13. Это значит Безумие

Осторожно! Содержит сцены гомосексуальных отношений и насилия!

Написано в соавторстве с Таем Вэрденом.
________________________________________________


- Аштэ, аштэ, загляните сюда, не пожалеете! - работорговец подобострастно изогнулся в поклоне, и так попытался заглянуть в глаза распорядителю ночного дворца Темнейшего Государя. - Аштэ, жемчужина для гарема Благословенного Повелителя, вы не найдете на всем базаре второго такого!
Майсар брезгливо отодвинулся от торговца, но интуиция подсказывала, что стоит пойти и взглянуть все же на эту «жемчужину». И она в который раз не подвела господина распорядителя. В просторном шатре, на низеньком походном ложе, укутанный в десяток газовых покрывал, раскинулся во всем великолепии юного тела ойми, сын самой скрытной расы мира. Хрупкий, тонкостанный, схожий с выточенной из золотистой кости статуэткой. Широкие, как у ночного зверя, вздернутые к вискам, глаза его были закрыты. А роскошные ресницы были похожи на веера из пушистых перышек, касаясь кончиками щек. Масть его была совершенно необычна даже для привычного ко всему распорядителя: кроваво-алая, отродясь нестриженная, но чисто вымытая и прочесанная грива должна была стать предметом чернейшей зависти иных гаремных пташек. Длинные, похожие на плавнички рыб или крылышки мотыльков, полупрозрачные уши ойми расслабленно лежали, хотя им даже во сне полагалось настороженно ловить звуки.
- Он опоен маковым молоком, аштэ, - пояснил торговец. - Так его принесли мне его же сородичи. Сказали, проспит дней пять, сегодня должен проснуться.
- Надеюсь, что он понравится Государю. Он обучен, я полагаю?
Торговец лишь развел руками:
- Врать не стану, аштэ, я этого не ведаю. Мальчишка у меня лишь трое суток, и бодрствующим я его не видел. Но разве в гареме Темнейшего Повелителя не обучат его доставлять удовольствие? Я же прошу немного, лишь за доставку сей редкостной пташки в столицу.
Однако цену торговец назвал такую, словно самолично ловил ойми, а потом на горбу пер его от Ирваштора до Уммията через весь материк пешком. Майсар глянул на него как на червя.
- За необученного и наверняка строптивого раба?
И назвал половину суммы. Торговались они долго и с истинным наслаждением, сошлись «ни вашим, ни нашим», в руки торговца перекочевал увесистый мешок с золотом, в паланкин Майсара - безмятежно спящий ойми. Майсар всю дорогу обратно вздыхал, предрекая себе неприятности. Государь был равнодушен к гарему в последние месяцы. Но в этом же было и спасение распорядителя: будет время обучить нового невольника, если тот необучен. И приручить его. Майсар не любил ломать своих подопечных: что за радость Повелителю будет брать на ложе покорную безвольную куклу, в чьих ласках нет ни капли чувства? Хотя вряд ли Повелитель вообще заинтересуется ойми. Но хотелось бы, чтоб проявил внимание и отвлекся от своих книг и чар.

Они успели добраться до Ночного дворца, обнесенного высокой стеной и утопающего в роскошном саду, спящего юношу унесли в отведенные для него покои, вымыли, как куклу, служители еще и радовались, что он спит и не брыкается. На безупречном юном теле не было ни лишних волос, ни шрамов, ни иных порочных отметин, лишь наметанный глаз самого Майсара разглядел уже почти сошедший синяк на его шее под волосами. Видно, будут все же у него трудности с приручением, не даром же ойми опоили, прежде чем продать.
Сзади раздался тихий шепот слуг, под шелест одежд, в гаремные покои вошел Государь, как всегда, безупречно красивый и бесконечно далекий от всех мирских дел. Майсар едва сдержал негодующий стон: ну, что ж так не везет?! И как теперь оправдаться?
Государь подошел, внимательно изучил ойми.
- Интересный мальчик. Очень. Кто это?
Майсар только открыл рот, чтобы ответить, но тут невольник вздохнул, пошевелился с явным трудом, затрепетали ресницы и ушки.
- Ойми, Государь, дитя странного и скрытного народа, живущего у вершин Ирваштора.
- Я не помню такого. Он давно в гареме?
Майсар пал ему в ноги:
- Я купил его лишь сегодня, Государь, мальчишка еще не обучен...
Ойми снова вздохнул, гибко выгнулся, потягиваясь, и открыл глаза. Они, огромные, еще мутные от долгого наркотического сна, были похожи на озера, укрытые густым туманом: темно-серые, мерцающие в глубине вытянутых кошачьих зрачков синими огоньками. Он обвел всех присутствующих растерянным и еще непонимающим взглядом, спросил что-то тихим и певучим голосом, на незнакомом наречии.
- Как интересно. Я возьму его на ночь к себе.
Мальчишка снова что-то спросил, в глазах появилось испуганное выражение. Потом тонкая рука взметнулась, ощупывая ошейник - изящный, филигранный, из серебра, украшенного перламутром, на замшевой подкладке, но все же ошейник.
- Инь рао наатэ? Инь рао? - ойми шарахнулся ото всех разом, вжался в стену, прикрывая обнаженное тело волосами, укутывающими его до пят.
- Любопытно.
Государь ухватил раба за плечо, дернул к себе. Ойми выкрутился каким-то текучим движением, вернее, выкрутился бы, не зацепись его волосы за один из браслетов-накопителей, скрывающих руки Государя от запястий до плеч. Государь небрежно дернул рукой.
- Иди сюда.
Мальчишка зашипел, скаля острые, совсем не человеческие клыки - тонкие и белые, вскинул руки, целя внезапно увенчавшими каждый палец острыми коготками в глаза повелителю. Майсар окаменел. Однако Государь перехватил ойми за запястья, вроде бы нежно взял. Но ойми аж на цыпочки привстал, тонкие, как нарисованные росчерком пера, брови изломались в гримасе боли, однако шипеть он не перестал, скалился, как кот, порываясь лягнуть повелителя.
Государь глянул на ошейник, тот стал сдавливать горло ойми. И все же мальчишка сопротивлялся до последнего, пока не закатились глаза, и он не обмяк, падая на колени. Государь перехватил его на плечо.
- Майсар, ты неплохо справился, я тобой доволен.
Распорядителю Ночного Дворца осталось лишь благодарить богов, что Государь был в хорошем настроении, и непокорный раб заставил его пожелать укротить, а не вогнал в гнев. Майсар пообещал сам себе, что непременно сходит в храм и принесет богатую жертву Маннузу.

Ойми притащили в богатую спальню, прохладную и темную, еле освещенную парой свеч, швырнули на кровать. Он захрипел, царапая коготками ошейник, выгнулся, широко раскрывая рот в попытках вдохнуть. В туманно-серых глазах плескалось бессильное бешенство и страх. Государь огладил его тело ладонями.
- Красив. Мне нравишься.
Ойми боролся за каждый вдох, но все же снова попытался вывернуться и отползти.
- Лежи, - его прижали к кровати.
Напряженно трепетавшие ушки ойми бессильно опустились, он замер под тяжкой дланью Государя, не то решив покориться, не то лишь растеряв последние невеликие силы в этой неравной борьбе. Государь разделся, лег рядом с ойми. Мальчишка закрыл глаза и свернулся в клубок. Ему было страшно, но сил не хватало ни на что, только дышать. Государь ослабил ошейник. Ойми закашлялся. Странное создание, совсем не похожее на человека. Было забавно наблюдать за тем, как дергается и трепещет его ушко, то раскрываясь, то снова опадая безвольной тряпочкой. Ушко подцепили, впрочем, аккуратно, бережно расправили. Невольник замер, словно его внезапно парализовало, даже дышать забыл. Все тонкое тело напряглось и закаменело, а полупрозрачная перепонка, растянутая на тонких хрящиках, задрожала, как крылышко стрекозы.
- Красивое ушко, ойми.
- Натте... Оль, натте... - прозвучало умоляюще, звонкий голос ойми сейчас казался надтреснутым колокольчиком.
- Не понимаю. Ты знаешь всеобщий? Или Темное Наречие?
- Нье тронь... просить... - с забавным акцентом произнес ойми, не двигаясь с места.
- Почему? Красивые ушки.
- Тьи нье мой пара! - ойми снова задергался, пытаясь отодвинуться.
- А ты - мой гаремный раб. Тебе это о чем-то говорит?
- Натте! Ньет, нье раб! - мальчишка зашипел.
- А как же тебя назвать, если ты в ошейнике и в полной моей власти?
Ойми развернулся к нему, сверкнул глазами, кривя тонкогубый рот в брезгливо-презрительной гримаске:
- Мьой дух - вольен, тьи же, бьерущий силой и льишь силой, раб силы и раб духа.
- Да-да, - Темный отмахнулся, вклинивая колено меж ног раба, навис над ним.
Надо отдать должное ойми, он сопротивлялся отчаянно, собрав последние крохи сил. Его потуги игнорировались. Темный хотел обладать этим телом и свои желания исполнял. Мальчишка под ним вскрикнул лишь раз, при проникновении, и после этого лишь безмолвно терзал клыками губы, но не проронил ни звука. И он не плакал, и в глазах больше не было страха, только чистая ненависть.
После Темный кликнул слуг.
- Уберите его. Приготовьте к вечеру, он мне понравился.

  Невольника пришлось нести - ни стоять, ни, тем более, идти он не мог, по ногам стекала кровь и семя. Майсар только всплеснул руками, увидев, в каком состоянии принесли его нового подопечного. Над ойми тут же засуетился лекарь, замельтешили гаремные рабы-евнухи.
Зато Повелитель был более человечен сегодня, за книгами почти не сидел, день посвятил делам дворца. Распорядитель не знал, благодарить ли богов за это, или... Впрочем, он все равно благодарил их, а еще просил даровать ойми немного сил. Если сопротивление мальчишки заставило Государя забыть о своих гримуарах, то пусть остается таким подольше. Он все равно сломается, угаснет, несомненно. Лишь бы не сразу.

 - Вечер. Повелитель ждет мальчишку, Майсар.
Евнух поклонился, по его знаку ойми вывели из его комнаты. Вернее, выволокли под руки. Чудодейственные бальзамы и мази залечили все его раны, а сытная пища, от которой невольник и не подумал отказываться, придала сил, и мальчишка снова сопротивлялся с отчаянием дикого зверя. Темный ждал его, сразу выдернул из рук слуг, выставил их прочь. И снова прихватил губами ухо ойми. Почему-то тот так ярко реагировал на прикосновения именно к ушкам, практически игнорируя любое иное насилие. Шипел и извивался, при том стараясь оберечь нежные перепонки, прижимая их к голове. Темный облизывал их, притискивая ойми к стене.
Невольнику удалось даже ударить повелителя, увлекшегося этим занятием, прочертив по его плечу и груди четыре глубокие раны. Его коготки оказались сродни кошачьим. Ответный удар последовал незамедлительно, быстрый и резкий. Под кулаком Государя что-то хрустнуло, ойми сложился у его ног, хватая воздух широко раскрытым ртом. Его швырнули на кровать. Потом Повелитель снова навалился на раба, овладевая.

  Забирали в этот раз слуги совершенно измочаленное бесчувственное тело, покрытое синяками и кровью не только на ногах, а с ног до головы.
- Приведите в порядок к утру. И зажгите свечи в кабинете, мне нужно работать.
За остаток ночи Государь переделал столько, сколько в былые времена не делал и за неделю. Указы, помилования и приказы о казнях, законы, торговые акты... Кучи свитков и пергаментов росли с угрожающей скоростью.

Майсар самолично помогал лекарю обрабатывать раны ойми и приводить невольника в чувство. После лечения исцеляющими кристаллами тот был слабее котенка, и взгляд его распорядителю не понравился.
- Государь ждет раба, Майсар.
На сей раз ойми мог только шипеть и скалиться: его руки сковали за спиной тонкими золочеными цепями, да и сил у него не было. Государь раба притащил на кресло, к себе на колени, продолжая просматривать оставшиеся свитки. Мальчишка попытался укусить его, но был пойман за ухо. На сей раз без жалости: ойми тонко вскрикнул и неподвижно замер, совершенно немыслимо выгнув шею. Отпустили его, когда Повелителю понадобилась вторая рука. Однако, казалось, ни побои, ни боль раба ничему не учат. Он снова рванулся с колен повелителя, впился острыми, как иглы, клыками в его плечо, рыча от ярости.
Избивать его не стали, просто какие-то темные жгуты оплели руки и ноги, растянули в стороны как морскую звезду. Помехой им не стали даже цепи - лопнули с тонким звоном. Из-под браслетов на запястьях ойми закапала кровь. Но беспомощность бесила его куда больше боли и унижения. Каким бы юным мальчишка ни казался, а был он по натуре бойцом. Оттрахал его Повелитель качественно, урча от удовольствия.
Ах, как горели глаза ойми, как он шипел и плевался, какими словами сыпал, со своим смешным звонким акцентом! Одно удовольствие. Темный не удержался, снова лизнул манящее ухо. Тоненькая перепонка задрожала, а ойми... застонал, впрочем, тут же прикусил губу, давя этот звук.
- М-м-м, мне нравится, - язык Повелителя снова скользнул по перепонкам.
- Ньет! Ньет... - ойми затрясло, он выгнулся в путах, задергался, пытаясь уйти от слишком острых ощущений.
- Почему нет? - змеей прошелестел Повелитель. - Тебе ведь нравится это? Прислушайся к своему телу.
- Ньет!!
В этот раз ойми не был избит, а Повелитель целенаправленно касался самого чувственного и чувствительного кусочка его тела, и отрешиться от того, что ощущает, у пленника не получалось.
- У тебя такие необычные ушки. И ты сам тоже очень необычен, редкая птица, такие здесь никогда не водились, - его шею обласкало горячим дыханием.
Ойми не мог бы сказать, от чего ему было хуже: от предательства родичей, от издевательств и насилия или от этой не менее насильственной ласки и измены собственного тела. Он тяжело дышал, на щеках пламенел горячечный румянец, а открытое взгляду Темного тело не оставляло сомнений в том, что тот прав. Повелитель умел быть и ласковым. Верней, благодарным. И  в благодарность за то, что это создание вернуло ему интерес к миру, он ласкал его, не причиняя лишней боли. Его усилия были вознаграждены весьма скоро. Ойми вскрикнул раненой птицей, забился в его руках, излившись искристым, серебристо мерцающим семенем. По спальне Повелителя поплыл аромат, схожий с благоуханием редкостных лилий.
- Будишь желание тебя вылизать, - с коротким смешком сообщил Повелитель.
Ойми отвернулся, судорожно вздыхая. Ушки обессиленно обмякли, опустились. Прежде он мог считать, что насилие не пятнает его чести, но сейчас... Мальчишка, чьего имени Повелитель так и не удосужился узнать, считал себя обесчещенным и грязным.
- На сегодня я отпущу тебя, ты безумно восхитителен, но мне нужно закончить кое-какие дела.
Ойми молчал. И даже не стал кидаться на Повелителя, когда черные жгуты исчезли, оставляя его на ковре. Только поднялся и, хромая и пошатываясь, пошел за слугами в Ночной Дворец.
А ночью дежурный евнух едва успел вынуть его из петли, что мальчишка свил из собственной косы. Докладывать об этом Повелителю побоялись, еще своими руками вестника удавит. И добро, если сразу удавит. Ойми пришлось привязать к постели, вернее, к кольцу, вбитому в стену у изголовья. Горло залечили, в неудавшегося самоубийцу влили успокоительный отвар, и тот уснул, тяжелым, каменным сном. Повелитель, словно издеваясь над нервами евнухов, явился к наложнику самолично, слуги рванули прочь, как тараканы. Однако государь просто оставил на груди ойми цветок и удалился по своим делам. Темно-фиолетовые с золотой искрой лепестки мягко шелестели, словно пели колыбельную.

В гареме новости разносятся быстро, и то, что Повелителю приглянулся новый наложник, остальные узнали почти тотчас. И то, что строптив он без меры, тоже. Мальчики и юноши, великолепно обученные услаждать тело и душу, роптали, опасаясь, что Государь вовсе забудет о них. Жители Ночного Дворца редко доживали до двадцати, лишь по капризу повелителя задерживаясь сверх граничного возраста, когда у жителей империи начинали расти волосы на лице и теле, и менялся голос, становясь грубее, и тела теряли очарование юности. Сколько лет ойми, никто не знал, и как долго он останется таким тонко-звонким, нежным - тоже никто не мог предугадать, ведь он не был человеком.
Государь почтил гарем вниманием вечером, отправился осматривать  свой волшебный цветник наслаждений, долго придирчиво всматривался в лицо каждого. Сердца наложников уходили в пятки, можно было и не накладывать на щеки белила - все и без того бледнели от ужаса при мысли, что, возможно, именно о нем повелитель скажет за дверью комнаты: «Убрать», и тогда позже к нему явится старший евнух с чашей отравленного вина, а утром остывшее тело отвезут на Скалу Пепла и сожгут.
- Майсар! - голос Повелителя разнесся эхом по всему гарему. - Почему с моими наложниками плохо обращаются здесь?
Распорядитель примчался, мешком рухнул в ноги Темному:
- Помилуйте, Государь!
Возражать повелителю он не смел, но как не возразить? Было у ночных птах Государя все, что они желали, исполнялся любой их каприз.
- Почему они такие бледные и дрожащие?
- Но ведь вы сами пришли в Ночной Дворец, выбрать тех, кому пора его покинуть? - робко предположил Майсар.
- Что за чушь? Я пришел выбрать себе цветок на ночь. Майсар, ты переутомился, благовония туманят твой рассудок. Отправляйся к своей семье, ты жаловался недавно, что «эта темная венценосная кукла» уже полгода не дает тебе отпуска.
Бедняга Майсар едва не лишился чувств. Он и сказал-то это шепотом, в полном одиночестве, разбирая счета Ночного Дворца.
- Сп-п-пасибо, Г-г-государь...
Наложники меж тем ободрились, перестали дрожать и обрели прежнюю прелесть. Каждый старался принять позу пособлазнительнее, бросить на Государя взгляд попризывнее. В традициях гарема было то, что повелитель после каждого свидания дарит наложнику драгоценное украшение. Если б можно было выйти за стены Ночного Дворца, забрав все подарки, юноши из гарема мигом стали бы самыми богатыми и завидными женихами.
Другое дело, что из этого гарема еще никто не выходил. По крайней мере, за последние три года так точно. Вот в городе порой таинственно исчезали красавцы, на которых падал взор Государя, а в пустые комнаты Майсар вселял новых обитателей. Однако надеяться не мешало ничего, каждый считал, что уж он-то угодит грозному владыке так, что тот милостиво отпустит на свободу.
Прежний фаворит Государя, которому уже почти минуло двадцать зим, Айсанги, с трепетом ждал возлюбленного повелителя, прихорашиваясь и тревожно касаясь чисто выскобленных щек: не пробилась ли темная щетина через умело наложенную краску? Не охрипнет ли его нежный голос в самый неподходящий момент? И именно ему кивнул Повелитель сегодня.
- Идем.
Айсанги подхватился, поспешил за ним, прижимая к груди китру, которую Государь любил послушать. Он все еще был красив и нежен, как цветок, но сколько же труда в это вкладывали гаремные рабы каждый день! Чего стоили только ванны из молока, призванные смягчить и отбелить его кожу, а мучительная процедура удаления волос с тела?
- Сегодня такая чудесная ночь, - Государь улыбнулся. - Пора открывать клетку. Ты был моей самой драгоценной птицей, но теперь ты достоин куда лучшего, чем таять от тоски в гареме.
Айсанги опустился на колени, прижимаясь лбом к его ногам:
- Государь... вы прогоняете меня?
- Отпускаю, Айсанги. С кем ты перешептывался прошлой ночью сквозь решетку окна?
Юноша вспыхнул, сжался, словно в ожидании удара:
- Молю вас, не наказывайте его! Он ни в чем не виноват, Государь... Это я...
Рука Повелителя мягко погладила его по волосам.
- Ты никогда не пытался вредить другим наложникам, чтобы занять место в моей постели. Ты никогда не выпрашивал подарков. И никогда не уверял меня в пылкости своей любви, мечтая лишь поскорей вернуться в комнату, чтобы не оставаться на постели чудовища. Я оценил это, Айсанги. Сыграй мне, а после смой краски и ступай к своему возлюбленному.
Юноша поцеловал его руку, со слезами счастья на глазах вздыхая и берясь за китру. Ее струны сегодня звенели, выражая безграничную благодарность, радостное возбуждение и предвкушения истинного счастья. Айсанги знал, что эта ночь станет для него и его возлюбленного, сотника дворцовой стражи Нинтара, самой счастливой в начале их жизни. Темный слушал музыку и думал о чем-то своем, ловя себя на мысли, что завидует собственному наложнику, который обрел счастье.
- Довольно, Айсанги. Ты не брал украшений, лишь цветы и сладости, но с ними не начать семейную жизнь. Хорош ли тот владыка, чей наложник уходит из гарема босым и полураздетым? - Темный взял со стола шкатулку, провел ладонью, наполняя ее золотыми монетами. - Возьми это. И ступай.
Айсанги низко склонился перед ним, принимая дар:
- Государь, возлюбленный мой не беден, но я не откажусь сегодня. Мы купим дом в предместьях, как мечтали, и возьмем на воспитание какого-нибудь сироту. Пусть боги постелют вам под ноги звезды, Государь, и счастье прольется нектаром на ваше сердце.

Изумленному до глубины души Майсару впервые было так хорошо: не было нужды разводить в вине яд и нести чашу избранному наложнику. Куда лучше было взять тяжелую связку золоченых ключей и отпереть решетки, выпуская переодевшегося в простую и неброскую одежду Айсанги, глядя на то, как сурового вида воин дрожащими руками обнимает его, все еще не веря в свое счастье.
- А теперь перестань улыбаться так, словно это твой сын, и сообрази, что мою постель  греть некому, - рыкнул Темный.
Майсар даже не вздрогнул, он был готов улыбаться даже повелителю так, словно тот его сын.
- Я немедленно приведу вам того, кто согреет ложе и ваше сердце сегодня, - поклонился распорядитель, умчался в недра Ночного Дворца с прытью, достойной юноши.
Через считанные минуты к Государю привели одного из новичков, показавшего себя в обучении лучше иных прочих. Повелитель осмотрел его, хищно улыбнулся:
- И что же ты умеешь, маленькая птица?
- Все, что пожелает повелитель, - мальчишка улыбнулся, это должна была быть нежная и покорная улыбка, но почему-то показалась приторной. Да и сам наложник, как и все его собратья, почему-то вызвал чувство, что перед ним крашеная кукла. Откуда-то из глубины души поднялось желание немедленно вернуться в гарем и разогнать оттуда всех, всех до единого. Кроме, пожалуй, непокорного ойми.
- Майсар! Где тебя демоны ночи носят?
Распорядитель, как всегда, ждавший вердикта Государя неподалеку, явился немедленно, недоумевая.
- Распусти весь этот птичник, видеть их не могу. Раздари, продай, на обед приготовь, что хочешь, только чтобы к полудню было пусто и тихо. Оставь мне только ойми, пускай приведут ко мне.

Майсар не знал, что и думать. Но распоряжение Повелителя было исполнено в срок: еще трое юношей ушли из гарема к тем воинам стражи, с которыми завели знакомство через решетки окон, как Айсанги. Остальные были проданы на рынке за считанные не часы даже - минуты. Майсар не считал себя вправе разбазаривать деньги Повелителя, раздаривая его имущество почем зря.
Ойми же, которому одному досталось внимание всех гаремных рабов, лишь хмуро взирал на них, временами шипя и показывая когти, но напасть не мог - его крепко приковывали к скамье во время процедур. Вкусы Повелителя тут знали наизусть, пытались привести ойми в соответствие с ними. Он терпел, пока его мыли и умащивали маслами, терпел, когда заплетали его гриву в сотню мелких косичек, но когда к нему подступили с красками и иглами, чтоб проколоть и украсить его тело украшениями, зарычал и страшно оскалился:
- Ньет!!!
Рабы в замешательстве переглянулись.
- Оставьте, - Майсар нетерпеливо махнул им. - Повелителю он и так по нраву.
Со скованными за спиной руками, в одной лишь юбочке из двух кусков полупрозрачного шелка на бедрах, ойми шел к Темному Государю, гордо подняв голову, как на плаху. И намерен был драться сегодня до конца, хоть до смерти.
Темный осмотрел его внимательным взглядом.
- А тебе идет этот наряд. Хотя без него ты все равно симпатичнее.
Ойми презрительно фыркнул, не удостоив его ответом. Темный снял с него шелк, осмотрел горящим взором тело ойми, словно примериваясь, как удобней его есть. Мальчишка шарахнулся, зашипел, напрягая руки в напрасных попытках разорвать цепочку, скрепляющую браслеты на его руках. Когда его привезли, он был слаб от долгого сна. Но сейчас сила потихоньку возвращалась в его тело, были бы только свободны руки! Его увлекли на постель, игнорируя сопротивление. Оно только распаляло желание Темного взять это непокорное создание, снова заставить его стонать и извиваться, ощутить непередаваемый аромат его оргазма. Но проклятый мальчишка сегодня, как назло, уворачивался, не давая трогать ушки, крепко прижатые к голове, а потом еще исхитрился цапнуть за запястье клыками, пропоров вену. Государь отвесил ему оплеуху, почти без замаха. Ойми отлетел к изголовью, вывернулся, привстав на колени, и принялся облизываться, зло сверкая глазами. А потом с издевательски-участливым видом спросил:
- Больно?
- Ньет, как ты любишь выражаться, - Темный встряхнул рукой, рана затянулась. - Попробуй еще раз. Твое сопротивление лишь усиливает желание обладать тобой. А в пылу страсти я не очень-то нежен. Или ты как раз предпочитаешь боль?
- Ньет. Ты... звьер, нье чьеловьек, - ойми покачал головой с каким-то даже сочувствием. - Льечь с тобой по своей волье? Ньет.
- Я знаю, - Повелитель усмехнулся. - Ты не сказал ничего нового. Значит, все будет так, как я привык.
Ойми следил за ним глазами, настороженный и готовый драться снова. Темный Государь подошел, беря со спинки стула платок.
- Целоваться я с тобой все равно не стану, а твои клыки меня утомили.
Мальчишка молчал, только оскалился, как никогда похожий на разозленного кота. Драгоценные зажимы на косах не выдержали их борьбы и разлетелись, половина волос распустилась, прикрывая его тело, как шелковая алая паутина, на щеке сохла неслизанная кровь Государя. Он был прекрасен. Темный неприкрыто им любовался, завязывая ему рот шелком.
- Никогда не встречал столь совершенной красоты.
Ему пришлось завалить мальчишку на постель и сжать его брыкающееся тело бедрами, чтобы суметь это сделать. А потом крепко держать собранные на затылке волосы в кулаке, чтоб ойми не вертел головой, пока повелитель будет целовать и облизывать его ушки. Нежные, нетронутые проколами ушки, похожие на морские раковины золотистыми переливами цвета в глубине, такие мягкие и жесткие одновременно.
- Мне кажется, я могу на них даже смотреть вечность.
Ойми только гневно сверкал глазами и трепетал ушками, стараясь сжать их в тонкие полоски.
- Ну же, не прячь такую красоту, дай еще раз облизать.
Впрочем, повелителю и позволение ойми не требовалось, он все равно это сделал, и снова, и еще раз, пока не ощутил отклик тела невольника, прошедшую по нему горячую дрожь, и задавленный стон.
- Интересно, у тебя вообще есть еще чувствительные места? - Темный сразу же принялся проверять. И даже отыскал. Ойми отзывался чувственными стонами на поглаживания спины, плеч, горла, но начинал яростно сопротивляться, едва повелитель касался его груди и живота.
- В чем дело? Тебе больно?
Ойми окатил его презрительным взглядом: ответить мешал платок.
- А ты кивни, - оскалился Государь.
На попытку снова приласкать его поджарый живот, ойми предупреждающе заворчал, напомнив повелителю кота. Темный рассмеялся:
- Сердитый хищник.
Ойми дернул ушами, невольно снова привлекая к ним внимание повелителя. Тот переключился на них, снова легко трогая губами и языком. Взгляд невольника «поплыл», он снова застонал, выгнулся, дыхание сорвалось. Государь ласкал его, отслеживая реакцию. От прикосновений к спине ойми выгибался, к стонам примешивалось урчание, и сопротивлялся он уже лишь из гордости.
- Хоть раз признайся, что тебе нравится, - шелестел Темный ему на ухо.
Ойми отчаянно и глухо вскрикнул сквозь шелк, ощутив вторжение, но его продолжали ласкать, и тело снова предало, раскрываясь перед повелителем так, как должно и возможно было раскрываться лишь перед возлюбленным. Темный был даже нежен... Ну, боли не причинял, во всяком случае. Это в его исполнении было лаской. Неизбалованному в этом плане ойми и того хватило, чтобы испытать ни с чем не сравнимый взрыв всех чувств. Тонкое, гибкое и горячее юное тело напряженно выгнулось под Государем, задрожало, срывая и его следом, в нежно и терпко пахнущий рай. Темный обнимал его нежно, целовал ушки. Ойми тихо лежал под ним, только тяжело и быстро дышал, уже не пытаясь вырваться, не отворачивался, не прятал расслабленно повисшие ушки. Еще вчера он мог сказать себе, что насильно доставленная радость тела ничего не значит. Но сегодня он перестал быть свободным совсем, так к чему теперь сопротивляться? Осталось только подставить уши под свадебные серьги... Ойми оборвал сам себя: какие серьги? Тем более свадебные! Он раб, игрушка и подстилка, не больше.
- Надо отнести тебя в купальню, думаю, - его легко подняли на руки.
Ойми не сопротивлялся. Даже прижался головой к плечу повелителя. Руки ему так и не освободили, но если бы они не были скованы, вряд ли он теперь стал бы отбиваться. Мыл его Темный бережно, купал как ребенка, руки освободил где-то в процессе купания. Мальчишка смотрел безучастно, не шипел, даже когда жесткие пальцы прошлись по больному. Его завернули в большую мягкую простыню, отнесли в спальню.
Повелитель принялся снимать уцелевшие зажимы с кос, расплетать их, вычесывать ставшие волнистыми волосы. Они были прохладными, как будто их выстудил горный ветер, было приятно запускать в текучий алый атлас пальцы.
- Вот так. А теперь спи, у меня еще дела.
И мальчишка уснул, свернувшись клубком. Отчего Государь не боялся, что он проснется и снова нападет, он не задумывался: все душевные силы как-то разом оставили его.

