Осинки

     Длинный поезд дальнего следования на большой скорости уходил от весны. Позади осталась молодая яркая зелень белоствольных красавиц берез. Отхороводили на изумрудно зеленой траве девчонки-вишни, словно вышедшие к первому причастию в пышных кружевных весенних платьях. Промелькнули в бело-розовых нарядах яблоньки-невесты. Длинной чередой они радостно выстроились вдоль дороги, словно поджидая задержавшихся где-то женихов. А вот и сами женихи – в черных фраках, с едва обозначившейся зеленью первых листьев, молодые дубы степенно выходят навстречу поезду из вечно зеленого ельника.

      А поезд идет. И вот уже пышная крона берез словно тончайшей зеленой паутиной подернута. И трава зеленеет только на бугорках, а с их северной стороны лежит потемневший снег. Вот черный лес, согреваясь, протянул свои ветки навстречу  солнцу. Со  всех пригорков сбегают искрящиеся веселые ручейки, собираясь в низинках в круглые озёрца. Лес отступает от дороги, освобождая место большой талой воде, в которой отражаются синее небо, редкие облака и стремительно бегущие зеленые вагоны скорого поезда.

    Внезапно навстречу выбегают молодые вдовы-осинки. В какой-то последней отчаянной надежде на чудо они рванулись навстречу поезду, забежав по колено в воду и замерев так с протянутыми сиротливо черными ветвями. Немой крик тоски и горя обращен к убегающему поезду, словно это он увез и не вернул их любимых.

    Поезд давно оставил позади черные осинки, а немой душераздирающий крик стоящих в ледяной воде вдов-осин продолжает нестись вслед зеленым вагонам. Не знают осинки, что мир полон доброты и не осталась незамеченной их скорбь. Скоро поезд пойдет назад и повезет с собой тепло и солнце. Они согреются  и сменят свой вдовий наряд на веселый зеленые платья. Легким облаком пара взлетит к небу талая вода, оставив земле столько влаги, что щедро бросит она под их стройные ноги изумрудный ковер, по которому разбегутся удивительные грибы-крепыши на толстых ножках в ярких красно-коричневых шляпах. И только иногда будут вздрагивать листья осин от шума проходящих поездов, напоминающих им о прошлом сиротстве.