Из записей одного редактора

Диктофон включен…

  Тридцатое июня, две тысячи семнадцатого года, десять часов утра. Все же, чертовски весомые приоритеты дает руководство таким солидным изданием на этой грешной украинской земле! Я понял это сразу, как только ощутил всю полноту власти главного редактора над миллионом читателей, жаждущих употреблять ту информацию, который насыщены именно мои страницы. Особенно информацию, которой они верят. Да еще как верят! В отличие от меня. Я не верю и не собираюсь верить никому…

  Сегодня меня посетила феноменальная идея. Думаю, что даже в наше страшно непредсказуемое время она способна реально поднять тираж моей газеты на новый уровень. Да простит меня Всевышний – каждый сам за себя.

  Итак, начнем! Как будто передо мною свежий номер, где на первой полосе выделена особым шрифтом колонка главного под красноречивым и невероятно актуальным заглавием «Дом, который мы потеряли». О как! Гениально! Просто гениально! И строчки…мм…к примеру: «Наша страна, этот некогда живописный уголок Земли, наш в прошлом опрятный и уютный дом, если желаете сравнения, находится на одной из самых грустных, самых безнадежных улиц жестокого по определению города-континента…» Да, черт возьми!

  Еще: «Горе слепцам! Пользуясь проклятым недостатком праздных хозяев в дом с просторными и светлыми комнатами постепенно, начиная с порога, проникла ядовитая плесень войны, взращенная на неблагополучных улицах соседних городов. Она наполнила наши легкие своими пагубными спорами, пленив человеческий рассудок и разрушив его естественный иммунитет. А еще куда-то пропало былинное мужество, тяга к борьбе. Оставив за собой существ, сраженных неизлечимой болезнью, беспомощных и переполненных страхом. Никто не пытался предупредить или остановить это. О чем говорить, если даже в последний момент никто не бросился спасать свое единственное жилье и право на жизнь. Никто не уплотнил должным образом двери, окна, чердак и подвал. Никто не обработал ветхие стены необходимым раствором. Никто не захотел помочь стенающим ближним и соседям справиться с ужасным грибком раздора и всеохватывающего сумасшествия. И тот постепенно захватывал дом за домом, пока не добрался до нас, немощных и трусливых. Не подкрадываясь как змей, не делая тише свой шаг в предчувствии быть обнаруженным и обезвреженным. Он дерзко и быстро ворвался внутрь полосой боли, страданий и вопиющего горя. Сердце кровью обливается, когда рядом миллионы при всем своем количестве лишь паникуют. Вокруг, будто в огромном улее, только шум.

  Однако я стараюсь не смотреть на них, не слушать их жалкие вопли. Я здесь, чтобы быть на страже. Те, кто впереди меня о чем-то шепчутся. А я лишь настраиваю микрофон своего диктофона. Не пропустить бы ни слова! Ни одной эмоции! Ни одного общего плана! Меня пытаются изолировать, но я прячусь. Я должен все записать и донести к легкомысленным потомкам…»

  Ко всему этому было бы неплохо добавить несколько острых реалистичных переживаний. Моих собственных. Прямо  с места боевых действий. С самого сердца нашего ада. С эпицентра необратимой катастрофы.
Значит, решено: отправляюсь в Крым…

Диктофон отключен…

Диктофон включен…

  Сегодня первое июля, две тысячи семнадцатого года, полшестого вечера. В этом самолете мне почему-то не спится. Возможно виной всему рейс, который я выбрал из-за более короткого маршрута. Менее чем через полчаса после вылета все пассажиры оказались в так называемой «черной зоне». Я уже заметил, как две симпатичные стюардессы, нервничая, настраивают автоматическую систему услуг на борту, а второй пилот проверяет исправность аварийного судна, предусмотрительно расположенного возле кабины капитана. Да, сейчас это, пожалуй, наиболее безопасное место в этой огромной летающей мишени для террористических противовоздушных установок… Наверное, скоро всем присутствующим придется наблюдать за оговоренной в мини-контрактах полетов вынужденной эвакуацией экипажа. Рейс ведь опасный. Дешевый, но действительно опасный. Таким летают не самые зажиточные, а еще, почему-то одинокие и безнадежно больные. Что таким терять?! И хотя я не отношусь ни к тем, ни к другим, и мне просто нужно как можно быстрее быть на месте, перелет через неизвестность немного пугает.
 