Приближалось троелуние, случавшееся раз в полгода, когда все три луны выстроятся в небе в один ряд, превращая ночь в сумерки: огромная золотая Ньиэль, голубая Оннэль и алая, как кровь, Ульэль. Темному было, в сущности, наплевать. Его мало волновали такие явления. Но народ будет праздновать, и повелителю следовало отдать распоряжения на этот счет. А еще подумать о том, что придется выйти к людям, чтобы не забывали, кто ими правит. А для этого следовало выбрать облик. Выйти  к ним человеком, чтобы знали, что в покоях Повелителя живет не чудовище. Или все же в истинном, чтоб не забывали, что Государю подвластно многое.
Он просмотрел донесения секретной своей службы, у которой были глаза и уши едва ли не в каждом дворце, доме и лачуге. Люди все еще боялись своего грозного повелителя, но и славили его за мир и процветание. Значит, можно выйти человеком. Он поднялся, подошел к окну, оперся ладонями на подоконник, вглядываясь в небо. Три луны, еще не полные, сходились все ближе, взбираясь в чистое, похожее на черный бархат, расшитый алмазами, небо. Из сада долетал ветерок, напоенный ароматами цветов и прохладой воды в фонтанах и бассейнах. Нынче там не горели светильники в беседках, никто из Ночного Дворца не засиживался за китрой, не плескался в бассейне, не возносил молитв перед самодельными алтариками. Огромная золотая клетка стояла пуста и безмолвна, ее единственный обитатель спал, изредка всхлипывая во сне, обнимая подушку, за спиной Государя.
Повелитель вернулся на кровать, присел рядом с ойми, провел ладонью по его щеке. Он так и не удосужился узнать имя этого дикареныша. В книгах об ойми было сказано немного. Лишь то, что живут они скрытно, в горных долинах и пещерах, подобно ночным животным, редко появляются на равнинах, в богов то ли не верят, то ли не считают нужным молиться им.
- Ничего, какое-то имя у тебя ведь все равно есть...
Кожа под его пальцами была нежнее лепестка розы, даже без намека на будущую щетину. Возраст ойми оставался тайной даже для повелителя. Темный вздохнул и улегся рядом, прикрыл глаза. Дела все равно не идут на ум. Никогда еще он не засыпал рядом с кем-то из своих наложников. Не оттого, что опасался смерти, просто не считал возможным столь интимный жест. Но сейчас он протянул руку и прижал к себе легкое теплое тело, зарываясь лицом в прохладную массу волос ойми. И заснул почти моментально.
Невольник, проснувшийся от его жеста, некоторое время лежал, изображая спящего, потом осторожно выскользнул из-под руки мужчины, встряхнулся, как кот, беззвучно скаля клыки. Он испробовал кровь Государя на вкус, и ему понравилось. Ойми был бы не против еще почувствовать горячие капли, текущие в горло, насыщающие лучше любых, самых изысканных блюд. Глаза его сияли расширившимися зрачками, как светятся глаза любого ночного зверя. Темный спал, безмятежно и мирно. Ойми постоял в раздумьях и развернулся, одним движением взлетая на подоконник, замер на миг, как диковинная статуя, и прыгнул вниз, бесшумно и мягко приземляясь на четыре конечности.
Сад был пуст и тих, только ветви деревьев качались на ветру. Сонно чирикнула в гнезде какая-то птаха, шелестнула листва - и разноцветные перышки полетели по воздуху. Ойми облизнул окровавленные губы, улыбнулся. И двинулся дальше, охотиться.

Утром дворец гудел потревоженным ульем: на рассвете сменяющаяся стража нашла остывшее уже тело слуги, пробиравшегося со свидания в свою комнату. Горло его было перегрызено, а крови было так мало, словно ее выпило то, что убило человека. Еще и ойми пропал. Повелитель был мрачней тучи, никому ни слова не сказал, закрылся в своих покоях. Вскоре оттуда рванулись черные тени во все стороны.
Дворец словно вымер: люди опасались даже дышать полной грудью; лишь удвоенная стража застыла на постах. Тени, принимавшие облик то ловчих соколов, то гончих, то змей, обшарили каждый закоулок дворца, сада, ринулись за стены, и белый день был им не помехой. Повелитель сидел в кресле у стола, смотрел в стену напротив, глазницы заполняла непроглядная тьма. Тени нашли след, ринулись по нему черной стрелой, клубящимися щупальцами. Ойми, успевшего выйти за стены Верхнего города и укрывшегося переждать день в какой-то заброшенной лачуге на краю самого бедного квартала, они отыскали быстро. Безжалостно спеленали, рванули за собой, проволокли через весь город, к счастью, не по земле. И доставили в спальню к Повелителю. Мальчишка шипел и вырывался. Он был одет в одну лишь набедренную повязку, волосы крепко сплел в тугую косу, перехватив каким-то шнурком. И он снова был готов драться за свободу, поманившую и обманувшую.
- Останешься  в клетке, завтра тебя казнят на рассвете, - Повелитель  поднялся, собирая тени обратно. - Жаль. Ты был восхитителен.
Ойми не удостоил его ответом, сразу же кинулся, едва только тени его освободили. И, судя по выражению глаз, сожалел он только об одном: что ночью предпочел кровь безродного слуги крови Государя. Ударил повелитель его наотмашь тыльной стороной руки, отшвыривая к стене.
- Скажите палачу, пускай готовится. Завтра преступника повесят.
Обеспамятевшего от удара о стену ойми заковали теперь уже в тяжкие тюремные кандалы, а не в золоченые гаремные браслеты. И отволокли в яму, бросили в ней, похожей на каменный колодец, ничем не прикрытый от палящего полуденного солнца.
Повелитель на рынок рабов отправился лично, Майсар успел покинуть дворец и отправиться к семье, а его помощнику Государь никак не мог доверить такое дело, как выбор раба себе в постель. Были там волоокие красавцы из Бактума, были светловолосые и синеглазые мальчики из Урсуса, были и местные воспитанники школ наслаждения. Кто-то старался понравиться Государю, кто-то испуганно жался к стенам палаток. Но все они казались Темному пресными и лишенными очарования. Словно один сероглазый ойми зачаровал его, могущественного мага. Вернулся во дворец он один, раздраженный донельзя. Ничего, завтра преступника казнят... очарование выветрится.
Он попытался заняться делами, но ни единой мысли не шло на ум. Он вышел на тренировочную площадку, взялся за оружие, но тело лишь механически повторяло воинский канон, а рассудок не участвовал в этом.
- Приволоките мне его, - наконец, Повелитель решил, что потакать своим прихотям изредка полезно.
Ойми доставили - одуревшего от жары и жажды. Золотистая кожа покраснела от солнца, он никак не мог разлепить ресницы, склеившиеся слезами от яркого солнца. Ночной зверь, опасный и хищный. Кандалы слетели, тени снова оплели его, не позволяя двинуться. В этот раз Повелитель даже не пытался проявить участие, он хотел ойми и брал его,  насыщаясь. Потом отшвырнул жертву в угол. Мальчишка застыл изломанной куклой, хрипло дыша, потом попытался подняться на подламывающихся руках. Упрямый. Тени сдвинулись, образуя клетку, отгородившую угол. Палачу сообщили, чтобы спал спокойно, никого казнить не будут, Повелитель сам разберется.
Ойми все же свалился и затих, не подавая признаков жизни до вечера. И лишь когда солнце коснулось краем выгоревшей добела степи на западе, завозился, привстал, совсем по-детски потер глаза кулаками. Тени снова выдернули его в центр комнаты, распяли там. Он забился, раскрывая пересохший рот в тихом шипении. Повелитель в этот раз даже раздеваться не стал, просто штаны расстегнул. Никакого удовольствия ему это не принесло, все равно, что с собственной рукой утешаться. Не хватало чего-то, что ускользало от понимания Темного. Он раздраженно заходил по комнате, не понимая, что теперь-то? Вот уже здесь его наваждение, так что не так-то?
- Ничего не понимаю... Какой Бездны...
А ойми, следивший за ним из-под ресниц, уже не стараясь вырваться, вдруг тихо засмеялся.
- Плохо тебье, Тьемный?
- Если не заткнешься, плохо будет тебе, - огрызнулся тот.
- Пло-о-охо, - протянул ойми, - нье хватайет чьего-то, да?
И снова рассмеялся, глядя на взбешенного повелителя откровенно насмешливо.
- Отлично, раз такой умный... Чего мне не хватает?
- Зачьем мнье говорить?
- Можешь не говорить, - отмахнулся Темный, тени, повинуясь, отшвырнули ойми в угол, снова встали клеткой. Мальчишка привстал, опираясь на них, как на прутья, любопытно смотрел на мучающегося повелителя.
- Могу. Скоро ты сойдьешь с ума.
- Почему? - Повелитель раздевался, готовясь отойти ко сну.
- Будьешь искать то, чьего ньет. А в тройелунийе свихньешься совсьем.
- Какая печальная перспектива. И что же меня может избавить от этого?
Ойми рассмеялся:
- Ньет, нье скажу. Так нье интерьесно.
- Тогда заткнись, - Темный улегся в постель.
Ойми затих, свернувшись на голом каменном полу. Он хотел пить, но эту жажду можно было терпеть. Повелителю, он знал, было куда хуже. И будет еще хуже с каждым часом. Ойми глянул в окно, где были видны наливающиеся светом луны. Еще пять ночей, и Государя не спасет от сумасшествия ни один лекарь и ни один маг. Со стороны кровати доносились тихие вздохи, спалось Повелителю явно беспокойно. Потом он проснулся, ушел к окну, раскрыл его настежь. В углу, сквозь теневую клетку сверкали синие огни глаз ойми. Он не спал, наблюдая за мужчиной.
Ветер немного освежил, Государь вернулся в постель. Но ему так и не удалось больше уснуть до утра. С утра он двинулся в библиотеку, искать хоть что-то, что могло б ему помочь. Огромное хранилище мудрости прошлых веков было тихим и прохладным, ему даже стало полегче здесь, не так колко тлел сжигающий его изнутри непонятный жар. Но ни один свиток не смог раскрыть ему тайну его недуга. Хотя упоминания о сошедших с ума в троелуние он нашел. Но и там не было сказано, как от этого можно было бы избавиться.
Вечером он явился к клетке, долго разглядывал ойми. Мальчишка в ответ разглядывал его, облизывал сухим языком запекшиеся губы и улыбался.
- Знаешь, я женюсь.
Ойми фыркнул:
- Нье поможьет. Но поздравляю.
- Поможет. Потому что мы разделим на двоих все мои ощущения. И даже моя смерть тебя не спасет, потому что я позабочусь, чтобы ты не мог умереть. Твоя агония будет вечной. Или можешь сообщить, как избавиться от безумия. Выбирай.
Сероглазое исчадье Бездны хрипло захохотало:
- Угрожайешь? Нье страшно.
- Предупреждаю. Пугать тебя мне смысла нет, - Повелитель отвернулся. - Пока выбери для себя цвет свадебного наряда, это я тебе как будущему своему мужу позволяю.
Ойми распахнул глаза во всю ширь, посмотрел на него, потом рассмеялся еще громче.
- Удивил менья, ха-ха-ха-ха!
- Значит, любой, - равнодушно кивнул Повелитель. - Хорошо. Пусть будет белый.
- Ньет! Сьеребряный, - оборвал смех ойми, посмотрел серьезно, уже без следа насмешки.
- Хорошо, серебряный. Что-то еще?
- Воды, - просто и бесхитростно попросил ойми, снова облизывая лопнувшие от сухости губы. Воду он получил, чистую, прохладную, родниковую. Жадно напился, пролив немного на грудь, испятнанную синяками - повелитель не церемонился, его тени иногда сжимали тело ойми едва не до хруста костей.
- Ты злишься, что я убил? - мальчишка лег на пол, оперся головой на руку и снова принялся следить глазами за нервно прохаживающимся по комнате Государем.
- Да. Я обещал подданным безопасность, а теперь в моем дворце убивают слугу.
Ойми помолчал, задумчиво прикрыв глаза опахалами ресниц, потом огорченно вздохнул:
- Я нье знал. Надо было убить тьебя.
- Лучше б ты пытался на меня напасть, - Темный подошел к шкафу, стал перебирать там что-то.
- Ньет. Что значат попытки? Мнье нужна кровь, это жизнь. Твоя - вкусньее другой, сильньее.
- Мог бы сказать об этом, получил бы кровь. А теперь ты убийца, преступник. Выплатишь семье убитого плату.
Ойми рассмеялся:
- Чьем?
- Собой, - равнодушно отозвался Повелитель. - Займешь место слуги на месяц, а жалование отдашь его семье.
Ойми, вскинувшийся при первом слове, после лишь пожал точеными плечами:
- Хорошо.
Темный вытащил из шкафа серебряный шарф, идущий полосами разных оттенков.
- Какой именно цвет ты предпочитаешь?
- Ты нье знайешь? - брови ойми удивленно встали «домиком», он даже сел, разглядывая повелителя еще более внимательно. - Ньет, нье знайешь. Сньега под свьетом Оннэль.
- Отлично, так портному и передам. Пускай сам думает. Сошьет не то, казню.
- И ты нье будьешь сам убийцей? - фыркнул ойми.
- Нет. Он получит наказание за то, что не сделал так, как нужно было моему будущему супругу. Который мог бы пальцем ткнуть в оттенок, вместо того, чтобы болтать.
- Тяжьело ткнуть куда-то, когда сидишь с кльетке, - пожал плечами ойми. Повелитель передал ему шарф. Мальчишка расправил его на полу, закрыл глаза и медленно повел рукой вдоль полос. Тонкая ладонь остановилась над одной, мерцающей голубоватым светом, в самом деле, как снег под светом голубой луны.
- Хорошо, его и возьмем.
Ойми снова лег, сворачиваясь в клубок, укутываясь в свои волосы. Ему нужно было подумать о том, что сказал Повелитель. И о том, будет ли все в этот раз, как всегда, и он проживет несколько лет, или десятков лет рядом с постепенно сходящим с ума супругом, пока его путь не вернет его вновь в горную обитель ойми, как вечное их проклятье. И история повторится: предательство, плен, насилие, надежда и ее крах. На то, что в этот раз будущий супруг сделает все иначе, он давно не надеялся.
Тени разомкнулись.
- Иди сюда.
Ойми нехотя выбрался из клетки, поднялся, с трудом разгибая ноющие от боли ноги и спину. Чуть поморщился, но приблизился к Государю, стараясь идти прямо. Его взяли на руки, снова отнесли в купальню.
- Ты так морщишься при касании живота. Болит?
- Ньет. Нье люблю, когда трогают.
- Понятно.
Его искупали, вытерли. И Государь взялся за расчесывание его волос, бережно разбирая их. Мальчишка сидел прямо, не дергался, расслабившиеся ушки спокойно лежали, а глаза он закрыл. Просто воплощение спокойствия и покорности. И только тонкие пальчики перебирали по коленям, словно не находя места, сжимались и разжимались, то втягивая, то выпуская острые коготки. Ушки тут же поочередно вылизали. Ойми вздрогнул и расцарапал себе бедра когтями, пытаясь сдержать стон. Он не ожидал такого.
- Обожаю эти уши. И твою реакцию на ласку.
Мальчишка прогнулся, пытаясь уйти от будоражащих прикосновений, на тонкой, жилистой спине обозначились острые лопатки, а по коже явственно пробежала дрожь. Поцеловали его и меж лопаток.
- А-а-ах... зачьем ты это делайешь? - в тихом стоне было явно написано возмущение.
- Потому что мне нравится, когда ты так изгибаешься, пытаясь скрывать удовольствие.
Ойми возмущенно задергал ушками, зашипел, но, вопреки ожиданиям повелителя, не кинулся на него, только отодвинулся, перебирая руками по полированной скамье.
- Ты же мой будущий супруг. Почему не хочешь просто насладиться происходящим?
Ойми повернулся к нему, вперил в лицо Государя сумрачный, горящий дикими синими огоньками взгляд.
- Это ньеважно. Развье ты нье можьешь просто взять меня, и нье играть в эти игры?
- Могу, если ты предпочитаешь именно это.
Передернулись острые плечи:
- Я нье знаю другого.
- Я могу показать.
- Ты ужье показал, - ойми оскалился в неприятной улыбке. - Я с пьервого раза всье запоминаю.
- Я могу быть и нежным.
- Можьешь, но зачьем? Ненужный супруг-убийца, постьельная грьелка, не болье.
Повелитель провел кончиками пальцев по его шее.
- Кто-то больший...
Как хотелось поверить, как же ему хотелось поверить в красивые слова и нежность рук! Отдаться, раскрыться целиком, рассказать все тайны, что сопровождали его в прошлом и настоящем, ласкать самому... Ойми бесслезно всхлипнул, невольно подаваясь под руку повелителя. Может быть, сейчас? Может, жестокие боги сжалились над ним? Его шею обласкали губы. Он опустил голову, подставляя под поцелуй затылок, на спине четче обозначились позвонки, как у выгнувшегося кота. Ойми задышал быстрее, резче втягивая воздух раздувающимися ноздрями, как зверь. Повелитель его целовал нежно, страстно, пытаясь довести будущего мужа до возбуждения, заставить открыться. Ойми тихо заурчал, плавно изгибаясь под его руками, словно вообще не имел костей. Хрипло вздохнул, как после долгих рыданий, и вдруг оказался сидящим на коленях Государя, с вызовом и затаенной насмешкой глядя в его глаза:
- Нье страшно? - и тут же опустил голову ему на плечо, касаясь длинным, горячим и влажным язычком шеи.
- Будоражит, - со смешком признался тот, отклоняя голову.
Кожи коснулись острия белых клыков, укололи, но не ранили, между ними метался язычок, пробуя, вылизывая, чуть шершавый. Темный блаженно вздыхал на каждое прикосновение. Это было даже приятнее, чем соитие, и сравнимо лишь со взаимной лаской их возбужденной плоти, с тем, как терлись друг о друга тела. Как будто мелькали меж ними крохотные молнии. Государь наслаждался никогда ранее не изведанными ощущениями, неровно и хрипло дыша и глядя на ойми затуманенным взором.
Никто из его наложников никогда прежде не ласкал его так - сочетая мягкость и резкость, боль от укусов и сводящую с ума нежность поцелуев и прикосновений язычка, царапины от коготков и невесомую ласку прохладных волос. Хотя он никому из них и не доверил бы ласкать себя безгранично, не следя за действиями, просто наслаждаясь.
К его груди и животу ойми прикасался сперва очень осторожно и медленно, будто не верил, что это разрешено. Затем, уверившись, что на него не станут шипеть, принялся исследовать их, соскользнув на колени меж ног повелителя, увлекаясь тем, что творит, прислушиваясь к отклику чужого тела. Повелитель что-то ему шептал, неразборчиво и тихо, на одном из языков, которыми написаны теперь лишь старинные скучные книги. Ойми мог бы ответить ему на том же языке, но он был слишком занят, обуздывая желание впиться в беззащитную шею и пить кровь, вместо этого отвлекался ласками, пробуя на вкус соски мужчины, исследуя языком пупок и жесткую поросль черных, как смоль, волос, ровно и аккуратно подстриженных, опускаясь все ниже. Темному никогда еще не было так хорошо, он рискнул снять малую часть щитов, делясь с ойми ощущениями. Мальчишка застонал, неожиданно низко и сладко, облизнул губы и впустил в жаркий, влажный рот напряженную плоть Государя, проходя по нежной коже остриями клыков в изысканной и опасной ласке. Это вырвало из груди Темного тихий протяжный полустон-полувздох.
Ойми явно знал, что делал, и как это надо делать, чтобы доставить любовнику безграничное удовольствие. Его рассыпавшиеся волосы то закрывали повелителю обзор, делая ощущения острее, то отлетали в стороны, позволяя видеть, как охватывают его плоть припухшие губки, пунцовые и влажные, как трепещут прикрывающие глаза мохнатые ресницы, как раскрываются и вздрагивают перламутровыми крылышками ушки. Кончил Темный с коротким, даже музыкальным, стоном. Яростной вспышки в глазах ойми, выпившего его семя до капли, он не увидел за плотно сомкнувшимися ресницами.
«Кровь и семя, мой будущий супруг. И твоя жизнь, твоя сила - в моих когтях, и все твои тени теперь не станут мне помехой».
- Так хорошо?
- Ты не представляешь, - повелитель еще немного сдвинул щиты, выпуская на волю ощущение пьянящего блаженства.
- Ньет, нье прьедставляю, - усмехнулся ойми.
- Когда-нибудь я покажу тебе это, - улыбался Темный мечтательно.
Ойми лишь опустил голову, пряча скептическую ухмылку, исказившую припухшие губы. Он не верил обещаниям, уже давно. Они все обещали это. До конца не дошел ни один.
- А теперь, может быть, ты скажешь, как тебя зовут?
- Альерао, - пропел ойми.
- Альерао? Красивое имя. А меня - Скандис.
- Скандис, - повторил ойми, в его устах имя прозвучало звонко-шипяще. - Пока нье вижу, чтобы оно было твойе.
- Я очень редко пользуюсь им, - ойми уложили рядом, принялись целовать.
Повелитель не знал того языка, на котором однажды очень давно его любовника, наложника и будущего супруга нарекли именем Альерао. И значения его тоже не знал, и ойми не стал ему говорить. Он прислушивался к себе, запрещая своему телу отталкивать Государя. Покорно раскрывал рот, впуская в него чужой язык, и думал, что совсем недавно ему было сказано, что целоваться с ним не станут.
- Тебе не нравится?
- Я нье знаю... - Альерао в самом деле не мог понять, нравится ли ему то, что происходит. Его целовали в первый раз.
- Тогда прислушайся, попробуй понять, - поцелуи возобновились, умелые и аккуратные.
Ойми усмехнулся, закрывая глаза: так было и проще и сложнее одновременно. Целовать его было приятно до безумия, Темный ощутил, как снова вспыхивает возбуждение. Шершавый язычок несмело толкнулся навстречу, прошелся по языку повелителя, пробуя. Ойми задержал дыхание. Повелитель застонал ему в рот. Альерао ощутил его чувства, поднял руку и мягко провел по спине мужчины, одновременно скользнув языком по его губам и дальше, перехватывая инициативу в поцелуе и изучая его рот. Темный охотно отдавался на милость изучающего, позволяя ойми творить все, что тому хочется. Впервые за долгое время. И ему не хотелось осадить наложника и вернуть себе власть. Надо отдать должное ойми, тот не злоупотреблял доверием и не переходил границ, не кусался и не царапался. Его касания были невесомы и мягки, как прикосновения перышка.
- Ты - самое драгоценное, что у меня когда-либо было.
- Почьему?
Ойми вывернулся из-под него и сам склонился, проводя по лицу повелителя кончиками пальцев, словно слепец.
- Я пока не могу объяснить. Просто раньше так никогда не было.
- Тш-ш-шс-с, - палец ойми лег на губы Государя, запрещая говорить, провел по ним от уголка до уголка, соскользнул на подбородок, на горло. Альерао усилием воли заставил когти втянуться и наклонился ниже, губами прослеживая тот же путь.
- Если ты хочешь крови, ты можешь взять.
- Я запомню твои слова, - пообещал ойми, усмехаясь, но не тронул. Сейчас это было бы не ко времени.
Повелитель огладил его плечи, улыбнулся:
- Можно еще раз облизать уши?
- Тьебье они так нравятся? - фыркнул Альерао, расправив перепонки и пошевелив ими. - Хорошо.
- Не представляешь, как, - Темный взялся их облизывать, целовать. Ойми приглушенно застонал, ерзая и выгибаясь, потом все же не выдержал, прижался всем телом.
- Мой самый желанный... ты меня околдовал, несносное создание?
- М-м-м... - мальчишка перекинул ногу через его бедра, оседлал, потерся, выгнув спину и опустив голову. Чуть подался назад, словно пробуя, справится ли сам. Повелитель придерживал его за бедра, помогая приноровиться к происходящему. Тело Альерао приняло его без боли, охватывая шелковым огненным пленом. Ойми помедлил, быстро и неглубоко дыша, медленно начал обратное движение, сопровождая его низким стоном. Темный стонал точно так же, быстро и беспорядочно гладил его бедра. На лице ойми светилось чистое удивление. И еще желание продолжать, каждое последующее движение получалось у него быстрее и легче.
- Да-а-а, малыш, еще…
На «малыша» ойми только оскалился, но не прекратил двигаться, только еще ускорил темп и прогнулся, занавешивая мир волосами. Темный взялся ласкать его, пытаясь добиться одновременного оргазма. Альерао вскрикнул, взметнул волосами, откидывая голову назад. Насадился с силой, словно стремясь уйти от рук повелителя, и снова толкнулся в его ладонь.
Это было жарко, словно шелковое пламя охватывало все тело. И восхитительно как глоток морозного ветра. Тело ойми сжалось, поймав его, как в капкан, в безумно чудесный плен.
- А-а-а-а-ан-н-н... - мальчишка прикусил свою ладонь, изломавшись в судороге крайнего наслаждения. Темный только зашипел, тихо, пронзительно. Альерао упал на его грудь, волосы рассыпались, прилипли к влажной коже, холодя. Ойми хрипло дышал, словно его снова душил ошейник, вздрагивал и постанывал, отходя от пережитого. Повелитель обнимал его, мелко целовал в лоб,  в глаза. Безумие и наваждение. Вопрос с чарами остался открытым, и Темный уже почти не сомневался, что это так, мальчишка с бездонными серыми глазами приворожил его. Удивительно было иное: ему вовсе не хотелось снимать этот приворот.
- Скоро рассвет. Ты ляжешь спать?
Ойми что-то промурлыкал, не пошевелившись: он и так уже спал, усталый и непривычно счастливый. Повелитель принес влажную ткань, обтер его, вытерся сам и улегся спать, обнимая будущего мужа.

Гулко возгласил утренний час огромный бронзовый гонг на башне Маннуза, и тут же отозвался ему сильным, глубоким голосом своим колокол в храме Иштис, и вторили ему отлитые из чистейшего серебра оннин, переливами звука наполняя воздух с высоких башен трех храмов Воды, что у врат Кайтон, врат Данназ и у гавани на берегу великого озера Уммият. Значило это, что проснулись небо и земля, и реки-сестры, наполняющие Уммият своими водами, и пора подниматься людям, начиная труды нового дня. И зазвучали голоса торговцев на рынках, заскрипели колесами большие арбы, везущие товары из предместий.
Проснулся и Государь, привычно открывая глаза в полумрак спальни. Потянулся всем телом и выругался, не ощутив наложника рядом. Тени сразу же ринулись разыскивать его. Ойми отыскался в саду, и они не тронули его, лишь сообщили Государю. А мальчишка, вместо чинного созерцания цветущих клумб и фонтанов, волчком вертелся, исполняя какой-то странный, не воинский канон. Словно боролся с невидимой змеей. Повелитель с интересом понаблюдал через тени пару минут и отправился умываться. На сегодня советники заботливо подготовили аж четырнадцать прошений, каждое из которых следовало внимательно изучить.
За порогом купальни обнаружился бледный и трясущийся Майсар, то ли срочно вызванный своим помощником назад, то ли вернувшийся и получивший от оного же доклад обо всем, что тут творилось.
- Госуда-а-арь, - почти простонал он, падая в ноги повелителю.
- Что случилось? - Темный уставился на него. - Что-то с твоей семьей?
- Да что с ней может статься? Это вы мне скажите, что случилось! - почти сердито выговорил распорядитель, не поднимая, впрочем, головы.
- Я женюсь. Больше ничего не случилось.
Майсар озадаченно сел на пятки и принялся жевать губу, рассматривая явно сошедшего с ума повелителя.
- О.
- А что тебе сказали, что ты примчался сюда вихрем?
Распорядитель сделал вид, как бы говоривший, что он просто не верит, что Государь и сам не знает, что ему сказали. Что Темный Государь едва ли не отдал своего теперь уже единственного наложника палачу, потом нарычал на несчастного палача, чтобы не беспокоился, затем из покоев Государя долго доносились всяческие непотребные звуки. А с утра еще наложника видят в совершенно неподобающем виде, и не в саду Ночного Дворца, а за его решеткой!
- Позови портного, нужно снять мерки для свадебного наряда.
- Что за спешка? Будто горит и свербит в одном месте, - бурчал удаляющийся после поклона Майсар, прекрасно зная, что его слышат.
Государь только усмехнулся. Да уж, когда горит и свербит разум, поневоле прикажешь быстрей играть свадьбу и проводить обряд. А было так, и было взаправду, иначе отчего бы он шел из купальни не в кабинет, а в сад?
- Доброе утро, Альерао. Как спалось?
Ойми гибко развернулся, выставив когти и оскалившись, но почти тотчас скупо улыбнулся:
- И тьебе доброе утро. Ньеудобно спалось, слишком мягкое ложе.
Его акцент с каждым днем сглаживался.
- Если ты закончил, идем, нужно еще кое-что сделать перед свадьбой. Например, снять с тебя мерки для свадебного наряда.
Альерао фыркнул, вздернув голову с плотно заплетенной косой, кивнул и перегнулся через чашу фонтана, окунаясь до пояса.
- И надо выбрать кольцо, два кольца. Фамильных обручальных вещей у меня нет.
Ойми выбрался из фонтана, встряхиваясь, как кот, принялся сгонять с тела воду медленными ласкающими движениями. Повелителю казалось, что его кровь попросту сейчас закипит в жилах, если это издевательство продлится еще сколько-нибудь: и без того полупрозрачные шальвары наложника от воды вообще прилипли к его телу, не оставляя простора фантазии.
- Почьему? - ойми подергал ушками, складывая и разворачивая их, полупрозрачные, в утреннем свете - золотистые, как опавшие листики клена. - Почьему кольца и почьему ньет?
- Потому что в правящей семье традиционно не носят свадебные браслеты, кольца проще зачаровывать. А фамильного нет, потому как вместе с ним похоронили матушку, снимать его не стали.
Ойми кивнул, принимая к сведению информацию. И, помедлив, сказал:
- У нас нье носят кольец, а на свадьбу дарят сьерьги. А ньеверному супругу отрубают уши.
- Серьги? В такие прекрасные уши вдевать серьги?
Альерао посмотрел на него непонятным, не то сожалеющим, не то осуждающим взглядом.
- Традиция.
- Хорошо. Но учитывая, что мы тут все-таки в моих землях с нашими традициями,  я еще подумаю. Впрочем, просто подарить серьги я могу. Но кольцо носить тебе все-таки придется.
- Я нье отказываюсь, - пожал плечами ойми. У него на ключице ярко цвела целая россыпь синяков, оставленных повелителем ночью в пылу страсти, и такая же россыпь виднелась на бедрах, ярко выделяясь на золотистой коже.
- Хрупкий, - Повелитель коснулся их кончиками пальцев. - Ничего, они сойдут.
Ойми рассмеялся, даже не отшатнувшись:
- Хрупкий? О! Смотри на себья!
- Идем. Потом нужно будет заняться делами. Ты умеешь читать и писать на всеобщем?
- Ньет. Тот язык, что я знаю, ньеправильный, - пожал плечами ойми, но уточнять, что он просто устаревший, не стал. Можно сделать вид, что научился читать и писать заново.
- Жаль. Впрочем, за тот месяц, что ты будешь отрабатывать смерть слуги, подучишься чтению и письму.
Портной ждал их в гостиной, уже с рулонами шелка соответствующего цвета, тени принесли ему шарф, ткнули в нужный оттенок и удалились.
- Добрый день, Государь мой. Что я должен сшить для вас?
- Для него, - Государь указал на наложника, и не думавшего кутаться в покрывало. - Свадебный наряд. Традиционный, - уточнил он, давя в себе некстати разыгравшуюся ревность, вспыхнувшую лишь оттого, что заметил профессиональный взгляд портного на тело ойми. Это было подозрительно, весьма. Какая ревность, откуда? Впрочем, приворот все объясняет. Странное чувство, когда внешне проявляются все признаки пылкой влюбленности, а сердце и душа молчат, как прежде.
- Надеюсь, что ты от этого будешь счастлив, - пробормотал Повелитель так, что это коснулось лишь слуха ойми, и отошел, предоставляя портному право снимать мерки.
Ойми же ничего не ответил, да и что он мог сказать? Лишь то, что не в добрый час отправился аштэ Майсар выбирать нового наложника своему Государю, и не его воля привела Альерао на берега Уммията, под сень белых стен славного города Маннузавара, «Небесного Зерцала».
Повелитель прихватил пару особо важных бумаг, скоротать время, пока с Альерао снимают мерки. С этим портной закончил быстро, как и обсуждение деталей традиционного костюма. Ойми не протестовал, хотя и недоумевал, для чего из него делать укутанную в десяток слоев ткани куклу?
- Спасибо, - Повелитель кивнул, отпуская портного, размашисто расписался под прошением, одобряя его. - Идем, посмотрим тебе серьги.
- Ньет.
- Почему нет?
Альерао вздохнул, как-то почти зримо поник, хоть и не опустились гордо расправленные плечи и высоко поднятая голова на точеной шее.
- Ньет, потому что ньет.
Как было объяснить этому человеку то, что он видел? Что чувствовал? Как рассказать ему о долгом, несравнимым с проступком, наказании, которое он нес?
- Тогда пойдем выбирать кольца. Мне все равно, какие они будут, не для возлюбленного выбираю, так что ткни пальцем в любые парные.
Ойми тоже не стал бы выбирать кольцо для возлюбленного так, как выбирал эти, почти не глядя, лишь бы размер подошел, и они не были слишком массивными.
- Отлично, - Повелитель бросил их в шкатулку. - Свадьба завтра.
Альерао кивнул, развернулся и направился по уже знакомому переходу в Ночной Дворец. Стоило отоспаться, чтобы не клонило в сон потом на церемонии. И поохотиться, но это ночью. Или воспользоваться любезным разрешением повелителя? О, ну, нет, а если он не удержится и выпьет его досуха? Уж лучше поймать какого-нибудь бродягу или преступника.
Государь занялся, наконец-то, делами. Уведомил совет о завтрашней свадьбе, сообщил, что она ритуальная, а не по любви и чувствам. И затребовал все отчеты за прошедший месяц. К полудню ему стало остро не хватать чего-то. Сначала Государь списал это на чувство голода, но и обед не утолил его. И прогулка под деревьями не принесла покоя. Глаза сами находили Ночной Дворец, окна тех покоев, где обитал ойми. Пришлось взять бумаги и переместиться в комнату, где спал Альерао. Любви и дружелюбия это Повелителю не прибавило. Но ойми спал, свернувшись в клубок, словно дикий звереныш, и было глупо злиться на него сейчас. Торчал под кожей острый хребет, и выпирали лопатки, отмеченные следами бурной ночи. Повелитель вздохнул, погладил их.
- Глупый. Зачем ты приворожил именно меня?
Мальчишка вздохнул, разворачиваясь из своего клубка, доверчиво прижался спиной к ладони, запрокинув голову и приоткрыв рот. В ярком свете дня стали заметны темные круги у его кошачьих глаз, и обметанные губы, не раз искусанные за прошедшие дни. И, если рассудить здраво, ойми не был так уж красив: слишком широкий рот, тонкие губы, узкое лицо, на котором и рот, и глаза казались чересчур большими.
Повелитель продолжил греть ему спину, осторожно очерчивать лицо кончиками пальцев. Злиться не получалось, мальчик не ведал, что творил, к тому же, его можно было понять. Кто еще сумеет защитить лучше, чем правитель страны? Ойми тихо, неслышно дышал, худая мальчишечья грудь ровно вздымалась. Ему ничего не снилось. Если бы ойми спросили, когда ему в последний раз снилось хоть что-то, он ответил бы лишь «очень давно».
Скандис аккуратно высвободил руку, помедлил немного. И перекинулся в один из излюбленных обликов. Черные чешуйчатые кольца могучего хвоста нага свились вокруг ойми. На оставшееся место Повелитель разложил бумаги. Альерао снова вздохнул во сне, потревоженный движением, перекинул руку через одно из колец и уснул крепче, прижимаясь к прохладному телу нага.
Бумаги закончились быстро, верные тени унесли их советникам. Скандис перегнулся, еще раз полюбоваться на ойми. Раздвоенный язык скользнул по шее. Альерао дернул ухом, словно отгонял настырную бабочку. Наг шипяще рассмеялся, провел языком уже по ушку. Раздалось сонное ворчание, перепонка сложилась, превращаясь в плотную ость, снова задергалась. Ойми потянулся, выпуская когти.
- С-с-спи, с-с-спи, - успокоил его Повелитель.
Альерао утих, так и не выпустив его хвост их кольца рук. Еще и голову на него сложил, словно это было удобнее подушек. Впрочем, если он предпочитал жесткое ложе, надо было признать, что хвост был куда тверже подушек. И прохладнее их. Даже толстые каменные стены дворца не спасали от льющегося с небес расплавленного золота солнца, тем более злого, чем ближе становилось троелуние. Повелитель понемногу впал в дремоту, лениво разлегшись на собственном же хвосте.

