Сирота

         Сирота.   


У сверкающей витрины огромного магазина аудио- и видеотехники, где на полках рядами продавались импортные телевизоры и музыкальные центры, стоял мальчик лет семи-восьми. Светлые волосы были спутаны, джинсы и футболка чем-то измазаны и измяты, но мальчик этого не замечал. Его голубые глаза как-то потерянно и отрешенно разглядывали экран одного из телевизоров. C этого экрана очень солидный мужчина  в хорошо сидевшем на нем дорогом костюме, в очках и при галстуке, уверенно говорил о том, что уровень жизни в России, безусловно, стал лучше, что у людей теперь есть все, о чем раньше они даже и не мечтали, что россияне – великий народ, и его ждет, в этом политик нисколько не сомневался, великое будущее.
Мальчик и слышал его и не слышал, он словно остался в другом мире, и все, что происходило сейчас вокруг него казалось ему нереальным, словно было во сне. Он до конца еще не понял, не осознал, что смерть его родителей вовсе не сон, а самая настоящая суровая реальность. Но разве его папа и мама могли умереть, они ведь такие молодые и красивые, разве они могли оставить своего единственного любимого сына, оставить совсем одного посреди этой ставшей вдруг чужой и холодной Москвы, где он никому, никому не нужен? Они не умерли, мальчик это знал, они просто не могли умереть.
В памяти одно за другим всплывали воспоминания из другой жизни. А может, ее вовсе и не было – той счастливой жизни рядом с родителями? Может эти воспоминания просто его красивые цветные детские сны, а на самом деле он никогда и не жил в Бухаре, и отца и мамы у него никогда не было, и он такой же беспризорник, как те дети в подвале, которых он недавно видел? Но почему же тогда он так хорошо помнит эти сны о родителях? Ведь сны наутро забываются, а он все помнит отчетливо, значит, все это было. 
Мальчик помнил, как они уезжали из Бухары, что он был тогда так счастлив поехать в Россию, ведь он дальше Кагана нигде не был, а папа так интересно рассказывал о Москве, где  работал последний год и откуда только месяц как приехал. Приехал, чтобы забрать его и маму.
Мальчик помнил, что гордился своими родителями. Все друзья и знакомые их семьи говорили, что Леша и Света – хорошая пара. Идеальными супругами они, конечно, не были, бывало, что ссорились не раз из-за разных бытовых мелочей, но обижаться подолгу   не могли, просто потому, что отлично друг друга понимали и всегда оба старались найти выход из проблемной ситуации.
И снова воспоминания наплывают и накрывают его с головой. Вот он с мамой и папой едет в аэропорт на такси, потому что мама не захотела жаться в маршрутке с тяжелыми сумками. Самолет. Каким же огромным он показался мальчику! Конечно же, папа и мама уступили ему место возле иллюминатора, и когда самолет взлетел, мальчик помнил, что он неотрывно смотрел на проплывающие под ним облака, пока усталость не дала знать свое, ведь в то утро они рано встали. Он заснул, и проснулся уже перед самой посадкой.
Прямо из аэропорта они поехали на квартиру, в  которой папа снимал комнату, когда жил один. Папа сказал, что хозяева на весь летний сезон уехали на дачу и вернутся только в сентябре, а до того они будут жить в квартире одни. А показывать Москву папа повез их на следующий день. Сколько было новых ярких впечатлений! Москва поразила мальчика всем: красотой улиц, зданий, магазинов, дорогами, широкими и ровными, бесконечным потоком несущихся с огромной скоростью машин. И столь же бесконечным потоком шли люди. Все вокруг шумело, двигалось, куда-то бежало. Тогда он впервые увидел метро, и лестница, которая двигалась сама по себе,  с очень трудным для него названием «эскалатор», понравилась ему больше всего.
Потом они поехали в парк, где гуляли почти до самого вечера. День  пролетел незаметно, пора было возвращаться домой. До метро они решили пройтись пешком, но мальчику казалось, что папа и мама идут слишком медленно, он тоже устал за день, но эмоции переполняли его настолько, что просто и спокойно идти по тротуару он не мог и, отпустив мамину руку, побежал вперед.
А потом, спустя  несколько мгновений, он услышал за спиной резкий скрежет тормозов и глухой стук, а еще через  несколько секунд мимо него пролетел огромный черный «джип». Мальчик обернулся – на тротуаре, у самого края   дороги, лежали его родители.
Он помнил, что долго стоял и смотрел на них, не в силах ни пошевелиться, ни закричать. Вокруг уже суетились незнакомые люди, сверкали мигалками машины «Скорой помощи» и милицейские Уазики. Родителей положили на носилки, а он все стоял и ничего не слышал. Движения людей стали вдруг какими-то замедленными и беззвучными, словно они передвигались под водой. Он не заметил, что толпа зевак постепенно оттерла его от родителей, милиция и «Скорая помощь» уехали, люди разошлись, а он остался на улице совсем один.