  Чрезвычайный транспортный протокол относительно «черной зоны», формально именуемой зоной интенсивных боевых действий, требует от обслуживающего персонала немедленно покидать самолет. С того времени, как воздушные коридоры стали самой опасной средой передвижения, количество желающих работать потенциальными смертниками резко сократилось. Как следствие, авиамагнаты почувствовали реальную ценность каждого своего сотрудника. К тому же, отсутствие живых профессионалов на борту во время полета никак не отражается на пассажирах – в крайнем случае, на большинстве – поскольку встроенная и вовремя отлаженная автоматика способна достойно заменить людей.

  А теперь немного о самой «черной зоне». Это отдельная, весьма интересная тема. Территория, где жизнь в последнее время стала синонимом частоты поворотов пушек этих обнаглевших, безжалостных террористов. В народе ее справедливо называют огромным кладбищем Машины и Человека нашей изможденной страны. Кладбищем, которое совсем недавно было самыми плодородными полями во всей Европе. Теперь здесь, под тоннами изрытой снарядами земли, нашли свой последний покой тысячи никому не нужных украинцев и россиян. Что касается последних, то они без всяких договоренностей и запросов, в отличие от пришедших позже американцев, с самого начала войны поднялись на помощь своим братьям-соседям. Сначала небольшими отрядами ополчения приграничных районов, а потом и всей мощью их Вооруженных Сил. Чего не скажешь о нашей власти, которая фактически бросила свой народ на произвол судьбы в лице террористов на юге и смерековых идиотов-погромщиков на западе страны. Появилась даже информация, что на Банковой сидит не наш гарант, а цэрэушник из посольства США, который, прикрываясь Коалиционным штабом войск, на самом деле выполняет функцию эвакуатора национальных экономических богатств…

  А! Вот и все. Экипаж самолета в очередной раз с облегчением покинул здешнее пространство. В иллюминаторе видно стену серого дыма, в  которую мягко входит наша стальная птица. А еще…(что-то похожее на звук от удара) Подождите-подождите! (непонятные звуки, и крики) Что это? Господи! Боже мой, кажется, в аварийное судно только что попала ракета! Вижу яркое пламя… Люди в панике, все у иллюминаторов…(слышно плачь и взволнованные голоса) Вспышка угасает и… Я вижу… Вижу, как на землю падают обломки «аварийки». Чертовы террористы! (слышно сигналы бедствия бортовой автоматики) Только бы не в самолет…

Диктофон отключен…

Диктофон включен…

  Сегодня второе июля, того же года, и черт знает, который час! Настроение у меня скверное. Сквернее только погода на улице. Ужасный ливень и непроходимые лужи…
  Во всем виноват вчерашний день. Сразу после более-менее благополучного прибытия в аэропорт всех пассажиров опасного рейса задержали сотрудники местного СБУ. До сегодняшнего дня нас по очереди допрашивал какой-то уродливый толстяк с украинской фамилией «Голубченко», но с характерным английским акцентом. Его интересовали подробности инцидента с аварийным судном в воздухе, а конкретно – кто и что именно видел. Меня почему-то задержали дольше остальных. Конечно, я представился, выразительно сославшись на свой статус редактора, а также громко объявил о цели своего прибытия. Затем я предупредил этого странного украинца Голубченко, что как журналист буду жаловаться на него руководству Коалиционного штаба войск. Только после этого мерзкий толстяк, подозрительно улыбнувшись и записав адрес гостиницы, где я остановился, отпустил меня, уже совсем обессиленного.

