Крепостные мастера Книга первая фрагмент 3

***
Глава 5

Рога для машины
 
В девять часов утра оперативное совещание в кабинете у начальника отделения научно-исследовательского института началось с сенсационного сообщения. Два сотрудника отделения, два ведущих специалиста с обширной научной тематикой Ярыгин и Усков собираются на три летних месяца покинуть институт и на весьма выгодных условиях отправиться в экспедицию, и не куда-нибудь, а в пустыню – ловить змей.
Такую информацию начальнику отделения в полушутливой форме, поглядывая в сторону своих коллег, подкинул начальник отдела электроники Александр Андреевич Потайчук. Сегодня ему, как никогда, нужно было отвлечь внимание начальства от насущных дел своего отдела. Честно говоря, с планом в отделе обстояло неважнецки. И дабы сгладить независящие от него шероховатости, Александр Андреевич нередко прибегал к подобного рода хитростям, превращая ответственное совещание в «клуб по интересам».
Два начальника отделов, девять начальников секторов, сидевшие на мягких кожаных диванах напротив начальника отделения, повернули головы и внимательно посмотрели на своего молодого коллегу, чьи подчиненные собирались в пустыню. Он лишь недавно защитил ученую степень и соответственно получил высокую должность начальника отдела нестандартного оборудования. Ему как новичку в обществе старожилов кабинетных баталий досталось место у самой двери.
– Как же так, Николай Валерьевич? – Начальник отделения Василий Степанович Балашов, высокий, степенный, скуластый, поднял очки на лоб, удивленно округлил глаза и пристально оглядел подчиненных.
Николай Валерьевич, бледный, засаленный кандидат наук, от неожиданности сжался в кресле. В своем дальнем углу, под лучами только что, будто на заказ, заглянувшего в комнату солнца, он оказался словно танцовщица на подиуме, впервые выступающая перед жадной до зрелищ публикой. Из-под толстых линз очков его голубые нервные глаза ловили каждое движение начальника, а руки непроизвольно принялись теребить лацканы пиджака. Василий Степанович выпятил вперед нижнюю губу, неодобрительно потряс головой, отчего очки со лба съехали и упали на кончик носа. Он еще несколько минут задумчиво сидел, собираясь с мыслями, и, наконец, выдавил:
– Так у нас весь институт поедет змей ловить.
– Да, надо сказать, условия хорошие. Сто процентов зарплаты сохраняется, плюс каждая голова змеи сто рублей. А в пустыне змей о-го-го… – Александр Андреевич изложил условия экспромтом, дабы развить тему. Проверять-то все равно никто не будет, а начальник отделения через пять минут обо всем забудет.
На некоторое время в кабинете воцарилось молчание. Смеяться или плакать? Пахать – пахали, картофель убирали, птичники строили, вот змей еще не ловили. В свете решения продовольственной программы все вполне правдоподобно.
Вероятность поездки специалистов в пустыню ни у кого не вызывала сомнений. Ярыгин и Усков работали в одном секторе, ведущими инженерами. Золотых рук мастера: в свободное от работы время ремонтировали автомобили. В то же время имели написанные статьи, утвержденные НИИ авиационного приборостроения авторские свидетельства и заявки на изобретения. Правда, последние заявки явно противоречили ученой этике и несколько смазывали общее солидное впечатление об авторах.
Чтобы, пополнить копилку плановых ежемесячных заявок отделения на авторские изобретения, Витя Ярыгин предложил легкой промышленности выпускать, по предложенным им эскизам, носки-перчатки в количестве не менее 1 миллиона штук. Прилагался также расчет годовой экономической эффективности, которая по самым скромным подсчетам должна была составить 500 тысяч рублей. При этом окупаемость затрат – два месяца. В графе преимущества перед аналогами было написано: 1. Продукция гигиенична, утрачивается необходимость в закупке импортных лекарств от грибковых заболеваний ног. 2. После первого этапа носки (либо по усмотрению владельца) предлагается напальчники носков отрезать, что позволит увеличить срок носки носков в два, а то и в три раза.
Усков предложил медицинской промышленности изготавливать универсальное кресло-лавку, позволяющее процедуру очистки кишечника, то есть клизму, проводить десяти пациентам одновременно. Расчетный экономический эффект при запуске в серию 5 тысяч экземпляров составлял 10 тысяч рублей, окупаемость – 12 месяцев. Цель изобретения: сокращение времени процедуры и организация рабочего времени медперсонала.
Начальник отделения вызвал одного, затем другого шутника, пожурил и оставил заявки себе на память…
– Да. – Василий Степанович неодобрительно сжал губы.
– Николай Валерьевич, выясните все, что касается отъезда, и проведите беседу, – на слове «беседу» он сделал ударение на последнем слоге. И после некоторого раздумья добавил: – А то мы так без специалистов останемся.
После того как Александр Григорьевич Кридин услышал данную информацию, лицо его невообразимо вытянулось, отчего заметно поглупело. Он очень внимательно слушал Александра Андреевича, тщательно перерабатывал данную информацию и прикидывал, какая же может быть производительность, то есть сколько змей можно поймать за день? Кридин еще даже не представлял себе, насколько это сложно, но цифра 100 первой высветилась в голове. После того, как он в уме перемножил 100 х 100, цифра вознаграждения для советского инженера получилась нереальная. При таком раскладе можно всю жизнь змей ловить. Никто бы тогда не работал. Поэтому, чтобы приблизиться к реальности, пришлось один нолик в уме убрать. Тысяча рублей в день… Александр Григорьевич задохнулся, как от недостатка воздуха. А еще реальнее: одну змею – до обеда, другую – после, если уж совсем будет жарко. Двести рублей в день, шесть тысяч в месяц плюс сто пятьдесят рублей средне-сдельной зарплаты. За три месяца без малого девятнадцать тысяч рублей заработка. Александр Григорьевич посмотрел на своего начальника отдела – блатного алкоголика, который, опоздав на совещание, втиснулся и сел рядом с ним. «Да пропади ты здесь пропадом», – подумал Кридин и поморщился от шибающего в нос винного перегара. У него учащенно билось сердце от внезапно появившихся перспектив. Вот это цифра… Конечно, надо отдать долги. В первую очередь тестю с тещей… Хотя все, что они давали, – давали в первую очередь своей дочери и на безбедное существование бабушки. Доброй и отзывчивой, но не в меру любопытной и всегда с особым мнением – бабы Яги… Поэтому хрен вам. И всем остальным… Купить… Что купить? Тут не только на новую машину и кооперативную квартиру. Здесь и на мебель, и на дачу хватит сполна…
– Александр Григорьевич, как у вас обстоит дело с договором? – Василий Степанович посмотрел поверх очков.
