Полчаса земного притяжения Часть 1 Фрагмент 3

                Семейная реликвия


       На дворе было лето 1959 года. Месяц июнь. Два часа дня, 25 число по

Григорианскому календарю, когда в  роддоме г. Энгельса на свет появился

здоровый мальчик весом три килограмма шестьсот граммов. Родильная комната

была светлой и просторной. Лучи яркого солнечного света пытались пробиться

через плотно зашторенные окна, охранявшие храм жизни от пыли и сквозняков.

Так что роженица не могла видеть, как в момент появления на свет её первенца,

на безоблачном небе пролетел фиолетовый луч, похожий на мазок кисти

художника. Мало кто из людей обратил на него внимание. Может быть, это всего

лишь мираж или галлюцинация, появившаяся у впечатлительных землян от

несносной жары.  Молодые Джинны, любители женской наготы, в ряд сидевшие на

подоконнике, испугались его появления, заволновались и нечаянно задели

стоявший в углу медицинский шкаф, от чего его дверка неожиданно со скрипом

открылась. Впрочем, в кульминационный момент появления на свет ребёнка, никто

из людей  не придал этому значения. У этого шкафа вечно дверки сами

открываются.

     Танир и Нави – самые молодые среди двух десятков джиннов в своих играх и

розыгрышах переступали грань принятого обращения с соплеменниками. Затеяли

между собой спор: кому первому терзать душу и совращать разум младенца? Для

этого отклонили честный жребий и вступили в состязание, в котором каждый из

них должен был проявить смекалку и находчивость. Вначале сделать как можно

больнее роженице, а затем спутать мысли и действия врачей. Но видно молодёжь

перестаралась и наделала много шума, заставившего обратить на себя внимание

космических варваров, для которых слуги падшего «Ангела» никакой угрозы не

представляют.

       Вслед за фиолетовой вспышкой на небе появился инопланетный корабль, а

затем на Землю спустились космические пришельцы и сразу устремились в

родильную комнату. Для человеческого глаза они были невидимы, но джинны давно

уж научились различать для себя опасность и при их появлении удалялись на

значительное расстояние. На удивление пришельцы сделали всё от них зависящее,

чтобы роды были успешными и лёгкими.
 
       Мама – Зоя Семёновна Галкина – инженер технолог местного химического

комбината стала матерью одиночкой в возрасте тридцати восьми лет, что, по

мнению врачей, ей делать не следовало. У женщины наблюдался целый ряд

патологий, не позволяющих родить здорового ребенка. Кроме того, работа на

химическом заводе усугубляла причины и последствия такого поступка. Да и

возраст не способствовал успешным родам. Однако, вопреки всем прогнозам,

после проведения несложной операции – кесарева сечения, мать и ребёнок были в

хорошем состоянии. Никаких очевидных отклонений у родившегося мальчика

выявлено не было. И через десять дней, в установленный Минздравом СССР срок,

роженица вместе с ребёнком были выписаны из больницы.

       Космические варвары являлись представителями планеты Уигон трёхмерного

пространства в системе Дугно соседней с Солнцем Галактики, занимались поиском

и добычей чистой энергии Земли для отправки её на свою планету. По своим

техническим достижениям они намного опережали землян, но духовным и

интеллектуальным находились почти на одном с ними уровне. Уигоны не

распознали на теле младенца знаков высокоразвитой цивилизации, не сумели

различить высокое духовное начало. Для них существовал лишь один запрещающий

закон: не прикасаться к любимому творению Создателя – Человеку. Но без

зажженного в сердце божественного сияния земное существо, так и остаётся

существом лишь отдалённо напоминающим Человека, и на него Вселенские законы

не распространяются.

         Варвары, что космические, что земные, что иных планет и цивилизаций

называются так по одной простой причине – из-за несоблюдения и непонимания

Вселенских законов. Зачастую это происходит от ограниченности умственных

способностей, но бывают редкие случаи умышленных варварских действий. Уигоны

к таким не относились, их планета нуждалась в чистой животворящей земной

энергии. Они, как старатели, её добывали.