  Времени оставалось не так уж и много. Поэтому, оставив вещи в номере и удовлетворившись двумя чашечками приличного кофе, я отправился в расположение Северокрымского управления Штаба, где генерал-лейтенант Уильям Бэйлор, черти его б искусали, третий час подряд не может меня принять. Его секретарь неубедительно, путая украинский со своим родным, пыталась доказать мне, что шеф проводит важное оперативное совещание с высшим командованием. Хотя, Богом клянусь, за несколько минут до появления в помещении самого важного в этом уголке страны человека я видел сквозь приоткрытые двери щедро накрытый стол и нескольких дам весьма юного возраста, заливавшихся звонким смехом. Спустя некоторое время, к ним присоединилась и немолодая секретарь генерал-лейтенанта, после неприятного разговора с которой я оказался здесь, в холле первого этажа. К слову, отдельных высокопоставленных лиц, в том числе и офицеров, которые направлялись к своему командиру, я тоже видел. Но при всем этом не возьмусь утверждать, что их гражданский внешний вид и праздное поведение свидетельствовали о готовности к серьезному военному разговору.

  Черт! Как мне увидеться с Бэйлором? Без необходимого пропуска я не попаду даже в тыловые части! И как быть с репортажем с крыши настоящего бэтээра? Как же боль и страдания мирного населения, интервью с героями обороны какого-нибудь поселка, фото раненого бойца? Это же костяк моей будущей статьи, моего шедевра! Представляю, с каким ужасом и трепетом одновременно будут перечитывать ее жители Западной и Восточной пока еще не покоренной Украины… Непредсказуемый резонанс самой реалистически описанной народной трагедии XXI века! Можно смело отправлять свой материал в Международную организацию журналистов. Мир должен знать правду. Мир должен видеть, как мужественно защищают Украину такие долгожданные «антлантисты». Мир должен чувствовать постоянную угрозу быть уничтоженным… Вот только проблему с этим проклятым пропуском нужно решить. Чертов Бэйлор! Все равно дождусь…

Диктофон отключен…

Диктофон включен…

  (уставший голос) Сегодня девятое июля, две тысячи семнадцатого года, десять часов вечера. Целую неделю я не имел возможности записывать свои наблюдения и мысли по разным причинам, из которых главнейшие – условия, не позволившие оторвать свое внимание хоть на секунду. Господи! Да и желания такого не возникало! Слишком напряженными и тяжелыми были эти дни.

  Перед тем, как я начну свой рассказ, хочется спросить себя: изменили ли последние сто пятьдесят восемь часов хоть что-нибудь в моей жизни?
Сегодня первая ночь со времени моего прибытия в этот город, когда можно полноценно и спокойно отдохнуть. Ох, и устал же я! С другой стороны, какая масса впечатлений! Кажется, задуманное мной не просто взбудоражит это рабское общество. Оно непременно разорвет сети современного мировоззрения. Оно заставит каждого соображающего индивидуума на этой планете всерьез задуматься над перспективами такого мира. Мира, где ложь, выдаваемая за правду, лишает большинство людей права на достойную и свободную жизнь. Мира, в котором все принадлежит кучке наследников тысячелетних вечных странников. Мира, где оковы ужасной нищеты и постоянной нужды душат горло и ломают руки трудящегося человека. Мира, где развязываемые войны – суть  банального ограбления и уничтожения непокорных, вольных наций. В конце концов, мира, в котором при общем молчании мы и наши потомки обречены на невыносимые муки. Все это уже не очередная сенсация, наивно спроектированная в теплом кабинете главного редактора. Нет! Это что-то больше. Это аргументы, головокружительные аргументы, побуждающие открывать глаза на происходящее вокруг.