Проснулись оба почти одновременно. Ойми открыл глаза, сонно обежал взглядом тугие кольца, свившиеся вокруг его тела. Повелитель, проснувшийся чуть раньше, ждал крика, дрожи, хоть какой-то реакции. Вместо них узкая ладонь ласкающим движением провела по чешуе.
- Красиво-о-о, ты словно радуга в морионе.
- Тебе нравитс-ся? - удивился наг.
Серые глаза обратились на него, с минуту изучали новый облик. Затем ойми твердо кивнул:
- Да, это красиво.
- Что ш-ш-ш, ты первый, кому понравилос-сь.
Ойми явно удивился, вскинул тонкие брови, но смолчал. Мощное черное тело было прекрасно, соразмерно и должно было вызывать восхищение, а не страх. Но это Альерао привык к змеям, зачастую проводя больше времени в компании подобных тварей, чем в окружении сторонившихся его соплеменников.
- С-с-спи, з-с-с-сакат ещ-ш-ш-ше не с-с-с-коро.
- Я выспался и хочу есть. И не только есть, - хмыкнул ойми, выбираясь из колец нага. Потянулся, выгнулся, почти встав на руки.
- А ч-ш-ш-што еще ты хочеш-ш-шь?
Ойми посмотрел на Государя, как на идиота, прыснул и умчался из спальни в небольшую купальню, откуда вскоре донесся плеск воды. Наг тоже потянулся, свивая и развивая кольца, попробовал выбраться в коридор, но не преуспел, застрял  в дверях. Умывшийся и искупавшийся ойми вышел из купальни, увидел эту картину и остановился, как вкопанный. А потом начал смеяться, так заразительно, что даже попрятавшиеся от вида Государя-чудовища гаремные рабы робко заглядывали в покои невольника. Впрочем, тут же отшатывались снова.
- Не с-с-смеш-ш-шно, - Скандис дергал хвостом.
- Прости, - ойми утер слезы, выступившие на ресницах, подошел к нему и мягко толкнул застрявшее кольцо, совсем роде бы не сильно, но оно выскользнуло, освобождая нага.
- Ну вот, так лучш-ш-ше, с-с-спас-сибо.
- Ты нье привык к этому тьелу?
- Я не привык к этим уз-с-с-ким проемам, в этой час-с-сти дворц-с-са я ни раз-с-с-су не полз-с-с-сал.
- Почьему?
Альерао мысленно усмехнулся сам себе: кажется, это, да слово «нет» стали его самыми используемыми словами.
- Потому что наложники боятся даже теней, а при виде меня могли бы вообще от ужаса умереть. А они мне дороги, мои птицы, я пытаюсь о них заботиться.
- Ты отпустил всьех, -  напомнил ойми. - Почьему?
Повелитель перекинулся обратно.
- Сперва мне показалось, что я нашел то, что искал. Приворот, видишь ли, действует сперва на полную. Теперь я  вижу, что ошибся.
Альерао вздохнул, но виновным себя он уже давно не чувствовал. Боги жестоки, им неведома жалость, а его раскаяние уже давно отгорело, оставив в душе лишь пустоту и усталость.
- Это нье приворот, и если б я мог, этого бы нье было.
Он помолчал, бесцельно разглядывая мозаичные полы, потом вскинул голову:
- Отмьени свадьбу. Нье надо, ты нье сойдешь с ума.
- Нет. Ты получишь то, чего добивался. Ты станешь моим супругом, ойми. Надеюсь, что это принесет тебе счастье. Но в час, когда  я найду того, кто сможет полюбить такое чудовище как я, и кого полюблю я без магии и приворотов, я сошлю тебя в дальний дворец и никогда о тебе не вспомню. Надеюсь, ты рад тому, чего добился.
Глаза ойми полыхнули гневом и безнадежным отчаянием:
- Я нье добивался! Мнье это нье нужно, я был бы счастлив умьереть уже наконец! Выпей моей крови и отпусти, и забудешь обо мнье до конца своих дней!
- Нет. Ты полной мерой ответишь за свое решение. Идемте, мой драгоценный будущий супруг, я покажу вам, соправителем чего вы вскоре станете.
Ойми покачал головой, его запал иссяк так же быстро, как и разгорелся: проклятие уже вступило в полную силу, и зря он надеялся, что еще можно избежать его, откупиться малой кровью. Что же... Он пройдет через это снова, в любом случае, на сей раз это будет хотя бы не каждодневное насилие. Государь умеет быть ласковым, а Альерао - терпеливым. Не первая сотня лет.
Повелитель привел его на самый верх одной из башен, указал на огромной зеркало во всю стену:
- Оно показывает, что творится  в стране,  в ее отдаленных провинциях. А та карта, - он кивнул на огромную красивую карту на противоположной стене, - указывает, нет ли врагов на границах, не начинается ли смута в стране. Смотри, что ты получишь под свое крыло.
Зеркало поплыло, меняя картины одну за другой. Высокие темные леса, хрустальные озера, дымящиеся водопады, низвергающиеся с высот; снежные горы, равнины, реки и луга.
Альерао коснулся стекла рукой, когда увидел знакомые пики Ирваштора, и в этом жесте было столько невысказанного отчаяния и тоски, что у Государя не нашлось слов, чтобы запретить ему. Повинуясь же воле ойми, зеркало приблизило одну из долин, пока не стали различимы верхушки сосен и серые крыши небольших домиков.
- Здьесь я родился.
- Скучаешь по дому?
Ойми посмотрел на него, печально улыбаясь:
- По горам, да. Мои сопльеменники не примут менья, пока... наверное, никогда.
- А что ты такого натворил? - удивился Повелитель.
- Убил девушку. Я нье хотел ее убивать, но был голоден и не сдержался. Я нье знал, что она ждала ребенка. Тогда нье умел еще смотреть в людей. Боги покарали, и проклятому нет места дома, у короны Ирваштора.
Повелитель погладил его по спине.
- Я нье ребенок, Скандис. Я старше этого города.
- Ну и что? Ведешь-то себя, как ребенок.
Ойми отвернулся к зеркалу, снова уставился туда, но по тому, что картины вновь поплыли, сменяясь, Государь понял, что он не видит ничего, мыслями уйдя в глубь себя.
- Если ты так скучаешь по горам... Можем слетать туда.
- Совсем недавно мьеня оттуда выкинули, а чтоб наверняка - опоили и продали. Который раз? Я нье считаю уже.
Ойми обернулся, прижался к повелителю всем телом, просительно заглядывая в глаза, чего не позволял себе уже давно:
- Пожалуйста, тебе же ничьего нье стоит! - от волнения акцент его еще усилился. - Убей меня и дай покоя, больше мне ничьего нье надо!
Повелитель погладил его по волосам:
- Нет. Будешь продолжать жить. И искать способ вернуться.
- Я знаю его. Но ты нье поможешь, тогда отпусти... Ведь я тебе нье нужен!
- Нужен. И ты это прекрасно знаешь.
- Это лишь сила Ульэль, Сестры Крови. Наваждение.
- Которое я не могу скинуть. К тому же, я не смогу убить тебя. Рука не поднимется.
- Я взял твою кровь и семя, возьми мои, и я нье буду иметь власти, - снова предложил ойми.
- Но ведь для чего-то ты это делал?
- Нье я. Ты нье понимаешь, да? Это нье я, я только могу следовать за этим. Я проклят этим.
- Вот и будем снимать твое проклятие. Вместе. Еще что-то хочешь посмотреть?
Ойми покачал головой, отходя от него. Он твердо решил, что сумасшедший повелитель ему не нужен, поэтому придется напоить его кровью хоть бы и обманом. А там пусть уже решает сам, без наваждения.
- Тогда идем, буду тебя знакомить с советниками.
О завтраке, вернее, обеде, Государь позабыл, то ли не был голоден, то ли привык питаться раз в сутки. Советники знакомству не особо обрадовались, но по крайней мере, сделали радостный вид. Ойми вел себя так, словно на его шее не было ошейника. Не стесняясь, смотрел в глаза людям, прислушиваясь к словам. По малейшим нюансам голоса он мог определить, лжет ли человек, его настроение, его желание. Люди ему были не рады – еще один нелюдь во дворце, держались с прохладой. Но улыбались вежливо.
- Ты долго живешь? - без обиняков спросил у Государя ойми, едва они покинули залу совета.
- Не очень, четыреста тридцать лет.
- Тебе нужен нье супруг, а супруга, так думают люди.
- Пускай думают, - согласился Повелитель.
Альерао долго и непонятно смотрел на него, но, видно, так и не решился ни сказать, ни спросить то, что хотел.
- А вот тут у нас конюшни. Любишь животных?
Ойми остановился за три шага от ворот, замотал головой, аж хлестнула по спине коса:
- Нье стоит мне туда идти.
- Почему?
- Потому. Ну, правда, нье надо.
- Ладно. Тогда следующий пункт нашего маршрута - сад. Впрочем, его ты, наверное, уже весь осмотрел?
- Я охочусь там.
- На кого ты там охотишься?
- Ну, - ойми пожал плечами, - на птиц.
- Ну тогда сам скажи, что именно ты хотел бы осмотреть?
Альерао улыбнулся:
- Зачем? Разве я нье насмотрюсь, прислуживая?
- В некоторые части замка слугам вход воспрещен.
- Если я захочу, ты покажешь. А сейчас я есть хочу, а ты ньет?
Скандис кивнул:
- Было б неплохо позавтракать, думаю. Что ты ешь? Кроме чужой крови?
- Все.
- Значит, проблем с готовкой у поваров не будет, это радует.
Повелитель разговаривал с ойми спокойно, даже дружелюбно. Как со старинным другом, внезапно явившимся в гости. Это Альерао нравилось, если бы еще ошейник снял, было бы вообще чудесно. Так можно согласиться прожить долго, если повелитель не человек, и не метаться вновь по миру, и не возвращаться туда, где был проклят.
На завтрак им подали рыбу с травами. Повелитель одобрительно кивнул. Рыбу он нежно любил. Ойми ел сдержанно, не выказывая никаких чувств к пище. По нему вообще нельзя было сказать, нравится ему поданное блюдо или нет. Правда, новейшим изобретением - вилкой - пользовался неумело, хотя в обиход она вошла уже лет десять назад, все поглядывал на то, как ее держит государь. Скандис воздал еде должное, отправил поварам благодарность.
После обеда Альерао последовал за повелителем в его кабинет, где и был усажен на расшитую шелками и жемчугом подушку у окна. Государь вручил ему свиток:
- Попробуй прочесть. Если получится, станешь помогать мне.
Теперь ойми сидел, опираясь спиной на вторую подушку, полуприкрыв глаза, водил по строкам кончиками пальцев, словно это помогало ему читать ровные, четкие знаки. Сам Повелитель с головой ушел в написание писем. Требовалось ответить на послания из провинций и написать пару указов. Ойми тихонько стянул у него со стола тонко очиненную тростинку со свинцовым стержнем внутри, принялся править написанное.
- Тренируешься в письме?
- У тебя ошибки тут. Не много.
- Правда? Тогда правь, - Скандис вернулся к своим бумагам.
Альерао дочитал письмо, исправляя незначительные описки. У него было хорошее образование, правда, в основном, самостоятельно полученное в различных библиотеках тех дворцов, куда его заносило.
- Ну, с чтением ты справляешься неплохо, должен признать.
- Я же нье дикарь, - пожал плечами ойми. - Ты ничьего нье знаешь о моем народе, я прав?
- Прав. Вы слишком закрыты.
- Ойми живут скрытно уже давно, - голос Альерао приобрел напевные нотки, словно он рассказывал то, что сам услышал так же, размеренным речитативом, - с того дня, как боги привели их в суровый и благодатный край Ирваштора, где скалы обрываются в море, а с другой стороны вечно шепчет свои жалобы ветру степь. Так уж вышло, что в этот мир шагнули лишь воины, и обратного пути для них не стало.
- То есть, по сути, вы иномирцы?
- Так говорят наши легенды. Еще они говорят, что в нашем мире была лишь одна луна.
Скандис заинтересованно посмотрел на него:
- Одна?
- Да, только одна. И она была не золотой и не голубой, и не оттенка крови. Она была зеленой, как юный лист ши.
- Наверное, это красиво - зеленая луна. Впрочем, наши три мне  тоже вполне по нраву.
- А я родился, когда в зените стояла Ульэль, и это было первым, что я помню.
- А что твои родители, они еще живы?
- Ойми не живут долго, триста лет. Их давно уже ньет в живых,  - ровно ответил Альерао
- А сколько лет тебе?
- Я давно перестал считать.
Повелитель отложил письменный прибор, размял пальцы.
- Иди сюда.
- Зачем? - настороженно поднял на него глаза ойми, задергал ушами.
- Давно тебя не обнимал.
- Так зачем ты распустил свой Ночной Дворец? - поинтересовался Альерао, подходя медленными и скользящими шагами, словно к хищнику.
- Они все не могли заменить одного тебя.
- Но это было лишь наваждение, - снова попытался достучаться до его разума ойми.
- И что с того?
- А когда оно закончится, с кем ты будешь проводить ночи?
- С тобой, возможно.
Ойми повел глазами по кабинету, увидел стоящий на столике тонкий серебряный бокал, рядом с кувшином легкого фруктового вина, прянул к нему. Налил немного вина и аккуратно провел когтем себе по запястью, вскрывая вену. Кровь звонко закапала в вино.
- Пытаешься снять наваждение?
- Пей, - Альерао ткнул ему бокал в руку и принялся зализывать рану, пережав вену чуть выше. Он не любил боли, но такую мог терпеть не морщась.
Повелитель медленно и с наслаждением выпил. Вино было хорошее, старые запасы, еще прадед делал. Вкус крови терялся в ярком гранатовом послевкусии. Ойми ждал, поглядывая на него из-под ресниц. Государь тоже посмотрел на него, только потому и заметил легкую гримаску, исказившую тонкие черты. Глаза ойми полыхнули синими огнями, он выдохнул, медленно и осторожно, словно опасаясь, что вместо воздуха получится пламя.
- Ну так ты подойдешь ко мне или нет? Я все еще хочу обниматься.
- Запачкаю тебе платье.
- Отстирают. Иди сюда, ну же.
- А если ньет? - Альерао наклонил голову, упрямо сводя брови.
- Как хочешь, - Повелитель развел руками.
Ойми сверкнул улыбкой:
- Надо же, получилось. Я нье думал, что так быстро.
- Сам лишаешь себя удовольствия, - так же спокойно продолжил Повелитель.
- Ты нье понимаешь, - попытался объяснить ему ойми, - я ведь нье привлекателен внешне, обычный. Если бы нье чары, никто бы нье польстился. И ты тоже. И ты нье знаешь, как это, когда тебя берут против воли.
- А то, что я выбрал тебя еще до того, как ты успел меня очаровать, тебя не смутило?
Ойми закаменел лицом, смерил повелителя ледяным взглядом:
- Смутило? Ты всех своих наложников насилуешь?
- Нет, их приводят уже обученными, там нет нужды.
- Слышал бы ты себя... немножечко со стороны.
- Я прекрасно себя слышу.
Альерао кивнул. Развернулся и направился к двери. Сегодня ночью он найдет, чем перекусить замок у ошейника, и сбежит. А если не удастся - Уммият рядом, а плавать он так и не научился.
- Останься. Пожалуйста.
- Нье понимаю, что за нужда была насиловать меня?
- Не понимаю, что за нужда была меня царапать.
- А как бы ты повел себя, очнувшись в незнакомом месте, да еще с ошейником на шее?
- Как минимум, затаился и постарался понять, что происходит. А не рисковал быть отравленным за непокорность или замученными под пытками. Если ты не заметил, я избиваю и насилую тебя лишь в ответ на твою собственную агрессию.
- Я нье рисковал. Я устал и хочу смерти, как избавления. Ты представить себе нье можешь, сколько раз это уже повторялось.
- Что повторялось?
- Все это. Предательство родных, плен, насилие.
- Ты живешь в закольцованном времени? - не понял Повелитель.
- Можно и так сказать.
- И как это разорвать? Ведь должен быть какой-то способ.
- Снять проклятье. Иначе никак.
- А как снять его?
Ойми усмехнулся:
- Снять? Просто. Только и трудно. Нье тебе по силам. И нье мне.
- Расскажи подробней, - Повелитель явно заинтересовался
- Нье могу. Если б все было так просто, я б справился уже давно.
- Хотя б намекни?
- Я уже намекал, - как-то беспомощно пожал плечами ойми. - Ты нье понял, а теперь и вовсе ничьего не сделать.
- Ты как-то не очень усердно намекал, видимо, - хмыкнул Повелитель.
Альерао открыл рот, но так и не произнес ничего, снова пожал плечами.
- Так я могу идти?
- Если хочешь, иди, - Скандис выглядел разочарованным.
Ойми развернулся и вышел. Нет, он точно уйдет сегодня. Не нужна эта свадьба ни ему, ни Темному Государю, право же. Только ярмо на шее. Отвадить тени можно, если представить, что его нет, что он лишь придорожный камень, безгласный и бесчувственный.
Скандис продолжил заниматься своими делами, торопясь переделать все и выкроить себе немного времени поспать перед свадьбой. Ужинал он в своем кабинете, в одиночестве, ойми не явился составить ему компанию, да повелитель его и не звал. Слуги доложили, что наложник поел и попросил дать ему отдохнуть, и уже спит сном праведника. Свадьбу назначили на закате следующего дня, чтобы ойми не приходилось зевать весь день.

Когда Альерао, свернув из одеял и подушек подобие спящего человеческого тела, покинул Ночной Дворец, в окне повелителя еще горел свет. Ойми перемахнул стену и что было сил бросился прочь из города. Верхний город он покинул через считанные минуты, но направился не на восток, к своим горам, а к озеру. Утром повелитель явился в комнату к Альерао, начать день  с любования спящим мальчишкой. Через пару минут во все стороны рванули тени. Ошейник с клеймом Государя на котором было следящее заклятье, отыскался в саду, сломанный. А дальше тени лишь заметались бестолково, не в силах взять след. Свободный ойми был для них невидим. Скандис рычал и слал их раз за разом прочесывать окрестности.
Дворец притих, словно перед грозой: повелитель был страшен в гневе, никто не рисковал показаться ему на глаза. Государь мерил шагами комнату, стискивая в руке шкатулку с кольцами. И про себя отсчитывал минуты. Может, он придет, просто опоздает? Взгляд его зацепился за разорванный ошейник на столе. Не перекушенный клещами, не перепиленный - разорванный так, словно был из непропеченного теста, а это свидетельствовало либо о сильнейшей ярости, либо о не менее сильной жажде свободы.
«Не придет», - со всей ясностью уразумел Государь. Аккуратно, тихо отставил на стол шкатулку, хлопнул, вызывая слуг.
- Все отменить. Главу неизреченных ко мне.
- Слушаюсь, - слуга удалился так быстро, словно сам был тенью.
Через час по городу поползли умело направляемые слухи о том, что государь «планирует» выбрать себе другой гарем, и, «возможно» женится. А приготовления в храме списали на то, что Государь все же пришел туда, принести жертву Уммият, богине озера и покровительнице брака. Сам повелитель поручил Майсару побродить по рынку, присмотреться к рабам. Но никого не покупать, просто делать вид, что ищет нечто особенное.
Спустя два дня в город, на рабский рынок, стали стекаться всевозможные «редкие наложники»: хоть чем-то, да непохожие на остальных жителей империи Уммра. Раскупали их быстро, торговцы потирали руки и славили Государя. Майсар же не выбрал ни одного.
Государь плохо спал, и на рассвете ему обычно снились смутные сны, полные жара и прохлады, снились серые осенние туманы над Уммият, в которых отчего-то вспыхивали и гасли колдовские синие огни, тихий, но звонкий голос, так смешно коверкавший слова.
- Альерао, - Скандис звал его во сне, пытался найти рядом. А просыпаясь разбитым и не отдохнувшим, мрачно думал, что проклятый наложник, бросив ошейник, украл и унес с собой его душу, и никак иначе. Советники старались лишний раз не тревожить Государя делами, однако некоторые бумаги требовали его личной подписи. Приносили их тени - слуги боялись. Майсар был и оставался единственным, в ком страх мешался со странным чувством, сродни отцовскому. Он приносил повелителю обед, кувшины с прохладным вином и блюда с охлажденными фруктами, зажигал в его кабинете свечи. Старый распорядитель тяготился бездельем: ему некого было учить и не за кем приглядывать, покои Ночного Дворца все еще хранили запахи благовоний и притираний, но в них уже пахло чуть заметно запустением.
- Отправляйся к своей семье, - Скандис устало посмотрел на него.
- Государь, моя семья - это гаремные рабы и ваши пташки. Вторые разлетелись, но куда же я денусь от первых? Им тоже требуется отческий пригляд, - наливая ему в кубок вино и подставляя ближе тарелку со свежей лепешкой и орехами в меду, усмехнулся старик. Промолчав о том, что не так уж и долго осталось ему отравлять одиночество Государя своим ворчанием и видом. Ну, пару лет еще. Евнухи долго не живут, он и без того протянул куда дольше иных прочих.
- Я готов уже завести гарем лишь для того, чтобы тебе было чем заняться.
- И кого прикажете мне найти, Государь? - невозмутимо поинтересовался распорядитель.
- Найди что-нибудь самое слабое и болезненное
Брови Майсара дрогнули, но он удержал маску невозмутимости, только поклонился:
- Немедленно приступлю к поискам.
- И развлекайся выхаживанием этого.
- Как прикажет Государь, - распорядитель снова согнул спину в поклоне, пятясь к двери. И решил во что бы то ни стало отыскать замену строптивому ойми, укравшему покой у повелителя. Разве же не он шестьдесят и три года находил Государю самых лучших наложников?
- И еще кое-что, Майсар, - остановил его на середине кабинета голос повелителя. - Ты верно служишь мне вот уже седьмой десяток лет. Ты знаешь, я отлично умею вознаграждать верность, - повелитель открыл перстень на руке, ссыпал из него синий порошок в кубок с вином. - Выпей это.
Недрогнувшей рукой Майсар принял кубок и медленно выцедил вино со странным и незнакомым ему привкусом. Повелитель задумчиво наблюдал, как стремительно молодеет его верный  слуга. Скинуть тому получилось лет тридцать, не больше, все-таки для смертных повышенная доза - смертельный яд, но результат был неплох.
- А теперь ступай. Ищи.

Троелуние пришло и откатилось праздничным гомоном: единственная ночь в полгода, когда позволено не спать до утра и шумно веселиться. Государя увидели в человеческом облике, несмотря на то, что тому очень хотелось выползти из покоев на балкон в облике столь кошмарном, чтобы шум праздника захлебнулся от ужаса. Однако Скандис вышел, даже улыбаясь,  поднял бокал за здоровье подданных и процветание королевства, и удалился к себе, смотреть на серебряный свадебный наряд. Он представлял, как бы струились по гладкой, вспыхивающей искрами ткани алые волосы, перехваченные на затылке и висках зажимами и драгоценными цепочками с лучшими бриллиантами и лунным жемчугом, как прядали бы ушки ойми, от волнения то раскрываясь золотистыми веерами, то собираясь в плотную ость. Как сверкали бы глаза его из-под алых пушистых ресниц, которые так приятно щекочут губы, если целовать ойми в закрытые веки, когда он спит.
- Ты был бы самым красивым, Альерао. И самым желанным…
К чему думать о том, что было бы, но не случилось? Он ведь никогда не поступал так, отбрасывая все, что мешало мыслить логично и спокойно. Неужели приворот, чары проклятого мальчишки все еще не выветрились? Скандис встряхнул головой, поднялся. Нужно прогуляться, это освежит голову.
Коня ему приготовили быстро, начальник стражи отдал приказ отряду сопровождения, но повелитель остановил его:
- Нет, не надо, Арзат, я поеду сам.
- Но...
- Я смогу позаботиться о себе. Ступай, тебя, наверняка, ждут дома.
У Арзата недавно родилась двойня, чудесные близнецы. Начальник стражи смущенно поклонился, его и в самом деле каждый день очень ждали дома. Конь Государя взвился на дыбы, зло заржал и унесся прочь, унося царственного всадника. Арзат встряхнул коротко стрижеными волосами:
- Риским, Вайгор, проследите, но на глазах не маячьте. Он все равно будет знать, что вы рядом.
- Да, - коротко отозвались стражники. Вскоре еще два коня умчались по тропе, ведущей к озерам.

Уммият огромно, как море, и как море, оно никогда не бывает спокойно. Огибая столицу с двух сторон, в него устремляются закованные в крепкий гранит на подходе к городу две реки-сестры, Кайтон и Данназ. Но кроме Уммият, в окрестностях дельты рек лежат еще множество озер, где по осени знатные господа развлекаются охотой на птиц, а бедняки беспрепятственно ловят рыбу.
Скандис разделся на берегу, скользнул в воду, свивая змеиный хвост. Он знал, что за густой порослью красной лозы стоят два офицера его стражи и с внутренней дрожью смотрят на своего Государя, полузмея-получеловека. А хотелось совсем иных взглядов. Хотелось снова услышать, что он красив, и ощутить теплые руки на чешуе хвоста. Скандис нырнул еще глубже, туда, где были лишь тишина и прохлада, перевернулся на спину, раскинув руки.
«Где же ты? Альерао, куда тебя понесло на сей раз? За новым витком проклятья?»
За хвост уцепили, выволокли в три рывка на берег. Скандис зашипел, стражники смущенно переглянулись и шарахнулись, сообразив, что Государь не тонет, а прохлаждается. Вопреки всему, гневаться на дураков не хотелось. Он даже посмеялся, взмахом руки отсылая их прочь. Но нырять уже расхотелось. Он устроился на берегу, глядя на луны. Интересно, где сейчас носит ойми. Может, стоит отправить тени к Ирваштору? Хотя, если Альерао предали свои же, вряд ли он отправится домой так сразу. Приметная внешность у ойми, но он - ночное создание, и будет передвигаться, скорее всего, по ночам. И пешком, если животные его боятся. Ну, не объявлять же облаву по королевству? Да и ойми... он получил свободу и вряд ли обрадуется, если его схватят и приволокут Скандису в цепях.
Государь вдруг резко привстал: ну как же он не подумал? Кровь! Ойми нужна будет кровь, чтобы питаться, возможно, он будет осторожен, не выпивая и не убивая свои жертвы, но чем не играют боги?
- Вайгор! Вихрем мчись во дворец, буди советника по внутренней политике.
- Привезти его сюда, Государь?
- Нет, пускай ждет меня в кабинете.
Вайгор ускакал, а повелитель сполз в воду, откинулся на нее спиной и довольно улыбнулся. Оставшийся стражник топтался за кустами, ожидая, пока они решат вернуться во дворец. Вскоре из воды показался Государь, уже в облике человека. Риским вынул из седельной сумки отрез полотна, укутал его и помог обсушить волосы. Скандис поблагодарил кивком.
- Во дворец.