        Зоя Семёновна Галкина жила вместе со своими престарелыми родителями в

обычном частном деревянном доме. Такие дома строились в начале века по всей

средней полосе России. Невысокие потолки, стандартный метраж пять на

двенадцать квадратных метров, плюс пристройки, сколоченные из подручного

материала по усмотрению хозяина. Возле дома небольшой садик из пяти деревьев

и лужайки.

        Семён Гаврилович Галкин вместе со своей женой Анфисой Павловной купил

этот дом в разгар коллективизации. Хозяином он был справным. Имел в деревне

дом, хозяйство, две тысячи десятин земли. В период НЭПа сумел заработать

небольшой капитал. Заимел трёх сыновей. И радовался появившейся на свет

дочке. Человек он был набожный. Благодарил Господа за всё, что имел.

Преклонял перед ним колени и детей к этому приучал.

       Бог тогда его спас. Настроение руководителей пролетариата по отношению

к своим подданным коренным образом изменилось. А простому народу это было

неведомо. Только всё чаще по соседским домам в их деревне проводили рейды

отряды красногвардейцев. Теперь властям знающие умелые люди стали не нужны.

Их грабили, арестовывали и расстреливали.

- Господи! Что делать-то!? – просил Семён Гаврилович, стоя на коленях перед

иконой.

           Красногвардейцы будто слышали его просьбы, и в ту же ночь ещё

несколько семей лишались кормильца и припасов.

- Господи! Ну, на кого же бросить всё нажитое?

         На следующий день прихожанина церкви Святой Богородицы красноармейцы

закололи штыками только за то, что старик семидесяти лет от роду просил

именем Христа не рушить храм Божий, в котором душа его отдыхает.

       Ретивый строитель нового общества красноармеец Данила Савельев поддел

старика на штык и выбросил за изгородь. При этом подмигнул своим

однополчанам: - Пусть теперь отдыхает поповский прихлебатель.

       После этого случая раздал Семён скотину по родне, по знакомым и

подался в город. Неисповедимы пути Господни. Но все они вымощены его

стараниями.

       Дом этот он присмотрел загодя через знакомого односельчанина. Он ему

приглянулся по цене и расположению. Сам Семён при совершении покупок

придерживался мнения: если Богу угодно, то, что суждено, всё равно будет

твоим. А если это не твоё, ты, хоть лоб разбей, пройдёт всё это мимо тебя.

Поэтому при здравом уме Семён будто отпускал ситуацию для её самостоятельного

решения, и когда это свершалось, благодарил Господа.

       Новый дом, новое место обживать, долго не пришлось. Не было на

то времени и возможностей. Нужно семью кормить, детей устраивать. Сам Семён

пошёл работать на клей завод вначале подсобным рабочим, а затем стал помогать

приёмщику сырья. Жена оставалась дома, следить за хозяйством и растить

пятилетнюю дочку. Сыновья стали учиться в ремесленном училище. Они у них были

погодки, поэтому держались друг за друга. И от этого Семёну было на душе

покойно. Чувство семейственности не нужно было им прививать, оно у них было в

крови.

       Жизнь вокруг стремительно менялась. За её замысловатыми поворотами мог

успеть смелый и отчаянный человек. Семён таким себя не считал и старался лишь

под неё подстраиваться, уповая на помощь Бога. Всё ему удавалось. Нельзя

сказать, что легко, но голод, лютовавший в Поволжье, они семьёй пережили без

потерь. Зойка пошла в школу. Пацаны окончили училище, и захотели учиться

дальше. Старший Володька уехал в Москву и поступил в высшее военное командное

училище. Средний Антон продолжил учёбу в университете. Младший Николай до

конца ещё не определился со своей дальнейшей судьбой. Но Семён Гаврилович в

своих чадах не сомневался, выбор они сделают. Вот насколько он будет для них

правильным? Глава семейства всё чаще об этом задумывался.