   Итак: за что страдает мой народ? Второго июля я все же дождался генерала Бэйлора. И хотя была почти полночь, и главнокомандующий последней надежды всех веривших ему пребывал в нетрезвом состоянии, я таки добился от него короткой аудиенции прямо в холле. После нескольких минут отборной заокеанской ругани и немногословного разговора о политических пристрастиях жителей далекого Судана, я, наконец, получил долгожданную подпись на бланке пропуска. Затем, оставив генерал-лейтенанта наедине с эвкалиптовым деревом в деревянном горшке, которому он начал что-то упорно доказывать, я поспешил прочь. Помню, как хотелось высказать ему все, что думаю о нем, однако меня одолело естественное желание выспаться.

  Безгранично довольный и чрезвычайно утомленный я возвращался на такси с предчувствием кратковременной тревоги. Воспоминания о последних двух днях настолько глубоко засели в подсознании, что отдельные их фрагменты временами вызывали совсем не присущие мне ненависть, злость и, как ни странно, страх. Стоило ли лететь сюда? В ту ночь такой вопрос стал для меня самым востребованным.

  Все началось, как только я распрощался с удивительно любознательным таксистом. В нескольких метрах от дверей гостиницы передо мною, словно из-под земли, выросли двое коренастых мужчин, которые на неудачно смешанном англо-украинском отрекомендовались как сотрудники все того же местного управления Службы Безопасности и попросили предъявить документы. Попытка добиться от них вразумительного объяснения столь позднего визита оказалась бесполезной, поскольку сразу после этого от удара по шее сзади я мгновенно потерял сознание.
Очнувшись, несмотря на все неприятные ощущения, я быстро все вспомнил. Однако инстинктивно заставил себя не двигаться, дабы люди, заковавшие меня в наручники и заткнувшие кляпом мой рот, случайно этого не заметили. Обстановка указывала на то, что меня похитили и перевозили на полу явно грузового микроавтобуса, причем на очень большой скорости. Невольно я подумал, что похитители могли быть террористами, а значит, меня мог ожидать наихудший из всевозможных вариантов развития событий.

  Из кабины водителя слышался беспрерывная громкая беседа тех двух, встретивших меня возле гостиницы. Их я узнал по голосам. Третий – виновник ужасной боли в затылке – сидел рядом, наверняка ожидая моего пробуждения. Его ботинки почти упирались в мой нос. Но, поскольку шевелиться я не собирался, оставалось лишь внимательно слушать. Представьте мое удивление, когда сосредоточившись, я услышал чистейший американский сленг! Террористы точно не стали бы общаться между собой на этом языке. Свободное владение английским позволило мне в данном случае понять, что все-таки происходит.

  Время от времени, разговор водителя со своим напарником велся на разнообразные непристойные темы. Черт побери, те извращенцы с наслаждением рассказывали откровенно шокирующие истории о множестве актов содомии, совершенных в окрестностях одной из американских баз под Симферополем непосредственно военнослужащими сил Коалиции! При этом один из них вполне серьезно предложил другому устроить что-нибудь подобное со мною. Не исключено, что эти, так называемые сотрудники, нередко делали такое с другими пленниками. После этого я окончательно понял, что первоначальная боязнь попасть к террористам была не настоящей. Слава Богу, они куда-то торопились, поэтому гнусное предложение осталось без внимания. Кроме всей той гадости мне также пришлось услышать не менее омерзительные рассказы о пьянстве и дебошах в антитеррористических соединениях, о ночных расстрелах мирных граждан, а также о тысячах нарочно скрываемых в заброшенных дотах пленных, об оргиях в среде высшего командования, о нечеловеческих пытках, проводимых американцами в специальных бункерах под землей. Ничего этого и близко не было в официальных сводках с фронта, а также в международных правозащитных отчетах! Приблизительно через полчаса таких историй меня стало тошнить. Однако животный страх перед этими зверьми в личине защитников нашего юга помог преодолеть себя. Очень скоро вместе с отвращением я ощутил острое желание убить этих подонков. Но как сделать это в моем текущем положении?! Глотая слезы унижения от беспомощности, я также горько сожалел о невозможности записать все на диктофон.

