она актриса, которая снимается в голливудских фильмах, а для меня еще и идеал женской красоты. И все же я ее не люблю этот «идеал», хотя мне очень хотелось бы стать для нее Георгием Желтковым.  Я бы жил за пару тысяч километров от нее и был бы распутником и пьяницей как  Хэнк Чинаски. Каждый день писал бы ей письма, которые она бы по задуманному сюжету не получала. В один день я купил бы конфет «Вечерний Киев» и рванул бы к ней через Атлантический океан в Лос-Анджелес.  Так бы состоялась наша встреча…
Гуляя по городу, я растворяюсь в нем. В эти минуты я испытываю такие же чувства как и мой лучший друг Антуан Рокантен. Мне кажется, что я могу управлять всем вокруг. Просто нажать на паузу и добавить цветов, изменить ход событий, заменить декорации. Обещанное время пришло, и я становлюсь недоступным для взоров окружающих. Уже нет и никаких следов моего пребывания, наверное,  потому что меня никогда и не было здесь.