Он не знал, сколько времени он ходит вот так, сам по себе, три дня или неделю, а может больше. Он потерял счет дням, время стало для него какой-то неопределенной субстанцией. Куда ему идти? Он бродил по улицам, забрел однажды в какой-то красивый двор с зелеными лужайками, на которых мальчик и девочка примерно одного с ним возраста весело играли в бадминтон. Он пошел было к ним, но к нему навстречу двинулись двое здоровых  мужчин в темных костюмах. Суровым холодным взглядом мальчику дали понять, что тут ему не место. И он ушел. А потом, когда ночевал в одном из подвалов, встретил там компанию беспризорных пацанов. Но и среди них он чувствовал себя чужим. Он не мог, как они, воровать и издеваться друг над другом, нюхать клей в надетых на голову целлофановых пакетах. Быть таким он не смог и не захотел.
Потом он был в парке, где в тот день веселился с родителями. Как и тогда, здесь было шумно и весело, люди проходили мимо, взрослые и дети, влюбленные пары и целые компании школьников, все улыбались, шутили, смеялись, а он словно находился в стеклянном цилиндре, и голоса, смех едва долетали до него, как будто с другой планеты. Тогда он ушел из парка.
Сейчас мальчик стоял у дверей закрывшегося уже магазина телевизоров и думал, где ему провести сегодняшнюю ночь, и вспомнил, что еще днем на задворках магазина видел пустые картонные коробки. Медленно он обошел магазин, вошел в пустой дворик, никого из рабочих здесь уже не было, все ушли домой. Коробки так же валялись в углу двора. Мальчик взял одну из них, с непонятными иностранными буквами и поволок  в сторону протекавшей неподалеку реки, подальше от людских глаз. Он поставил коробку на траву и лег в нее. В его памяти возникали воспоминания из недавнего светлого прошлого, когда у него были папа и мама, которые так его любили. Как же глуп он был, когда обижался, если родители не покупали ему дорогие игрушки, такие как у Миши, соседского пацана. Дима считал себя несчастным в те минуты, а сейчас понимал, что счастье – просто иметь родителей, сейчас он отказался бы от всех машинок, пистолетов, компьютерных игрушек, от мороженого и шоколадных конфет, ходил бы в рваной одежде, не обращая внимания на насмешки друзей, лишь бы папа и мама были живы. При мысли о смерти он посмотрел на темную воду, медленно текущую рядом. «Может, броситься в воду и утонуть, я же здесь никому не нужен», - подумал мальчик. Он представил, как его маленькое тельце перекатывается по дну, и рыбы объедают его, пока не останутся одни только кости, затем ил накроет и их. И никто, никто на свете не спросит: «А где же Дима?». Всем будет безразлично, что с ним случилось, да и был ли вообще  такой человек? Ему стало так себя жалко, что он заплакал, и так, со слезами на глазах, мальчик и уснул.
Он увидел вдруг прямо перед собой светлый красивый дом на высоком зеленом холме и удивился, как это он не заметил его раньше. К дому вела широкая лестница со ступеньками из розового мрамора и узорными перилами, а на самой вершине лестницы стояли его родители и, улыбаясь, махали ему руками, зовя к себе. Мальчик широко раскрыл глаза, напряженно вглядываясь, не кажется ли ему это. Но нет, это действительно были его родители, отец в таком знакомом черном костюме, и мама в красивом праздничном платье, которое она одевала в самых торжественных случаях. Родители ободряюще улыбнулись  и призывно протянули к нему руки. Душа мальчика, сжатая  в горе и тоске все эти последние страшные дни, радостно раскрылась. «Мама! Мамочка!», - закричал он, и хотел было бежать, но не смог сдвинуться с места, кривые и грязные руки вцепились в него снизу, пытаясь удержать. Мальчик обернулся, чтобы посмотреть, что же его держит с такой силой, и с удивлением увидел позади себя огромную, уходящую за горизонт мусорную свалку с копошащимися в ней людьми. «Дима, Димочка, - ласково позвала его мама, - идем к нам, здесь хорошо». «Дима, сынок, хватит возиться в этой куче мусора, идем же скорее к нам», - махал ему отец.
Желание ребенка быть рядом с родными людьми оказалось настолько сильным, что мальчик вырвался и побежал. Он бежал по ступенькам, не чувствуя их под ногами, но, странное дело, они оказались длиннее, чем были, как бы растягиваясь в пространстве, давая ему время подумать. Но он бежал и бежал, не думая, бежал к протянутым родным  и ласковым рукам. И вдруг как будто что-то оборвалось внутри него, мальчику стало так легко и хорошо. Он рассмеялся, звонко и радостно, и побежал еще быстрее, его тело с каждым шагом становилось все легче и легче, а на душе - все веселее  и спокойнее. Ноги мальчика оторвались от земли, и он полетел, смеясь, прямо в руки родителей, которые обняли его и повели в просторный светлый дом. Мальчик радостно смеялся, но все еще не верил своему счастью и крепко сжимал их руки, которые он чувствовал всегда, с самого рождения. И особенно остро он понял в эти последние дни, что в мире нет никого роднее и ближе матери и отца, в мире, который он покидал без всякого сожаления.