  Вдруг машина резко остановилась. Один из сидящих в кабине обратился к человеку возле меня, с просьбой проверить, не пришел ли я в себя. Тот долго не церемонясь, копнул меня ногой в лицо. Осторожно выпуская кровь изо рта, я хотел дернуться от прилива неимоверной боли, но все-таки сдержался. После негативного ответа проверяющего, голос которого показался мне очень знакомым, автомобиль тронулся с места. Говорят, в такие мгновения жертва, представляя возможность своей близкой гибели, пребывает в состоянии близком к предсмертному. В потоке беспрерывных воспоминаний из прошлого… Странно, но тогда я меньше всего думал о смерти. Страх будто испарился. И веской причиной тому было услышанное мною дальше.

  Из их разговора двух американцев стало понятно, что сразу после официального переподчинения нашей армии Коалиционному штабу войск по секретному приказу генерал-лейтенанта Бэйлора она была расформирована. Те из офицеров, кто оказал сопротивление или попросту усомнился в необходимости такого решения, пытаясь прорваться заграницу или за пределы «черной зоны» были безжалостно ликвидированы, а их семьи бесследно исчезли. Без суда и следствия были задержаны все, кто просто не нравился новому руководству, но готов был ревностно служить им. Таковых оформили в качестве прислуги в расположениях американских солдат.

  После этого разговаривающие обменялись парочкой непристойных анекдотов об украинцах, и перешли к обсуждению военной мощи армий Коалиции. Хвастаясь новейшими видами вооружения, один из них спокойно подметил, что у всех используемых снарядов класса «земля-воздух» есть общий недостаток – жаждущий развлечения американский солдат. Именно в тот миг я с ужасом узнал, что ради потехи эти изверги из союзнических противовоздушных установок пускают в сторону буферного сектора свои ракеты. Посмеявшись над фактом недавнего попадания одной такой в самолетное аварийное судно, американцы собирались перейти к обсуждению непосредственно врага. Однако в следующую минуту машина снова внезапно остановилась. И тогда впервые за последние двадцать лет я услышал залп автоматной очереди. А еще невнятные крики моих похитителей, из которых я понял, что нас атаковали те самые террористы. После непродолжительной перестрелки они замолчали навеки, а их все еще живой товарищ неподалеку, проклиная Господа и американскую армию, приставил к моему затылку холодное дуло пистолета. В эту секунду двери позади громко распахнулись, и среди обильного потока родной русской брани послышался одинокий выстрел. Затем прямо перед глазами на пол упал тот самый толстяк Голубченко, допрашивающий меня вчера, и я из-за чрезмерного психического напряжения и неутоленной боли второй раз за сутки потерял сознание.