     Заботы, проблемы сопровождают человека всю его жизнь. Но они между собой

разнятся. Одни человеку приносят радость, а другие горе. И зависит это во

многом от выбранного человеком жизненного пути. Помогает определить

правильный путь только Бог. Это Семён хорошо усвоил. Раньше он думал, что это

касается только его одного. Что только к его душе Бог предъявляет повышенные

требования чистоты и смирения. Но с годами своё мнение поменял: Господь это

требует от всех своих созданий. И даже не так: Бог ниспошлёт своё

благословение, только верным слову и праведно мыслящим созданиям. Для иных

уготована кара: земная или небесная.

    Ведь все до единого рьяные строители нового общества познали жёсткую руку

Создателя. Данилу Савельева свои же красногвардейцы бросили в топку паровоза.

Страшно то, что все люди видят, что происходит, а выводы, не делают. Что

такое земная жизнь? Миг испытаний.

        Все свои  зрелые годы Семён жил в атеистическом государстве. Старался

соблюдать божественные заповеди с небольшим отклонением от установленных

церковных канонов. Пусть не в полной мере, он справлял религиозные обряды, но

тайно или явно мог разговаривать с Богом, просить помощи, исповедоваться и

каяться за содеянные поступки, за крамольные мысли.  И вот теперь перед ним

возникло новое испытание, которое раздирало грудь и туманило разум. Как быть?

Как поступить? И что ждёт его в дальнейшей жизни? Его сыновья хотят идти

учиться дальше. Для этого им нужно вступить в комсомол и отречься от Бога.

В понимании Семёна Гавриловича отречься от Бога это не то же самое, что

покончить жизнь самоубийством. После самоубийства душа попадает в Ад, однако

у неё ещё есть возможность вымолить у Бога прощение. У души человека,

отрекшегося от Господа, такой возможности уже не будет никогда. Но, что для

Семёна Гавриловича ещё было важным, и это он знал точно: его всю оставшуюся

жизнь будет преследовать наказание за эти мысли, за эти сомнения. Кто-то

скажет: предрассудки. Так Бог ему судья. Только с этим тяжёлым камнем в груди

пришлось Семёну доживать свой век. А наказание? Оно пришло через шесть лет

вместе с войной. Похоронки на сыновей врезались в сердце и душу, как розги

изгоняющие бесов. Вот только боль от них с годами никак не ослабевала, что у

Анфисы, что у него. Да и личная жизнь дочери не меньшей болью отзывалась в

груди. Все лучшие парни её поколения остались лежать на поле брани. Одна

Зойка без мужика, не жила, а мучилась. Сурово наказание Божье. Семён, часами

стоя на коленях, вымаливал прощение.

      Зойкиному решению завести ребёнка он не стал противиться. Что же теперь

делать, коли Бог не дал ей любви? А дал лишь одни муки и страдания. Не

оставаться же ей на старость одной? Пусть уж будет чадо на радость всем.

Советовать Семён дочери не стал. Она у него сама словно кремень. Уродилась

девкой будто по ошибке. Любому мужику сто очков вперёд задаст. Широкая кость,

красивая стать. Ростом удалась и строптивым характером. Оттого возможно и

сторонятся её мужики? Да и сам Семен лишний раз с ней не связывался. Дочь она

у него единственная. Опора и надежда. И про отца ребёнка тоже не стал

спрашивать. Не дура знает, кого для этого выбрать.

      Мальчика нарекли Александром. Отчество записали Сергеевич. Можно было

записать и Семёнович. Только побоялся дед суеверия. Все мужчины с его

отчеством лежат в земле.

       Парень уродился не в их породу. Оказался нервным и нетерпеливым. Все

время плакал и просил есть. Зойкиного молока ребёнку не хватало. На шестом

месяце начали подкармливать детским питанием. Семён Гаврилович получал его на

фабрике кухне каждое утро. Бабка и мать с нетерпением ждали его возвращения.

Дед получал бутылочки с молоком одним из первых, на обратном пути приходилось

ему поторапливаться. Санька заливался криком и плачем, доводя женщин до

отчаяния.
 