Глухонемую бомжиху  знал весь район, и даже дети привыкли к ней  и называли в шутку Гутиэре. Но, встречая каждый день это существо возле помоек, никто и не догадывался,  что когда-то бомжиха, давно потерявшая свой женский облик, была учительницей. Как и у всех людей, у нее была квартира, была семья, была работа, где ее уважали коллеги и любили ученики. Но в годы после распада Союза, когда всему старому устоявшемуся жизненному укладу пришел конец, и началась совсем другая, новая жизнь, в которую она не смогла вписаться, она потеряла работу. Не справившись с навалившимся на нее несчастьем самостоятельно, женщина начала искать облегчение в спиртном и пристрастилась к пьянству. Так она потеряла еще и семью, а затем и квартиру. Перенесенный стресс впоследствии ударил по всей нервной системе – женщина онемела и потеряла слух.
Это летнее утро она как всегда начала с обхода свалки, которая находилась возле речки. Заметив большую картонную коробку, бомжиха подошла и, отбросив ее в сторону, замерла в ужасе. Под картонкой на траве лежал  мертвый мальчик, на бледном его лице были видны потеки от недавних слез, которые он, видно, даже не вытирал, а одна слезинка так и осталась на его длинных детских ресницах. Но не это так сильно поразило женщину, много повидавшую за свою нелегкую жизнь. Мертвый мальчик улыбался. Это несовместимое сочетание ангельской красоты ребенка, видимо любимого родителями, спутанные грязные волосы, слезы и радостная детская улыбка на немытом лице, начало жизни, оборвавшейся так рано, произвело жуткое впечатление на женщину.
Бомжиха побежала к двум милиционерам, проходившим мимо, и, мыча, попыталась объяснить им, указывая в сторону реки.  Милиционеры молча смотрели на нее, ничего не понимая, а потом один из них грубо оборвал ее:
- Что ты хочешь? У нас, вообще, смена закончилась. Давай, вали отсюда.
Увидев безразличные глаза милиционеров, женщина плюнула им под ноги и пошла прочь.
А мертвый мальчик остался лежать на траве,  улыбаясь простой открытой улыбкой, но было в этой улыбке нечто зловещее, как будто ребенок говорил: «Ничего, я еще отомщу вам».
Мощная энергия зла, которое получил этот мальчик в конце жизни, исходила теперь из него, расходясь невидимыми волнами, накрывала город, двигаясь дальше и дальше по просторам России, проникая в души и головы людей, отравляя и черня их, по стране, где все говорят, но никто не слушает, где жалеют чужих, но не жалеют своих, где добро поразительно уживается с безразличием, где каждый умный и каждый дурак.
        Нужно помнить, встречая в жизни сироту, помнить, что по деяниям нашим воздастся нам.




                2008 год.