Приказ повелителя натворил переполоху, хотя внешне это заметно не было, но дворец не спал, тревожно ожидая неизвестно чего. Советник уже ждал у дверей кабинета, при появлении Государя перегнулся в глубоком поклоне.
- Идем, уважаемый. Будем писать приказ...
Аштэ Кархиз Манор последовал за повелителем в его кабинет, сел по кивку за стол и приготовил лист и перо.
- Пишите воззвание. Распространите по всему королевству, как можно быстрее. Повелеваю осуществлять пропитание ойми Альерао по его первому требованию за счет казны государства. Вышеозначенному ойми повелевается не, - Государь с мгновение помедлил, - жрать в три горла и соразмерять своими аппетиты с чужими возможностями.
Если советнику Кархизу приказ и показался бредом, он не подал виду. Записал, засыпал лист мелким песком, просушивая чернила, стряхнул и придвинул его на подпись Государю. Скандис размашисто подписал. Советник с поклоном удалился, и вскоре из дворцовых ворот разлетелись во все стороны гонцы на резвых лошадях, ночь – не ночь, а приказ Государя – закон. Скандис только вздохнул, надеясь, что это поможет. Вот только кому и в чем? Ну, предположим, придет Альерао к кому-нибудь, скажет: «я - ойми, мне нужна твоя кровь». Бред. Мальчишка осторожен, после убийства во дворце он вряд ли сунется к людям. Скорее, будет убивать тихо, и тех, кого не жаль: бродяг, бедняков, которых никто не хватится, преступников. А что, если он нарвется на лихих людей? Скандис представил хрупкого ойми в лапах какого-нибудь головореза и яростно зашипел. От дверей кто-то метнулся. Государь выдохнул, успокаиваясь: он все равно не мог ничего сделать. Рваться вслед и разыскивать? Он не простой мелкопоместный дворянчик, королевство нельзя оставлять на советников. Верней, можно было б, знай он, где ойми, на неделю он мог бы покинуть дворец. Но он не догадывался, куда мог деваться мальчишка. Хотя... Есть же традиция объезжать владения? Повелителю полезно время от времени своими глазами смотреть, что и как творится в его землях. Почему бы и не сейчас?
- Есть кто за дверью? Первого министра мне!
Идею объезда земель министр поддержал всеми конечностями: Государь решил вникнуть в дела королевства, хвала Маннузу, что вразумил! Может, удастся доказать, что некоторым землям необходимо снизить налоги, а с некоторых стоило бы брать и побольше?
- Приготовьте бумаги. Я буду согласовываться с вашими отчетами.

Подготовка такого грандиозного события, как выезд Государя со свитой, заняла почти неделю. Скандис старательно занимался делами, отвлекаясь от мыслей о том, где сейчас ойми и что с ним. А в день отъезда он едва не забыл отчеты, чувствуя столь сильное волнение, которого не испытывал уже давно. Спасли положение даже не тени Государя, а старик, вернее, уже не совсем старик, Майсар. Выбежал, бухнулся к ногам повелителя, протягивая толстый тубус:
- Помилуйте, Государь, я опоздал.
- Где задержался? - Скандис сунул документы в седельную сумку.
Майсар вздохнул:
- Ухаживал за вашим новым наложником, повелитель. Он оказался слишком... хрупким, я достоин наказания за глупость.
- Он умер?
- Что вы! - Майсар аж руками всплеснул от негодования. - Он выздоровеет, мальчик хороший, зачем же «умер»!
- Тогда продолжай ухаживать.
Майсар склонился, понятливо отступил с дороги. Повелитель взлетел в седло и нетерпеливо тряхнул поводьями, отправляя верного скакуна вперед. Хотелось свистнуть, заставляя вороного иноходца лететь птицей, но следовало еще чинно проехать через город. При этом улыбаясь по-человечески. Об этом он сам себе напоминал каждую минуту: на серой, вышитой черным и серебристым шелком, перчатке был выведен тонкой кистью знак, читавшийся как «улыбка». И он улыбался, приветливо и радушно.
Его свита состояла из четырех советников: по внутренней политике, по торговле, по сельскому хозяйству и по строительству, при каждом из них были три секретаря и трое слуг, да плюс конюшие, да охрана, да по телеге всяческого добра для комфортного передвижения. Скандис едва не велел отправить эти телеги обратно, сообразив, насколько же медленно они будут двигаться с таким обозом. Но советники взмолились, уверяя его, что они не задержат Государя надолго. Про себя Скандис рычал и удивлялся, отчего он согласился? И вообще в последние пол-луны ведет себя как-то странно. Но надо было признать, телеги и впрямь катились сноровисто. Видимо, советники уже прекрасно изучили Государя, чтобы подобрать резвых и выносливых лошадей и не велеть нагружать себе в дорогу неподъемную кучу скарба.
Вороная бестия под Государем, чувствуя настроение всадника, металась, хрипела и порывалась дохнуть пламенем из ноздрей, хоть и не умела. Он осаживал ее железной рукой, отвлекался от сумбурных и нелегких мыслей о стране, своем долге и проклятом ойми. Постепенно, по мере удаления от столицы, менялись его мысли и настроение. Появилось ощущение, что сбросил старую, тесную шкуру. И коня он чуть отпустил, тот сразу же пошел ровнее, радуясь. Наверное, ему уже давно стоило это сделать - оставить Маннузавар и посмотреть на страну, коей правил, своими глазами. Уже почти три десятка лет он не покидал Янтарный дворец надолго, изредка выезжая на охоту или купаться на озеро. А ведь тут было на что посмотреть. И воздух тут тоже был... наполняющий силой и проясняющий разум.
Он ждал, что и наваждение, заставляющее его все время думать об ойми, наконец, рассеется. Но ночью, когда разбили лагерь, и он лег на узкое походное ложе, снова остро захотелось провести рукой по выпирающим позвонкам, зарыться лицом в текучий атлас волос, всегда прохладных, тронуть губами тонкую перепонку нежного ушка... Государь извертелся на ложе, как уж. Сравнение повеселило. Он обернулся и сполз на ковры, укрывающие землю. Там было прохладнее, и он, еще пару раз беспокойно перевив кольца хвоста, наконец, уснул, чтобы и во сне видеть пляшущего в саду Альерао.
Утром сунувшиеся слуги сперва вскрикнули, а потом ринулись распутывать Повелителя. А он не знал, ругаться ему или смеяться? Никогда еще, уснув в истинном виде, он не завязывался в такие узлы, чтобы требовалась чужая помощь.
- Ну что же вы, Повелитель? - к распутыванию присоединился советник по строительству, аштэ Найхар Окари, без малейшего напряга поднявший пару особо тяжелых колец.
Скандис только плечами пожал. Нет, он мог бы вызвать тени, те быстрее и аккуратнее людей справились бы с задачей. Но... почему-то не хотелось. Наконец, нага распутали, ощупали. Он стряхнул чужие руки, жестом отослал всех, кроме доверенного постельничего. Тот приготовил Государю одежду и умывание, вышел, чтобы принести завтрак. Скандис быстро перекинулся. Отлично, теперь снова слухи поползут. Хотя, почему? Все, кто здесь был, давно знают, что их повелитель - не человек. Что ж, теперь еще знают и то, что не некая неведомая тварь, а всего лишь змеелюд. Это не делает его проще и понятнее, но хотя бы шарахаться так не будут.
Он умылся, оделся. В шатер как раз внесли завтрак. Через два часа лагерь собрали и снова тронулись в путь. Уммра была в основном степной страной, на востоке ее ограничивал малопроходимый горный хребет Ирваштор и море, названное Янтарным, оттуда везли этот прекрасный минерал, ценившийся в Уммре наравне с жемчугом. На севере степь постепенно сменялась лесостепью, а за ней начинались леса, граница между королевством Скандиса и соседней страной, Инбарисом, проходила по самой крупной реке той местности. На западе и юге степь становилась суше, там были соленые озера, рудники, в которых добывали чистейший серебряный песок, и алмазные шахты. Но только одно сейчас волновало Скандиса во всей его стране. И взгляд невольно скользил окрест, а вдруг мелькнет алое полотнище волос маленького чудовища? Глупая надежда: вряд ли мальчишка остался бы так близко от Маннузавара, скорее, рванул бы со всех ног подальше. Повелитель время от времени отъезжал от эскорта и выпускал тени, которые искали известный им след. Но тени возвращались ни с чем. Государь горячил коня и пускал его в галоп. Конь радовался этому, Скандис тоже пытался наслаждаться бешеной скачкой и ветром в лицо, но получалось плохо. То ли отвык за долгие годы запирания себя в скорлупе, то ли одному радоваться временной свободе не хотелось. Вот если бы рядом был Альерао... Повелитель выругался: да что с ним? Почему он все время вспоминает об этом мальчишке? Не влюбился же он в него на самом деле? Морок, магия Ульэль уже должна была угаснуть, да и он ничего чужеродного на себе не ощущал, так почему? Почему каждую ночь ему снится соблазнительное золотистое тело, лишь однажды отданное ему добровольно?
«Просто раньше все видели в тебе только чудовище, а ему понравился твой хвост. Вот и все».
Скандис подумал и невесело хмыкнул: красивый хвост зверя. Альерао тоже не считал его человеком
- Никому ты не нужен, Повелитель. Смирись.
Но смиряться не хотелось. Хотелось тепла, как и любому человеку. Или как змее, которой хочется погреться о живое.
- Государь, кони устали, нужно передохнуть.
- Что, уже? Мы до Имрадиса будем тащиться год такими темпами? - ядовито зашипел внезапно разозлившийся повелитель. Вестник шарахнулся в сторону, поспешив вернуться к советникам и передать, что Государь не желает отдыхать.

Первую остановку сделали в Имрадисе, походившем на Маннузавар, как младший брат на старшего: те же белоснежные стены и выложенные темным базальтом мостовые, та же степь вокруг, и та же Данназ, медленно и величаво катящая свои воды к озеру Уммият, рядом.
Государя устроили  в лучших покоях дворца, похожих на его собственные. Скандис бегло осмотрел их, оставил пару теней в охрану и приказал собрать наместника и всех приближенных на совет. И долго, от самого утра и до вечернего гонга, а потом и после него, до восхода последней из лун, алой Ульэль, вытрясал из них души, требуя отчетов, карая и милуя. Советники только вздыхали - Повелитель правит. Наместник бледнел, заикался и двух слов связать не мог. Скандис бушевал, шипел и рычал: результаты проверки показали, что власть имущие без зазрения совести пользуются этой самой властью и набивают себе карманы.
- Ш-ш-ш-шею с-с-сверну!
Наместник валялся у него в ногах и клялся вернуть все до последней монетки.
- К с-с-с-автраш-ш-шнему утру! Инач-ш-ш-ш-ше....
По знаку повелителя четверо его солдат последовали за едва стоящим наместником, проследить, чтобы он никуда не исчез и выполнил все, что было приказано. Скандис оперся о стал ладонями, осмотрел всех.
- Поч-ш-шему ещ-ш-ше с-с-сдес-с-с-сь?
Все тотчас испарились, словно и не было. Остался только Кархиз Маннор, терпеливо пережидающий монаршью злость.
- Что у вас, с-с-советник?
Тот разложил документы, как и всегда, в идеальном состоянии и порядке, рядом с ними - отчеты, присылаемые из Имрадиса, и реальные, обнаруженные им чисто случайно.
- И что вы предлагаете?
- Нужны новые назначения, Государь, новые люди. У меня на примете есть такие, в честности которых я уверен и могу поручиться собственной жизнью.
- Хорошо, предоставь мне список.
Перед ним лег еще один лист. Кандидатур было всего трое, и всех троих он, кажется, знал. Ну, имена были знакомы, да и в характеристиках каждого советник упомянул ученичество и практику в Маннузаваре.
- Хорошо, - Скандис шлепнул туда малую печать с кольца. - Займись этим.
Советник собрал документы и откланялся, оставляя повелителя в одиночестве. Государь тихо вздохнул. Что ж, хоть в королевстве все будет в порядке. И если это так в каждом мало-мальски крупном городе, то сколько же работы его ждет! Впрочем, лучше уж окунаться в работу. До рассвета он разбирался с бумагами, отделяя вранье от правды. И поэтому, упав в постель после утреннего гонга, крепко уснул на четыре часа, не видя никаких снов и никаких ушастых мерзавцев в них.

Через месяц повелитель понял, что такими темпами до другого конца королевства он доберется в лучшем случае через год, как и предрекал. Потому что это в столице, в благословенном богами Маннузаваре, под его контролем, а вернее, из страха перед оным, все было в порядке. Нет, и там приворовывали, но это хоть не так бросалось в глаза. А чем дальше от столицы, тем хуже выглядели дела, тем вороватее были наместники, беднее народ и запутаннее архивы. Повелитель все чаще поглядывал на ворота дворца, где они были, явно пылая желанием вздернуть нерадивого наместника.
Когда вскрылись еще и махинации с правом помилования, которым обладал каждый наместник, как проводящий волю Государя, он не выдержал. Дергался человек недолго. Повелитель с ослепительной улыбкой отряхнул руки, коими только что удавил на собственном же поясе пытавшегося оправдываться наместника.
- Право помилования дается не для того, чтобы продавать его за мзду, - он даже не шипел, как обычно в гневе. Да и гнева не ощущал уже, только желание взять коня и умчаться куда-нибудь подальше, на несколько часов забыв о том, кто он и что должен делать.
Советники на четыре голоса принялись уверять, что выполнят все распоряжения, и что  повелитель может отдохнуть. Такого слаженного хора даже жрецы в храмах добивались редко. Скандис покосился на них, подозревая, что и у советников есть желание кого-нибудь удавить здесь, только тихо и без присутствия повелителя. Развернулся и вышел из крикливо изукрашенной позолотой и росписью залы. Пускай давят, что ж он, зверь какой, отказывать советникам в развлечениях?
Золотистый Алайдан приветливо заржал, вытянул шею, почти лишенную гривы. Он хотел на волю, в степь, размять ноги и бежать, обгоняя ветер. Вороной Оккуар презрительно и ревниво фыркнул. Скандис потрепал Алайдана по шее и вывел его из денника. Конюх сунулся, было, помочь, но Государь отстранил его нетерпеливым жестом и сам оседлал золотистого, взлетел в седло и выехал - пока еще чинным шагом - из конюшни на широкий задний двор. Так же, жестом, приказал охране остаться на месте. Ему требовалось уединение.
Конь пошел все быстрее, приплясывая от нетерпения. За воротами дворца он и вовсе почти сразу перешел на галоп, высекая подковами искры из криво замощенных улиц. Народ шарахался к стенам, осыпая неизвестного всадника отборной бранью. Конь ржал, счастливый, несся еще быстрее.
Этот город обходился без мало-мальски приличной стены, вместо нее был просто вал в рост человека, больше от зверья, приходящего из степи, чем от врагов: какие враги в самом сердце страны? Хотя ворота в этом вале, укрепленном камнями, были. Повелитель выехал через них, проехал предместья, где жались друг к другу глинобитные лачуги, и, наконец, вырвался на волю, сразу сворачивая с тракта. Неподалеку, он видел, вздымалась внушительная купа деревьев, судя по всему, там протекала одна из местных речушек. Самое время было посидеть на берегу, поразмыслить, глядя на течение воды.
Река оказалась довольно быстрой, говорливой, в мягком глинистом ложе вырыла себе русло, заросшее раскидистыми ивами. Длинные гибкие плети ветвей полоскались в воде, как косы плакальщиц. Шагов Алайдана по мягкой траве не было слышно, и выбравшегося на середину речушки ойми они не вспугнули. То, что пропажа нашлась, и аловолосое видение, поливающее себя из ладоней, стоя по пояс в воде, именно Альерао, Скандис понял сразу. Другой такой гривы не было во всем королевстве.
Повелитель  соскользнул наземь, перевоплощаясь, знаками велел коню пойти и ухватить видение за гриву. Морда у Алайдана была такая, что, умей он говорить, несомненно сказал бы разбираться двуногим между собой самостоятельно. Но он был умным конем, и все же пошел к воде. Правда, не хвататься за чужие косы, а пить. Понюхал воду, всхрапнул. Ойми рывком обернулся, выпуская когти. За прошедшее время он, казалось, стал своею тенью. Кожа да кости, в чем только душа держится?
- Ты чьей, красавьец? - осторожно пошел на берег.
Конь потянулся мордой, обнюхать, потом аккуратно взял зубами за плечо.
- Мой. Нравится? А говорил, они тебя боятся, -  Скандис собрал хвост в кольца около воды.
Ойми дернулся, но лошадиные зубы сильнее сжались на обнаженном плече, а бить коня, чтобы отпустил, Альерао посчитал низким.
- Высльедил всье-таки.
- Нашел, скорее уж, - конь отошел, не мешая хвосту нага обвиваться вокруг ойми. Тот стоял, глядя на повелителя спокойно, будто и не собирался убегать. Только все тело его напряглось, как струна, и когти так и не убрались.
- Ты голоден? Ты вообще питался?
Альерао хмыкнул, потом вообще расхохотался:
- Коньечно. Воровал.
- Идем, тебя надо покормить нормально, - Скандис обнял его.
- Ньет, я нье пойду. Снова в кльетку? Ньет, - ойми не отстранился, но и не прильнул к повелителю, просто стоял, ожидая, отпустят его или нет.
- Почему  в клетку?
- А что, не так? - непритворно удивился мальчишка. - Я же сбежал.
- С-с-с-сейча-с-с-с-с для меня главное, что ты ж-ш-ш-шив. З-с-с-слитьс-с-с-с-ся я буду поз-с-с-сже.
- О, ты волновался? - серые глаза сверкнули насмешливо и остро. - Ночьей нье спал?
- С-с-с-спал, хоть и плохо.
- Ньекому было грьеть? - в голосе ойми проскользнула нотка яда.
- Некому, гарем же я рас-с-спус-с-стил перед с-с-свадьбой.
Альерао пожал плечами:
- Я думал, новый завьедешь. Свадьбы же нье было.
- Я надеялс-с-с-ся, ч-ш-што ты вернеш-ш-шьс-с-ся.
Тонкие брови ойми в удивлении поднялись.
- Зачьем? Я нье собирался возвращаться, и становиться твоим супругом тожье ньет.
- Поч-ш-ш-шему?
Ойми терпеливо, как дураку, пояснил:
- Это нье дало бы ничьего хорошего. Зачьем мучить тьебя, сьебя, если можно просто уйти? Чар на тьебе больше ньет, - он поднял руку и провел вдоль тела повелителя ладонью, не касаясь ее. - Ньет, ты свободьен. Почьему искал? Нье понимаю.
- Потомуч-ш-ш-што ты мне нуж-ш-ш-шен.
Альерао смотрел, усмехался и молчал. То, что нужен, он и так видел. Была в Государе темная, словно не до конца изгнанное безумие алой луны, нить, свивалась, оплетая сердце.
- Пойдеш-ш-шь с-с-со мной?
- Без ошейника и свадьбы.
- Как с-с-скажеш-ш-шь.
Ойми нервно дернул ушками, несколько раз сложил их и снова развернул, и, наконец, кивнул:
- Пойду.
Наг перекинулся.
- Пойдем. Алайдан, ты скоро лопнешь.
Конь фыркнул, помотал головой, но от вкусной, свежей воды все же оторвался.
- Красивое имя, - заметил Альерао, отступая от Государя туда, где на прибрежном песке лежали простые полотняные штаны и рубашка.
- Да, он и сам прекрасен. Текучее золото. Очень умен и верен, хоть и своенравен порой.
Ойми к коню приблизился с опаской, прекрасно помня, как всегда шарахались от него лошади. Но Алайдан только шумно и немного недовольно захрапел, обнюхав его руку, и даже милостиво позволил погладить себя по бархатной щеке.
- Похож на своего хозяина, - усмехнулся ойми.
- Ну, вот спасибо, - Скандис подсадил его на спину коню.
- Нье за что, - отозвался Альерао, крепко вцепился в высокую, расписную луку, отвернулся, пряча страх. Но повелителю прекрасно было видно, как ему непривычно и страшно сидеть так высоко, да еще и не на чем-то неодушевленном, там он не боялся бы, а на живом коне, который переступает, дышит, мотает головой. Скандис уселся за его спиной, обнял за плечи.
- Откинься.
Ойми так и сделал: повелитель был надежен, как скала, это было лучше, чем цепляться за седло.
- Не бойся, я не уроню, правда.
- Я ничьего нье боюсь.
Конь возвращался шагом, гордо ржал время от времени. Альерао сам не понял, как ухватился за запястье Скандиса, когда норовистый жеребец перешел с шага на рысь, звонко цокая копытами по мостовой.
- Ана... о, ана мэ...
- Скажи на всеобщем, - прошептал ему на ухо Государь.
- Дьержи... 
Выпущенные коготки царапали руку Скандиса до крови, но это были такие мелочи по сравнению с тем, что он испытывал, обнимая вздрагивающего ойми, что повелителю эта маленькая боль только казалась острой приправой к основному блюду.
- Держу-держу, сокровище.
Альерао перевел дыхание, потянул носом и учуял кровь. Тонкие пальцы чуть дрогнули, сильнее сжались, он наклонился, словно хотел слизать алые капельки, выступившие на порезах.
- Тебе плохо?
- Хш-ш-ш... ньет. Просто езжай скорьей.
Повелитель стукнул коня по бокам каблуками. Догадаться, что с ойми не так, было нетрудно, особенно глядя на то, как он облизывается, как старательно отводит взгляд от поцарапанной руки Скандиса. Мальчишка, видимо, ни на кого не нападал, несмотря на почти прямое разрешение. Да и слышал ли он его? И не охотился.
- Потерпи еще немного. И напьешься вволю.
Ойми скептически выгнул бровь:
- И снова убью, ведь нье сдержусь.
- Ну, если сможешь выпить столько моей крови...
Альерао гибко развернулся в кольце рук Государя, окинул его взглядом, похожим на тот, которым повар окидывает тушу, прикидывая, что и сколько из нее готовить. Кивнул:
- Смогу, но нье буду.
Конь горделиво доцокал до ступеней дворца, встал. Скандис спрыгнул, протянул руки:
- Иди сюда.
Народ, занимавшийся своими делами во дворе, со сдержанным любопытством поглядывал на замершего, вцепившись в седло, ойми, который отчаянно помотал головой:
- Нье могу...
- Просто отпусти руки. Я поймаю.
Отпустить свою единственную опору, значило довериться Государю. А для Альерао это значило еще и совсем довериться, сдаться со всеми потрохами. Впрочем, разве он и так не сдался, позволив усадить себя на спину этой чертовой лошади, которая ростом с башню!
- Давай, Альерао. Я поймаю.
Ойми умел двигаться плавно, словно перетекая из одного положения в другое. Сейчас он просто зажмурился, прижал ушки и мешком свалился в руки повелителю. Тот поймал его в объятия, прижимая к груди.
- Ну вот.
Альерао медленно выдохнул, словно задерживал дыхание, отпуская луку седла.
- У-ух-х-х... Никогда нье сяду больше на лошадь!
- Жаль, ты ему понравился.
Конь еще раз обнюхал ойми и пошел на конюшню.
- Он странный, - категорически заявил мальчишка и задергался, требуя уже отпустить его. Скандис не отпустил, так и тащил на руках до своей спальни. А у отощавшего ойми не было особо много сил, чтобы сопротивляться, да и есть ему хотелось, последний раз он украл пару лепешек с маслом, выставленных остыть у кого-то на окне. Удача изменила ему, и поймать зайца или полевого прыгуна он смог за время своего побега всего раз пять. К тому же, крови из них удавалось выпить всего ничего, он не мог насытиться, а обычная пища не давала столько сил.
Повелитель аккуратно опустил его на кровать, снова перекинулся.
- Еш-ш-ш-ш-шь меня.
Альерао нахмурился, раздумывая. Но ему предлагали жизнь, притом, обещав свободу... Он потянулся к руке повелителя, взял ее в ладони, рассматривая рисунок вен под кожей, потом тщательно облизал запястье и впился в него, закрывая глаза от удовольствия, часто сглатывая. Змеиная кровь была холодной и горькой. Но ее было много.
Ойми насытился раньше, чем потеря крови сказалась на наге сильнее, чем легкой бледностью. Пережал руку и принялся зализывать четыре круглые ранки.
- Наелс-с-с-с-ся? - наг обнял его второй рукой.
Ойми сыто икнул, у него слипались глаза. Слишком много крови,  чтобы тело не решило, что оно в безопасности, и можно лечь в спячку и спокойно переварить пищу.
- Пос-с-с-с-спи, малыш-ш-ш-ш.
- Я не малыш, я старше тьебя! - возмутился ойми, не открывая глаз, уткнувшись носом повелителю в сгиб локтя.
- И меньш-ш-ш-ше.
В ответ Альерао уже только заворчал, не совсем понимая сказанное, а больше из чувства противоречия. И уснул совсем, как в черную бездну провалился. Наг обвился вокруг него. Все, теперь уже не отпустит. Пусть нельзя сделать его своим немедленно, он подождет, терпения ему не занимать. Задремал наг вполглаза. Боялся уснуть и снова проснуться в пустой постели. С мальчишки сталось бы опять сбежать прочь. Кончик хвоста захлестнул тонкую щиколотку ойми, как браслет: вот теперь повелитель был точно уверен, что он не испарится из кровати до утра. После этого уже можно было спать более спокойно.

На рассвете он проснулся с первым же ударом гонга в местном храме Маннуза, с удовольствием потянулся и принял вертикальное положение, разглядывая злого, как оса, съежившегося на краю постели ойми. Мальчишка явно пытался отцепить от своей ноги его хвост, но не преуспел: на золотистой коже виднелись царапины и такие следы, которые может оставить только жесткая чешуя слишком сильно сжавшегося змеиного тела.
- Опять пыталс-с-с-ся с-с-сбеж-ш-ш-шать?
- Пус-с-с-сти! Или мне тебе в пос-с-стель... нас-с-с-сать? - не хуже нага зашипел разозленный ойми.
Хвост разжался. Альерао мгновенно испарился из комнаты в сторону купальни, откуда вскоре донеслись характерные звуки и громкий стон облегчения. Крови он вчера обпился, вот что. Скандис подавил смешок и проверил свое состояние.  Магия заполнила собой недостающее, так что все было отлично. И он на удивление хорошо выспался. За последние полтора месяца так точно.
- Альерао, я объез-с-с-ж-ш-ш-шаю королевс-с-ство с-с-с ос-с-смотром.
Ойми появился из купальни умытый, с плотно заплетенными в косу волосами и в мятых своих штанах. Кивнул:
- Я это понял. Нье думал только, что пути совпадут.
- Поедеш-ш-шь с-с-со мной?
- А у меня есть выбор? - спокойно улыбнулся ойми. - К тому же, я тебе обещал, вроде бы?
В дверь робко постучали.
- Повелитель, уже утро.
- Я в курс-с-с-се, - прошипел Скандис, и слуга поспешно сбежал, доложив, что советники собрались и ждут его.
- Мне присутствовать? - ойми вздернул подбородок, будто заранее готовился к оскорблению.
- Да, конеч-ш-ш-шно, пос-с-слуш-ш-шаеш-ш-шь новос-с-с-сти.
Ойми стремительно шагнул к нему, забрался пальцами в рот, открывшийся от неожиданности. Повертел голову повелителя, как у куклы.
- Странно, нье понимаю, почему ты шипишь в этом облике?
- Привыч-ш-ш-шка потомуч-ш-што, от которой я старательно избавляюсь.
Альерао рассмеялся.
- Помочь тебе умыться?
- Помоги, - согласился Повелитель.

В купальне было уютно, потому что она была меньше дворцовой в Маннузаваре, и не столь вычурной. Овальный бассейн, выложенный аквамаринового цвета мозаикой, с серебристыми узорами, мраморный пол, непривычно теплый, небольшие деревянные скамеечки по стенам, большая медная чаша для умывания, красивый кувшин с горячей водой и маленький фонтан-источник холодной, оформленный в виде бронзовой рыбины, изо рта которой струилась в бассейн вода.
- Мне нравится. Надо будет у себя сделать такое же...
Ойми фыркнул.
- Что? - повелитель скосил на него глаза, рассматривая насмешливую улыбку на тонкогубом лице и ее отражение в серых глазах.
- Люди взяли способ устроения купальен из нашего быта. В горах куда проще найти теплый источник, чьем на равнине, но вы упрямы.
- Я не человек, - рассеянно отозвался Повелитель, любуясь Альерао.
- Но ты ими правишь. Почьему? - ойми взял серебряный гребень, лимонную эссенцию и брызнул ее в небольшую чашку, куда долил воды. Потом погрузил в ароматную воду руки и ими, мокрыми, принялся разглаживать всклокоченные со сна волосы повелителя. Потом взялся за гребень.
- Потому что мой род издревле правил в этих землях. Люди боятся меня, но и чувствуют себя под защитой. Личное чудовище куда как привычней незнакомых. Я стерегу границы, этого хватает.
- Ясно. А почьему нет жены и детей?
Ойми расчесал его волосы почти незаметно. У него были ласковые руки, Государь наслаждался его прикосновениями.
- Потому что я пока слишком молод для них. Да и править мне надоело, я бы согласился на роль первого советника при умном правителе, но вот найти преемника никак не могу.
- Твои предки нье были бы ньедовольны? - удивился ойми. Кажется, он воспринял нежелание Скандиса править, как нечто, не отвечающее вопросам чести.
- Нет, думаю, они бы одобрили.
- Почьему?
- Ну, у нас в семье обычно всегда с пониманием относились к причудам друг друга.
Ойми кивнул, как-то сникая. Видимо, взаимоуважение в кругу семьи было для него не слишком благодатной темой для размышлений.
- У тебя такие ласковые руки.
Альерао моргнул, возвращаясь в реальный мир из своих нелегких мыслей.
- Что?
- Руки, говорю, ласковые.
- Да, мне говорили, - ойми кивнул.
- Пойдем, посмотрим, кого там мои дорогие советники удавили.
- Почьему удавили? И ты, разве, нье накажешь их? - Альерао был немного рассеян.
Скандис сжато рассказал ему про обстановку в провинции.
- Тогда да, но ты нье прав, казнить нужно нье тихо, а показательно, чтоб видели и знали, за что.
- Показательно я уже одного удавил.
- На площади? При всем народе? - скептически хмыкнул ойми.
- На воротах, но народу хорошо видно. А если уж совсем показательно... В следующей провинции просто вытолкну отступника к людям, пускай сами разорвут.
Одевался повелитель сам, это ойми весьма забавляло, а у Скандиса пропадало раздражение на вычурные тряпки, которые отказывались застегиваться и ложиться красивыми складками, как им положено, когда он видел усмешку Альерао.
- Помочь?
- Да, - наконец, Скандис сдался.
Когда ойми закончил с его одеждой, повелитель сидел хмурый и о чем-то глубоко задумавшийся.
- Что случилось? - удивился Альерао. - Я перетянул пояс?
- Где ты этому научился?
Ойми не стал делать вид, что не понял вопроса. Неприятно усмехнулся:
- А ты нье догадываешься? Я тебе еще тогда говорил: ты нье первый, кому «повезло» меня купить. Мне много лет, и большую часть их я провел на ночных половинах.
- Ладно, будем считать, что я не спрашивал, - Повелитель поднялся.
- А стоило бы знать, кого к себе тащишь, - тихо фыркнул ойми. - Я подожду здесь, не стоит Государю вести в Совьет оборванца.
- Перетерпят. Пойдем, ты же обещал быть со мной.
- Но нье всегда же? - ойми подошел, уперся в грудь повелителя пальцем, увенчанным коготком, больно уперся. - Ты - Государь, и первое, о чьем ты думаешь - благо страны и ее народа. Нье свое. Я подожду здесь. Клянусь нье убегать.
- Что ж, я тебе поверю, - Скандис стремительно развернулся и вышел из комнаты.
Альерао посмотрел ему вслед, фыркнул: все правители одинаковые. Рано или поздно поддаются уговорам, ласке, перестают видеть в нем лишь тело. Этот не исключение, пройдет время, и он будет настоящим повелителем благословенного края под оком Маннуза, достойным не только страха, но и любви своих подданных.