От неожиданности Кридин вздрогнул:
– Заключаем, Василь Степанович. Заключаем…
– Что значит заключаем?
– Протокол разногласий пришел, Василий Степанович. Новый договор готовить будем, – отчеканивал заранее заготовленные слова Кридин.
Ни о каких производственных делах он думать уже не хотел, не хотел тратить время на это ежедневное, бесполезное, рутинное мероприятие. Его разум целиком и полностью захватила новая идея, сулящая небывалую прибыль, высокий уровень жизни, а значит, иное мироощущение и соответственную житейскую философию.
Кто из нас к этому не стремится, даже не думая о последствиях?
По большому счету Александр Григорьевич любил свою работу в институте. Она доставляла ему радость. Окрыляла. В основе ее лежала придуманная им идея, которую он сам же и воплощал. Да, профессия инженера окончательно для него утеряна. И уже никогда не решать ему задач по рационализации технологических процессов, по изобретению новых станков, машин, узлов и механизмов. Он давно мыслил иными категориями, масштабами отрасли, не один год оттачивая стратегию действий. Он сумел отмести шелуху, снять накипь, добраться до сути вопроса и, манипулируя двумя-тремя критериями, получал многообразие вариантов, из которых во всех случаях выходил победителем. Смысл идеи был прост. Люди чаще и проворнее достают деньги на приобретение самого необходимого. Саша понял это еще два десятка лет тому назад, будучи студентом автодорожного института. Поэтому, начиная свою трудовую деятельность в НИИ старшим инженером, он первым делом углубился в анализ. Он не поленился, просмотрел все заявки предприятий министерства за последние десять лет, бережно хранимые ведущими инженерами сектора механо-обработки, и выявил для себя наиболее перспективное направление в работе. Каждая вторая заявка не просто просила, требовала новый агрегатный станок. Саша затаил дыхание – вот где настоящий космодром. Через своего ведущего инженера, которому до пенсии оставалось несколько лет, он добился целевого финансирования и включения в план работы на целый год создание нового агрегатного оборудования.
Научно-исследовательский институт авиационного приборостроения подобными вопросами ранее никогда не занимался. Не имея многолетнего опыта, определенных творческих традиций, браться за создание подобного станка – явная авантюра. Но Саша с этим считаться не хотел, он был одержим идеей, а недостатки надеялся устранить в ходе работы над станком. После того, как через три года в «металле» был изготовлен опытный образец, который даже не «зашевелился», Саша попросил дополнительное финансирование. Нельзя же оставлять работу незаконченной. Он был настолько убедительным, что с ним устали спорить – просто махнули рукой: пусть работает молодой ведущий инженер, энергии много, помучается, со временем остепенится. Но когда агрегатный станок, на холостом ходу, без обрабатываемой детали, стал подавать признаки жизни, Александр Григорьевич окончательно вдохновился и попросил выделить финансирование на следующее поколение станков. Доцент Богославский попытался урезонить молодого, подающего надежды специалиста:
– Коллега, что вы хотите еще сделать с этой машиной? Колесики приделать или бензобак? Если хотите, можем рога пририсовать…
И доцент демонстративно, ручкой, стал вносить в чертежи свои веселые фантазии. Хотя был он всего на два года старше Кридина и на тематику своих диссертаций денег не жалея, изготавливал на экспериментальном участке пятое и шестое поколение перспективных установок по очистке масел.
Александр Григорьевич Кридин к такой постановке вопроса был готов, он четко и аргументированно изложил информацию о недостатках станка, которые необходимо устранить, и в дополнение приложил «портфель» заказов, присланных со всех уголков страны.
Конечно, и второе поколение станков было далеко от идеала, которого требовали заказчики, но если на его станину положить высокоточную деталь, то можно даже самому поверить, что изготовлена она на агрегатном станке нового поколения производства научно-исследовательского института. В этом-то и состояла главная идея. Представленный на выставке достижений народного хозяйства станок привлек внимание и интерес представителей многих предприятий отрасли. А уж когда специалисты предприятий получали на руки для ознакомления технические характеристики перспективного оборудования, у них просто загорались глаза от близости осуществления вожделенной мечты.
Просчитывая свои ходы, словно в шахматной игре, Кридин не стал отдавать чертежи на изготовление станков заводам, специализирующимся на выпуске подобной продукции. Это был бы самый простой и самый глупый вариант, на который его подталкивало начальство. Нет, он изготовил узлы и механизмы станков по кооперации, а сборку осуществил в стенах института, причем использовал для этого деньги заказчиков. И десять станков стали собственностью института. Он отправил их сначала одному заказчику, и те, не получив желаемого результата, вернули их в институт. Затем бригада слесарей перекрашивала станки свежей краской, и они отправлялись к другому заказчику, чтобы пробыть там ровно столько времени, сколько требовалось местным специалистам, чтобы понять, что им со станками не повезло. Ввязываться в судебные тяжбы за общественную собственность никто не стал. А кто захочет афишировать свою техническую безграмотность? Посидев с Кридиным за круглым столом в теплой компании, специалисты понимали: он хороший парень – и шли ему навстречу, составляли протокол разногласий, который предусматривал для них хоть какую-то компенсацию в виде остаточной стоимости станков. А для вышестоящих инстанций отказ от станков четко аргументировался уменьшением объема производства в связи с уменьшением заказов.
Разница между стоимостью станков и их остаточной стоимостью составляла прибыль, от которой и начислялась премия работникам института. Поначалу руководство и коллеги по работе как будто бы не хотели иметь ничего общего с заработанными нечестным путем деньгами. Но голод не тетка, а денег много не бывает, и кто от них когда отказывался. К тому же в данном случае можно быть несведущим, благо есть ответственный человек.
Александр Григорьевич прекрасно это понимал, оттого-то и обидно ему было вдвойне, что начальство так жестоко с ним обошлось. Он сам уже стал ощущать усталость от гонки за потенциальным заказчиком, от постоянного лавирования в щепетильных ситуациях, от груза ответственности, из-за которого при нежелательном повороте судьбы можно оказаться в местах не столь отдаленных.
