Оставлю город на холсте Или посвящение Таганрогу
по улицам этого города, где до сих пор
снимают фильмы про революцию без всяких
декораций, то даже собакам было стыдно
за свою провинциальную шерсть.
Вы когда-нибудь были в мастерской художника? Именно, не на выставке его картин, а в святая святых, где он давал жизнь полотнам? Знаете, как пахнет свеже-загрунтованный холст?
Славка хорошо знал. О, этот запах, он так щекочет воображение. Славка любил это ощущение. Зарождение новой жизни на белом полотне.
Холст сырой, трогательно-влажный, чистый, как снег в незатоптанном лесу.
Он невинен как фата невесты. Но, только художнику дано видеть на нем то, чего пока еще нет.
Славка видел. Это была ЕГО тайна.
И каждый раз она пополнялась, как шкатулка сокровищ или картонная коробка маленького мальчика, простая, из под обуви; в которой можно было увидеть множество интересных вещей: блестящую, слегка погнутую, крышку от пивной бутылки, с непонятной эмблемой, сломанный, но все равно еще раскладывающийся перочинный ножичек, красивое стеклышко, сквозь которое мир виделся всегда солнечным и слегка искаженно-мультяшным, старый засохший шмель, еще там был стеклянный шарик, который напоминал миниатюрную землю, на нем просвечивались какие-то жилки-линии, как реки и дороги и много других интересных вещиц, милых детскому сердцу…
Сегодня он мог пополнить свою сокровищницу на холсте новой тайной.
Что же там будет. Сказка: лес, тайные пни, за которыми прячутся кикиморы. Или зимнее озерцо отражающее небо, с засахарившимся снегом бережком.
Натюрморт, с гроздью винограда, ягодку которого так и хочется отщипнуть и, посмаковав, съесть, выплюнув косточки. Ты уже представляешь, как она лопается у тебя во рту, пуская сок.
А может серый кот, вот с такими усищами, неизвестно как попавший в чулан, и испугавшийся внезапно открытой двери и яркого света и того, что вот его "застукали" за чем-то недозволенным или нарушили его охоту.
Но, возможно, это будет человек.
Просто сидящий на скамейке у старого облезлого, но все еще величественного дома, думающий о чем-то своем, прикрыв веки, светящийся от воспоминаний - единственное, что удастся взять ему с собой, однажды покинув этот мир…
Его город старел вместе с ним, но не как рваные калоши, а как кафедральные соборы - не умаляя своих достоинств.
Славка никогда не повторялся. Это было каждый раз что-то новое. Ему было скучно писать одно и то же, хотя, ради заработка иногда приходилось.
Единственное, чего он, пока, не написал - это город, в котором он жил уже пять лет.
Он помнил первое июньское впечатление о нем. Июнь - любимый месяц. В нем было его, Славкино рождение.
На старом вокзале его встречали только собаки. Душно. Пахло зноем. Жар раскалял асфальт до мягкости и плавил бронхи. Славка не решался снимать очки, чтобы солнце не ужалило глаза.
И только маленькие уютно-провинциальные улочки давали хоть какую-то тень и прохладу.
Тетки, похожие на дрожжевое тесто, предлагали холодный квас и от скуки рады были любому собеседнику.
Славка сначала честно полюбил этот город - зелень свела его с ума. Столько деревьев он давно не встречал ни в каких городах. Они сплетались своими ветвями, загораживали его, защищали, говоря: "Ну, что ты, дурашка, не бойся". И даже подкармливали: вдоль дороги можно было увидеть и абрикосы, или… как же их тут называли… такое странное смешное слово…жердева…совершенно не понятное приезжему. И вишни, под своей тяжестью кланявшиеся все лето как-то сохранявшимся одуванчикам. А как здесь благоухали черемуха и акации. Но больше всего было остроконечных тополей, нахально скидывающих с себя гроздья пуха.
Когда-то ему нравился этот южный город, с его узкими улочками, тесными, как комнаты в коммуналке. Этот порт, с крюками-кранами, огромный залив, щедро позолоченный солнцем - в ненастные дни волшебно превращающийся в огромную чернильницу, наполненную грозовой синевой, сверху посыпанной шелковицей, измажешь такой руки - не отмоешь.
Он знал, он точно знал, что никогда не останется в этом чужом городе, но на прощание напишет его.
Обязательно. По-своему.
Ему не нравилось, что местные художники писали его как-то однообразно…Каменная лестница, Петр Великий, Чайная лавка…
Не было, почти, ни одной картины без этих изображений. Но город - это не только его явные достопримечательности.
Это улочки, где-то убогие и обшарпанные, с гостинками и жактами, вот еще слова, которые Славка узнал только в этом городе; переулки, дворы, в некоторых даже сохранились колодцы.