- Что нового произошло за ночь? - Повелитель окинул Совет внимательным взглядом.
В глазах советников светилось сдержанное любопытство: они помнили ойми по представлению его совету перед несостоявшейся свадьбой, а в любом дворце у стен есть глаза и уши, и то, что Государь с прогулки привез именно этого ойми, сомнению не подлежало. А вот в то, что из спальни на утро не вынесли истерзанное тело посмевшего перечить Государю и сбежать от него наложника, верилось с трудом.
- Кроме этого, - Скандис нахмурился. Это возымело действие, повелителя просветили насчет еще двух «самоубийств», случившихся вечером и ночью, подали список кандидатур на освободившиеся посты, сообщили, что начата конфискация всего имущества провинившихся, в счет недоимки в казну.
- Молодцы. Собираемся, пора продолжать путь.
Советник Кархиз Манор ровно поинтересовался, приготовить ли закрытый паланкин для наложника.
- Зачем? Мой конь унесет обоих.
Напоминать, что это неприлично, чтобы все видели того, чье место в Ночном Дворце, на шелковых подушках у ног повелителя, а не в седле, открытом всем ветрам, советник не стал. Если уж Государь счел возможным не наказать наложника, а освободить его - это дело Государя.
- Я даю вам час на сборы.
Люди поклонились и, с позволения повелителя, разошлись готовиться к выезду. Советник Кархиз остался. Ведение дел Ночного Дворца, в отсутствие распорядителя, должно было лечь на его плечи, как неотъемлемая часть внутренней политики.
- Государь, могу я быть полезен чем-нибудь?
- Нет, вряд ли. Ты и так делаешь достаточно.
Аштэ Кархиз Манор сложил руки на груди с выражением величайшего почтения и долготерпения на лице:
- Осмелюсь спросить, Государь, не нужно ли чего вашему... э-э-э… - и замолчал, не зная, какой эпитет подобрать. Скажет «ночной жемчужине», так ойми уже, вроде бы, не наложник? Скажет «другу» - а если ошибется?
- Моему? Не знаю, надо спросить. Но я скажу, что ты волнуешься о его благополучии.
Советник вздохнул и проклял все на свете, но донести свою мысль до Государя все же пока не отчаялся, решившись спросить прямо:
- Нижайше прошу простить меня, повелитель, но не будет ли уместно одеть ойми так, как это подобает наложнику, и везти так, как должно везти ночную жемчужину повелителя?
- Он не наложник, он свободен, советник. Могли бы догадаться еще тогда, когда я назначил свадьбу...
- Виноват, Государь, - мужчина склонился еще ниже, но упорствовал: - Тогда на его шее был ошейник с вашим клеймом, сейчас на нем лишь драные штаны.
- Ну, так достаньте ему целые. И рубашку, плащ… в общем, добудьте ему нормальную одежду и обувь.
Советник вздохнул: наконец-то, дошло! Никак, с хвоста до Государевой головы доходило.
- Почему вы все еще тут?
- Уже нет меня, Государь, - он поспешно откланялся и вышел, прихрамывая: возраст давал о себе знать, да и боевое прошлое.
Одежду, обувь и все положенное спутнику повелителя отыскалось быстро, не прошло еще и назначенного часа.
- Ты хочешь есть, Альерао?
Ойми, не прерывая своего очень увлекательного занятия - он расчесывал волосы - фыркнул:
- А как ты думаешь? Конечно, хочу.
- Что ты хотел бы съесть?
- Мнье все равно, что. Только нье фрукты! - сразу отказался Альерао. - Я нье травоядное.
- Хорошо, мясо будешь? Тут его готовят чудесно.
На уточнение о травоядности он только усмехнулся: считалось, что фрукты - привычная пища гаремных пташек, да еще творог, сладости, легкие рассыпчатые каши с изюмом и сушеными финиками.
- Буду. Ты нье поможешь? Тяжело расчесать такую гриву.
- Поворачивайся, разберу твои чудесные волосы.
- Это ньеудобно, ходить с такими длинными косами, - передернул плечами ойми. - Я нье воин, но все равно ньеудобно.
- Я понимаю, но они так красивы. Закатный шелк.
Альерао подставил голову под его руки, прикрыл глаза. Он не обольщался, что Государь, не привыкший ухаживать за такими волосами, не сделает больно, вычесывая слишком уж длинную гриву. Но Скандис разбирал их бережно, придерживая, распутывал. Ойми попросил:
- Собери их на середине? Чтоб ровно.
Скандис собрал, аккуратно закрепил.
Ойми только усмехнулся, повел рукой, и короткий кинжал, который Государь носил на поясе, будто сам собой прыгнул ему в ладонь, а потом красиво и невесомо коснулся закрепленных волос чуть выше заколки. Алые пряди осыпались на мрамор.
- Зачем? - повелитель нахмурился.
- Затьем. Отрасти свои, попробуй, и узнаешь, как это нельегко.
- У меня не растут, иначе бы попытался.
- Пф! Тебе так нужны были косы до полу на мне? - ойми протянул ему кинжал, возвращая.
- Очень нравилось любоваться, гладить их.
- Отрастут. И быстро, как всегда, - пренебрежительно пожал плечами ойми.
В комнату, поклонившись у порога, вошел раб, неся на вытянутых руках богатый наряд. Но не гаремный: легкий шелк и полупрозрачный газ, а плотные полотняные штаны, такую же рубашку, высокие мягкие сапожки серой кожи, украшенные серебряными набойками, пояс с кистями из мелкого жемчуга и плащ тяжелого, плотного шелка. Скандис взял одежду, кивком отослал раба прочь.
- Примерь.
Ойми обрадовался, и не счел нужным радость свою скрывать: одежда была такой, как ему нравилось. Ткань легла на тело приятной прохладой, обняла, скрывая все, что должно. Он быстро заплел волосы в косу и упрятал ее под ворот рубахи. Затянул пояс, накинул на плечи плащ. Теперь только длинные, плотно сжатые в упругую ость, ушки да глаза с узкими зрачками выдавали в нем нечеловеческую природу.
- Отлично, все подошло. Поблагодарю советника.
- Он умен, - кивнул ойми. - Береги его.
- Берегу, - хмыкнул Государь. - Я их всех берегу.
Когда сообщили, что отряд готов, вещи собраны, воины в седлах, все ждут только Государя и его спутника, ойми закусил губу.
- Опять в седло лезть? Бр-р-р!
- Я с тобой, буду поддерживать, обнимать и следить, чтобы ты мог спокойно подремать.
Альерао вздохнул, накинул капюшон плаща на голову и кивнул:
- Хорошо, идем.
Государь нежно водрузил ойми в седло, сел сам. Альерао ловил на себе недоумевающие взгляды. Кто-то, видимо, еще не понял, кого выловил Государь на прогулке, и почему он не едет отдельно, этот кто-то. Правда, от людей не укрылось то, с какой силой он вцепился в луку седла, не рискуя откидываться на грудь Скандису. Почему-то казалось, что это скомпрометирует его.
- Откинься, сокровище.
- Тебе будет ньеудобно, - отмахнулся ойми.
- Почему? Мне будет хорошо, не волнуйся.
Альерао фыркнул, подумав, как именно «хорошо» будет повелителю. Ну, что ж, ладно, сам пожелал. Опираться на него было и в самом деле удобнее, чем костенеть в седле, судорожно вцепившись в оное. В то, что Скандис его не уронит, ойми верил. Повелитель обнял его одной рукой. Через полчаса они покинули этот город, направляясь дальше, к западным границам королевства.

Объезд королевства занял почти четыре месяца. Скандис глубже вник в управление страной, сам оценил своих ставленников и тех, кто годами служил ему, честно и не очень. Кое-какие законы, уже устаревшие, пришлось пересмотреть и изменить, и это был нелегкий труд. Сил ему придавало лишь то, что рядом был ойми. Скандис обнимал его так, словно от этих объятий зависела жизнь. С течением времени Альерао перестал дичиться, снисходя к нему, довольно часто их вечерние-ночные посиделки заканчивались яростными спорами по поводу дневных происшествий, прочитанных ойми книг, нововведений Государя. Оказалось, что «жемчужина гарема» весьма образован и начитан. Скандис прислушивался к нему в некоторых вопросах.
На вопрос, откуда в его хорошенькой головке столько познаний, ойми оскорбился:
- Ньеужели ты думаешь, что все, что мне было доступно - это ночные половины, развлечения и услаждение хозяев в постели? Я прожил достаточно, чтобы знать, какими словами просить доступ к знаниям. И на память не жалуюсь.
У него от возмущения даже почти пропал акцент. Повелитель лишь шипяще рассмеялся.
- Ньет, ты что, в самом деле, думал, что все, чем я занимался - это возлежание на подушках и ленивое созерцание, в перерывах между тем, как меня затаскивали в постель? - ойми и в самом деле разозлился, прижал уши и выпустил когти, впившись ими в ковер на полу палатки.
- Я думал, ты отлеживался от наказаний за нападение на хозяев, - Повелитель устало стаскивал с себя одежду.
- Ну, - ойми передернулся, - это, действительно, занимало много времени. Но у меня случались и хорошие времена, когда я попадал во владение к тем, кому было интереснее общение со мной, чем мое тело. Я принесу тебе воды, - перехода между двумя предложениями не было, и Альерао не предлагал, а сообщал.
- Да, вода - это хорошо. Я б вытянул хвост в реке.
- Здесь ньет реки, - пожал плечами ойми, внося ведро согретой воды для омовения Государя. - Потерпи уж до Акмариссы.
- А куда денусь? М-м-м. Хотя б омыться.
Альерао фыркнул, вытащил на середину палатки медную бадью и достал ковш и шкатулку со стеклянными и керамическими флакончиками ароматных средств для умывания.
- Становись, или, лучше, садись, я помогу.
- Если усну в процессе, не удивляйся.
- Если ты уснешь в бадье, то мне придется звать твоего постельничего, я сам тебя не утащу на кровать.
- Я не такой уж и тяжелый.
В ответ на это заявление ойми только фыркнул: наг был раза в четыре тяжелее него, даже в человеческой ипостаси, что уж говорить о полузмеиной.
- Ладно, мужественно не усну до кровати, - Скандис улыбнулся. Теплая вода и руки ойми, тщательно растиравшие его мыльной тряпочкой, навевали два совершенно противоположных желания: расслабиться и уснуть, и вцепиться в края бадьи, чтобы не тянуть руки к мальчишке. Желание просыпалось снова. Это было просто какой-то изысканной пыткой: видеть, даже обнимать, но больше ничего не делать. Нет, он мог, безусловно, просто взять ойми, прямо тут, на коврах. И тогда, скорее всего, потерял бы его доверие, хрупкое, как ледяной мостик, навсегда. Скандис шипяще выдохнул и велел себе расслабиться.
- Камьенный, - ойми еще раз провел мыльной тканью по спине Государя и окатил его чистой водой. - Нье уснешь, тебе нужно расслабиться.
- Справлюсь, не впервой. А скоро уже дворец.
Альерао подал ему полотенце, отступил на шаг, задумчиво рассматривая.
- Могу помочь. Если есть лотосовое масло.
- М-м-м, не уверен, но может найтись.
Ойми уже зарылся с головой в походный сундук мага, перебирая тщательно завернутые в соломенные жгуты склянки и флаконы. От мимолетного взгляда на его обтянутый плотным шелком зад самообладание Скандиса пошло трещинами, как старая крепостная стена, готовая рассыпаться. Государь зашипел, отвернулся.
- Что ты шипишь? Чьем ньедоволен? - ойми нырнул еще глубже, выудил склянку с густой, прозрачной, чуть розоватой жидкостью, открыл, аккуратно нюхая, и кивнул: - Я уже нашел, ложись на ковер.
Скандис плюхнулся, весьма поспешно и как-то неловко, боком. Повозился, устраиваясь поудобнее.
- Ньет же, руки вниз, вытяни вдоль тела.
Альерао взял с постели маленькую плоскую подушечку - думку, подложил ее под голову повелителя. И уселся на его бедра, чуть сжав их ногами:
- Нье дергайся, покушаться на тебя не буду, и ранить тоже.
- Да я верю, - прошипел Скандис.
Проклятущий мальчишка! Что бы он там ни говорил о своем возрасте, а был и будет мальчишкой, который не отдает себе отчета в собственной притягательности. Одного прикосновения хватило бы, чтобы маг загорелся, как подросток, а тут этих прикосновений было - как лавина. Скандис под ними ерзал и шипел. Его звучно и хлестко шлепнули по ягодице:
- Да что с тобой? Льежи смирно! Расслабься!
- А ты не догадываеш-ш-ш-шьс-с-ся с-с-сам?
Судя по озадаченному молчанию и замершим на спине повелителя рукам - начал догадываться. А потом продолжил массаж, как ни в чем не бывало:
- Сколько тебе, говоришь, льет? Четыреста? И ты не сумеешь немного потерпеть?
- Терплю ж-ш-ш-ш-ш.
Альерао привстал:
- Вот поправь и не ерзай. А то укушу.
Скандис подумал, что ночью отправится искать ближайшее тело. Хоть советника Найхара. Выносить подобные издевательства было... невыносимо. И, главное, он сам себя загнал в этот угол, пообещав, что не тронет ойми без его согласия. Выпросил, да, боги милосердные, именно выпросил себе право обнимать и спать в одной постели. Мазохист несчастный! Он зашипел, аккуратно скинул ойми.
- Мне надо отойти. Пос-с-сидиш-ш-шь один.
Альерао помедлил и кивнул: право Государя искать способы сдержать свое слово, любые способы. Он только улыбнулся, глядя, как мужчина спешно натягивает на себя просторные штаны, двигаясь неловко и резко. Радовало то, что повелитель, похоже, проникся и решил не принуждать бывшего наложника к соитию во что бы то ни стало.
Скандис вышел, не глядя на него. Ойми спрятал масло на место, вытер руки и свернулся на краю постели, засыпая быстро и сразу, чутким сном дикого зверя. Ушки чуть шевелились, ловя звуки засыпающего лагеря. Шаги, голоса, звяканье посуды. Лагерь жил своей жизнью. Они возвращались в благословенный Маннузавар, город раскаленных солнцем белых стен, зеленых садов и затененных виноградом узких улочек. Ойми видел себя во сне верхом на золотистом Алайдане, единственном жеребце, который его не боялся, и которого вскоре перестал бояться сам Альерао. Видел Скандиса, верхом на любимом вороном Оккуаре. Видел приветствующих возвращение Государя людей. И хищный проблеск острой стали в толпе, короткий, как метательная стрелка с ядом куробо. Он застонал и перевернулся, пряча голову под подушку.

Скандис явился заполночь, свалился спать. Ни к какому советнику он не пошел, просто отправился к колодцу, обливаться ледяной водой. Зато охладился. Впрочем, этого хватило ненадолго, стоило осторожно притянуть к себе горячее тонкое тело ойми, недовольно фыркнувшего на то, что его трогают холодными, как у лягушки, лапами, и желание вернулось. Штормом рухнуло на почти обессилевшее тело. Скандис зашипел, поднимаясь, вышел.
- Советник Найхар!
На зов Государя из ближней палатки выбрался советник по строительству, сонно и чуть недоуменно моргая.
- Вы звали, повелитель?
- Раздевайтесь. Буду... любить.
Советник страшно удивился, но справился с лицом, с поклоном пригласил повелителя в свою палатку, жестом выгнав сонного секретаря.
- Обнажайтесь! Сейчас же!
Мужчина быстро разделся, стараясь не раздражать явно неадекватного Государя. Опустился на четвереньки, готовясь терпеть, не ожидая от бешено сверкающего глазами мага особой нежности и аккуратности. Скандис нежен и не был, но и груб не стал, аккуратен, техничен. Человеку было кристально ясно, что все это лишь затем, чтобы снять напряжение. Почему он не делает этого со своим наложником, а считать Альерао кем-то выше советник пока отказывался, было непонятно. Но если такова воля Государя, то кто он такой, чтобы спорить? Тем более что, несмотря на некоторую механичность ласк, свою долю удовольствия он получил сполна. А вот Скандис остался неудовлетворен. Нет, он кончил, конечно. Но и только. Это напомнило ему тот раз, когда он изнасиловал ойми после убийства слуги.
- Ненавижу такую жизнь!
- Может быть, вина, Государь? - приведя себя в порядок и одевшись, советник Найхар пытался сгладить неловкость.
- Хорошо. Вина.
Вино у Найхара оказалось не намного хуже того, что привык пить повелитель, хоть и не зеленое «Каврское», а золотое «Имханское». Слуга принес поднос с нарезанным сыром и сладостями, положенными к такому вину, расстелил войлочный дилбан, плотный толстый ковер, у столика и замер в тени, ожидая распоряжений. Советник отпустил его, сел после Государя, налив ему в костяную чашу, украшенную янтарем, вина.
Скандис пил, не ощущая вкуса. Но все же посчитал нужным похвалить:
- Хорошее вино, аштэ Найхар.
Советник благодарно поклонился, это выглядело забавно, учитывая, что он сидел.
- Государь, я могу вам еще чем-то помочь? - осторожно спросил он. Повелитель вызывал несколько неуместное чувство жалости.
- Можешь, раздевайся.
Найхар покачал головой:
- Это не поможет, Государь. Вам не я нужен.
- Я знаю. Но он... Его не хочу пугать.
- А... - Найхар замолчал и снова принялся развязывать свой пояс, потом потянулся раздеть повелителя. Замолчал он очень вовремя, Скандис был уверен, что еще слово, и он ударит советника. В этот раз Скандис был нежен, насколько сумел. Найхар ведь не виноват. Да и Альерао тоже не виноват в том, что шарахается от близости, если так подумать. А дома можно будет сварить зелье, чтоб надолго отбило все и всяческие желания. Или велеть Майсару привести того мальчика, которого он купил.
- Спасибо, Найхар. Мне стало легче.
Человек только поклонился, стараясь удержать лицо: он никогда не был приверженцем мужской любви, предпочитая хранить верность своей супруге, и эта ночь стала для него нелегким испытанием.
- Я рад, что у меня есть такой советник. Благодарен.
- Не стоит благодарности, Государь, - мужчина вымученно улыбнулся.
- На следующую ночь я приду к другому.
Найхар промолчал, хотя на языке так и вертелось: «Может быть, стоит просто уговорить своего наложника?». Он ничего не знал о том, какие отношения у Государя с его гаремными пташками, это было не его ума дело.

Скандис вышел, направился к себе. Ойми спал, вольно разметавшись поперек постели, свесив отягощенную косой голову за край. Меж приоткрытых губ поблескивали острия клыков, чуть шевельнулось, отмечая приход Государя, обращенное ко входу ушко, но он не проснулся. Скандис улегся в постель, обнял его. И почти застонал, когда теплые тонкие ладони ответно устроились у него на спине, а нос ойми уткнулся в шею, и Альерао тепло задышал, согревая его кожу.
- Сокровище мое.
- Самоувьеренная чешуйчатая сволочь... - пробормотал ойми, пытаясь зарыться лицом в его подмышку. - Спи, а?
- Я сплю, - уверил его повелитель.
Альерао спал плохо, стонал, вскрикивал и дергался. Он привык отсыпаться днем и бодрствовать ночью, но в пути так не получалось. А сейчас ему еще и снилась какая-то муть, тревожная, как отблеск солнца на острие.
- Тише, сокровище, - уговаривал его повелитель.
Ойми был похож на неоперившегося птенца, попискивающего от голода во сне. И повелителю хотелось обнять его целиком, что он и сделал, приняв полузмеиный облик. В его кольцах Альерао наконец затих, обнимая одно из них. Сам Скандис уснул лишь на рассвете. Боялся шевельнуться и потревожить ойми. Проснулся же уже в привычном одиночестве: мальчишка сбежал умываться, или проведать золотого, или еще по каким своим делам. Скандис потянулся всем хвостом. Можно было выползти так, все равно уже даже последний раб в королевском кортеже знал, кто их Государь на самом деле. Доползти до колодца, окатить себя парой ведер студеной водички.
- Доброе утро, мой Государь.
- Доброе утро.
Его приветствовали, уже не шарахаясь, не отводили глаз, хотя и не пялились в упор на черный чешуйчатый хвост. Советника Найхара он не увидел, тот или еще не встал, или предпочел отсидеться в палатке, пока чудодейственные бальзамы не исправят его походку до обычной. Скандису сейчас было и смешно и совестно - бедный советник. С другой стороны, осталось еще трое... Потом будут говорить, что Государь Совет трахает во всех позах. Он представил себе того же Кархиза Манора в своей постели и передернулся: нет уж! Лучше снова завести гарем. Юные, прекрасные тела, упругие попки... Скандис зашипел, сцепив зубы, метнулся к колодцу и пару секунд решал, не нырнуть ли в него целиком. Потом все-таки плюхнулся и блаженно улыбнулся: хорошо-то как! Сразу только одна мысль – кому королевство завещать после смерти от простуды. Бамс! Или от ведра, сброшенного на голову...
- Нье понял? Ой! Ты туда упал? Тьебе помочь? - у края колодца, выложенного крупными камнями, обнаружился ойми, только что едва не прибивший Государя ведром.
- Нет, я тут сижу и мыслю о судьбах государства. Мне уже ничего не поможет.
- Шут! Выльезай, вода льедяная же! - Альерао протянул руку: - Ну?
Наг поднялся, выполз на траву сушиться. Ойми за руку подержать он при этом не забыл, но чисто символически. Мальчишка накинул ему на плечи отрез тонкого полотна, вторым промокнул волосы. И набрал уже себе воды в ведро, отошел подальше и опрокинул в самом деле ледяной водопад себе на голову. Тонко ахнул и рассмеялся.
- Бодрит? - наг свернул хвост в кольца.
- Еще как! Правда, растираться снегом еще лучше, - фыркнул ойми. Снова окатился водой, словно нарочно дразня повелителя тем, что изгибался, демонстрируя свое тело в мокрых, прилипших к ногам, штанишках, ничегошеньки не скрывающих. Скандис шипеть не стал, просто отвернулся. Терпение. Терпение, сила воли и зелье для чистого и холодного разума…
- Я могу взять полотенце? - ему на плечо легла ладонь, чуть царапнув кончиками коготков сквозь ткань.
- Да, разумеется.

Путь домой уложился в четыре недели. И только потому, что Скандис требовал двигаться без привалов, даже ночами. Но в Имрадисе следовало сделать последнюю остановку, чтобы отдохнули и кони, и люди, иначе возвращение Государя в Маннузавар будет не торжественным, как полагается, а больше будет напоминать возвращение побитого пса на хозяйский двор.
Этой ночью Скандис опять отправился искать приключений и утешения. Прямиком к советникам, внимательно оценивая их на предмет внешнего приятства. И остался глубоко разочарован: уставшие, люди не казались ему даже отдаленно привлекательными, хотя Найхар все понял и даже сделал движение навстречу, предложить себя, как самого молодого и выносливого. Государь задумчиво осмотрел его, вздохнул.
- Не то.
Найхар лишь чуть заметно пожал плечами: воля Государя мучиться самому и мучить других, когда рядом, только протяни руку, настоящее сокровище.
Скандис отправился шататься по городу. И думать, сколько еще придется страдать из-за ойми. Спать рядом было невыносимо, все равно что самому сунуть хвост на раскаленную сковороду в масло. Не спать - еще хуже, прикосновений к горячему тонкому телу отчаянно не хватало, недоставало травяного аромата от вечно прохладных волос ойми.
«Заведу гарем обратно».
Эту ночь он провел в саду наместнического дворца. А на закате они уже въезжали в Маннузавар.

Скандис широко улыбался.
- Наконец-то, дома. Это такое счастье.
Ойми, как и всегда, промолчал. А потом сделал странное: выдернул ноги из стремян, вспрыгнул на седло, метнулся на седло Государя и оттуда - в толпу, мгновенно образовавшуюся на улицах. Там, где он приземлился, почти тотчас завопили, люди раздались в стороны, открывая Скандису ойми с окровавленными руками и его жертву. Государь жестом остановил стражников, метнувшихся было к ойми.
- Так-так...
Из руки у мертвеца выпала тонкая духовая трубка. А ойми пошатнулся и неловко сел в пыль.
- Успел. Надо же, успел.
Скандис спрыгнул с коня, подошел к Альерао.
- Ты в порядке?
Тот улыбнулся, не поднимая голову на повелителя, спокойно и даже радостно:
- Вполне. А через полчаса буду еще лучше.
- Едем во дворец, стража закончит разбирательство.
Альерао поднялся - тяжело и так, словно разучился двигаться. С трудом забрался в седло, уронил поводья и вцепился в переднюю луку, как в первый раз. Скандис запрыгнул в седло, обнял ойми за плечи одной рукой.
- Я здесь.
- Ана мэ, астэро, моритье мэ... - ойми откинулся ему на грудь, закрывая глаза.
Государь постарался запомнить фразу, потом посмотреть перевод в книгах. Сейчас было кое-что важнее - следовало отвезти Альерао во дворец. Через пять минут ойми начал задыхаться, и только тогда повелитель понял, что случилось: мальчишка принял на себя предназначенную ему стрелку, смазанную каким-то ядом. И втихомолку порадовался, наверное, что умрет. Скандис выругался, направил коня в какой-то переулок, стащил ойми с седла.
- Эй! Не умирай! Ты обещал остаться со мной, помнишь еще?
На белоснежной рубашке ойми, на груди, алело небольшое пятнышко крови, там, куда вошла стрелка. Саму ее он, видимо, смахнул, когда убивал стрелка.
- Я... помню. Сделал всье, развье ньет? - Альерао улыбнулся синеющими губами, под разом потускневшей кожей четко обозначились темные сосуды.
- Нет, ты сейчас уходишь. Значит, нарушаешь свое слово. Впрочем, я не удивлен.
Скандис разорвал рубашку на ойми, прикрыл глаза, медленно вычерчивая на его груди какой-то символ, заставляя яд вытекать обратно, повинуясь приказам змеиной крови. Ойми пару раз дернулся под его руками, задышал свободнее, удивленно раскрыл глаза и облизнул пересохшие губы.
- Полегчало? - повелитель поднялся, отряхивая руки от налипшего яда.
- Намного, спасибо.
Альерао сел, обвел взглядом сгрудившихся вокруг воинов и советников, резко запахнул порванную рубашку. Как-то в лагере на него не пялились так, даже если шел в мокрых штанах и без плаща.
- И что вс-с-се так ус-с-ставилис-сь? - обозлился Повелитель.
Подать руку поднимающемуся на ноги ойми никто не рискнул. Тому пришлось, пошатнувшись, вцепиться в одежду Государя.
- Хочу в купальню, отмыться, - пробормотал мальчишка.
- Сейчас отвезу, - Скандис вернул его в седло, взобрался сам. - Еще одно покушение, которое моя стража не предотвратит - и я вспомню, что есть людей - это не каннибализм для меня.
- Ты ньесправедлив, - тихо заметил Альерао на этот выпад повелителя. - Они нье знали, а я знал, что на тебя попробуют напасть.
- А откуда ты об этом знал?
- Видел во сне. Думал, не успею.
- А сказать мне об этом ты нужным не посчитал...
- А как я мог быть уверен, что это нье было просто сном? - пожал плечами ойми.
- Ну, теперь ты уверился, что иногда сны бывают вещими.

До дворца они добрались уже без особых препятствий. Скандис сразу же понес Альерао в купальню. Тот стек шелковой лентой в бассейн и замер, положив голову на бортик, отдыхая в теплой воде. Ему не нравилась полуобморочная слабость и скручивающий внутренности лютый голод после ранения и лечения Государевого. Скандис остался с ним, следить, чтобы его драгоценный ойми не сполз в воду и не утонул там. Он вспоминал фразу, сказанную мальчишкой. Первую часть он уже слышал. «Ано мэ» - «держи меня». Значит, Альерао все же надеялся, что ему не дадут умереть? Ну а если бы Скандис не умел справляться с ядами, тогда что? По всей видимости, «моритье». Не хотелось даже думать о том, что бы он делал без проклятого ойми. С кем бы переругивался вечерами за чашкой чая? С кем бы играл в чекомат, проигрывая раз за разом, но не отчаиваясь? А что значило «астэро»?
Скандис тяжело вздохнул, пообещав  себе, что однажды он это выяснит.
- Ну, что ты вздыхаешь? - ойми немного оклемался, судя по виду. Поднял голову, глядя на повелителя несытыми глазами, в которых горели сапфировые огни.
- Да так, задумался что-то. Как ты себя чувствуешь?
- Уже хорошо, только поесть надо.
- Чего тебе хотелось бы съесть?
Ойми усмехнулся:
- Сам как думаешь?
- Крови? Возьми.
Альерао не стал ломаться, припал жадным ртом к его руке, укусил. От его клыков на другом запястье у Скандиса остались четыре крохотных шрамика, которые не могла свести и его магия. Теперь вот и на второй будет то же.
- Вкусно хоть?
Ойми неразборчиво заворчал, не отрываясь от его руки. Судя по тому, как прикрыл глаза и развесил уши, было вкусно. Скандис улыбался, любуясь им. Хотя желание посадить мальчишку на цепь крепло с каждой минутой. Что бы он делал, если бы не было в ойми змеиной крови? Тогда вся власть нага над ядами не спасла бы его... Что он будет делать, если ойми снова влипнет в неприятности?
- Точно на цепь.
Альерао прижал уши, оторвавшись от трапезы:
- Ты обещал!
- Я помню. Но как тебя еще уберечь, чтобы ты никуда не вляпывался?
Ойми пожал плечами:
- Я могу тихо сидеть в твоем Ночном Дворце. Если разрешишь пользоваться библиотекой. Она у тебя большая, а я соскучился по чтению.
- Разумеется, разрешу.
- Вот и все проблемы, - усмехнулся мальчишка.
Однако кроме безопасности ойми от внешних врагов была еще огромная проблема безопасности ойми от самого Государя. А вот тут Скандис уже ни за что поручиться не мог. Гарем-то он так и не успел собрать. И сейчас, когда Альерао был так близко, обнажен, и касался его, сдержаться было просто нереально. Скандис провел кончиками пальцев по щеке ойми. Тот не отдернулся, только поднял на повелителя глаза, в полумраке купальни светящиеся синими огнями. Его ушки трепетали, выдавая растрепанные чувства хозяина, хотя точеное лицо казалось бесстрастным.
- Красивый...
Узкие губы тронула мимолетная улыбка. Ойми молчал, предоставляя ему право делать то, что пожелается. Скандис гладил его, вспоминая, каково это - касаться Альерао вот так. Нежная кожа, словно он только что вышел из наполненной молоком ванны, и евнухи умастили его ароматными маслами. Лицо, не требовавшее ни бритвы, ни красок, да и не терпел ойми ничего лишнего на себе. Зато его можно было целовать, не ощущая вкуса жирного угля и белил. Скандис крепко держал его в объятиях, одаривая жаркими ласками.
- Нье сбегу, - пообещал Альерао, хотя снова прорезавшийся акцент выдал его волнение.
- Я тебе верю, - Скандис усадил его на бортик бассейна.
Ойми медленно откинулся назад, опираясь на руки, развел колени, повинуясь рукам повелителя. Скандис скользил по внутренней стороне бедер Альерао раздвоенным языком, словно пробуя на температуру. Он собирался нарушить все и всяческие привычные установки, согласно которым, ублажать Государя обязан наложник или наложница, а никак не наоборот. Но Скандису так нравилось слушать учащающееся дыхание ойми, чувствовать под языком гладкость кожи, ощущать каким-то шестым чувством биение пульса. К тому же, ойми больше не был наложником.
Выдох мальчишки сорвался на тихий стон, по телу прошла короткая дрожь. Интересно, позволит он коснуться живота? Скандис уже понял, что этот страх у ойми сродни неприятию кошачьих, у которых живот - слабое место. Наг попытался коснуться его языком.  Тот мгновенно зажался. Не вышло, что ж, он и не особо надеялся, что приручил ушастого до конца. Скандис вернулся к прежним ласкам, уж на них-то Альерао реагировал более благосклонно. Главное было не торопиться. Где бы еще взять силу воли, чтобы не наброситься на доверчиво раскрывающееся перед ним чудо?
Повелитель перевспоминал все магические формулы, какие знал. И все равно опомнился только от вспышки боли в плечах, куда впились когти ойми. Альерао хватал воздух раскрытым ртом, на ресницах вскипали слезы, но он не отталкивал, наоборот, прижимал к себе, скрестив за спиной любовника длинные ноги. Скандис пытался прижимать его к себе бережно, соразмерять силу, однако слишком ошалел от происходящего. Тишину купальни нарушал ритмичный плеск воды, частое дыхание, сдавленные стоны, отражающиеся эхом от мраморных стен. Ойми кусал губы и выгибал спину, упираясь пятками в поясницу повелителя, толкаясь ему навстречу.
- О-о-о-оу-у, - Скандис уткнулся ему в плечо лбом.
Ойми погладил его по плечам, размазывая кровь, но вылизать ее у него не было сил. Да и вообще шевелиться не хотелось. Он сам не понимал, почему его с такой силой вдруг потянуло к Государю, что на масло или что-то подобное было наплевать. И подозревал, что шевелиться ему теперь не захочется еще долго.
- Ты такое чудо, - Скандис взял его на руки.
Альерао только хмыкнул, болезненно сводя брови. Было не так уж и больно, но надо же показать нагу, что это был не совсем правильный вариант поведения? Скандис аккуратно выкупал его, отнес на постель.
- Сейчас поищу заживляющую мазь.
- Ты отнимаешь работу у своего распорядителя, - усмехнулся ойми, перекатываясь на постели и разводя ноги.
- Он занят в гареме, - Скандис искомое разыскал.
- Там же пусто?
- Нет, один наложник там точно есть. Правда, я его не видел ни разу.
- Ты решил все же обновить птичник? - ойми уронил голову на подушку, закрыл глаза и попытался отрешиться от прикосновений жестких, уверенных пальцев к больному месту.
- Нет, Майсар тоскует без работы, так что я велел ему купить самого слабого из наложников и выхаживать, чтоб было чем заняться.
- Ты извращенец, воистину, - тихо рассмеялся Альерао.
- У меня мало тех, кто не видит во мне чудовище и верен мне. Я ценю таких людей.
- Почему - чудовище? Ты красив в любом обличье. Когда никого не душишь своим хвостом.
- Ну, люди как-то не разделяют твоего мнения.
- Намажь себе плечи, - сменил тему ойми, вспомнив о длинных и глубоких ранах от своих когтей.
- Сами заживут к утру, - Скандис забрался  в постель. Обнял ойми, пригребая его к себе вплотную. Все дела потом, сейчас нужно выспаться. Правда, он был уверен, что через пару часов его ночной звереныш снова выскользнет из постели и пойдет бродить по дворцу.
- Загляни к Майсару, скажи, что все нормально, ладно?
Ответом ему был короткий смешок и негромкое:
- Спи, Государь.
Скандис задремал, обнимая ойми и явно не собираясь выпускать его из рук. И проснулся уже лишь поздним утром. Один, как и думал. Кликнул слугу, велел вызвать распорядителя гарема.
Аштэ Майсар явился почти сразу же, словно ждал вызова и готовился к нему заранее.
- Каковы последние новости моего птичника?
Евнух поклонился:
- Я взял на себя смелость и купил еще трех наложников. Они готовы предстать пред вашими очами, как только вы прикажете, Государь.
- Любопытно... Пригласи, буду рад взглянуть.
- А что делать с ойми, Государь? - поинтересовался распорядитель, которого проклятый мальчишка поднял ночью с постели, чтоб передать слова повелителя, выбрал себе самую темную комнату и завалился там спать, когда наступило утро.
- А что с ним сделаешь? - Скандис вздохнул. - Пускай в библиотеке сидит.
- Каков его статус сейчас? - уточнил Майсар.
- Любимый геморрой твоего Государя.
Распорядитель не удержал улыбку.
- Я понял, он свободный, и волен ходить, где ему вздумается.
- Именно так. А я хочу взглянуть на твой птичник.
Майсар исчез, чтобы через считанные минуты явиться снова, приведя с собой четверых мальчиков. Они были не хуже тех, кого Скандис отпустил полгода назад. Государь внимательно изучил их, обошел кругом, потом вздохнул - ничего они в нем не будили, ни капли желания. Ну, что ж... если понравятся хоть кому-то из офицеров стражи, можно будет со спокойной совестью отпустить. А пока пусть живут. Только подарки дарить не забывать.
- Как вас зовут, мои прекрасные птицы?
Наложники представились, судя по тому, как они исподтишка его разглядывали, уже успели наслушаться разговоров евнухов и рабов гарема. Во взглядах умело подкрашенных глаз, темных и влажных, как лучший виноград королевства, было любопытство и опасение. Скандис одарил их первыми попавшимися под руку ожерельями и выпроводил. Разочарования таким поворотом дел ни у одного из наложников не заметил. Что ж, следовало сконцентрироваться, и за работу. За пять месяцев он собрал целую кучу замечаний по поводу изменения законов, налогообложения, судебной системы, что разгребаться с этим предстоит долго.