      Однажды молоко не привезли. Анфиса с Зойкой готовы были родного отца и

мужа направить за ним на край света. Семён Гаврилович сам бы туда отправился.

Только бы знать, что оно там есть.
 
     Чувствуя свою вину, он подошёл к внучку, который отчаянно кричал и

дрыгал ногами.

      – Ну что ты кровиночка моя плачешь? – задал Семен Гаврилович вопрос, не

ожидая получить ответ. Александру тогда было месяцев девять, и разговаривать

он ещё не умел. Но малыш понял вопрос, успокоился и постарался объяснить деду

своё беспокойство жестом. Открыл рот и пальцем указал путь для удовлетворения

насущных потребностей. Затем понял, что помочь ему не хотят, вновь залился от

обиды и беспомощности слезами.

      Семён Гаврилович вначале рассмеялся, но отчаянное положение и истошный

крик внука, смахнули с лица улыбку и душевную радость. Заставили его

призадуматься. Что же  происходит? Кто там примостился внутри малыша и сосёт

не меньше доброго коня? Понятно растёт маленький человечек. Но ведь во всём

должно быть рациональное зерно. Вроде дом он не раз свой осветил. Перед

иконой молитвы выстаивает. Но кто знает, откуда в наши тела и души проникает

зло. Подумал Семён Гаврилович. Ещё раз подумал, принял решение, для него

очевидное и самое правильное: договорился с батюшкой и окрестил внука в

Троицком соборе.

      Зойка в Бога не верит. Выказала ему с Анфисой своё неудовольствие их

поступком. Государственная пропаганда сделала из нескольких поколений граждан

некогда патриархальной страны душевных калек. Они считают веру в Господа

застарелыми догмами. Строят новую жизнь, в которой нет места иным

мироощущениям и мировоззрениям. И лозунги у них страшные, нечеловеческие.

Быть непримиримыми к врагам революции! Где уж там о душе подумать?

Семён Гаврилович заметил произошедшие с мальчиком изменения уже в церкви.

Ребёнок перестал истерично плакать. При проведении обряда не проявил

беспокойства. Анфиса, сама не часто посещавшая храм Божий, тоже почувствовала

божественную благодать, и  находилась в приподнятом настроении. Почему

строители нового общества не хотят увидеть, услышать, почувствовать

очевидное? Не хотят очистить душу от скверны? Наконец, просто заглянуть себе

в душу? Семён Гаврилович часто задумывался над этим.

Но как можно объяснить человеку, если сам он не ощущает присутствия Бога? Не

замечает знамений. Не слышит голоса его Ангелов. Не наполняет душу Его

сиянием.

         В церкви душа маленького человечка наполнилась чистым божественным

светом. Она словно вспомнила те вибрации, напоминавшие ей прошлую жизнь. И за

это готова была наполнить свою новую оболочку счастьем и радостью. Малышу

стало хорошо и уютно.

       За этот поступок родителей, Зойку на заводе вызвали в партком. Она у

них идейный член партии, поэтому сделали ей там строгое внушение. А в

наказание заставили прочитать десять лекций на тему: религия опиум для

народа. Дочь это задание выполнила. Ходила в выходные дни в школы и выступала

перед старшеклассниками. Отругала и отца с матерью. Сказала, чтобы не смели

прививать человеку новой формации устарелые догмы. Семён Гаврилович с дочерью

спорить не стал. Дело то сделано. Только вновь горько подумал:– Антихристы!

Они не понимают, что душе надо осветить дорогу, задать путь, направить и

заставить, вместе с человеком трудиться. Догмы догмами, а придёт время, ответ

каждой душе придётся держать перед Господом. Там ведь судить будут за слово,

за дело, за мысли, за чистоту души. И никого снисхождения, что ты член партии

не будет.

      Кроватка внучка стояла в комнате Семёна Гавриловича  и Анфисы Павловны.

