***

Воют ветры неспокойные. За окном метелица метёт.
В пузыре окна узоры дивные, а за окнами, за ветром - тишина.
Почему опять сижу в какой-то на угол просевшей хате,
из поленьев черных в трещинах седых?
Почему смотрю в окно, а покоя мне как раньше не было, так нет?
Сколько лет глядеть в заснеженную вьюгу, мучаясь от невозможности бежать,
сколько лет искать того, что сам не знаю, а нашедши бросить и бежать
страх оказывается бывает и неволи, и она сейчас меня она поймала на краю
той неведомой земли, чье даже имени не знаю, а узнав забуду в тот же миг
мне под жаркую горячую сбродившую малину много мыслей ломится в окно
а меня лишь беспокоят вечно мерзнущие ноги, да опять стихающее пламя
в покосившейся печи.
почему так тянет в лихолетье на шальную трассу выходить.
мало ли уже разбойников, бродяжек, а ещё один примкнуть всё норовит.
мои мокрые и стоптанные ноги в темноте парят от жара. стынет эль. 
сброшена одежда, чья-то баба трет мне тело, вопрошающе заглядывая в небеса.
странный все эти бабы: вечно знают что их завтра ждет.
но по своему хоть нежно, но упрямо, в сети затащить хотят.
я для них - как лакомый кусочек - мышцы бродят в теле молодом,
в волосе проглядывает горе, в выражении лица - мечта попасть домой.
И ведь каждая надеется, что этим домом, станут их объятия и шелк волос.
Мне отказываться смысла нету, и вновь плавятся под моим телом их тела.
Каждая ведь знает: на рассвете, наберу воды и наколю я дров,
ну а дальше - только ветер знает, куда ноги понесут и где мой будет новый кров.
Но упорно в нежности томятся, прибирают волосы, и вновь -
я одежды сброшу, приласкаю, подарю им кратковременно любовь.
Пусть в душе их ненадолго станет тихо. А в утробе горячо и тяжело.
Через год случайно пролетая, я увижу сына или дочь.
Но а мне лишь горькая дорога, пыльный ветер, дождь и ураган -
самые попутчики. И вряд ли я смогу хоть что-то в этом изменить