Но разве он хотя бы на один день останавливал работы по совершенствованию агрегатного оборудования? Не привлекал к этой работе все новых и новых специалистов? Не внедрял в металл последние идеи? А откуда он должен взять на это деньги? Все почему-то считают, что советский изобретатель должен работать за идею и питаться святым духом, что его творческая мысль ничего не стоит. Это ведь идиотизм, принятый за аксиому всем обществом. Не обеднеет наша промышленность, если выделит немного средств на научные изыскания, которые проводятся для ее же развития. Конструкторы и технологи, наладчики и электрики изо дня в день трудятся над доработкой станков. Чертят и изготавливают комплектующие, которые должны обеспечить требуемые параметры. Конечно, супер-точные шпиндельные головки можно купить у заводов-монополистов за рубежом. Но Кридин в этом ракурсе вопрос не рассматривал. С какого перепуга он будет обеспечивать работой иностранных рабочих и специалистов, в то время как наша наука и производство сами нуждаются в финансировании. Да, честно говоря, и денег таких никто ему не даст.
Обидно… Обидно за то, что государство по достоинству не оценивает труд инженера, и ему приходится искать заработок на стороне. Как будто это не профессиональная работа, а хобби. Но какое отношение со стороны общества, такие и результаты.
Вернувшись с совещания, Кридин опустился в кресло, посмотрел на лежащие перед ним бумаги и поморщился: нужно было просмотреть ряд договоров, составить протоколы разногласий, определиться со сроками выполнения работ. А это не так просто, если учитывать, что станков десять, а заявок сто. Станки не успевали, при всех скрупулезно сделанных расчетах, точно в срок прибывать от одного заказчика к другому. Был случай, когда один промышленный гигант, заплатив всю сумму разом, с внедрением станков в производство не спешил и, может быть, даже об их существовании забыл бы, если бы Александр Григорьевич не напомнил. Вот уж где пришлось поволноваться. Естественно, деньги, полученные за внедрение станков, быстро перераспределили в жирные премии сотрудникам, которые терпеливо стали ждать следующего поощрения, как чего-то само собой разумеющегося. Но Александр Григорьевич знал, как, впрочем, и все остальные, что сначала станки после рекламации должны вернуться в институт, пройти профилактику, затем отправиться к новому заказчику, и только после этого можно рассчитывать на авансовый платеж. Как же пожалел Кридин в тот момент, что нет у него больше станков, что все вырученные деньги он не вкладывал в развитие своего дела – в изготовление станков, а рассовывал по карманам. При этом в свое оправдание он указывал в сторону начальства:
– Можно с ними что-нибудь серьезное затевать? Или дела серьезные делать?
Хотя понимал, что вина в данном случае его. Поэтому в спешном порядке думал, как выправлять положение. Была создана бригада из трех слесарей, инженера и техника и отправлена на завод для «сервисного» бесплатного внедрения станков в производство. Никакие доводы руководства промышленного гиганта типа: мы все сделаем сами, зачем тратиться на дорогу и тому подобное – в расчет не шли. Бригада быстро развернула работы по внедрению оборудования и в течение месяца «доказала» нерадивым хозяевам, что станки не пригодны к работе и нужно их отправлять в институт на доработку. По-видимому, поначалу доводы были не слишком убедительны (Кридин чуть было не отчаялся), и заводчане с ухмылкой «обнадежили» слесарей: «Это мы и сами в состоянии доделать».
Но Петрович, молодец, догадался и остановил с помощью отвертки и ключа на десять движение всех шпиндельных головок.
Этот случай почему-то всегда приходил на память, когда в делах что-то не клеилось, им овладевало чувство досады и сознание того, что труд его не рентабельный и та премия, которую ему выплачивают, должна быть на порядок выше. Наконец Кридин углубился в анализ присланного договора, просмотрел протокол разногласий и недовольно покачал головой: заказчик просил уменьшения объемов финансирования ровно наполовину. Александр Григорьевич ждал уменьшения, но рассчитывал, что оно составит одну треть от объема договора. Такое уменьшение было запланировано: заказчику взамен предлагался компромиссный вариант в виде увеличения авансовой стоимости всего договора. «Учитывая человеческий фактор», коллектив выигрывал тысяч двадцать, и на этом работа с заказчиком заканчивалась.
Александр Григорьевич неуверенно вывел на листке бумаги цифру десять, подумал и приплюсовал еще пять. Итого 65 тысяч рублей. Он еще некоторое время рассматривал новую цифру, довольный своим решением, потом перевел взгляд на женщин, полюбовался поочередно каждой, затем вспомнил, что теперь он не хозяин этих денег, не начальник для очаровательных сотрудниц, и сосредоточил все мысли на новом перспективном предложении по отлову змей.
Организаторским талантом Бог его не обидел. Вот только Александр Григорьевич, как ему казалось, распознал его слишком поздно. Хотя прекрасно понимал, что в производстве организаторский талант – это прежде всего жизненный опыт и житейская мудрость, которые приходят к человеку с годами.
Кридин был уверен: человеческая сущность по большому счету примитивна. Безусловные рефлексы, естественные инстинкты, данные нам в наследство, плюс алчность и завистливость – это и есть главные движущие рычаги в поисках счастья. Верно манипулируя ими, всегда можно добиться нужного результата.
Но в то же время Кридин хорошо усвоил, что потребности, присущие человеку, распределены далеко не в равных пропорциях. Одному дышать свежим воздухом – уже счастье земное, другому при всем кажущемся благополучии – жизнь не в радость. Одному и денег не надо – он с утра до вечера будет работать, а другого золотом осыпь – с дивана не поднимешь. Поэтому у каждого свой стиль жизни.
В институте с подобными недостатками Кридин мог мириться. Не он ведь, в конце концов, работников нанимает на работу. Но когда дело касалось неурочных, аккордных работ, Александр Григорьевич был непоколебим. Моральные уроды, лодыри и прочие могли не волноваться. Александр Григорьевич предпочитал общество единомышленников и трудяг. Причем одно и другое в человеке должно было присутствовать в обязательном порядке.
Вот взять, например, Чаплыгина, вроде грамотный специалист, работяга. Но что можно от него ожидать в случае расхождений во мнении? Другому человеку трудно себе представить, а Кридин в голове быстро выстраивал логическую цепочку – от предательства до кляуз во все имеющиеся инстанции. Поэтому, как ни умолял Чаплыгин приобщить его к общему прибыльному делу, как слезно ни клялся в дружбе на веки вечные, Кридин на уговоры не поддавался. Потому что на своем горьком жизненном опыте осознал – человеческую сущность переделать нельзя.