  Очнуться повезло в мягкой постели посреди уютной комнаты. Настораживало лишь присутствие у окна людей в военной форме. Сознаюсь, первым, но ненадолго снова пришел страх. Страх перед неизвестностью. Кстати, естественное чувство для человека, который всего за одну ночь пережил серьезнейший психологический слом. Я откровенно боялся намерений очередных похитителей. Поэтому в течение двух последующих дней моей основной задачей стал поиск необходимых ответов в условиях ясности ума и уравновешенности. Достигнуть их оказалось легче, когда выяснилось, что люди в форме вокруг свободно и непринужденно общаются на украинском и русском языках. Такой поворот событий и смена обстоятельств невольно толкали к мысли об ошибочности моих первых впечатлений и догадок. Что-то здесь было не так, и осознать это пришлось совсем скоро.
Пятого июля впервые в своей жизни я по-настоящему открыл глаза. Точнее мне любезно помогли это сделать. В полдень в своем штабе меня принял главный, так сказать, террорист этой войны. Им оказался генерал расформированной украинской армии, который сразу подчеркнул, что террористы действительно существуют, но далеко за пределами нашей страны. Как выяснилось, российские войска отчаянно отбивают их попытки прорваться из турецкой акватории моря. Европа на самом же деле давно порабощена арабами. Однако не вся, а лишь наиболее либеральная часть. Но в восточном ее регионе именно благодаря успешным действиям россиян в Беларуси и отчасти в Украине эта угроза стала несущественной. Это не совсем нравилось норовистому натовскому командованию. Их цель – управляемая военная экспансия исламских экстремистов на Запад – рушилась на глазах. Именно поэтому, дабы создать повод для вступления на территорию непосредственных боевых действий, было спровоцировано Великое восстание галичан. А потом подключились независимые, но продажные средства массовой информации, раздувшие истерию вокруг инсценированного вторжения арабов со стороны Керчи. Позже был создан известный Коалиционный штаб войск начавший, по сути, постановочное сражение за демократию со всеми вытекающими из этого последствиями. Так создавалась большая иллюзия, служившая прочной ширмой для традиционной грабительской оккупации ослабленной страны.

  Несуществующая война давно обросла корыстным планом и оформила вполне конкретные роли, удачно разыгрываемые на Крымском полуострове. Правительства захваченных настоящими террористами европейских стран – по странному стечению обстоятельств, костяк Коалиции – были спешно эвакуированы за океан. Но свои ресурсы и богатства не всем удалось спасти. Вместе с тем, США переживали и переживают мощнейший экономический кризис. Именно поэтому, в условиях согласованного отвержения всех существующих международных правовых норм, несколько лет назад на высоком уровне мирового управления состоялся тайный заговор. Его участниками стало и наше насквозь коррумпированное правительство. В итоге, часть восточноевропейской и нашей земли, а также все имущество были проданы влиятельным кланам международных ростовщиков, прочно оседлавшим деградирующую Америку. С целью спасения собственных шкур и беспечной жизни в незаконно присвоенной роскоши лидеры нашей Родины бросили свой народ под сапог американских солдат. Нас разделили по имущественному, национальному, языковому признакам. Нас изолировали от правды. Нас заставили поверить в несуществующую угрозу. Радио, телеканалы, газеты, журналы, электронные и другие СМИ, пытавшиеся в первые часы после Большого предательства донести достоверные сведения были немедленно блокированы, а их сотрудники и даже владельцы со своими семьями пропали безвести. На зачищенном информационном поле оставили только тех, кто добровольно не вмешивался в политику и освещение так званой войны. Среди них оказалось и мое безобидное «желтое» издание. Все эти годы Коалиция создавала видимость ведения изнурительных боевых действий, а на самом деле добивала наших защитников, которые не подчинились настоящим оккупантам. Относительно россиян, как только их разведка обнаружила в районе Керчи вооруженное народное ополчение с остатками Вооруженных Сил, командование приняло решение оставить на полуострове несколько полков для поддержки сопротивления.

  Когда генерал закончил свой шокирующий подробностями рассказ, мне стало совсем плохо. После того же как я увидел некоторые перехваченные секретные шифровки американцев, их приказы, а также запрещенные подпольные печатные издания и сравнил все это с тем, что пришлось пережить несколькими днями ранее внутри меня будто что-то оборвалось. Наружу непроизвольно выплеснулись горячие слезы. Господи, нас же обрекли на забой как скот! Вот о чем тогда не договорили те американцы в машине…

  Следующие два дня я встречался с рядовыми мятежниками – обычными людьми, которые стали жертвами кровавой агрессии так называемых демократических союзников. Тогда я напрочь забыл обо всем на свете, впитывая в себя каждое слово и переживание окружающих меня людей. Вместе они будто создавали апокалипсическую картину великого опустошения на фоне пылающей народным гневом земли.