- Ну что ж, уважаемые советники, приступим к работе.
На закате в зал Совета заявился ойми, окинул взглядом страшные завалы бумаг, карты и гроссбухи, перья, свитки, книги и прочие горы документации, лица даже не заметивших его советников и Государя, фыркнул и исчез, чтобы через полчаса вернуться во главе вереницы слуг, несших уже сервированный стол. Сам же прошелся по залу, зажигая светильники.
Скандис оторвал взгляд от свитка.
- М-м-м?
- Кушать подано, Государь, - ойми бесцеремонно забрал у него из рук документ. - Вы тут торчите уже целый день.
- У нас еще много дел.
- И что теперь? Сидеть голодными? Себя не жаль, людей пожалей. Можешь сидеть и работать, а они поедят.
Советники, дождавшись кивка Государя, принялись за еду. Альерао с усмешкой пронаблюдал, как Государь пытается продолжить править документ, невольно принюхиваясь.
- Ладно, - прорычал Скандис придвинул тарелку.
Ойми кивнул, налил ему вина в кубок, без тени смущения усевшись на край стола, сдвинув какие-то бумаги.
- Хочьешь, я помогу?
Судя по опять прорезавшемуся акценту, вопрос долго обдумывался.
- Помоги, - согласился Скандис.
Ойми откопал в завалах бумаг калам, взял тот документ, над которым работал повелитель, и принялся вдумчиво читать. Документ касался вопроса снижения налогов. Альерао вспомнил все, что слышал за время объезда, взялся сопоставлять данные. Получалось, что документ был составлен и проработан верно, не хватало только подписи правителя. Все, что было нужно сделать - исправить пару грамматических ошибок, что он и сделал. Отложил свиток, достал второй, оказавшийся законопроектом о строительстве акведуков.
Советники вопросительно покосились на Скандиса, тот взглядом показал, что все нормально. Ойми фыркнул:
- Интьересно, а как вы будьете ограждать акведуки от весенних и осенних палов, если сделать опоры дерьевянными? Да и дерево... его понадобится слишком много уже на желоба, а вот здесь, - он ткнул в карту, - и тут, и тут еще есть каменоломни.
- Впиши в проект добычу камня, - Государь оторвался от еды на пару мгновений.
Ойми внес исправления.
- А какого сечения будут желоба? Судя по примерному расходу меди и серебра, не меньше человеческого роста диаметром?
- Примерно так,  меньше делать смысла нет.
- И в локоть толщиной? - насмешливо оскалил клыки Альерао.
- Толщину можно и поменьше.
- Да у тебя казна разорится, если даже в пол-локтя делать. В палец, самое многое, и то, чем толще трубы, тем больше проблем с их клепкой и установкой.
- И что ты предлагаешь?
- На юге растет такая трава, называется бамбук. Внутри полая, похожа на коленчатые трубки. Вырастает до тысячи локтей длиной, представляешь? Если магически преобразовать ее так, чтобы росла она нужного диаметра, а внутри покрыть тонкими листами посеребренной меди, экономия будет...м-м-м... сорок восемь процентов, учитывая затраты на каменные виадуки.
- Хм, надо будет посмотреть на эту странную траву.
- Прикажи торговцам привезти двухдневные ростки в корзинах с сухим сеном. Они не погибнут, но и расти в пути не будут.
- Хорошо, - кивнул Скандис.
Ойми, не глядя, протянул руку и отодвинул от него другой свиток, который повелитель пытался просматривать краем глаза, вместо него придвинул блюдо с рыбой под белым ореховым соусом. Повелитель вздохнул, но спорить отчего-то не решился.
Альерао вдохновенно что-то черкал в свитке, высунув кончик языка и закусив его зубами.
- Вот примерно так. И источником лучше взять озеро Иждар, которое на Амарском плато, оно надежнее.
Советники, закончившие трапезу, взялись за обсуждение поправок в проект. Ойми удостоверился, что повелитель достаточно сыт, пальцами ухватил с его тарелки кусок мяса, плюя на застольный этикет с высоты стола. Скандис обмакнул руки в воду, вытер их салфеткой и вернулся к бумагам. Ойми еще пару раз сунул нос в его дела, потом неслышно испарился, словно и не было. Его манили сразу три помещения дворца: оружейная, библиотека и тренировочный зал. Он замер на пересечении нескольких коридоров, пытаясь выбрать.
Из тренировочного зала слышались голоса и звон оружия - гвардейцы тренировались. Соваться туда Альерао не решился. Ну, по крайней мере, без оружия. Поэтому он выбрал оружейную палату, куда и отправился. Гвардейцы на входе всем видом показывали, что пропускать его не намерены. Ойми свернул в ближайшую залу, выбрался через окно на карниз и дошел до окон оружейной по нему - узкому, всего лишь в два пальца толщиной. Это был даже не карниз, а какое-то лепное излишество на фасаде. Окно в оружейной палате было приоткрыто, в арсенале возился мальчик-слуга. Альерао просочился внутрь, его не задержал крупный переплет оконной решетки: главное, что голова пролезла, а остальное пропихнуть не проблема.
- Привьет.
Мальчик вскрикнул. В арсенал ворвались гвардейцы. Ойми спокойно отвернулся от них, выбирая себе клинок по руке. Проблема была в том, что обычные мечи людей он попросту бы не поднял, а узких и длинных, облегченного веса, клинков, к которым он привык, здесь ковать не умели.
- Стой, - его предупреждающе окликнули.
- Стою, - Альерао увидел то, что на вид показалось более подходящим, потянулся к стойке, снимая с нее незнакомый меч, прямой, с обоюдоострой заточкой, выглядевший так, словно кузнец пытался совместить привычный облик меча людей со свойствами клинков ойми. Металл переливался светлыми и темными узорами.
- Положи на место оружие Государя.
Альерао погладил рукоять, с сожалением вернул его на место: вряд ли повелителю понравилось бы, что он трогал его оружие.
- И кто ты вообще такой?
- Ойми, - пожал плечами мальчишка, - друг Государя.
Гвардейцы переглянулись, подумали. И разрешили ему взять оружие Скандиса. Вряд ли во дворце отыскался бы такой безумец, что назвался бы другом повелителя, чтобы украсть просто старый, хоть и очень дорогой, меч.
- Проводите меня в тренировочный зал.
Его проводили, видимо, наслышаны уже были о том, что Повелитель на дурости лет обзавелся странным спутником. То, что на глазах удивленных людей потом выделывал ойми, ни на какой воинский канон не походило. Он танцевал, а клинок плел вокруг него кружева, пел, взрезая воздух точными косыми ударами, короткими выпадами-уколами.
- Хорош, - одобрил кто-то. - Настоящий воин.
- Я нье воин, - ровно заметил ойми. - И никогда нье был.
У него не сбилось дыхание, словно это не он сейчас практически взлетал, прыгая и скользя по залу так, что только коса хлестала по воздуху и по его спине.
- Но с оружием управляешься неплохо.
«Что толку, - хотелось сказать Альерао, - в моем владении клинком, если я еще ни разу не защитил с его помощью ни свою жизнь, ни свою честь?»

В зал заглянул Скандис, обвел всех задумчивым взглядом и ушел, ни слова не сказав. Отправился в гарем,  прогуливаться по опустевшим комнатам. Сейчас тут было тихо и спокойно. Четверо мальчишек жили на южной половине ночного дворца, примыкавшей к купальням и большому залу, где посредине располагался фонтан, а все пространство пола было застелено дорогими коврами и завалено вышитыми подушками. На комнату ойми Государь наткнулся случайно. Она была маленькой, темной, с единственным оконцем под самым потолком, без кровати - только с несколькими толстыми перинами под газовым балдахином.
- Неужели ему здесь действительно нравится?
Возникший за спиной Майсар кивнул:
- Он сам выбрал эту комнату, хотя я предлагал покои фаворита. Сказал, что может спать «громко» и тревожить остальных.
- Что ж, надеюсь, ему здесь уютно.
- Спасибо, мне уютно, - прозвучал позади голос ойми.
- Это главное, - Скандис повернулся. - Натренировался?
- Твой меч прекрасен, - усмехнулся Альерао.
- Спасибо. Это оружие матери.
- Оно похоже на то, которым я учился драться, когда еще не был проклят.
- Сегодня от меня снова сбежишь?
- А ты не хочешь, чтобы я сбегал?
- Нет. Я хочу просыпаться и видеть тебя рядом.
Ойми подумал, глядя на него странным, тревожным взглядом.
- Хорошо. Я буду оставаться до утра.
- Я буду самым счастливым на свете.
Повелитель был уверен, что мальчишка сейчас спросит: «Почему?», и не ошибся. Тонкие брови удивленно взметнулись.
- Почьему?
- Не могу объяснить.
- Это так важно для тебя?
- Да, очень важно.
Альерао задумчиво посмотрел на него, словно изучая, но спросил совсем не то, что ожидал Государь:
- Ты не будешь сердиться, если я стану тренироваться с твоими воинами?
- Нет, не буду. Тренируйся. И меч можешь забрать. Я предпочитаю другое оружие.
- Какое? - тут же полюбопытствовал ойми.
- Секиру.
Мальчишка еще раз окинул его взглядом, кивнул:
- Да, с таким телом тебе именно она подходит, - и совершенно без перехода, как он умел, спросил: - Ты разделишь со мной постель? - будто был тут, в комнате, полновластным хозяином.
- С удовольствием, - Государь окинул его жадным горячим взглядом.
Ойми аж попятился.
- А... хм.
- Что? Я с таким удовольствием ее разделю с тобой, сокровище.
- А просто поспать нье судьба? - ровно спросил ойми, не выказывая эмоций, которые в нем просто бушевали.
- Можем и просто поспать, как хочешь.
- Здесь четверо красивых, нежных, готовых на все ради твоего внимания, мальчиков, - ойми даже улыбнулся. - Майсар постарался. Почьему ты нье выберешь кого-то из них?
- Они меня не привлекают. Мне нужен ты.
- Есть ли предел у твоего терпения? - Альерао вздохнул и потянул пояс, развязывая красивый узел.
- А сколько ты намерен его испытывать?
Глаза ойми сверкнули опасными синими огоньками.
- Сколько? – он замер, задумавшись.
- Так сколько ты меня еще будешь мучить?
Альерао не ответил, просто сбросил сорочку через голову, разворачиваясь к нему спиной. Развязал штаны, позволив им упасть на пол, переступил. Скандис потянулся, хотя б прикоснуться. Ойми повернулся, и ладонь повелителя легла ему на грудь вместо спины. Он не сдержал резкий выдох, похожий на всхлип.
- Извини. Но ты повернулся, - ладони сразу перебрались на спину. - Вот так.
- Вьерни... - еле слышно попросил ойми.
Скандис аккуратно переложил ладонь на грудь Альерао, едва касаясь. Тот сам прижался сильнее, качнувшись вперед, закрыл глаза, пытаясь совладать со своим страхом. За его долгую жизнь его как только ни лапали. Но никогда еще никто не касался его так по его воле. Скандис поцеловал его, успокаивая. Ойми даже не ответил, просто запрокинул голову и приоткрыл рот, подставляя губы под ласку. Под ладонью повелителя суматошно билось сердце, как птица в клетке. Скандис целовался с ним бездумно и как-то совершенно счастливо, словно на дворе стояла весна, а они были прячущимися от взрослых подростками. Изящные и горячие, как раскаленные солнцем камни Маннузавара, ладони осторожно, почти невесомо легли на его плечи, потом прижались чуть сильнее, обжигая кожу даже сквозь одежду и зажигая внутри пламя.
- Чу-у-удо, - протянул Скандис. - Мое маленькое, ласковое, солнечное чудо.
Ойми распахнул глаза - темные, как ненастный осенний вечер над Уммият, с расширенными зрачками, тут же отразившими рассеянный свет матовых фонариков и зажегшимися синими огнями. И промолчал, только медленно повел по груди Государя ладонями, неотрывно глядя ему в глаза. Скандис увлекал его к постели, не отводя взгляда, улыбался.
- Ньет! - и тихое, умоляющее: - Нье торопи меня, астэро.
- Просто ляжем, мои кости устали за сегодня.
Ойми кивнул, позволил опустить себя на свое аскетичное и довольно жесткое ложе. Матрасы были широкими, но не мягкими. А подушки он выбирал маленькие и жесткие. Скандис продолжил с ним целоваться, наслаждаясь. Потихоньку, медленно менял положение тела, чтобы не испугать мальчишку, перенося вес на одну руку, второй мягко придерживая ойми под затылок. И позволял себя обнимать, гладить, трогать. Его совершенно определенно изучали, вернее, изучали границы дозволенного. Ойми то и дело тревожно вскидывал на него глаза, щекоча лицо ресницами, проверяя, как далеко ему позволят зайти. Пока что он не выпускал когти, да и прикосновения были робкими, но смелели с каждой минутой. Скандис позволял все.
Альерао то ли не замечал, то ли решил не придавать значения тому, что уже почти лежит под повелителем, невольно раздвигая ноги, чтобы тому было удобно. А Скандис чувствовал через несколько слоев тонкого шелка своей одежды, что равнодушным ойми не остался. Но пугать его Повелитель не желал, продолжал целовать. Движения рук ойми постепенно становились менее упорядоченными, он больше не открывал глаза, ему не хватало дыхания. Еле слышные стонущие нотки в выдохе Скандис скорее угадал, чем услышал, как и легкое движение бедер Альерао. Шелк казался раскаленным доспехом, Скандис умудрился развязать пояс, не отрываясь от поцелуев с ойми.
- Ньет, постой... - Альерао уперся ему в плечи ладонями, пытаясь отдышаться. - Пожалуйста...
Повелитель перекатился, лег рядом, сцепив клыки. Ойми сел, прижимая руки к груди, дыхание рвалось так, будто он пробежал от Ирваштора до Уммията без отдыха. Потом потянулся к одежде Государя, медленно, дрожащими пальцами развязывая и расстегивая их, и, пожалуй, более бесчеловечной пытки еще не было придумано в подлунном мире. Скандис думал о финансовых отчетах, о приказах, о казнях, о том, как его касается Альерао… Хотя последняя мысль была лишней. Верхний танах - длинная, до колен, безрукавка, расшитая золотой нитью и жемчугом, распахнулся, ойми стянул его с повелителя, уронил на пол, медленно растеребил завязки нижней, тонкой сорочки. Горячие ладони скользнули под нее, повели от пояса вверх, задирая шелк. Скандис прерывисто вздохнул, выгнулся навстречу руками ойми. Границы его терпения были опасно близко. Очень близко. Альерао это понял, но ничего не мог с собой поделать: руки не желали двигаться быстрее, он словно тонул в вязком, как мед, воздухе, задыхался, с трудом воспринимая реальность. Стянул сорочку со Скандиса, наклонился, тронув губами его плечо. Повелитель вцепился пальцами в постель, затрещал матрас. Сухие, чуть обветренные губы ойми скользнули ниже, почти не касаясь, но обжигая горячим дыханием кожу. Вместе с ними двигались его пальцы, очерчивая рельеф мышц на боках повелителя, пока не легли на шнуровку домашних, тонких шальвар, распутывая ее вслепую. Скандис шипяще и долго выдохнул, предупреждая Альерао, что тот доиграется. Мальчишка не понимал, он вообще ничего не соображал, утопившись в собственных, совершенно невообразимых ощущениях и чувствах. Ему хотелось убрать последнюю, мешающую тряпку, и он потянул шелк вниз, стягивая шальвары прочь.  Повелитель приподнялся, давая возможность стащить с себя облачение. Шелк скользнул по ногам, освобожденная, уже просто каменная от возбуждения, плоть звонко шлепнула по щеке не успевшего отпрянуть ойми, он ахнул, повернул голову, поймав ее губами.
Тут ахнул уже Скандис, застонал, цепляясь за несчастный матрас еще крепче. Каждое движение языка ойми, его губ, охватывающих его плотным кольцом, отдавались в теле повелителя все новыми волнами желания, грозящего лишить рассудка окончательно и бесповоротно. Жаркий, как недра огненных гор, рот словно выпивал из него душу. Скандис забыл речь людей, шипел. Был бы в хвостатой ипостаси - извивался бы, как безумный. Только сведенные намертво пальцы, вцепившиеся в постель, мешали ему немедленно схватить проклятого мальчишку и вбиться в его вожделенное тело, вжать собой в сбитые простыни. Однако Скандис еще помнил, что нельзя. Шипение постепенно переросло едва ли не в вой, когда Альерао отстранился, глядя на него пьяными и голодными глазами. Протянул руку и крепко взял за запястье, отдирая от разорванного в клочья покрывала. И потянул к себе. Скандис жадно облапил его. Где-то на краю сознания мелькнула мысль о масле и осторожности, и растворилась во всепоглощающем желании, когда Альерао потерся об него и тихо, просяще простонал что-то на своем странном наречии. Однако именно это желание и помогло Скандису не перейти край силы. Хотелось, чтобы хорошо было и Альерао.
Масло он все же отыскал, и даже не сомневался, что крошечный кувшинчик к постели принес незамеченный слишком занятой парой Майсар. Альерао до крови прикусил губы, чтобы сдержать рвущийся из горла крик. Вспыхнувшая было боль растаяла, как сахар в горячем чае, в переполнявшем его душу и тело желании освободиться от растекающегося внутри огня.

Майсар прислушивался к доносящимся из комнаты звукам и вздыхал - опять ведь разгонит весь гарем Повелитель. Зачем ему еще какие-то наложники, когда он получил себе такое сокровище в безраздельное владение? И останется Майсар без работы снова. На старости лет-то... Ну, как - на старости, теперь он полон сил и энергии. Но,  с другой стороны, а что он еще умеет, кроме заботы о рабах? Поедет к братним детям, будет его внуков - правнуков нянчить. Глядишь, не выгонят, приютят. Коль так повернулась судьба, что младшему из их рода выпало стать сначала наложником, потом евнухом в гареме, а потом и распорядителем, не стоит плакаться на нее богам. Хорошую жизнь прожил, а тут и вторую прожить доведется. Коль повелителю еще чего в голову не вспадет.
Долгий, прерывистый, задыхающийся крик заметался по переходам и комнатам пустого Ночного Дворца, возвестив, что Государь все же сумел довести сдержанного ойми до высшей вершины наслаждения. Майсар вздохнул и поспешил в гарем, наблюдать, не вздумалось ли невольникам миловаться с посторонними.
В гареме царила тишина. В центральном зале Ночного Дворца, сбившись в тесную кучку, молча сидели наложники, встретившие Майсара перепуганными взглядами. Он сообразил, что отсюда отличить крик наслаждения от крика боли было проблематично, и принялся успокаивать мальчиков. Постепенно те разбрелись по своим комнатам, вернее, по своей - разлучаться бедные пташки отказывались, так и передвигались дружной стайкой. Они и похожи были, как братья, темноглазые, кудрявые, белокожие. Майсар выбирал таких, каким был прежний фаворит повелителя, Айсанги. Но, видимо, стоило выбирать других. Или вообще не выбирать. Вот что  с этими делать? Ладно же, что скажет Государь, то и сделает. Одна надежда, что травить мальцов никто не станет.
- Спать ложитесь, птицы. Сегодня вас не призовут, Государь занят.
- Аштэ Майсар, - осмелился подать голос самый старший, тот, которого он самолично выхаживал, Дайрини, - а тот юноша, такой... странный, он кто? У него нет ошейника, но он живет в Ночном Дворце...
- А это, птицы, жених нашего Государя.
- Он же не человек? - пискнул Нийонэ, в его карих глазах светилось любопытство пополам со страхом.
- Жених-то? Он ойми, это народ, живущий далеко отсюда, в горах.
- У него такие уши... и когти, как у кошки, и глаза светятся... - Нийонэ испуганно прильнул к плечу Дайрини, тот погладил его по спине, усмехаясь: тот, кто был в полушаге от могилы, не боится созданий из плоти и крови.
- Ну, главное ведь то, что он по сердцу Государю?
- Аштэ Майсар, а правду бают, что наш Государь тоже не человек, а Великий Змей, повелитель всех вод Уммры?
Майсар оглянулся и понизил голос:
- И еще какой великий, как в дверях поутру застрянет, так потом его жених с час выталкивает из спальни.
- Ньеправда, нье час-с-с! - донеслось от двери возмущенное шипение.
- Ну, чуть поменьше. Не пугай птиц, и так еле дышат.
- Я нье хотел их пугать, - пожал плечами ойми, чуть прогнулся, губы едва заметно искривила гримаска боли. - Я пришел попросить... н-ну... - он смущенно опустил глаза.
- Сейчас все дам, - Майсар понял его с полуслова, заторопился.
Альерао окинул сбившихся в кучу наложников сочувственным взглядом, фыркнул:
- Государь и впрямь великий. Змей. Ага, - развернулся и поковылял следом за распорядителем.
- Очень плохо? - посочувствовал ему Майсар.
- Ньет, я... наверное, я привыкну. Он был осторожен, просто я нье был готов.
- Ничего, это тебе поможет. Как Государь?
- Спит. Майсар, - ойми не называл евнуха «аштэ», не понимая необходимости уважительных приставок, - ты думаешь, я должен согласиться и стать его женихом?
- Думаю, да. Он впервые на моей памяти влюблен в кого-то, а память у меня долгая, как для человека.
- И это не мои проклятые чары? Майсар, - Альерао крепко схватил распорядителя за плечо, почти выпустив когти, - я боюсь. А если мое проклятье падет на него снова?
- Вряд ли это твои чары, Государя сложно зачаровать. Да и не держатся они столько времени вдали от того, кто зачаровывал, а он тебя долго искал. Попробуй дать ему шанс, вдруг, да и получится? Еще и твое проклятье развеет.
Ойми горько усмехнулся:
- Его могут снять лишь те, кто возложил этот камень на мою печень, - он аккуратно, стараясь не слишком шевелиться, лег на широкую лавку, раздвигая ноги, чтобы Майсар мог осмотреть его и смазать заживляющими бальзамами пострадавшее место. - А Государь... он, правда, искал меня?
- Искал. С нарядом твоим свадебным в обнимку спал.
- Альер, альер, ньелла мэ астэро, - тихо рассмеялся ойми и тут же охнул.
- Не дергайся ты. Вот же, одарили боги Государя...
- О-о-о, да... У-у-у, Майсар! Ты мазью мажешь или каленым железом прижигаешь? - когти ойми сняли длинные полоски стружек с дерева лавки.
- Потерпи ж ты минуту, сейчас все охладит, и полегчает сразу.
- Если бы я нье терпел, меня бы тут уже нье было. Был бы вон там, - ойми ткнул пальцем в потолок. - Висел бы и завывал.
- Не думаю, что это бы тебя от меня спасло.
Альерао рассмеялся, вздрагивавшие от боли ушки расслабленно опустились.
- Ты прав. Мне стало легче. Теперь нужно только вернуться в постель. Я обещал ему спать рядом и не убегать ночами.
- Вот, возьми с собой это. На всякий случай.
Ойми с благодарным кивком принял фарфоровую баночку с мазью, пошел назад, плавно и неторопливо.
Скандис уже во сне нетерпеливо дергал хвостом. Альерао еле слышно хихикнул:
- Великий Змей, надо же, - и скользнул на свое место, в кольца змеиного тела, блаженно вздыхая: наг был приятно прохладен, а чешуя его была чуть шершавой, переливалась и мерцала в темноте, и это нравилось ойми. Скандис нащупал его в хвосте, обнял.
- Ноэ, астэро, ана мэ а ноэ, - прошептал ойми в его плечо, и вскоре сам задышал неслышно и сонно.