Людей он выбирал скрупулезно и непреклонно. Прежде всего своих единомышленников, которые доверяют тебе свою судьбу, свою жизнь и всегда уверены, что ты их не подведешь ни при каких обстоятельствах.
Такой коллектив у Кридина был. Он сложился не сразу, через призму проб и ошибок, пройдя естественный отбор в полевых условиях.
После отчаянного призыва партии: «На помощь деревне!» и опубликования «Продовольственной программы» Кридин безошибочно почувствовал запах денег. Необходимо было теперь только найти сокровищницу и протоптать к ее недрам тропинку. В одночасье это не делается. Здесь требуется фундаментальный подход, с кропотливой изыскательской работой, приобретением необходимых связей и опыта. Кридин предпочитал осваивать все одновременно в процессе проведения работ. Каждый год он стал принимать участие в битве за урожай, выбрав полем сражения подшефный совхоз «Путь Ильича». То строил курятники, то художественно оформлял деревенский клуб и даже пытался сесть за комбайн и трактор. Да разве он сам мог упомнить все свои новаторские идеи!
Совхоз находился в сорока километрах от города. Ни в правофланговых, ни среди отстающих предприятий области не числился, так как жил как все – на дотациях государства.
Техника!
На ремонте и на полях…
Скотина!
На тонких ногах…
Народ!
От безделья пьет…
Ворует…
И плачет, что плохо живет.
В общем, для предприимчивого человека не паханое поле.
Саша одним из первых от института поехал помогать селу. Сначала на прополку лука и сбор урожая яблок. Затем после теплого знакомства с руководителями низшего звена заключил договора по поставке запасных частей на сельскохозяйственную технику, которые делал в стенах института. Ну, а уже по прошествии нескольких лет, после знакомства с председателем совхоза, открылись двери во многие не решенные проблемы хозяйства. И Александр Григорьевич по возможности их решал, и все его устраивало. Зарплата в институте сохранялась, работа спорилась, и люди попадались все больше душевные. Один был недостаток – не те масштабы. Ну, выдерет он из этого совхоза сотню-другую рублей в месяц. На двадцать посидят с председателем в ресторане, поговорят за жизнь. Машину-то новую на эти деньги не купишь. Вот, может быть, новое мероприятие по отлову змей решит проблему. Приятные перспективы явственно отобразились в сознании, и Кридин расплылся в улыбке от обилия нахлынувших чувств. А если там же на месте организовать заготовительное производство для фармацевтической промышленности, плюс полуфабрикаты из съедобных змей через Внешторг для столовых Северной Кореи, да еще змеиную чешую для галантерейных фабрик… Прибыль увеличится еще минимум втрое…
Все-таки как устроена жизнь и сам человек? Нужно только трудиться, отбросив лень; поставить перед собой цель – и судьба сама укажет тебе верный путь.
Кридин подумал, что справку, как обычно, поможет получить ему жена, без особых проблем. В профсоюзе через Маргариту Федоровну он добьется положительного решения для отправки бригады по отлову змей по предложенным им спискам. Марго, в прошлом «боевая» студенческая подруга, не подведет. Когда-то она начинала трудовую деятельность рядовым инженером на тампонажной фабрике. После отданных на благо государства трех лет отработки перешла работать в научно-исследовательский институт. В институте нашла свой круг общения среди тех, кто в выборе профессии ориентировался прежде всего на получение высшего образования, неважно какого. Маргарита всегда оставалась добрым, отзывчивым человеком. Это по достоинству оценили коллеги по работе и поручили ей ответственный пост в профсоюзной организации института. В большом коллективе советских интеллигентов угодить всем довольно сложно, но Марго это удавалось. Она всю душу отдавала трудящимся массам.
Александр Григорьевич глубоко вздохнул, отыскивая в своей памяти приятные картинки воспоминаний. Но тут же их отогнал. В душе нетерпеливо гремел звук пионерского горна, трубившего общий сбор.




***

Глава 6

Подарок судьбы

Вася Понкратов, слесарь VI разряда опытного производства, старался как можно реже покидать свое рабочее место. Благо все необходимые условия для этого были. Ружейных дел мастер имел в институте привилегированный статус, для его «ювелирного творчества», по негласному распоряжению начальника института, был выделен экспериментальный участок с уникальным оборудованием и табличкой «Посторонним вход воспрещен». Здесь Вася воплощал в жизнь мечты и идеи высокопоставленного начальства, а заодно и свои.
Все началось давно и как будто бы случайно, как и все в этой жизни. Тихоню и беспробудного троечника Васю после окончания восьми классов средней школы лишили возможности продолжать образование. Впрочем, он и сам к этому не стремился – и отправился получать рабочую специальность в профтехучилище. Здесь он осваивал профессию токаря широкого профиля. Так как бойкие ребята отлынивали от общественных мероприятий, а для галочки их проводить было нужно, то в качестве палочки-выручалочки преподаватели использовали Васю Понкратова. За это он получал грамоты, дипломы, повышенную стипендию в пятьдесят рублей, его фотография занимала постоянное место на Доске почета профтехучилища. Блестящая характеристика плюс список поощрений, приложенных к личному делу, в райвоенкомате сыграли не последнюю роль при распределении призывников на срочную военную службу. Васю направили в секретную лабораторию по проектированию и изготовлению новых видов стрелкового оружия. Правда, первые полгода он больше мыл полы и чистил сапоги старшему сержанту Загорулько. Но и это в жизни должен освоить настоящий мужчина, для того чтобы сформировалась жизненная философия и служба медом не казалась. А что такое полгода службы – это беззаботная молодость, когда плохое воспринимается со смехом, а хорошее – как познание смысла жизни. Вася так все и воспринимал. Именно на воинской службе он открыл для себя секреты мастера-ружейника. Офицеры и сержанты поручали Васе изготавливать детали новейших образцов оружия. При его непосредственном участии рождалось оружие, в котором воплощались идеи Высшего разума, дающего гениальные ответы на сверхсложные задачи. Вася впервые почувствовал себя творцом и влюбился в новое дело, набравшись опыта, стал сам проектировать и создавать образцы оружия. Почему он не остался в Вооруженных силах? Для всех это так и осталось загадкой.