  Под вечер седьмого июля все тот же генерал сообщил мне, что утром президент подписал предательский акт денонсации нашего суверенитета и официально передал управление территорией Украины американскому правительству в лице полномочного посла США Абрахама Джуиштейна. Немногим позже бойцы, которые недавно спасли меня, принесли диктофон, который нашелся в автомобиле тех чертовых американцев вместе с одним интересным документом. Как оказалось, второго июля сразу после встречи в штабе, пьяный, но всегда осторожный генерал-лейтенант Бэйлор письменно распорядился о немедленной ликвидации всех пассажиров злополучного авиарейса. В поражающем своим цинизмом приказе значилась следующая причина – присутствие на борту самолета, аварийное судно которого уничтожила ракета союзников, нежелательных свидетелей. Очевидно, что генерал-лейтенанта также сильно волновала возможность проведения независимого журналистского расследования главным редактором популярного в стране журнала. Расследования, имевшего шансы обнаружить вполне неожиданных виновников происшедшего инцидента. Все это значило, что так званые сотрудники Службы Безопасности, судя по их настрою, везли меня на обычную экзекуцию. И лишь благодаря тому любопытному таксисту, который оказался разведчиком мятежников и заинтересовался моим похищением, машина палачей попала в оперативную разработку местного отряда ополчения, а я остался жив. Но самым ужасным было осознание того, что остальным приговоренным пассажирам наверняка повезло намного меньше…
Сегодня после обеда мы, ценою больших человеческих потерь, штурмом овладели этим проклятым городом и сравняли с землей располагающуюся здесь военную базу врага. И вот я в своем гостиничном номере, до которого не дошел неделю назад. Боже! Как я мог быть таким слепым и равнодушным?! Что интересовало меня доселе? Проект впечатляющей статьи, беззаботная слава, призрачный успех? Успех ценой загубленных душ моих же соотечественников… Успех, источником которого должно было стать бремя вечных рабов… Успех, результатом которого стала бы дешевая награда из рук завоевателей…

  Похоже, только сейчас во мне зарождается настоящая уверенность. Там, на островке свободной земли отчаянных, непокорных, гордых потомков славных казаков и советских воинов-освободителей что-то новое, жизнеутверждающее вошло в мое сердце. И оно вынуждает принять вызов судьбы с надлежащим достоинством. Я понимаю: возможно, сегодня в этом разрушенном городе, покинутом еще сильными, но уже отступающими войсками Коалиции ход всей войны, несправедливой войны, кардинально не изменится. Но я также понимаю, что сегодняшний принес одно очень важное чувство всем, кто встал на путь священной освободительной борьбы: мы можем все изменить.

  Я могу все изменить. Мои мысли, наблюдения и переживания непременно станут предупреждающим завещанием тем, кто придет после нас. Выразительным и правдивым. Статья будет. Однако живым голосом, а не мертвым отголоском. Я не уверен, что доживу до счастливого, выстраданного и оплаченного кровью храбрейших конца этой баталии во имя свободы. Я даже не уверен в ее конце вообще. Ведь против нашего бесстрашного славянского брата весь безжалостный, кровожадный мир. Но, знаете что? Я пытаюсь не замечать слабости, не слушать их предательский шепот. Теперь я точно знаю, для чего прилетел сюда. Я должен стоять на страже. Те, кто впереди, с оружием в руках готовы до последнего вдоха защищать себя, своих детей, свои дома и родную землю. А я готов защитить имя и подвиг каждого из них на неизбежных судах истории. Они верят в эту страну. Они верят в свой завтрашний светлый день. Поэтому я уверенно настраиваю диктофон. Нет, я не пропущу, ни одного слова, ни одной эмоции!

  Итак, в начале этой записи я спрашивал себя: изменили ли последние сто пятьдесят восемь часов хоть что-нибудь в моей жизни? О, да! Они изменили ее полностью.  У меня появилось то, чего не было раньше. Вера в себя и в свой народ…

Диктофон отключен…

2013 г.