Город котов. Такое их количество Славка видел только в Евпатории и в Мармарисе. Здесь, на Петровской, даже сохранились автоматы, помните, были такие в советское время - с водой. Копейка - простая газированная, три, что считалось шиком - похожая на лимонад. Правда, цены теперь другие и граненые стаканы вытеснили пластмассовые, одноразовые.
А люди! Южане вообще своеобразный народ, они быстро переходят с тобой на ты, разговаривают так, будто давно тебя знают, с удовольствием объясняют как пройти на ту или иную улицу, готовы даже свернуть со своего пути и пройти с тобой пару кварталов, не церемонясь расспрашивая: "а шо там тебе нада; а Хто там?"
Этот мягкий говор поначалу очень умилял Славку: способность, присущую местным, смягчать речь, тягучую, как рахат-лукум, он так и не перенял. Аборигены сразу понимали, что Славка приезжий, почему-то принимая его за москвича.
Да, он не знал толком этого города.
Не мог запомнить названий улиц. Однажды попал впросак с улицей Чучево, переспросив: "Чучело?"
Ему хотелось открыть его для всех другим. Затем, чтобы ТАК перенести его на холст, чтобы без Чехова и Раневской люди поняли - это город Т.
Их уютный и славный провинциальный городок.
А женщина в Галерее, на Добролюбовском, была такой милой и доброжелательной, что согласилась взять работы неизвестного ей Славки, который писал слишком ярко, даже зима на его полотнах не удручала, а радовала своими красками. Ей было не мало лет. Как-то Славка спросил у нее, что такое, по ее мнению, счастье? И она, подумав, ответила: "Душевное равновесие". Славка запомнил ее взгляд - живой, голубой. Знаете, есть такие люди, они "умирают" в 25, а то и раньше, а потом до 70 ждут своих похорон, влача унылое существование.
Но она не принадлежала к их числу. Напротив, светилась жизнью и молодостью. Не растратив своих добрых и мудрых качеств, неся их гордо по жизни.
"Кто так пишет, я вас спрашиваю!...", - говорил Славке известный местечковый художник. Напомнив Крамарова - "Кто так строит.." из экранизации "12 стульев". Он курил что-то жутко вонючее. Славку тошнило от его поучений, ему не нравилась ни одна из его мрачных картин, повешенных, именно "повешенных" на стенах Галереи.
Та, к кому он приехал в этот город, в первый раз водила его на экскурсию и Славка запомнил все картины этой местной "знаменитости", спустя пять лет, они также висели, мрачно глазея со стен, хотя кто-то очень добросовестно стирал с них пыль. Ни одна не была продана. Продажа не показатель таланта? Возможно.
Говорят, многие знаменитейшие художники за свою жизнь не продали ни одной картины и только после смерти их признали гениями.
В этом плане, Славка, тихонько улыбаясь внутрь себя, радовался, что он бездарность.
Потому что за свою жизнь он продал громаднейшее количество картин, в том числе и в Италию, и в Германию. И Бог весть, куда еще его раскупили.
Ему не хотелось после смерти, ему хотелось сейчас.
Не прославиться, нет. Боже, упаси!
Ему мечталось, приехать однажды, ну, ..скажем…, в Барселону или Гусь-Хрустальный и там случайно у кого-то увидеть свою картину. И прослезиться от гордости, что вот кто-то ее выбрал, повесил у себя в доме и не прочь любоваться ею все свои годы, а иначе он мог бы просто снести ее в чулан, не так ли…
Человек смотрит на картину, но видит больше, чем в рамке, думает о чем-то, что-то себе представляет...Она ему чем-то импонирует, становится созвучной его настроению и характеру...
Да даже если бы картину купили просто, чтобы закрыть ею в стене дыру, Славка все равно был бы горд.
Он непременно напишет этот город. Не пожалев для него красок.
Легко и плавно орудая мастихином. Не напрягаясь, каждое движение - как дыхание.
Он оставит чуждый ему город на холсте, простившись с ним до лучших времен!
~~~~~В нашем порту - чайки ловили хлеб на лету
А я смотрел на флаги, глотая из фляги
Шевельнуться не смея, так нежно пьянея
Я не смогу, я не сумею, я сорвусь и останусь с нею~**
29.01.2014 г. Таганрог
Свидетельство о публикации №214012900973
Учился в нем, порой ненавидя его за блеклую серость девяностых.Ноябрьские туманы,холод трамвайных ручек.
А сейчас он другой, и свой , и чужой.
Иван Печерский 24.05.2016 00:57 Заявить о нарушении
Спасибо.
Отзыв улыбнул.
~~
С теплом,
Ирина.
Ирина Менская 24.05.2016 02:29 Заявить о нарушении