Утром его принялись будить облизыванием правого уха. Ойми заворчал и попытался спрятать голову под подушку. Ухо облизывать стали еще жарче. Недовольное ворчание перешло в тихий стон, ойми заерзал, прогибая спину и безотчетно потираясь бедрами о то, что оказалось рядом - нечто упругое и теплое, в виде змеиного хвоста. Он прижал это к себе, закогтив, потерся еще энергичнее. Развесил ушки, словно предлагая еще ласкать их. Это желание немедленно удовлетворили. Ойми застонал, вздрагивая и вжимаясь в то, что оплетал ногами, выплеснулся, щедро орошая чешую семенем. И так и не проснулся: было раннее утро, и сон еще слишком крепко держал его в когтях.
- Чудо, - умилился Скандис.
Накусанные этой ночью, распухшие губы ойми так и не додумался смазать чудесной мазью, они были шершавыми и немного воспаленными там, где он прокусил их клыками до крови. На золотистой коже темнели богатые россыпи налившихся за ночь цветом синяков: хоть Государь и старался сдерживаться, но кожа у Альерао была слишком тонкая. Скандис принялся наносить мазь на синяки и следы зубов.
Ойми сонно вздохнул:
- Астэро... - но не проснулся. Ему было хорошо и спокойно.
- Знать бы, что это значит.
Об этом повелитель чуть позже, после утреннего туалета и облачения, спросил у Майсара. Евнух только развел руками:
- О том не ведаю, Государь, но, может быть, знают горцы, живущие в нижних долинах Ирваштора? Рабы, ходившие вчера на рынок, говорили, что их целый отряд приехал в столицу.
- Хорошо, спрошу у них.
Выкроить время между приемом послов от соседей из Инбариса, заседанием Совета и бурными обсуждениями реформы налогообложения морских портов, удалось лишь ближе к вечеру. Посланные в город глашатаи пригласили горцев к Государю, и те, польщенные его вниманием, явились. Скандис с истинно змеиной велеречивостью завел разговор, после чего все-таки поинтересовался, что вообще это странное слово значит. Горцы темпераментно заспорили, размахивая руками и нервируя охрану Государя. Потом их старший поклонился:
- Йэсли это из говора ойми, то можэт значить многойэ, «господин», «тот, кто вышэ», или «владыка». Или «старший». Или «супруг».
- О, вот как, - Скандис опешил на долю секунды, после чего принялся горцев засыпать вопросами о торговле, ремеслах и прочем. Они были горды тем, что повелитель обратил внимание на них, рассказывали все, что он хотел узнать. Только об ойми мало что могли сказать. Старший горец разводил руками:
- Странныэ, Государь, нэ наши, к нам приходят нэвэст просить, дорогиэ подаркэ дарят.
Скандис распрощался с ними поздним вечером, уверил в том, что ждет их караваны на ближайший королевский торг. После вечернего перезвона отправился искать ойми. Тот обнаружился в большом зале Ночного Дворца, в компании младших наложников и рабов. Мальчишки обсели Альерао, устроившегося с ногами на широком диване, рабы, кто не был занят, устроились кружком на полу. Ойми читал книгу легенд, полуприкрыв глаза и водя по строкам пальцем.
- Было у вдовы три дочери, красавицы и умницы были они, ньежные, как лепесток горного мака, красивые, как радуга над водопадом солнечным днем, матери помощницы. Но трех дочерей выдать замуж ньелегко, за каждой оммат дать - одной вдове никак не выходило. Дать оммат за старшую - две младшие бесприданницами останутся, кто возьмет? Горевала вдова, на ручей в горы ходила, горе свое выплакивать. Подхватило горное эхо плач ее, унесло высоко, где в долинах травы и снег соседями бывают. Услышал плач вдовы молодой охотник Каньемаи, что значит «зоркий, как сокол», собрал он большой выкуп - сорок сороков куниц настрелял, да три шкуры медвежьих взял, да кабаргу пожирнее застрелил и мясо ее тонкими полосками завялил с травами горными. И пошел свататься.
Скандис встал за дверями, слушая сказку и улыбаясь.
- Вечером глубоким к дому вдовы он пришел, трижды в двери ее постучал и речь свадебную завел. Вышла женщина, в темноте нье разобрала, кто перед ней, человек ли? Или дух горный явился? Но когда увидала выкуп, нье раздумывая, старшую дочь вывела за двери, охотнику Каньемаи руку ее вручила, шитым поясом перевязала. Зазывала на угощение, но Каньемаи отказался, жену на руки подхватил и бегом в горы бежать пустился, - напевным речитативом выводил ойми, завораживая своих слушателей.
Скандис улегся на свои кольца, слушать сказку далее. Интересно было, куда вдова девала оставшихся двух дочерей. Ойми не разочаровал его, продолжая читать:
- Год прошел, зимние бури пролетели, ручьи весенние отзвенели, лето настало, пора среднюю дочь замуж выдавать, да заговорили в деревне, что отдала вдова старшую горным духам, на верную смерть отправила. Никто с вдовой знаться нье хочет, никто сватов нье шлет. Запечалилась женщина, снова к ручью горному отправилась, над водой рыдать о горе своем. Донесло эхо плач ее до горных пещер, услыхал его молодой проходчик Инкельраи, что значит «камни ведающий», собрал богатый выкуп: бериллы, что как вода горных озер, чисты, аметисты, цветом, как первоцветы на снегу, серебро самородное, да карбункул, что в ночи сияет, как звезда, приложил, да золотого песку толику малую.
Скандис заслушался, разлегся на кольцах. Ойми продолжал, а перед глазами слушателей словно воочию разворачивалось все действо:
- К восходу старшей луны, Ньиэль, пришел Инкельраи к дому вдовы, свадебную речь завел. А когда Ульэль на небо путь торить стала, увел из селения среднюю дочь вдовы, свадебным поясом рука об руку с нею связанный. Пуще прежнего народ шуметь начал, да вдове и горя ньет, с младшей дочерью в богатстве, как сыр в масле купаются.
Поделились охотник и рудознатец своей удачей в горном селении своем, невестами похвалились. Услышал то Саньедаи, бедный лекарь, чье имя значило «шепот трав». Но нечего было ему собирать в выкуп, кроме «горной крови», волшебной смолы, коей камни врачуют свои трещины, а люди - раны. И все же решил Саньедаи спуститься к селению и посмотреть хоть издалека на младшую дочь вдовы. Шел он, шел, и услыхал вдруг плач девичий в стороне от тропы. За обрыв заглянул - а там девушка едва за корень держится, над пропастью вися, вот-вот уже руки усталые разожмутся. Вытащил ее Саньедаи, царапины и ушибы «горной кровью» смазал, вывихнутые руки вправил. До дому ее проводил. А она его в награду в щеку поцеловала. Запала ему в душу девица, стал он каждую ночь с гор спускаться, цветы ей дивные носить, сказки странные сказывать.
- А дальш-ш-ш-ше? - Государь все-таки не утерпел.
Никто не шелохнулся даже, не отреагировал на голос Скандиса. Только ойми улыбнулся, глянул ему в глаза и продолжил рассказывать. Теперь-то стало ясно, что он не читал эту легенду, вряд ли в собрании сказок были и те, что сложили ойми, а рассказывал ее по памяти, одновременно своим странным способом читая другую книгу.
- Лето и весну, и осень Саньедаи к девице своей захаживал, что мог - то дарил: то мазь чудодейственную целебную для матушки, то масло из горного шиповника, для нее самой, ароматнейшее. Венки из трав нездешних плел. Зимой ягоды моченые да орехи каленые таскал, будто бурундук полосатый. А весной решился: собрал в туес лучшие травы да коренья, за которые на равнине лекари полновесным золотом платили, «горную кровь» в отдельную тряпицу сложил, чистую рубаху надел и пошел свататься.
Наг внимательно слушал. Ему стало ясно, что ничем хорошим история третьей дочери вдовы и лекаря-травника кончиться не может. Было интересно лишь: расскажет жестокосердный ойми ее птицам до конца, или пожалеет мальчишек?
- Вышла к нему вдова, на подарки только глянула - рассмеялась, пообещала злого пса с цепи на «женишка» спустить. И дочь не послушалась, хотя та плакала-просила ее с травником отпустить. Заперла она девушку в высокой горнице, на три засова и замок медный. Сватался уже к ее младшенькой староста деревенский, на богатства вдовы глаз положивший. Зачем же за нищего нелюдя дочь отдавать? Да только девушка, дождавшись, когда мать уснет, через окошко вылезла, пояса и рушники в веревку связавши, и кинулась за любимым своим вослед.
Скандис, казалось, слушал не столько саму сказку, сколько голос Альерао.
- А дальше, Аль, дальше? - младший наложник подергал задумавшегося и приумолкшего ойми за рукав. Тот встрепенулся.
- Дальше? - он мог бы рассказать правду, что девушка сорвалась ночью, в обманчивом лунном свете, с тропы и разбилась, а ее возлюбленный ойми, отыскав ее на рассвете, от горя отравился рядом с ней. Их похоронили там же, у крохотного водопада, который сейчас зовется Слезами Влюбленных. Но сказал совсем другое:
- Они встретились на рассвете, и жили долго и счастливо.
- Какая красивая сказка, - наложники пришли в искренний восторг.
- А теперь марш по постелям. Весь язык с вами отболтал, - Альерао легким шлепком отправил Нийонэ в сторону ведущего в спальни перехода, поднялся, улыбаясь Государю.
- Ч-ш-што, реш-ш-шил лично з-с-санятьс-ся гаремом для меня? - поддразнил его наг, обвивая Альерао хвостом.
- Им скучно, они еще дети, - ойми фыркнул, - мне легко с ними.
Скандис нежно поцеловал его.
- Идем в сокровищницу? Мне надо выбрать вещи для торга.
- С оннирэ? Я видел, как они шли во дворец. Только нье вздумай сказать им обо мне.
- И не подумаю. Идем, раз я обещал с ними поторговать, надо исполнять обещания. Они сказали, что хотели б сторговать украшений для жен и невест.
Ойми кивнул и вдруг привстал на цыпочки и поцеловал его в уголок губ. А потом резко развернулся и зашагал вперед. Скандис расплылся в счастливой улыбке и поспешил следом.
Альерао не знал, что заставило его сделать то, что он сделал. И потому он злился на себя, мысленно ругаясь самыми черными словами, которые знал. Мало того, что он добровольно, ну, почти добровольно отдается Государю, так еще и лизаться к нему лезть вздумал! Неужто проклятье и на него подействовало?
Скандис о его мыслях не знал, потому безмятежно улыбался.
- А вот и сокровищница. Рядом с тобой это всего лишь мертвые камни и тусклый металл, но тебя превзойти в красоте не могут все краски мира.
- Смеешься надо мной? - нахмурился ойми. - Нье надо так. Я нье красив, любой твой наложник прекраснее меня в сотню раз.
- Я говорю искренне.
Мальчишка вскинул голову, посмотрел ему в глаза так, что Государю на миг показалось, что он падает в них, как в сияющие синие окна в сером тумане.
- Да, ты нье лжешь... И это странно.
- Почему странно? Ты очень красив.
Альерао усмехнулся:
- Когда-то очень давно меня дразнили огнеперкой.
- А что  в этом такого?
- А ты видел когда-нибудь эту рыбку? У нее большой рот, растопыренные плавники, - он развернул уши и подергал ими, как рыбьими плавниками, - и она цветом, как мои волосы. У нас считается, что такой цвет подобает женщине, а не мужчине.
- А как по мне, ты самое прекрасное, что есть в этом мире.
- Давно ли ты так думаешь? - скептически повел бровью ойми.
- Последние полгода, Альерао.
Мальчишка не нашелся, что сказать, повернулся и побрел вдоль стен и выставленных рядами сундуков, рассматривая королевскую казну. Это могло показаться странным, но он до сих пор не ориентировался в денежной системе Уммры. В горах ему были не нужны деньги, а здесь... в гареме они тоже были без надобности, а когда сбежал, воровал лишь еду. Он поднял золотую монету, ощупал ее, царапнул коготком. С аверса на него надменно смотрело лицо, похожее на Скандиса, каким тот должен бы стать в зрелости.
- Как оно называется?
- Золотой саат.
- А кто это?
- Это отец. Я не стал чеканить монеты со своим профилем.
- Он жив? - ойми вернул монету на место, подобрал серебряную, с женским профилем, увенчанным короной из цветов. - А это?
- А это матушка. Они оба умерли...
- Да не будет на их лунном пути камней и снегов, - Альерао прижал сцепленные в замок руки к груди, потом к губам.
Скандис кивнул, посмотрел на монету, бросил ее в сундук. Ойми присел у небольшого, но вместительного сундука с жемчугом, лунно-голубым и крупным, как вишни. Запустил в него пальцы, усмехаясь.
- Вот столько мой отец заплатил за матушку выкупа. Он долго добывал «улыбку моря», пока не собрал столько, чтобы наполнить большую миску.
- Он любил ее?
- Я не знаю. Мне было четырнадцать, когда боги прокляли, в таком возрасте обычно не особенно задумываются о любви между родителями. Но он носил ее на руках, пел ей песни и дарил цветы.
- Наверное, любил.
Ойми наклонил голову, выбирая из кучи жемчуга не самые крупные. Он старался дышать ровно и не шмыгать носом, и вообще загнать разворошенные воспоминания назад, в клетку своей памяти.
- Горцы любят жемчуг. У тебя есть украшения с ним? - голос прозвучал спокойно и тихо, как и требовалось.
- Да, сейчас посмотрю, - Скандис перебрал сундуки, высыпал из одного гору украшений.
Альерао выбрал с десяток височных колец, украшенных филигранью и подвесками с жемчугом, пару шейных украшений, поясняя:
- Одно себе заберет старший, так положено по обычаю. А второе он привезет деревенскому Голове. А остальные украшения можно подобрать подешевле. Только не кольца, астэро, можно браслеты, серьги, кулоны.
- А в каком значении ты меня так называешь? - Скандис ссыпал кольца обратно в сундук.
Ойми в замешательстве несколько секунд смотрел на него, постепенно заливаясь краской, потом развернулся и умчался прочь из сокровищницы, так и не ответив. Скандис сложил товары в небольшой сундук, прихватил его наружу. Выставил мастерам, наказав продавать, за сколько дадут. И пополз искать Альерао. Ни в библиотеке, ни в Ночном Дворце, ни в комнате ойми его не было, Майсар сказал, что он не появлялся, как ушел с Государем. Скандис отправил теней. Верные слуги отыскали пропажу в тренировочном зале. Мальчишка почти всерьез дрался с одним из гвардейцев. Вернее, дрался тот, а ойми танцевал, порхал, как легкоперая птичка, время от времени ловил на лезвие удары человека, спускал их, не пытаясь противопоставить свои невеликие силы силам тренированного бойца.
Скандис немного успокоился, отправился навещать придворных, возникая у тех за плечом, как призрак укоризненной совести. Едва не довел до сердечного приступа советника по финансам, что можно было бы расценить, как признание в нечистой совести.
- Воруем? - душевно поинтересовался Государь. - Казну понемногу растаскиваем?
Советник только возмущенно сверкнул на него глазами. Кристальной честности был человек, один из немногих, а шутка Государя была уже традиционна. Беда только в том, что советник был глуховат, а Скандис постоянно забывал об этом.
- Работайте, аштэ Кирхиз, работайте, - наг похлопал его по плечу и отправился проверять моральную устойчивость подданных дальше.
После гонга во дворце мало кто оставался занят, слуги расходились по комнатам, рабов запирали в отведенных им помещениях, придворные, если и задерживались, то старались или затаиться, или делать вид, что проводить банкет ополночь - самое естественное для них занятие.
- Вы, наверное, очень хотите покормить своего Повелителя? - вкрадчиво интересовался Скандис от дверей. Ответа обычно не дожидался, да и смотреть на окаменевших от ужаса подданных становилось неинтересно. Вовремя отреагировал только закаленный уже всем на свете Найхар, сразу поднес повелителю кубок, супруга советника тоже визжать и падать  в обморок не стала, от растерянности предложила Государю пирожное. Он отдал должное угощению, пожелал спокойной ночи и отправился туда, куда тянуло со страшной силой, и вокруг какого места он наматывал сужающуюся спираль по дворцовым переходам.
Наконец, он устроился ждать ойми на выходе из тренировочного зала. В проем ему было видно, как мальчишка дерется, и вживую, а не через тени, смотреть на это было куда занятнее. Коса растрепалась, как мочало, лоб блестит от пота, уши воинственно прижаты, клыки оскалены, в глазах огонь. Рубашка уже промокла от пота насквозь, но ойми ее не снял, и Скандис знал, почему: не хотел выставлять на всеобщее обозрение следы проведенной с Государем ночи.
Наконец, гвардеец опустил меч, давая отмашку на конец поединка.
- Достаточно, аштэ Альерао, - он кивнул ойми, усмехаясь тепло и понимающе. - Идите в купальню. Но сначала вот, - гвардеец поднял с лавки короткий плащ, закутал в него тяжело дышащего ушастого, - это чтоб вас не протянуло сквозняком, пока идти будете, зимние ночи обманчиво-теплые, - и подтолкнул к выходу.
Альерао обернулся, кивнул ему:
- Намаль, Кеймар.
- Намаль, аштэ Альерао, - улыбнулся человек.
Скандис сам скользнул внутрь, усмехнулся:
- Ну что, Кеймар, загоняли тебя?
Гвардеец вытянулся в струнку, отсалютовал тренировочным клинком:
- Да, Государь.
Ойми замер на полушаге, опустив глаза.
- Ступай  в купальню, Кеймар дело говорит, - Скандис поправил на нем плащ. - А я пока сам разомнусь.
Альерао молча метнулся прочь из тренировочного зала. Кеймар, вытерев пот со лба, взмахнул рукой:
- Прислать вам Оттайра? Он недурно управляется с секирой, составит вам пару в тренировке.
- Да, было бы неплохо. Хоть вспомню, с какой стороны оружие держат.
Десятник послал за своим гвардейцем прислуживающего раба, усмехнулся:
- Все вы помните, Государь. В прошлом году на тренировках по весне нас только так гоняли. А позвольте, спрошу?
- С-с-спра-ш-ш-ивай, - согласился наг.
- Мальчика вашего кто тренировал? Уж больно стиль у него редкий, я такой только однажды встречал.
- А где встречал? Может, тот и тренировал...
- Да, дома, - десятник Кеймар развел руками, - и вряд ли старик Маштэ мог его тренировать, умер он, я еще мальчишкой был.
- Ну, этот «мальчик» меня старше, так что мог.
Кеймар аж побледнел:
- Быть не может, Государь... Это что же, тот самый Проклятый, о котором у нас легенды ходили?
А Скандис вспомнил, откуда родом этот человек - из предгорий Ирваштора.
- А расскажи-ка мне эту легенду, - задушевно просвистел наг, приобнимая гвардейца за плечи мертвой хваткой. - Нашепчи на ухо своему Государю.
Кеймар вздохнул:
- Да... там столько легенд о нем, что я все и не упомню, хотя у нас самая страшилка для детей - Проклятый ойми. Говорят, что родился он в Алое троелуние, когда Ульэль восходит первой, и горе тем, кто позволит новорожденному увидеть Сестру Крови, затмевающую разум. Говорят еще, что по недосмотру матери ребенок вдоволь нагляделся на Ульэль. Ойми, они же не люди, - десятник осторожно посмотрел на Государя, сказал: - питаются они... иначе.
- Да  в курсе я, в курсе, чем он питается, ты мне расскажи про условия проклятия.
Кеймар развел руками:
- Это мне неизвестно, Государь. Кто-то говорит, что он будет невольником, пока не научится смирению, так и будет возвращаться в Ирваштор, а его оттуда увозить будут в цепях. А кто-то говорит, что пока не научится сострадать его каменное сердце, будет он мучиться сам.
- То есть, какие-то условия у этого проклятия все-таки существуют?
- Да они у любого проклятия существуют, только кто ж их вспомнит, через три тысячи лет-то?
- А придется... - наг выпустил гвардейца. - Где там мой противник?
С явившимся секирщиком он тренировался, пока не устали оба, давая Альерао время привести себя в порядок и немного успокоиться. И какой злокозненный божок дернул его за язык там, в сокровищнице? Ну, узнал, что значит «астэро», ну и молчал бы, в конце концов, узнал бы и остальное.
Вернулся Скандис к себе, прямиком  в купальню, плюхнулся и блаженно зашипел, прикрывая глаза и вытягивая хвост. Так странно: вот полгода назад он даже не помышлял, что будет спокойно передвигаться по Янтарному Дворцу в истинном облике, а теперь даже желания сменить ипостась на двуногую нет. Удобно же, правда, с отвычки вечно кончиком хвоста то вазу в коридоре задевает, то статую, то гвардейцу по ногам проползет. Ну ничего, зато слугам весело и лекарям скучать некогда.
- Почьему ты спросил? - безо всяких обращений, так, словно продолжали начатый разговор, прозвучал вопрос неслышно возникшего на бортике бассейна ойми.
- Мне было интересно. Иди сюда, вода замечательная.
- Я только что искупался, - ойми издал тихий смешок. - Ты, правда, Вьеликий Змей?
- А по мне не видно, что я весь такой змей? Насчет великого не скажу, отец был раза в три крупнее, но он и во дворец не заползал.
- Ньет, я не о том. Ты - бог? Ну, - ойми смутился, поерзал, - то есть, ну...
- То есть, что? - Скандис не понимал.
- Если ты - божественной природы, то, мог бы узнать, сколько еще наказания мне отмерено, - Альерао немного успокоился, но было видно, что над этим он думал долго и серьезно.
- Боги - это всего лишь сильные маги. Я проверю, настолько я силен в искусстве чар, чтобы узнать такое.
Ойми задумчиво покачал головой:
- Насколько сильным должен быть маг, чтобы наказать так?
- Может, и не очень. Главное, чтобы ты сам знал, что проклят. Ты веришь в это, проклятие усиливается. Даже я так могу, это несложно.
- Тогда почьему те, кто жаждал обладать мной и брал насильно, в ближайшее троелуние сходили с ума? Я - нье маг, Скандис, и нье в моих силах свести кого-либо с ума.
- Тебя не учили быть магом, это совершенно иное. Ты подсознательно желаешь избавиться от них, ты веришь, что проклятие подействует. На самом деле, совершенно инертных в плане магии существ нет.
Ойми вздохнул:
- И что же, если я поверю, что проклятия больше нет, оно рассеется?
- Да. Но тебе нужно в это действительно поверить, а не просто сказать себе, что его не существует.
- Слишком долго я с ним жил, чтобы просто поверить. Когда в блеске молний с неба спускается сам Маннуз, и его проклятие ложится на горло ошейником, сложно не поверить в него. Я до сих пор чую его, - ойми потер шею.
- Ничего, любое проклятие можно разрушить.
Альерао только кивнул, он не поднимал взгляд на нага, расположившегося в неглубоком бассейне. Только следил краем глаза за тем, как медленно извиваются в воде черные, переливчатые кольца. Скандис приподнялся  к нему.
- Как ты красив, - ойми дотронулся до границы чешуи на бедре нага, легко проследил путь капельки воды по коже.
- Ты не представляешь, как красив ты, - его взяли на руки и увлекли в бассейн
- Ай-е! Ну что ты делаешь?! - ойми возмущенно забился, легкий шелк одежд облепил его, заколыхался в воде, всплывая пузырем. Наг смеялся, кружил его. Обвивал хвостом, казавшимся ойми просто бесконечным, а чешуя, да по мокрому шелку - совершенно бесстыдной лаской.
- С-с-сокровищ-ш-ш-ш-ше.
- Ньет... ну... Скандис же... - ойми уже не отбивался от поцелуев, хотя и пунцовели на скулах цветы румянца, но губы он подставлял охотно и безбоязненно.
- М-м-м?
- Нье здесь же...
Но возражения ойми прошли мимо сознания повелителя, наверное, потому, что сам Альерао не слишком уж и сопротивлялся, лишаясь одной за другой деталей одежды.
- А почему не здесь? - Скандис все-таки оторвался от его уха.
- Потому что это нье Ночной Дворец, здесь слишком много лишних ушей.
- Я оторву их все, - пообещал наг. - Никто не посмеет подслушивать, тени позаботятся об этом.
Ойми фыркнул и сдался на милость повелителя, с любопытством смотря, как тот склоняется над ним, и не делая попыток оттолкнуть от уязвимых груди и живота, как всегда. Скандис трогал их бережно, еле касался языком. Альерао проскрежетал когтями по мрамору бассейна, выгибаясь за прикосновениями, безмолвно раскрыв рот и крепко зажмурившись. Это было похоже на ласки ушей, но немного по-другому. И так же остро. Скандис облизывал его сосредоточенно, пытаясь заставить открыться. Он все же добился полузадушенного стона, ойми крепко впился клыками в свое же запястье, по руке поползли капельки алой крови, растворяясь в воде.
У Скандиса желание было не столько слиться в любовной горячке, сколько приласкать Альерао. Мальчишка извивался в его руках, под губами, неосознанно хватал за волосы свободной рукой, и тихо, но так нежно постанывал, что хотелось продолжать бесконечно. Наверное, так и должна была ощущаться эта самая любовь, о которой столько вздыхали в гареме ночами. А о том, что ревнует ойми, и ревнует давно, он вообще старался не задумываться. Эта ревность пока не имела ничего общего с нежными чувствами, она была ревностью Змея, чье сокровище вздумало своевольно покинуть предназначенное ему место. И с ней Скандис намеревался справляться сам.
- Астэро... а-а-а...астэро мэ! Дис-с-с-с!!! - ойми зашипел почти так же, как шипел Государь, выплескиваясь, и откинулся на бортик, глядя куда-то в потолок пьяно и бессмысленно, почти в обмороке. Наг унес его в бассейн, в свои кольца. Чувствовал себя он очень странно. Дисом его называла мама, и со дня ее смерти больше никто не осмеливался так звать Государя Уммры. Скандис перебирал волосы ойми, трогал его уши. И, естественно, первым, что услышал от пришедшего в себя Альерао, был неизменный вопрос:
- Почьему?
- Почему что, сокровище?
- Почьему ты не... не взял меня?
- Увлекся ласками. К тому же, я не всегда пристаю с намерением тебя поиметь там же, где пристану. Иногда я просто ласковый.
- О.
Мальчишка...  а ведь он и в самом деле мальчишка, подумал Скандис. Сколько, он сказал, ему было, когда его прокляли? Четырнадцать? Ребенок, пусть и трехтысячелетный, но вряд ли повзрослевший душой хоть немного.
- Есть хочешь?
- А ты хочешь со мной на охоту? - неуверенно улыбнулся ойми.
- Пойдем. А на кого охотиться будем?
- Ну, я охочусь на птиц или прыгунов. Их потом можно поджарить на костре.
- Хорошо, давай, поохотимся.
- Переоденься, и жди меня там, где угол восточной и северной стены Ночного Дворца, - ойми выпутался из его колец, помедлил и все же снова быстро коснулся его губ мимолетным поцелуем. И убежал к себе.
Скандис метнулся в свои покои, перешел все-таки в двуногую ипостась. Он оделся в неброский охотничий наряд, пытаясь представить, как мальчишка выбирался из дворца? Не первый ведь раз! Впрочем, сейчас не это главное.
Ойми свалился на него с неба. То есть, он-то спрыгнул со стены, но она была высока и почти неприступна, потому Государю так и казалось, что ойми где-то прячет крылья. Скандис поймал его чисто машинально. Мальчишка зашипел, выдрался из его рук, оправил рубашку и кивнул:
- Идем, до рассвета еще далеко, успеем поохотиться.
- Веди меня, сокровище.
Альерао шел в степь, двигался легко и грациозно, бесшумно, как охотящийся кот. И так же прыгнул, с места, длинным, красивым прыжком, и из высокой травы уже поднялся, держа в руках толстого, пушистого прыгуна, отъевшегося за осень и еще не подрастерявшего весь жирок. Глаза ойми светились охотничьим азартом, он впился в шею зверька, поднимая его, в несколько глотков выпил из него всю кровь. Скандис поаплодировал ему.
- Ловко ты охотишься.
- Нье всегда, я нье самый лучший охотник, - фыркнул ойми, облизывая окровавленные губы и сплевывая шерстинки. И снова бесшумно умчался вперед, через несколько минут явившись с новой обескровленной тушкой.
Скандис насобирал веток в ближайшем же кустарнике, причем, лениво – с помощью теней, развел костер. Разделывал тушки ойми сам, ловко орудуя когтями. Но резать на куски отдал все же повелителю, у которого был нож.
- Я их сырыми ел, когда сбежал.
- Ну, сейчас поешь горячего.
Мясо жарили на длинных оструганных прутиках, оно, без соли и специй, почему-то показалось Скандису самым вкусным, что он ел в жизни. Может, потому, что рядом был Альерао. У мальчишки блестели от мясного сока и жира губы, сияли глаза, он открыто смеялся и рассказывал, как жил в бегах, как воровал еду, а однажды украл мешок с зерном, и не мог придумать, что с ним делать, пока не догадался приманить на него птиц. Тогда он наелся почти досыта.
- Бедные глупые птицы.
- Наверное, они тоже были голодны. Я сделал доброе дело: и их от мук избавил, и себя, - смеялся ойми, хищно скалил острые клыки. Далеко на западе закатывались за горизонт луны, почти полные, снова почти вставшие в одну линию - близилось зимнее троелуние.
- Нье боишься? - Альерао придвинулся к повелителю почти вплотную, заглянул в глаза. - Вдруг, я снова сведу тебя с ума?
- Больше, чем уже есть? Вряд ли, сокровище.
- Кто знает?
У губ Альерао был привкус крови, а клыки почему-то казались острее и царапали губы Скандиса. А потом коснулись его горла, в легком намеке на укус. Наг откинул голову назад. Это было почти не больно, и походило на неумелую ласку больше, чем на что-то еще.
- Вот так, - прошептал ему напившийся крови ойми, целуя и слизывая еще вытекающие из ранок капли, - останется след.
- Ничего, пускай, Мне нравятся следы от твоих клыков.

Вернулись в Янтарный Дворец они перед самым гонгом, изрядно озадачив стражу на воротах своим видом. Складывалось впечатление, что Государь и его жених то ли подраться в Нижний город ходили, то ли между собой устроили сцену: одежда у обоих была в почти незаметных, но все же пятнах крови, в пепле и золе, руки в холодной озерной воде тоже не отмылись как следует. В общем, вернулись два неопрятных чучела. Но улыбка на губах Государя блуждала счастливая.
Майсар узрел вернувшегося ойми и всплеснул руками. Альерао только махнул рукой, соглашаясь без споров и шипения отдаться в руки опытных гаремных рабов, чтобы привели его в порядок. Он был сыт и страшно хотел спать. Просто свернуться калачиком и уснуть до заката. И усмехался с некоторой долей ехидства, представляя себе, каково будет Государю вершить государственные дела сегодня, не спавши ни минуты.
Скандис вершил их вполне успешно. Ровно настолько, чтобы вовремя сообразить, что как-то странно вибрирует шкатулка, преподнесенная ему в дар. И накрыть ее собой. Из-под резной крышечки брызнуло ярким светом, но ничего больше не случилось. И на себе он, тщательно просканировав свое состояние, ничего нехорошего не заметил. Разве что темное пятнышко в ауре... а, нет, показалось. Дар был от неожиданно присланного в благословенный Маннузавар посольства Инбариса.
- Надо было поспать...
Но спать было попросту некогда. Государь с тоской вспомнил жесткое ложе ойми в темной и прохладной комнатке, подавил зевок и кивнул:
- Пусть войдут, что царице понадобилось от меня, интересно?
Двери в тронный зал распахнулись, впуская непрестанно кланяющихся, одетых в отороченную мехами и наверняка страшно жаркую даже для здешней зимы одежду, людей. Скандис начал было что-то говорить, наткнулся взглядом на чьи-то глаза и потерял дар речи. Словно с разгону ухнул в зеленые озера, чистые и пронизанные светом. В груди что-то зашлось, как будто сердце огладили прохладной ладонью. Скандис встряхнул головой, пытаясь осознать, что произошло. Мысли разбегались, как перепуганные мыши. Он не мог отвести взгляда от высокой, крутобедрой и пышногрудой красавицы, с длинной толстой косищей цвета старого золота, перекинутой через плечо. Он собрал остатки воли, отправил куда-то вдаль одно слово: «Спаси». И вода чар сомкнулась над разумом.

Вместо спокойного сна был кошмар. Альерао метался по постели, царапал свое горло, словно его душил ошейник, хрипел что-то неразборчивое. Перепуганный не на шутку, Майсар накапал в чашу с вином маковой вытяжки и силой напоил беднягу, погружая в сон без сновидений, тяжелый, как свинец. Ничего, пусть лучше он ответит перед Государем за то, что ойми проспит трое суток подряд, чем мальчик будет мучиться.

Скандис улыбался девушке, цвел как майская роза, сыпал комплиментами. Та благосклонно кивала и томно хлопала ресницами. Послы переглядывались и втихомолку радовались: кажется, цель посольства будет достигнута, и грозный повелитель Уммры согласится на брак с царевной Ингис.
- Я никогда не встречал более прекрасного создания.
Ингис польщенно потупилась:
- А я столько слышала о вас, Государь. Мне так лестно...
Скандис продолжал разливаться речами, сладкими как патока. Придворные, а особенно, советники только качали головами: Государь забыл обо всем, словно это не он считанные дни назад сходил с ума по своему ушастому нелюдю. Теперь же, вечером, он даже не зашел в Ночной дворец поинтересоваться, почему Альерао не вышел после вечернего гонга. И глаза были пустые, обмороченные, словно пытался понять, что не так с ним, но не мог. Проблема была в том, что никто из советников магией не владел, и помочь Государю не смог бы. А ойми спал, опоенный. А неведомое в этой части мира заклятье продолжало опутывать сердце и душу повелителя сетями все прочнее, создавая в нем уверенность, что все в порядке, и он просто встретил лучшую в мире женщину, ту, которая достойна быть рядом и стать матерью его детям. Царевна его в этом не разубеждала.
Через три дня Скандис созвал советников.
- Я женюсь.
- На ком, Государь? - осторожно уточнил Кархиз Манор.
- На царевне, разумеется, на ком же еще?
- А как же ваш жених? Ойми?
- Кто? - несказанно удивился Скандис. - Какой жених? Советник, вы слишком много работаете. Или я забыл, что кто-то из предгорий сватался?
- Ваш жених, ойми Альерао, - твердо повторил советник. - Которого вы отпустили из наложников, объявив свободным, и который сейчас живет в Ночном Дворце с остальным вашим гаремом!
Скандис покачал головой:
- Советник, вы безумны. Наложники, женихи… Не читайте на ночь любовных сочинений.
- Как скажете, Государь, - аштэ Кархиз переглянулся с остальными, увидел на лицах тревогу и снова попытался добиться внятного ответа от обмороченного каким-то неведомым, но, несомненно, очень сильным колдовством Государя: - Так что делать с вашим гаремом?
- О них заботится Майсар, с чего вам тревожиться... А, понимаю, присмотрели себе там кого-то? Не стесняйтесь, берите, у меня много прекрасных птиц.
На этом совету были даны указания насчет организации свадебных торжеств, и повелитель умчался в сокровищницу, выбирать подарок невесте. А немного позже, вечером, после прогулки по саду, снова вызвал советника по внутренней политике и распорядителя гарема.
- Кто-нибудь изъявил желание взять себе моих птиц? Нет? Тогда подготовьте все, чтоб перевезти всех, включая гаремных рабов, в Лашшан.
Расставаться с гаремом Скандис не собирался, еще чего. Но увезти их подальше от будущей жены - это необходимая предосторожность. Майсар, было, хотел заикнуться об ойми, но советник Манор предостерег его взглядом. И уже после, выйдя от Государя, сочувственно сказал:
- Эта ведьма его опоила чем-то, не иначе. Или еще как-то зачаровала.
- Не ведьма, - шелестнул бесплотный голос. Айтэ Сэлти, тихая тень, все видящая, все знающая, лучшая из воплощенных Теней, вернулась во дворец недавно, принесла вести из западных областей о том, как умело справляется новый наместник. Или из северных. А может, выбралась из подземелий, где спала долгие месяцы, никто не знал, откуда она приходит и куда исчезает, разве что Государь. Мужчины вздрогнули и разом низко поклонились тени.
- Кто же тогда, айтэ?
- Сам Повелитель, - Айтэ Сэлти поклонилась в ответ. - Государь спас нас от гибели, закрыв собой от чужого проклятия. Но его разум ушел блуждать лунными тропами.
- Это можно исправить, айтэ Сэлти? - спросил, в волнении крепко сплетя пальцы, Майсар. За повелителя он переживал так же, как переживал бы за собственного сына.
Тень устремила похожий на две звезды взгляд в окно.
- Это неведомо мне. Но нужно верить в Государя. Он осознает, что с ним что-то не то. С другой стороны, не вы ли умоляли его жениться ради наследника?
- Но... - не нашелся советник с ответом. Ну, да, жаль ойми, но королевство еще жальче. Трону нужен наследник, а не от ушастого же его ждать? А по любви там, или не по любви женится Государь, это неважно.
Майсар распрощался с советником, отправился собирать своих пташек в неблизкий путь. Айтэ Сэлти растаяла, отправилась к царевне, глянуть, хороша ли будет жена у Повелителя.
Всем хороша была царевна Ингис: и красотой, и женской статью. И умом тоже не обделена была, сразу поняла, что не нужно настаивать на том, чтобы женишок приказал удавить всех богопротивных наложников. Пусть сначала уберет их из дворца, а там и вовсе забудет о них. Она постарается, чтоб забыл. Потом можно будет подослать людей, тихо отравить всех в этом самом Лашшане. Она пока не знала, где это, но подозревала, что не слишком далеко.
Айтэ Сэлти внимательно наблюдала за ней, оценивая, выносит ли наследника. У девушки была узкая талия, но достаточно широкие, округлые бедра. И грудь вполне хороша, должно быть много молока, чтобы выкормить ребенка. И кожа ровная, с легким загаром - значит, здоровая девка, да и коса тому свидетель, у больных волосья так не растут. Что ж, свое предназначение выполнит, решила Айтэ Сэлти. А большее... Как-то уж слишком она вовремя подвернулась на глаза Государю, обеспамятевшему от злых чар. Да и взгляд у нее Тени не нравился, холодные глаза были у царевны.
«Умной себя считаешь? - посмеялась про себя шпионка. - А зря, была б умной, не так бы себя вела, к советникам бы на поклон сходила, к государю присмотрелась, птиц его оставить велела. А так улетит от тебя он, уползет».

