Про чиновника Попенко - 5

Взятка!

Михаил Александрович Попенко ненавидел взяточников. Их по телевизорам-интернетам так закрутили-завертели, что тошно было слушать, как очередного мздоимца с поличным поймали, заломали, за решетку проводили.
Наш герой говорил, что взяточник – человек пропащий, с бесом в голове и все такое.
Всякий раз, начиная свой рабочий день, Попенко заходил на сайт «Взятка. NET» и с нескрываемым отвращением читал про господина Р., схваченного в собственном кабинете в момент передачи денежной суммы, а также госпожу Л., пойманную в туалете в момент расфасовки евро и долларов в роскошные, розовые лифы. В правую лифу – евро, в левую – доллары. И что-то другое читал, в том же духе. Читал и негодовал.
- Не ну ты посмотри, чё делают, скоты? А? Не, ну это ваще ни в какие рамки. Истинно, чем больше узнаю людей, тем больше люблю животных.
- Свиней? – спросил сосед – коллега Алексей Викторович Сапогов
-А? – не понял Попенко
-Спрашиваю, свиней уважаешь больше людей?
- А чего их то? Я больше собак люблю – зачем-то ответил Попенко и понял: какой глупый и неуместный вопрос задал Сапогов.
Хотя иногда Попенко казалось, что свиньи приятней людей, они хоть не такие хитрые.
Наш чиновник люто ненавидел вот таких наглых и обожравшихся людей, из-за них он стеснялся своей профессии и на вопрос – кем работаешь-то? – переводил тему или по-брянски, как лесной партизан, отмалчивался.
Иногда Попенко размышлял – вот что бы он сказал, как бы он поступил, если бы какой-нибудь наглый или робкий взяткодатель сунул бы ему конверт. «Я бы его за шиворот, к стулу, к стенке, в окно. Я б ему в морду…Пожалуй нет…В морду – это слишком. Молча улыбнулся бы, а потом попросил выйти вон и вдогонку крикнул бы: «Свинья ты этакая!».
Дома, вечером, уставший от однообразия на службе, смотрел «Чрезвычайную хронику» и смаковал-лицезрел увиденное. «Ах, они такие – растакие, пендюки жалкие, галстуки толстопузые». И почему-то ему нравилось смотреть, читать про этих самых пендюков, обсуждать, поносить их разными неприятными словами. Попенко знал, что таким он не будет никогда и ему становилось легче жить – было не так тоскливо в его одиноком мире, - от мысли что он не такой, другой, правильный. И даже спал Попенко крепче, вспомнив о несчастной Л., схваченной за лифчики в самый неподходящий для неё момент. Вот только лифчики беспокоили его холостяцкое тело. Больно уж хороши они были в розовом цвете!
Утром, нежданно-негаданно, пред затуманенными от беспокойной ночи глазами, явился начальник Лохматов и как-то робко, чего-то стесняясь, краснея и переваливаясь слева-направо, начал говорить:
-Михаланыч, ты это…в командировку же…ага?
- Да, Виктор Ильич!
- Ну, ты…это…просьба у меня…
-Я слушаю, Виктор Ильич – Попенко вытянулся как солдат Швейк перед генералом и старался смотреть в глаза. В глаза не получалось – смотрел на нижние губы.
- Там это… в седьмом детском саду в два часа подъедет Петр Архипыч. Он это…передаст кой-какие бумажки…ну…по прошлой проверке. Будь, дорогой, любезен…
- Нет проблем, Виктор Ильич. 
В назначенное время подъехал жуликоватого вида, с железными зубами Петр Архипыч. Передал синюю папку для Виктора Ильича. На обратном пути, трясясь в служебной машине ГАЗ – 3110, Попенко открыл синюю папку, в которой бережно укутанная мультифорой и перемотанная прозрачным скотчем ярким красным маркером светилась на обычном почтовом конверте надпись: «45 000 для Лохматова».