Когда он пришел из армии, неподалеку от его дома ввели в эксплуатацию первый корпус научно-исследовательского технологического института. Васе предложили неплохие условия для работы. Как говорится, от добра добра не ищут. Вася согласился и не пожалел. Трудолюбивые руки мастера всегда в цене. Он определил для себя правило: любую работу делать качественно, нести за нее ответственность. Это по достоинству оценили и ввели его в ближний круг с начальством. Вася это воспринял почти как должное, его радовало другое – он мог спокойно заниматься своим хобби, продолжать начатое в армии. В свободное от заказов время он точил детали по сделанным им эскизам, из уникальных материалов, предназначенных для изготовления космических летательных аппаратов. Он по-настоящему творил. Из него фонтаном била изобретательская мысль. И как бы шутя за десять лет работы в институте у него дома и в гараже скопился целый арсенал уникального стрелкового оружия. Он изобрел и изготовил маленький автомат, наподобие УЗИ, который по своей скорострельности и точности попадания не имел себе равных в мире. Кроме того, что он унифицировал автомат под патрон от мелкокалиберной винтовки, он изобрел оригинальное устройство выброса отработанной гильзы, которое при работе никаких сбоев не давало. Когда он по уши влюбился в свою будущую жену, то изготовил и преподнес ей несколько дамских пистолетов, но Светка подарка не оценила и, хихикнув то ли от застенчивости, то ли от испуга, вернула творение назад. Возможно, это стало знаковым событием в его судьбе, потому что супружеская жизнь не сложилась. Это ведь не автомат сделать и собрать. Здесь другой подход и другие инструменты, которые Вася, как ни старался, подобрать не мог. Любил он свою Светку вопреки здравому смыслу, назло перешептываниям баб, вопреки насмешкам мужиков, которые уверяли, что у его жены бешенство матки. Злой все-таки у нас народ. Поговорили бы, да и ладно. Но ведь покоя не дают. От них-то Вася и прятался за дверью «Посторонним вход воспрещен».
Больше других досаждал Васе техник из отдела электроники Петька Ширяев. Он подкарауливал Василия в курительной комнате и выплескивал весь запас гнусностей, рожденный экспромтом или заготовленный заранее. И слова были подобраны самые язвительные, от которых Васе становилось не по себе. По всем мужским канонам Петьке нужно было разбить физиономию. Вася Понкратов, без сомнения, так бы и сделал. Но Петька был выше на две головы, атлетически сложен и моложе лет на пять. Знал Вася, что, если бы хоть что-нибудь было у Петьки со Светкой, никогда бы не стал Ширяй зубоскалить на эту тему. А достает он Василия потому, что обидела Светка его мужское достоинство. Вот он в отместку ей и придумывает всякие небылицы, в присутствии сотрудников рассказывает про ее любовников. С кем, когда и где. А такие же, как он, подонки ржут, точно кони.
Вася появился в курительной комнате перед самым обедом, когда уж мочи не было, так хотелось в туалет. Можно и нужно было бы выбрать для своих нужд другое заведение – этажом выше или этажом ниже, но Василию так не хотелось ощущать себя трусом и идти на компромисс со своим внутренним достоинством.
Хотя дискуссия на тему ловли змей закончилась, народу в курительной комнате было больше обычного, и дым стоял коромыслом, аж глаза резало. Вася под общий гомон решил проскочить до унитаза, но Петька, словно охотник, зорко выслеживающий дичь, был начеку и своего шанса не упустил.
– Вот главный змеелов пришел. Дайте ему с условиями ознакомиться. А то за своей бабой шухарит день и ночь, счастью людскому мешает.
Васю от Петькиного красноречия начал пробирать привычный озноб. Кончится это когда-нибудь или нет. Уже в туалет не дадут спокойно сходить.
– Понкрат, освобождай квартиру, а то жена по кабинетам устала таскаться. Бычок замучился у мужиков ключи стрелять, чтобы естественные надобности справить.
Бычком звали начальника строй-цеха, в прошлом старшего инженера технологического отдела промышленной частоты, Пестуна Евгения Алексеевича. После женитьбы он взял фамилию жены и стал Бычковым. Это был упитанный мужчина лет сорока, в самом соку мужской похоти, о которой по институту ходили легенды и с которой хотели познакомиться, казалось, все женщины института. И не только.
Вася будто после бани принял ушат холодной воды. Выскочил из туалета в коридор, трясущийся, как от озноба, пробрался в комнату и спрятался в своем углу, подальше от мужиков, которые уже помешивали на столе кости домино, вели в преддверии азартных минут шутливые разговоры, но к игре не приступали в ожидании положенного часа.
А может быть, и вправду уволиться. Податься куда-нибудь на край света. Да хоть бы и змей ловить. Жаль только бросать все из-за какого-то подонка.
Как же ему хотелось двинуть Петьке по физиономии, сказать что-нибудь столь же оскорбительное, чтобы этот хам мог испытать в полной мере подобные душевные муки: боль, испепеляющую любовь к женщине, умирающую веру. Да и есть ли у такого подонка душа? Или на ее месте подобие Бермудского треугольника? Поэтому и жаждет он человеческих страданий.
Ах, не было бы этого Петьки – Василий чувствовал бы себя счастливым человеком. Никому зла он не желал. Ни жене, ни ее любовникам, если они у нее есть. Даже Петьке, лишь бы тот не приставал и не смеялся. Ведь все необходимое для счастливой жизни у Василия было: уютная квартира, любимая работа, очаровательная дочь, красавица жена. Что еще не хватает? Может быть, только силы духа, чтобы давать достойный отпор подлости.
Он никак не мог понять: почему его не посещает желание делать людям недоброе, сплетничать о них, интересоваться их семейной и интимной жизнью? По большому счету ему вообще не было дела до того же Петьки, Бычкова и им подобным. Чем они живут? Что ими движет? Кого любят? Почему же они безнаказанно вторгаются в его жизнь? И, наконец, почему его жена дает повод для таких пересудов?