По три раза на день они каждый опускались на колени перед иконой и надеялись,

что благодать от неё коснется его души. Они в это верили. И наблюдали за этим

воочию.

     Икона, стоявшая в их доме, была семейной реликвией. На ней был изображён

архангел Гавриил с белой лилией в руке. Он – небесный вестник, которого Бог

посылает, чтобы возвестить и разъяснить людям свои планы о спасении рода

человеческого, был изображён на золотом фоне в синем плаще, с голубыми

крыльями, человеческим лицом, уныло и безучастно смотрящим на деяния людей.

Реликвия передавалась из поколения в поколение и досталась Семёну от его

бабки Серафимы Петровны. Почему она отдала именно ему, а не его братьям и

сёстрам Семён Гаврилович объяснить не мог. Но берёг и хранил её, как зеницу

ока. Исповедовался перед ней, просил защиты и совета. В минуты отчаяния она

наполняла его грудь своим теплом и светом. Помогала пережить невзгоды,

преодолеть боль и страдания. Душа ребёнка, не обременённая грузом

человеческих грехов, будто улавливала невидимое глазу божественное сияние,

словно чувствовала исходящее от иконы тепло и благодать. Мальчик неосознанно

тянулся к ней. Веселился и радовался. Счастьем наполнялось его сердце. В

потоке небесных сил он познавал мир. Развивался и рос, опережая своих

сверстников.

      От добра, добра не ищут. Но разве это понимает молодёжь? Александру

едва исполнилось два годика, Зойка повела его в детский сад. Он на их заводе

был современным. Отвечал требованиям гармоничного развития советского

человека. Как не уговаривал Семён Гаврилович дочь не отправлять  чадо в

рассадник болезней, не убедил. Общение со своими сверстниками должно было

благотворно сказаться на развитии умственных способностей и приспособляемости

к жизни в коллективе. Может быть оно и так. Только всё случилось, как он

сказал. За то время пока Зойка настырно туда его таскала, пацан переболел

всеми детскими болезнями. Ну и пообщался естественно.

    Воспитатели в этом саду чуть ли не все с высшим образованием, а с детьми

разговаривать не умеют. Один раз Зойке самой пришлось идти объясняться с

ними. После обеда в детском саду тихий час. Детей укладывают спать, а перед

этим сажают на горшки, чтобы во время сна чего неординарного не приключилось.

Человек десять сядут в кружок и общаются. Воспитательнице это не понравилось.

Она трёхлетних детишек отругала: - Вы, что тут посиделки устраиваете?

Кто как на это отреагировал, а их внучёк в туалет на следующий день не пошёл

и терпел боль в животе до самого дома. Зойка пока вела его из детского сада,

сама испариной покрылась. Так переживала за сына.

    Однажды внук пришёл домой и начал просить яблоко. В это время года, а это

было ранней весной, в магазинах яблоки не продавались, а в своём саду они ещё

не поспели. Но внук не унимался: - Дайте мне яблоко.

       Семён Гаврилович первый раз заметил в его поведении такую настырность.

Задумался, что-то здесь не так.

– Так зачем тебе яблоко внучёк? – задал он Александру незатейливый вопрос.

– Мне воспитательница велела завтра принести.

– А отчего же она тебе велела?
       
– Я лишнее яблоко съел.

– Как же ты съел?

– Она спросила: - Кому ещё яблоко? Я сказал: - Мне.

– А за что же ты должен яблоко?

– Одной девочке яблока не хватило. Я съел свою и её порцию.

– И воспитательница тебя за это ругала?

– Нет, только сказала, чтобы я завтра яблоко для Лены купил и принёс.

      Дело вовсе не в этом злосчастном яблоке, а в диалоге между воспитателем

и ребёнком. Неправильно сформулированный вопрос педагога, поставил маленького

человечка в неловкое положение перед сверстниками. Заставил его переживать и

мучиться угрызениями совести. Ведь на то он и детский сад современный, чтобы

найти подход к каждому малышу.