Вася Понкратов мучительно искал ответы на простые житейские вопросы и не находил. Слова Петьки слишком больно задели за живые струны его души, и музыка сердечных страданий мучила сознание. Вася никак не мог заглушить ее в своем сердце, хотя был опытным и стойким борцом, презирающим людскую зависть и наушничество. Всегда ему, без особых на то усилий, удавалось, погрузившись в работу, забыть скверные слова, унижающие его мужское достоинство. Но сегодня справиться с чувствами, обжигающими грудь, не удавалось: перед глазами, словно наяву, появлялась лоснящаяся, самодовольная физиономия борова-самца Бычкова, творившего непристойности с его женой Светкой. Болезненное самолюбие перекручивало в голове сюжеты по нескольку раз с каждым последующим уточнением и добавлением картинок разврата. Вася хотел было по привычке спрятаться от мерзкого, несправедливого, падшего мира за завесой творчества, но отработанный до автоматизма механизм защиты почему-то дал сбой. Он не находил себе места: то рассматривал чертежи, то брал в руки готовые детали или заготовки, неосознанно крутил ручки то одного, то другого станка, а то вдруг, уставившись в окно, смотрел в одну, неосознанно выбранную, точку в бескрайнем безоблачном небе.
– Василий! – попытался достучаться до его внимания коллега по цеху слесарь-многостаночник пенсионер Прокоп Кузьмич. – Ты, голубчик, где у нас там летаешь?.. Похарчевался?! Идем – пару мне составишь.
– Да все нормально, Кузьмич, играйте пока без меня, – отмахнулся Вася и начал зачем-то крутить следующую ручку станка.
Прокоп Кузьмич – воробей стреляный, да и жизнь прожил не по учебникам, и что такое дура-баба в семье читал не в книжках.
Общаться с Прокопом Кузьмичом всегда не только интересно и весело, рядом с ним приобретался необходимый душевный покой. Его рассудительность, житейская мудрость и фундаментальность суждений притягивали к нему различных людей. Для каждого Кузьмич находил доступные слова. Васе Понкратову оставалось лишь удивляться разносторонним познаниям пожилого малообразованного человека. А также отношению Прокопа Кузьмича к людям: ясному, четкому, а кроме того, непоколебимому. Если уж он Мишку Шохина не любил, то и скрывать этого не собирался.
Поначалу Василию казалось, что это не что иное, как конфликт поколений, непримиримость рабочего класса и интеллигенции, антагонизм науки и советского производства. Но потом понял, что это лишь ширма или завеса, скрывающая неприятие человеческого естества.
Кузьмич, опираясь на свой богатый житейский опыт, всех людей делил на группы по очень странным признакам, на которые, кроме него, никто внимания не обращал. Василий считал, и так его учили в школе и в армии, что основными критериями являются отношение человека к труду, к окружающим его людям. Кузьмич вроде бы с этим соглашался, только объяснял:
– Ты знаешь, Василий, жизнь не такая простая штука. В наше время повального вранья любого лодыря могут представить как труженика и орденоносца, а последнего проходимца объявить служителем интересов народа. Куда важнее знать, что человека волнует, к чему он стремится и какими методами он достигает поставленной цели. Вот ты возьми своего друга Мишку Шохина. Ведь он ради своей карьеры по головам людей будет идти и не остановится. А сколько таких беспринципных, как твой Мишка?
Василий терялся в догадках: зачем и для чего Мишка приходил в обеденный перерыв в удаленную от чужих глаз комнату и терпел язвительные замечания старика? Ведь прекрасно знал, что Кузьмич его недолюбливает. Предлог-то был: поиграть в домино. Но обычно люди проводят время в приятной для себя компании. А здесь Мишка выслушивал про себя такие нелицеприятные вещи. Василий обычно смеялся вместе со всеми доминошниками, но в душе все же поддерживал Мишку и считал, что Кузьмич не объективен. Мишка протаптывал себе жизненную дорожку точно так же, как и многие его сверстники.
Родители Шохина, простые инженеры, вряд ли бы смогли помочь ему достичь каких-либо высот на трудовом поприще. Да и талантами особыми Бог его не одарил. Вот Мишка и приспосабливался к реалиям жизни, и старался брать от нее все, что мог. Молодец!
Василий, сравнивая себя с Мишкой, отчетливо осознавал, что такой целеустремленности в его характере просто не было.
Вскоре после окончания института, познав тяготы работы мастера механического цеха одной незатейливой шараги и окончательно разуверившись, что это именно то, что предназначено ему судьбой, Мишка бежал в лоно науки, при этом не забыл на заводе вступить в кандидаты в члены Коммунистической партии. В институте он грамотно использовал свои преимущества перед новыми коллегами. Молодых и не только молодых кандидатов и членов партии из числа научных работников в научном учреждении было не так много. Их прием ограничивают, чтобы соблюдать процент интеллигентной прослойки. Мишка, со своей обаятельной внешностью комсомольского вожака, развернул в институте бурную деятельность: сдал кандидатский минимум, выступал на партийных собраниях, подружился с сыном начальника института и его окружением. Строил, как мог, свою дорогу счастья и благоденствия. Строил небезуспешно, на зависть многим. Вот и Кузьмич при каждом удобном случае подтрунивал над Мишкой.
Но Василий, как и многие, тянулся к старику и в минуты печали и тревог шел к нему за советом. Шел отогреть сердце, освободиться от жгучей боли и сковавшего душу льда людской злобы. С ним было тепло и уютно, и Василий, чтобы отогнать душившие его спазмы ревности, решил сегодня немного посидеть и послушать, о чем же сегодня будет полемика между Мишкой и Кузьмичом.
Мишка, громко хлопнув тяжелой стальной дверью, ворвался в комнату за минуту до начала обеденного перерыва. Запыхавшись от бега, он хотел было предложить Кузьмичу свои услуги партнера в игре. Но Прокоп Кузьмич опередил его желание:
– Двигайся, Иван, будешь со мной сегодня играть.
Иваном Кузьмич звал своего друга и соседа по квартире Ивана Митрофановича. Тихий, скромный, ничем не приметный трудяга работал на экспериментальном участке и был на несколько лет моложе Кузьмича.
– Пусть молодежь потягается со стариками…
– Вечно ты, Кузьмич, как старый революционер, оппозиционные структуры создаешь, – вступил в полемику расточник Юра Уткин.
Ему было чуть за сорок, но из-за больших габаритов и весомости он причислял себя к старшему поколению. Да и все уже давно звали его по имени-отчеству – Юрий Саныч. Ему это определенно нравилось, поэтому после слов приветствия он обычно знакомому как бы предлагал свои услуги: «Жалуйся».
– Давай, давай верти костяшки, как следует, революционер.
Однако грань в словесной перепалке между собой Кузьмич с Юрой Уткиным не переступали. Кузьмичу это было неинтересно, а Юрка авторитетного оппонента побаивался.
Василий подошел и сел рядом с Мишкой на длинную деревянную скамейку, когда игроки уже по разу громкими ударами по столу обусловили свои ходы. Вскоре подошел и Коля Брагин – инженер-технолог, приятель Мишки Шохина.
– Васек, давай с тобой войдем следующими? – предложил он, оповещая играющие команды, что игра идет на вылет.
Василий утвердительно кивнул.
– Ты что же, Мишка, теперь у нас член?!. – ядовито произнес Кузьмич и, внимательно разглядывая костяшки домино, умышленно сделал длинную паузу, раздумывая над ходом. Наконец, громко опустив одну из них на стол, завершил вопрос: – Коммунистической партии Советского Союза?
Мишка от неожиданных и неприятных ассоциаций вздрогнул, но, услышав вопрос до конца, расслабился и отрапортовал:
– Еще только кандидат, но надеюсь скоро стать полноправным членом партии.
– Пол-но-прав-ным?..– В вопросе Кузьмича послышалась большая доля сарказма. – Ну, и дурак!
Кузьмич ударил по столу следующей костяшкой.
– Почему же это дурак? – Мишка просил разъяснений, потому как считал свой шаг вступления в партию одним из самых удачных мероприятий в жизни.
– Потому и дурак, что этого не понимаешь… – Кузьмич сделал еще одну интригующую паузу, будто захваченный перипетиями игры, но все же не заставил себя долго ждать и добавил: – Какой же умный добровольно будет записываться в сатанисты? Ладно бы, тебя туда силком тянули. Можно было понять. А так, дур-рак, да и только…
Кузьмич вновь ударил костяшкой о стол.
– Ты ведь хочешь весь мир обмануть, а получается всегда так, что обманываешь ты самого себя.
– Ты что же, Кузьмич, считаешь, что у нас третья часть населения в стране дураки? – Мишка старался достойно противостоять проискам оппонента.
– Да что ты, окстись… Если бы у нас только треть была дураков, нам бы жилось легко и радостно… А так от полнейшей дури тоска.
– В чем же дурь, Кузьмич? В том, что порядочные люди объединяются?
– Порядочным людям незачем объединяться… Порядок, прежде всего, в душе человека… Им партийная дисциплина не нужна. Она у них в сердце и голове. А в твоем сборище у каждого есть потаенный смысл. Вы его друг от друга в глубине души прячете, врете сами себе через слово и других заставляете жить по вашим правилам. Какой уж здесь порядок может быть?
– Кузьмич, а ты не боишься такие разговоры вести? Можно за крамолу попасть в места не столь отдаленные…
– Можно, только я-то жизнь свою уже прожил, а тебе еще жить да жить. Дуракам, поверь, только в сказках хорошо… Ты вот записался в сатанинскую партию, не отдавая себе отчета, и думаешь, что это пойдет тебе во благо. Но ты ошибаешься, можешь даже в этом не сомневаться.
– Время нас рассудит, Кузьмич, – Мишка больше не хотел вступать в полемику и уж тем более ссориться со стариком. Но и сдаваться не хотел. Он ведь шел в партию по убеждению.
– Так оно нас уже рассудило.
– Каким же образом?
– А таким… Рыба!.. – Кузьмич громко ударил костяшкой по столу.
– Считай, что у тебя осталось.
– Да ладно тебе, Кузьмич, будя над мальцом изгаляться, – вступился за Мишку Иван Митрофанович.
После Мишкиных угроз в адрес Кузьмича он почему-то сразу подумал о семье, о детях, о своем будущем и вовсе не хотел никаких в жизни осложнений. Его все в этой жизни вполне устраивало. Дача, машина есть. Крыша над головой есть. Что еще человеку нужно?
– Ты сиди и варежку не разевай. Покуда тебя не спрашивают. А то будет тебе ладно… Эти обезьяньи выкормыши партбилетами прикроются и мнят себя хозяевами жизни… Вот ты его спроси: от кого произошел человек? И что он тебе на это ответит?
– Да не слушай ты его? – обратился к Мишке побледневший от чрезмерного волнения Иван Митрофанович.
– Я пойду, пожалуй. А то мне еще инструмент надо подготовить.
– Сиди, – остановил его Кузьмич.
– Да нет уж, лучше пойду.
– Сиди! – повысил голос старик.
– А какая разница, Кузьмич, от кого произошел человек? – уступая свое место Коле Брагину, спросил Юрий Саныч.
– Вот именно, – вторил ему Мишка, намереваясь уступить место Василию. Но Вася жестом предложил ему оставаться на месте и играть.
– Ведь самое главное – не кто ты, а какой ты… – Мишка тщательно перемешал домино, отобрал себе для игры семь костяшек и, разглядывая их, продолжил: – Мы ведь с тобой, Кузьмич, к единому мнению в этом вопросе все равно никогда не придем. Для тебя научные открытия ученых мирового уровня ничего не значат. – Мишка закончил свою тираду язвительным замечанием в адрес старика.
– Ученых мирового уровня… – Кузьмич положил свои костяшки на стол. – Смотри, каких слов-то нахватался, чтоб дурь свою прикрыть, будто с ними в один ряд записался… А книжки, не боись, мы не меньше тебя читаем. И если для тебя и таких, как ты, нет разницы, кого считать своими предками, для меня это вопрос первостепенный, потому как ответ на него и определяет нашу жизнь.
– Это каким же образом?!
– Самым что ни на есть простым… Вот тебе ведь все равно, если твоя прапрапрабабка – обезьяна? Ты ведь так считаешь?
– Ну, пусть будет так.
– Что значит, пусть? Так или не так?
– Кузьмич, играй, – перебил спорщиков Юрий Саныч.
– Ну, так, так… – Мишка в азарте тоже отложил костяшки.
– Это в голове твоей укоренилось и живет уже помимо тебя, твоей воли. Ты уже можешь смириться и с тем, что маманька твоя – свинья, папанька – петух, а сам ты – осел…
– Ну, ни фига себе, Кузьмич!!! – возмутился, краснея от стыда, Мишка, перекрикивая смех мужиков. – Вот ты сделал вывод? !