       Парнем Сашка у них рос нелюдимым. По сравнению с его сыновьями, да и

Зойкой – человек в себе. Чем это объяснить? Возможно поздними родами. Другого

ответа Семён Гаврилович для себя не находил. И взгляд у него какой-то

тяжёлый. Стать в раннем возрасте уже мужицкая. Бирюк он молчаливый, слово

лишнее не вымолвит. С соседскими ребятишками ему не интересно. Те ватагой

бегают по улице. Этот сидит целый день книжки рассматривает.

      С возрастом эта грань сотрётся. Семён Гаврилович в этом не сомневался.

Только не советовал он дочери до поры до времени опережать заданные природой

ритмы и менять судьбу. Сама ему душа подскажет, как жить среди людей. А если

не подскажет? Всю жизнь будет маяться, как отрок во Вселенной.

        Чуткая и добрая душа внучка вызывала в сердце Семёна Гавриловича

трепетные чувства. И даже не только оттого, что он его кровиночка. Ведь

доброго и чуткого человека мы чувствуем на расстоянии. От него исходит

великодушие. От него исходит тепло его души. И боль, и страдание людей он

пропускает через своё сердце. Но сами люди это либо не хотят видеть, либо не

способны оценить.

      Зойке очень хотелось, чтобы сын рос компанейским парнем. Лидером среди

сверстников. Она его постоянно отбирала от деда с бабкой и отправляла гулять

на улицу. Конечно, он с местными мальчишками сдружился. В пять лет для этого

особого умения не нужно. Они многому его научили и хорошему, и плохому.

Как-то раз соседский мальчишка Колька Дарькин позвал его  на соседнюю улицу

собирать свисавшую через забор вишню. Санька подвоха в этом никого не увидел,

несколько вишен с дерева бабы Веры сорвал и съел. Полная женщина изо дня в

день охраняла, как могла плоды своего труда. И не выбирая особых выражений,

прогнала ребятишек от своего дома. Колька к подобным ругательствам был

привычен, рассмеялся и убежал, а Санька был удручён. Он таких оскорблений не

слышал, поэтому решил поделиться с близким человеком своими переживаниями.

Зойка выслушала сбивчивое признание сына и дала ему наказ: – Иди и попроси у

бабушки прощение. За то, что взял у неё вишенку. Ты взял чужое. Тебе должно

быть стыдно.

     Санька этот стыд ощутил моментально. Но идти одному просить прощение ему

не хотелось. К тому же он испугался грозной старухи. Нашёл в соседском дворе

Кольку и предложил: – Пойдём к тете Вере попросим прощение.

     Колька сначала не понял суть предложения, его глаза округлились, а рот

приоткрылся перед поставленной задачей: – Это зачем?

– За то, что вишенку у неё сорвали.

– Я чё дурак?

– Ну, пойдём Колька, сходим, – настойчиво просил Санёк.

– Да, отстань ты от меня, – не захотел больше слышать бредовые уговоры

сорванец.

       Санька собрался с духом и пошёл один. Он подошёл к знакомой изгороди,

посмотрел сквозь щели во двор, но бабы Веры там не было. Мальчишка подошёл к

калитке, но и она оказалась запертой. Тогда он начал звать хозяйку:– Бабушка!

Бабушка!

       Никто на его зов не откликнулся. Он уже собирался уходить, когда

появилась толстая баба Вера с причитаниями: – А ты опять пришёл. Вот я тебе

сейчас задницу напорю.

      Но Санька не испугался, а участливо попросил: - Бабушка, прости меня,

пожалуйста, за то, что я твою вишенку съел.

    Баба Вера на ходу остановилась и начала внимательно рассматривать малыша.

А тому показалась, что бабушка не расслышала его слов, и ещё раз повторил:   

– Бабушка, пожалуйста, прости меня, за то, что я съел твою вишенку.

       Эти слова видно дошли до сердца бабы Веры, ей от подобной ситуации и

самой стало стыдно. Она только и нашла, что на это сказать: – Да ладно тебе,

сынок.

     И отмахнулась от прощения двумя пальцами, приложив их губам.