– А что ты возмущаешься? Тебе же все равно… И ты к тому же не одинок... – Кузьмич вновь взялся за домино, выбрал костяшку и ударил с силой по столу. – Вы, дети эволюции, размножаетесь, как кошки, едите, как свиньи, обращаетесь друг с другом, как крысы… Вы своей черепушке дали установку, и она соответственно с обстоятельствами запрограммированно выдает нужное решение… Вы если с бабой – то, как хорьки, если в работе – то, как волы, если по пьянке дебоширить – соколы, буревестники революции. А потому и живете, как лебедь, рак и щука.
Кузьмич говорил будто наизусть заученную речь, потому как мысли его, казалось, все были в игре, и глазами он жадно рассматривал лежащий на столе расклад.
– Слушай, Кузьмич, ну а сам-то ты от кого произошел, такой умный? – не уступал старику Мишка.
– Я?.. От Адама и Евы, после их греховного совокупления. Что тоже, я тебе скажу, немаловажно. А то сколько по земле с вами, зверями, пальцем деланных ходит?
Прокоп Кузьмич опустил на стол костяшку и весело подморгнул Василию.
– Что это еще за пальцем деланных?
– Это когда помимо воли Божьей занимаются искусственным оплодотворением… Господи, сохрани и помилуй…
Кузьмич свободной рукой усердно перекрестился, глядя в противоположный угол потолка. И сидящие рядом не смогли понять: шутит он так или делает это всерьез.
– Ты как будущий ученый должен лучше меня это знать.
– Ну, и что в этом плохого? Если людям помогают заиметь детей?
– Это смотря с какой стороны посмотреть.
Кузьмич легонько постучал костяшкой по столу, будто пропуская ход, но, улыбаясь, перевернул ее, показывая игрокам дубль шесть, и игриво направил костяшку на положенное ей место.
– Хорошо, если такой, когда вырастет, свою мамку топором не зарубит или сковородой не убьет… Все же в этом мире относительно. Как и счастье, и жизнь человека, живущего на земле. В большей степени от самого человека это не зависит. Потому как его судьба, его добродетели формируются во время зачатия и созревания плода во чреве матери по воле Божьей. Поэтому в народе говорят, что у человека на роду написано, то и будет. А что может написать на роду доктор, у которого зачастую у самого нравственные и семейные проблемы?.. Умные люди к планированию ребенка относились с особой тщательностью во все времена. И Богу не раз помолятся, чтобы дал им счастливое чадо. Ведь планирование и рождение ребенка – это целая неизведанная наука. Ты взгляни, как в природе все устроено: самка подпускает к себе не всякого, а самого сильного и в определенные периоды. А у человека-зверя ни постов, ни праздников для этого нет…
– Рыба, – оповестил игроков своим тоненьким голоском Коля Брагин.
– Считайте, Прокоп Кузьмич, – предложил Мишка.
– Считай, что мне считать, нынче твоя взяла.
– Вот видишь, Кузьмич, время по-иному рассудило.
– Неисповедимы пути Господни, Михаил, – тяжело вздохнул Прокоп Кузьмич и, взглянув на Василия, продолжил: – И что только Боженька с людьми-то ни делает, соединяя их судьбы, точно наказывая одного и, не знаю за что, награждая другого? К деловому мужику подставит гулящую бабу. К целомудренной (это слово Кузьмич вычитал в какой-то умной книге и постоянно повторял) женщине в нагрузку даст мужика, который, вместо того чтобы делом заниматься, всю жизнь ищет, в какой еще дыре ему побывать… К трезвеннику под бок пристроит пьяницу, к труженику – бездельника, словно заботясь о своих непутевых выродках.
– А что, Прокоп Кузьмич, если Бог возьмет и соединит ленивую бабу и ленивого мужика, что тогда будет? – прервал рассуждения старика Юрий Саныч.
– Ежедневный мордобой…
– Почему?
– Потому что кусок хлеба всю жизнь делить будут.
Присутствующие заулыбались, а Юрий Саныч задал следующий каверзный вопрос:
– А если, Кузьмич, два труженика соединятся?
Прокоп Кузьмич на несколько секунд задумался, ища в запасниках памяти нужный ответ, и с легкостью старого кавээнщика ответил:
– Ежедневные трудовые вахты и соцсоревнования в ночное время.
– А если ученые? – вклинился Колька.
– Это повальная бездетность…
– Отчего? – задумчиво спросил будущий ученый.
– Потому что детей головами делают…
– А… – открыл рот и почесал затылок Колька Брагин.
Перерыв заканчивался, игроки начали расходиться по своим рабочим местам. Прокоп Кузьмич, довольный собой, что сумел развеселить и в то же время озадачить молодежь, побрел к своим станкам, чтобы вернуться к ежедневной рутинной работе.
А Ваську он искренне, как человека, любил и жалел: хороший мужик пропадает. Он даже как-то попытался наставить на путь истинный мальца:
– Да брось ты эту стерву… Она сучкой родилась, сучкой и умрет. Перевоспитать ты ее не перевоспитаешь. У нее природа такая ****ская… Ты хоть золотом ее осыпь, а она все равно на сторону ходить будет до гробовой доски. Ты только себя изведешь. А найдешь путную бабу, как сыр в масле кататься будешь.
Но тут же Прокоп Кузьмич осекся от жгучего, полного ненависти Васькиного взгляда. «О, паря, у тебя, оказывается, диагноз тяжелобольного, – подумал слесарь-многостаночник. – Ну, тогда живи, как знаешь». И вопросы личного характера старался больше не затрагивать вообще...
В свой закуток Прокоп Кузьмич шел в отличном расположении духа, размахивая коробкой домино, шаркая ногами и что-то причитая под нос, но вдруг остановился, как будто что-то вспомнил, с участием оглянулся.
– Ты слышал, Василий, Ярыга бригаду набирает змей ловить? Ты бы записался… Чего зря маяться?
Василий, будто не слышал обращения, продолжал сидеть за игровым столом и думать, устремив взгляд в одну точку. Всем было смешно, а ему было больно. Он заставил старика в отчаянии махнуть рукой, но вдруг Василия как будто осенило:
– Кузьмич, я, пожалуй, сегодня пораньше уйду. Ты не возражаешь?
Кузьмич подумал: «Что это с ним сегодня» и пожал плечами:
– Нет.
– Тогда я пошел. А насчет пустыни ты поподробнее все узнай, может быть, и поеду.