Свадьбу назначили через три дня. Государь не хотел тянуть змею за хвост и ждать чего-то. Даже родителей своей нареченной. Словно что-то подстегивало его, подталкивало изнутри, кололо в сердце: скорее-скорее-скорее! Портной, которому заказали свадебное платье, алое с золотом, удивился, но промолчал. Куда подевался предыдущий жених и его наряд, спрашивать было боязно.
Майсар сидел рядом со спящим ойми, качал головой - что же будет-то. Утром были готовы закрытые повозки для его подопечных и рабов, целый поезд со всем необходимым. Лашшан уже долгое время служил домом только семье садовника, который ухаживал там за дивным розовым садом, еще матушкой Государя посаженным. Там требовалось сменить обстановку, сделать мелкий ремонт, но все равно, гаремных пташек отправляли немедленно, словно Государь не желал видеть даже напоминаний о том, что у него кто-то был, кроме невесты. Майсар с тоской простился с Янтарным дворцом. Он подозревал, что вряд ли уже вернется туда. Пока в Ночном Дворце будет заправлять царевна Ингис - точно не вернется. Было страшно бросать Государя вот так, но что он мог сделать? Скандис - взрослый, сильный, он справится, а у Майсара на попечении пятеро мальчиков, которым нужна и помощь, и отческое наставление, и утешение. И беречь их, пуще своей жизни беречь, чтобы ничего не случилось. Государь справится с чарами, первым же делом спросит, как там его птицы. И главное, - он погладил растрепавшуюся косу ойми, спящего каменным, нездоровым сном, - беречь сероглазого, не дать ему сбежать. Хотя... будет ли рваться? Это Государь за ним по всей стране промчался, а ойми что делать станет? Не в добрый час принесло это посольство ко двору повелителя, посмеялись боги. Ну, может, есть у ойми разум, поймет, что не по своей воле его жених памяти лишился.
Так, спящего, ойми и перенесли в повозку к остальным птицам. Мальчики обсели его, прижались, как к старшему, которого самого сейчас надо защитить. Удивительно, как быстро Альерао расположил их к себе, всего за один вечер. И поезд тронулся, выкатываясь из ворот Янтарного дворца под надежной охраной полусотни конников.
Скандис равнодушно глянул вслед и отправился выбирать будущей жене кольцо для венчания. Перебрал сотню, потом махнул рукой, взял первое попавшееся - все хороши. На любое чары лягут. Собрался уже было уйти, но упал его взгляд на тоненькое, узорчатое колечко со звездчатым камнем странного цвета, не белым и не серым, а словно синяя звезда сквозь туман сверкает. На девичий пальчик широковато, на мужской - узко. Повертел его повелитель, подумал, и убрал в шкатулку, поставил ее отдельно, на самый верх. Что-то в памяти дрогнуло, но сомкнулись чары обратно.

В зимнее троелуние отгремела пышная свадьба, с огненной потехой, с народными гуляниями, с угощением, которое выставили для всех на самой большой площади благословенного Маннузавара. Не переставая, звонили колокола храмов, громом гремел большой гонг на башне Маннуза. Радовались люди радости своего Государя. Скандис улыбался, обнимал молодую жену, смотрел ей  в глаза счастливо.
А в Лашшане гладил по волосам проснувшегося ойми Майсар.
- Себя не уберег наш Государь, нас спасти сумел, сам памяти лишился, тебя и вовсе не знает и не помнит. Только и надеяться, что душа у него пробудится от чар.
- Мне нужно туда, Майсар, к нему, - порывался немедленно встать Альерао, но долгий сон выпил из него все силы, снова, как в тот раз, когда привезли его на рабский торг в Маннузавар. - Я же видел это, во сне видел, а проснуться не смог!
- Лежи, ты ничем там не поможешь, а навредишь себе или ему с легкостью. Сам приедет сюда, как только жена дитя понесет.
Альерао горько усмехнулся:
- Вот и вышло по слову советников, да, Майсар? Все, как хотели: жена, и дети будут, наследники. Нье бойся, я нье стану сбегать. Некуда мне бежать больше.
- Отсыпайся, отъедайся, тебе еще Государя обратно тащить.
Ойми промолчал. Почему-то ему упорно казалось, что ждать им появления Скандиса в Лашшане очень долго. И если кто его здесь и дождется, то это он. Остальные птицы разлетятся кто куда, вырастут, повзрослеют, влюбятся и улетят из замка. И останется он на попечении Майсара один, как капризная жена, с тремя десятками гаремных рабов и целым замком, но в полном одиночестве. Распорядитель ушел успокаивать остальных пташек.

Время в Лашшане тянулось медленно, и дни были все одинаковые, и ночи, когда Альерао, придя в себя и набравшись сил, выбирался на охоту, тоже разнообразием не блистали. Он находил утешение в том, что возился с мальчиками, учил их всему, что знал сам: грамоте, чтению, основам естественных наук, развитию которых был сам свидетелем, рассказывал им об истории их родной страны и сопредельных стран, и даже о том, какие страны лежат за Янтарным морем и великой пустыней Кханд.
- А в самой пустыне живет удивительное племя кочевников, по которому ей и дали имя Кханд. На их языке это значит «живой песок». Они разводят таких животных, которых вы никогда здесь не видели. У них лапы широкие, как любимое блюдо нашего повара, а из шерсти ткут дивные ковры.
- Майсар, ты нанял моим птицам учителя? - удивился в коридоре Скандис. Судя по оханию распорядителя и смеху Государя, Скандис явился в качестве сюрприза.
- Тише, птицы, Государь почтил нас своим вниманием, но это нье значит, что нужно вскакивать и нестись сломя голову, - прозвучал ровный, негромкий голос с забавным акцентом. - Нийонэ, выпрями спинку, дитя, разверни плечи. Представь, что ты - гордый сын пустыни, и за плечами твоими висит тугой лук из рогов нама, а на бедре - колчан лучших стрел, древки которых выточены из кости.
- Он мне уже нравится, - Скандис вошел в комнату, осмотрел всех, явно слегка удивился при виде ойми. - Любопытно... Майсар, откуда такое чудо в моем гареме?
Распорядитель растерялся, но все же ответил:
- Я купил его, Государь.
- И как давно? - Скандис приблизился, провел ладонью по щеке ойми. - Странное создание. Красивое, будоражащее. Но странное.
- Что же ты нье спросишь меня, Дис? - ойми поднял голову, глядя на Государя с насмешкой и затаенной печалью. - Раньше я думал, что лишь у людей память короче мышиного хвостика, а теперь вижу, что и у одного чернохвостого Змея она нье длиннее.
- Что? - Скандис опешил. - О чем ты говоришь? Кто ты такой?
Ойми поднялся, провел пальцами по шее повелителя, словно в нежной ласке.
- Здесь, посмотри в зеркало, четыре маленьких шрама. Ты сам позволил оставить на тебе мой след, и на запястьях у тебя такие же, от моих клыков.
Скандис опустил взгляд на запястья, поднял их к лицу, осмотрел шрамы.
- Но я никогда в жизни тебя не видел, я тебя не помню!
- Я помню, этого достаточно. Я все помню, астэро. Ты едва нье убил меня и спас мне жизнь, изнасиловал и научил получать удовольствие. Назвал женихом и забыл об этом, - Альерао усмехнулся. - Хороша ли твоя жена, астэро?
- Прекрасна, как рассвет над озерами, - отрезал Скандис. - Хватит. Понятия не имею, кто ты такой, но я здесь не для того, чтобы играть  в загадки. Майсар, пришли самого обученного наложника.
- Да, Государь, - склонился в низком поклоне распорядитель. И через полчаса в комнату, приготовленную для повелителя, явился ойми, тщательно подготовленный рабами. Он даже не протестовал, понимая, что особой нежности ждать от беспамятного Скандиса не приходится.
- Значит, мы были знакомы раньше?
- Да, Государь, - ойми остановился у постели, сбросил с себя темное покрывало, оставшись в шелковой длинной сорочке, перехваченной тонким серебряным поясом, с присобранными широкими створчатыми обручьями рукавами. Его волосы были заплетены в свободную косу, и повелитель видел, что на горле его нет ошейника.
- Что ж... Раз меня все время спрашивают о моем женихе-ойми, стало быть, это не массовое помешательство. Иди сюда. Я могу стереть тебя из памяти разума, но не из памяти тела, если мы и впрямь были столь близки, оно вспомнит тебя.
Альерао загнал далеко вглубь своей памяти страх, расстегнул пояс и обручья, развязал шнурок на горловине и позволил шелку стечь по своему телу, перешагнул его. И забрался на постель, садясь рядом с Государем.
- Ты позволишь мне сделать все самому?
- Да, конечно.
Ойми еще помнил, какие ласки любит его астэро, супруг - не супруг, помнил, как довести его до несдержанного рыка, хотя с того момента, как их отправили в Лашшан, прошло больше года. Тело Скандиса его тоже помнило, а разум Государь отпустил на волю, так что можно было даже поверить, что все по-прежнему. Но он не обманывался, целуя его, лаская его тело, принимая в себя и замирая на мгновение, чтоб переждать боль - не обманывался ни на секунду: Скандис снова забудет его, едва переступив порог замка. И в конце, доведя повелителя до вершины, прильнул к его шее, оставляя еще одну метку. Он и сам не знал, для чего.
Его обняли, нежно и крепко.
- Останься до утра.
- Хорошо, астэро, - согласился ойми, прижимаясь к сильному телу, которое не могли обмануть никакие заклятья.
- Астэро? - улыбнулся Скандис.
- Пока еще да, Дис, - согласился Альерао. - Пока ты не вспомнишь. Или не прикажешь иного.
- Я привык верить себе и не доверять магии. И тебе я тоже верю.
- Я найду способ снять это, ты сам говорил мне, что от любого проклятья есть возможность избавиться, - горячо пообещал ойми, обнимая повелителя еще крепче.
-Да, возможность есть. Но я не проклят. Магией мне стерло память, какие-то ключевые события в жизни. Стерло именно тебя.
Ойми промолчал, только улыбнулся ему: проклят был не Скандис, а он, и это лишь из-за его проклятия пострадала память Государя. Словно сами боги подтверждали: ойми не искупил своей вины и не отринул гордыню, не научился смирению.
Скандис задремал, нежа Альерао в объятиях.
Уехал он поздним утром, еще раз на рассвете взяв ойми, сонного и расслабленного, теплого и нежного. Но стоило ему подъехать к столице, воспоминания о чудном нелюде, сероглазом и с волосами цвета закатного шелка, потускнели, словно подернулись илом, и ушли на дно его разума.
Скандис отправился к жене.
- Скучала по мне, милая?
Царевна Ингис, уже носящая его ребенка, прекрасно понимала, куда и зачем отправился ее супруг. И, как и всякая женщина и жена, легко углядела оставленные ойми следы, хоть магия нага и затянула ранки уже к утру, четыре свежих шрамика еще ярко выделялись на светлой коже Скандиса. Но устраивать сцен она не стала, улыбнулась:
- Конечно, мой драгоценный супруг. Твой сын уже толкался, я хотела сказать тебе это.
Скандис положил ладонь ей на живот, улыбнулся счастливо:
- Красавец будет, весь  в тебя.
- Надеюсь, что нет, - она рассмеялась, - мальчик должен походить на отца, у нас считается, что тогда он будет счастлив. Где ты был, расскажешь?
- В Лашшане, навещал Майсара и птиц.
- И как им там живется? - Ингис старательно делала равнодушный вид, хотя ей хотелось сплюнуть и устроить истерику. Мерзость какая! Ее просто до бешенства доводил обычай Уммры брать на ложе мальчиков.
- Неплохо вроде бы. Идем, я привез тебе подарков с недавнего торга.
Ингис подала ему руку, позволяя помочь подняться и повести себя. Все здесь должны были видеть, что Государь принадлежит ей, даже если и навещает своих «птиц». Ничего, вот улучит она возможность, и избавится от наложников. Надо только потерпеть.
Скандис отвел ее в спальню, где слуги уже раскинули прекрасные ткани, мерцающие легким сиянием. Она восторгалась, благодарила, даже позволяла себя целовать. Пусть физическая близость и вызывала у нее сейчас только одно желание - бежать в купальню и очистить желудок, а потом искупаться, Ингис умело соблазнила повелителя, демонстрируя ему, как смотрятся эти ткани на ее теле, все еще прекрасном, даже в положении.
- Ты прекрасней всех звезд на ночном небе, милая, - глаза Скандиса мерцали янтарным свечением.
- Скажи, что никогда не возьмешь на свое ложе никого, кроме меня, - вкрадчиво попросила женщина.
Скандис рассмеялся:
- Невыполнимых обещаний не даю, милая.
- Но почему? - обиделась Ингис. - Разве тебе не хватает меня?
- Милая, я люблю тебя, но магия не терпит уклончивости, а я все-таки бессмертный бог.
- Значит, я буду стареть, а ты останешься так же молод и прекрасен? - потрясенно прошептала женщина. Как-то она совсем упустила из виду такую «мелочь».
- Но пока и ты молода и прекрасна, дорогая.
Ингис расплакалась, в глубине души холодно и трезво оценивая возможность лишить «бессмертного бога» его бессмертия. Как она уже успела узнать, родители Скандиса умерли, были убиты, значит, не столь уж и бессмертны эти боги.
- Не плачь. Твои слезы разрывают мне с-с-сердц-с-с-се, - Скандис отчего-то смеялся.
- Ты! - она стукнула кулачками по его груди, рыдая еще горше, но не так, чтобы выглядеть при этом уродиной. - Тебе смешно! А я не хочу умира-а-а-ать!
- Ты не умрешь, правда, я же бог. Посмотри на Майсара, выглядит на пятьдесят лет, а ведь ему все девяносто два на днях исполнилось.
- Не хочу я в девяносто два на пятьдесят выглядеть, - все еще всхлипывая, капризно надула губки Ингис. - Но я верю, что ты что-нибудь придумаешь.
- Придумаю, милая, не сомневайся.

Рождение долгожданного наследника праздновала вся Уммра, от побережья Янтарного моря и пиков Ирваштора до границ с Кхандом и Инбарисом, впрочем, Инбарис тоже праздновал. От царицы Саврис прибыла поздравительная делегация, ее глава тонко намекнул, что повелителю нужно постараться, чтобы и на трон Инбариса было кому воссесть. Власть в этой стране наследовалась по женской линии. Скандис заверил, что в следующем году будет у царицы внучка. Ингис незаметно поморщилась: такими темпами она превратится в изношенную самку прежде, чем найдет способ устранить супруга так, чтобы ни одна сволочь здесь, в Уммре, не подкопалась.
Айтэ Сэлти усмехнулась, отметив эту тень на лице жены Государя. И за что ж Тень сперва посчитала ее умной?
- Государь, она желает вас устранить.
- Я знаю, Сэлти, - тихо ответил Скандис. - Но у нее не получится.
- Прикажете после рождения дочери избавиться от матери?
Государь задумался, глядя на жену. Избавиться? Нет, зачем же? Пусть живет, взаперти, в Ночном Дворце, как и полагается любой добропорядочной жене уважаемого мужчины. Ни в чем нуждаться не будет, слуги, рабы и рабыни, наряды и украшения, диковинки со всех концов света - все у нее будет. Кроме свободы.
- Как прикажет Государь, - Айтэ Сэлти улыбнулась во все свои треугольные зубы, белые на черном лице.

Что-то было не так с самого утра. Как-то слишком нежно улыбалась супруга, Скандис, конечно, порадовался ее ласковому настроению, но про себя задумался. Никогда он на ее счет не обольщался, и когда Айтэ Сэлти сказала, что царевна попробует его устранить, даже не возмутился. Это, как идеальный кирпичик, уложилось в здание ее характера. Сыном Ингис не занималась, почти сразу же после рождения скинув его на нянек-рабынь и кормилицу, крепко перемотала грудь и три дня мучилась от перегорающего молока, но грудь младенцу так и не дала. Еще один кирпичик. Теперь Ксандрис отказывался признавать мать. Полугодовалый малыш охотно шел на руки к отцу, к нянькам, к воинам стражи, но разражался диким ревом, стоило Ингис протянуть к нему руки. Скандис вынужден был даже попросить теней не подпускать Ингис к сыну.
Воспитанием сына он занялся сам, в ультимативном порядке перевесив большую часть обязанностей на советников. Это был его сын, и Скандис полной мерой хлебнул и ночного недосыпа, и детских колик, и режущихся зубок. Но своего добился, малыш начинал счастливо улыбаться сразу, как видел отца. Когда он не спал, а повелитель вынужден был работать, мальчик играл на теплых коврах и покрывалах в кольцах отцовского хвоста. Когда спал, Совет ходил на цыпочках и говорил шепотом, потому что Государев хвост обвивал колыбель сына, легонько ее покачивая.
- Нужно разводиться с Ингис... Найти другую жену, которая станет матерью моему сыну.
Совет дружно промолчал, послав Государя недобрыми взглядами куда-то... в Лашшан. Скандис посмотрел вопросительно, но никто так толком и не пояснил суть неодобрения советников.
И вот сегодня Ингис была как-то слишком мила и ласкова.
- Господин муж мой, позволь мне прогуляться по городу? Служанки говорили, что на торг привели целый табун каких-то особенных коней, я хотела посмотреть, - женщина ластилась к нему, словно невзначай, касалась его рук, прижималась к плечам.
- Только в сопровождении слуг, милая.
- Вообще-то, я хотела пойти туда с тобой. Ты ведь прекрасно разбираешься в лошадях, - Ингис потянулась к нему, перекинула ногу через бедра повелителя, откровенно предлагаясь ему.
- Прогуляться с любимой женой... заманчиво, - Скандис  обнял ее за талию, по-девичьи тонкую. - Я согласен, - последнее он промурлыкал  интимно.
Фальшь в ее вздохах и стонах он уловил еще с первой их ночи. Да, ее обучали показывать супругу, что он прекрасен на ложе любви. Вот только не научили тому, что телесная любовь не есть что-то нечистое и мерзкое. Как бы Скандис не старался, доставить супруге удовольствие по-настоящему не мог. Она зажималась, закрывалась в ракушке своих фальшивых стонов, и отсекала от себя все чувства, испытываемые телом. Повелитель злился, утешался тем, что скоро отправится в Лашшан, уж там-то птицы расстараются. Когда они выехали в город, мысли его занимали именно птицы. Он придумывал, что бы такое привезти своим наложникам, чтобы порадовать их, и как раз вспомнил, что любимая звезда его гарема, странный и странно притягательный ойми, без которого не обходился ни один его приезд в Лашшан, просил привезти ему новых книг. Лавка, куда приезжающие со всех концов мира купцы традиционно сносили все привезенные книги, в городе была одна, и Скандис как раз повернул к ней, когда его буквально накрыли собой тени. Он покорно замер, не шевелясь, пока тени не рассеялись вместе с парой арбалетных болтов. Стрелка нашли, но даже тени не успели его схватить до того, как он принял быстродействующий яд.
- Не бойся, дорогая, такое бывает. Едем.
Может, ей и удалось бы выдать злые слезы за искреннее переживание за него... Хотя, поразмыслив, Скандис пришел к выводу, что лицедейка из его жены не самая лучшая.
- А где же те самые особенные кони?
Кони были, здесь супруга не солгала. Ничего особенного: обычный табун из Солкариса, хотя в столицу, конечно же, приводили лучших из лучших. Скандис для порядка погладил их, осмотрел, но никого не выбрал. У него пока было два лучших жеребца по эту сторону Янтарного моря, и быстрее, выносливее и красивее Алайдана и Оккуара еще не родилось в табунах. Хотя, - Скандис усмехнулся сам себе, - может уже и родился кто-то, но еще не подрос настолько, чтобы тягаться с любимцами Государя.
- Милая, хочешь посмотреть еще что-то?
Ингис отказалась. По пути в Янтарный дворец ей стало плохо, и вовсе не от страха, как уверяла царевна. Она снова была беременна.
- Надеюсь, что будет девочка, прекрасная как ты, - только и сказал Скандис.
Царевна разрыдалась. Она-то надеялась, что задуманное сегодня удастся, и ее дочь, ее пропуск на трон родится, никогда не узнав отца. Но не вышло. Скандис кликнул рабынь, велел успокоить госпожу.
Второе покушение было организовано умнее, тоньше. Ингис сама уже ничего не делала, а убийца подстерегал Государя в городе, во время обычного для Скандиса проезда по гильдиям, правда, этому наемнику кто-то должен был сообщить, когда Государь собирается наведаться в город. Твердо установленного времени для этого у него не было.
- Хватило ж ума нападать около Гильдии ассасинов...
Этого наемника успели допросить, и повелитель только хмыкнул, услышав, кто его нанял. Нет, имя царевны не прозвучало, зато было названо другое, имя ее доверенного человека, члена постоянного посольства Инбариса в благословенном Маннузаваре.
- Прикончите его, - Государь обратил змеиный взгляд на ассасинов.
Посла убили тихо, инсценировав удар, для пожилого человека, полнотелого и непривычного к жаркому климату Маннузавара, в этом не было ничего необычного. Скандис посочувствовал Ингис в ее потере. Супруга недолго убивалась - вторая беременность давалась ей тяжелее, чем первая. Почти все время она проводила в Ночном Дворце, изредка, в хорошие дни, появляясь в обществе Государя. Скандис оберегал ее, как мог; еда, развлечения, милые безделушки - все для того, чтобы супруга выносила красавицу-дочь.
Но были дни, когда ему все становилось противно до такой степени, что он бросал все и уезжал в Лашшан. На день, не больше, больше не получалось. Привозил ойми книги. Играл с ним в чекомат. Смотрел, как ушастое аловолосое чудо танцует, в одних только шальварах, изгибаясь, как будто в его  роду были родичи самого повелителя. Долго такое зрелище в здравом рассудке вынести было невозможно, он сметал ойми на ковер, на ложе, куда получалось, зацеловывал нежную кожу до алых следов... И все равно каждый раз оказывалось, что Альерао все сделал сам. Страстно, жарко, но не так, как Скандис сам взял бы его. Повелитель отдавал себе отчет в том, что были моменты, когда ему хотелось втрахать послушно-непокорного ойми в кровать, чтобы кричал от боли пополам с наслаждением. Но тот не позволял. Да, именно так. Словно отводил его от какой-то черты, переступить которую было смертельно опасно.
- Тебе нравятся книги, что я  привез?
Альерао ласково улыбался, стирая с его лба капли пота:
- Да, астэро, благодарю. Особенно новый трактат Байлоха Леззинского «О мире».
- Я привезу потом еще, - Скандис блаженствовал. - Расскажи о себе?
- Что тебе рассказать, астэро? Хочешь узнать, как однажды я попал на Утмар?
- Утмар? Но этот остров затонул две тысячи лет назад, когда проснулась огненная гора...
- Да. Это я разбудил ее недра,  - сладко и опасно усмехался ойми.
- Ты? - ахнул Скандис. - Но как? Зачем?
- Ты, в самом деле, хочешь это узнать? - мальчишка поднялся, демонстрируя наливающиеся цветом отметины на коже и немного прихрамывая, принес миску с ароматной водой, полотно и принялся обтирать Государя от пота, семени и масла. Потом придвинул поднос с фруктами и орехами в меду.
- Конечно, интересно же узнать о тебе. И о прошлом, которое скрыто от нас.
- Не самая веселая история, - предупредил ойми, выбирая спелую, крупную виноградину, оторвал ее от кисти и ловко вложил в открывшийся рот Государя. - Но ты сам пожелал. Слушай. Это было во дни правления Датто Шестого, прозванного еще Одноглазым. Утмар тогда уже перестал быть пристанищем морских разбойников, превратившись в одно из богатейших государств мира. Центр развития наук, туда стекались ученые, и среди них был мой тогдашний хозяин, Кенно Шоан. У него мне жилось почти так же, как сейчас: я учился, получал все, что хотел, кроме, пожалуй, утех на ложе. Кенно не был евнухом, но в одном из его экспериментов повредил что-то... тогда я не разбирался в медицине, и ничем помочь ему не мог.
- И что же случилось далее? - Скандис наслаждался виноградом, рассказом и компанией ойми. Тот сунул ему в рот еще виноградину, чтоб жевал и не прерывал его речь, и усмехнулся:
- Кенно был воистину гением в механике. Он научил меня математике и сделал это так, что я полюбил эту сложную науку, и захотел развивать свои знания дальше. Я ассистировал ему в его опытах, и знал о них больше, чем Кенно записывал в свои папирусные свитки. Он вообще мало что доверял бумаге.
Скандис только кивал и жевал. Хотя уже начинал понимать, что к чему. И с каждым словом Альерао убеждался, что прав. Кенно Шоан создал машину, которая могла заменить рабов и тягловый скот на мельницах, на подъеме тяжестей, строительстве, добыче руд и драгоценных камней. А еще ее можно было приспособить в качестве движителя для нового типа кораблей. Честолюбивый ученый жаждал славы и признания, и приплыл на остров именно за ними, показать свое детище правителю, который слыл большим меценатом. Но Кенно не учел одного: там, где он видел лишь мирное применение, правитель Утмара узрел огромный потенциал для военного дела. Утмар, при всем своем богатстве и великолепии, был мал. А население его становилось все больше. Скандис внимал рассказу, время от времени понимающе хмыкая.
- Когда правитель Датто приказал дать Кенно все, что он пожелает, чтобы тот построил ему движители для военных триер, мой хозяин отказался. Тогда его забрали в Черную башню, все бумаги, записи и модели движителей перевезли во дворец. Ну, и меня, как единственное оставшееся имущество Кенно, забрали тоже. Правитель положил на меня глаз, и деваться мне было некуда. Но, как бы Одноглазый ни хотел меня, движители он жаждал больше, и меня отправили в пыточную к Кенно, тот обмолвился, что я помогал ему в опытах. Но я уже тогда умел выглядеть безмозглой куклой, а разводить сырость и рыдать до хрипоты - еще лучше. Меня даже не пытали особо, только побили плетьми и вернули. А вот моего хозяина запытали до смерти. Но перед этим нам с Кенно удалось перемолвиться парой слов. Он сказал, что сделать, чтобы самая большая из его моделей, почти настоящая, заработала, но не правильно, а так, чтобы устроить взрыв. Я должен был уничтожить всю мастерскую, чтобы никто не смог восстановить движители по моделям и чертежам. Но... - ойми устремил взгляд куда-то вдаль, за окно, и на губах у него играла холодная и жестокая улыбка, - ...я был зол на утмарцев. Они убили прекрасного человека, лишив мир светоча знаний. Я хотел стереть их с лица земли. Как мне удалось выкрасть движитель, перевезти его к жерлу спящей огненной горы, я не стану тебе рассказывать, Государь. Это было нелегко и очень... противно. Но я сделал это, запустил модель, сменив несколько деталей, и убил тех, кто мне помог. А сам кинулся в рыбацкую деревушку, украл лодку и что было сил погреб прочь... Ночью я увидел огненное зарево в полнеба, потом до меня донесся грохот, словно с неба рухнули горы. А потом... Я думал, море выплеснется на сушу до самого Кханда, такие были волны. Боги хранили меня, я не утонул. Да и вообще, выжил…
- А остров хоть красивый был?
- Утмар был прекрасен, как жемчужина на глади моря. Белые и черные скалы, зеленые холмы, виноградники и оливковые рощи чередовались с городами из розового и голубого мрамора, зеленые свечи кипарисов и поля роз источали божественные ароматы. Там были очень красивые люди, астэро. Их потомки все еще живут на побережье Янтарного моря, кто-то спасся, несомненно: моряки, рыбаки, возможно, кто-то из жителей побережья, успевшие сесть на корабли и отойти подальше от гибнущего Утмара. Но правитель острова спастись не смог.
Скандис улыбнулся:
- Не умею рассказывать так красиво. А на меня опять покушались.
- Надеюсь, те, кто пытался, понесли достойное наказание, - кивнул ойми, берясь за серебряный гребень и начиная расчесывать тяжелые черные кудри Государя.
- Сожрал и не поперхнулся, - согласился наг.
Альерао рассмеялся:
- Ты, в самом деле, ешь людей? Фу, это же невкусно!
- Ну, смотря, как быстро жрать.
- Хотя, если заглатывать целиком... Но, прости меня, астэро, у тебя рот так не откроется.
Наг шипяще рассмеялся:
- Ну, хоть кто-то догадался.
- А что, люди верят? - непритворно удивился ойми.
- Они распустили слух, что я умею превращаться в змею целиком.
Ойми покачал головой:
- Ты же не оборотень, а наг, и изначальная форма все же не предполагает возможности обернуться змеей без потери человеческого разума. Или я не прав, мой Государь?
- Прав, - на постели заизвивалась огромная змея. - Как ж-ш-ш-ше прав. С-с-сладкий, с-с-съем.
Хотя руки ойми все еще ощущали волосы Скандиса.
- О, красивая иллюзия, - восхитился Альерао. - Но реальность красивее. А съесть... Съешь,  астэро, - мальчишка лег, раскинулся на постели, обнаженный и прекрасный, как сон, даже в синяках и следах укусов и слишком страстных поцелуев Скандиса. Тот немедленно сбросил иллюзию и навис над ним. Альерао обвил его руками и ногами, хотя, вообще-то, ему положено было не лежать, принимая ласки повелителя, а трудиться, ублажая его. Но Скандис уже привык, что с этим наложником ничто не бывает так, как положено.
- Я решил жениться второй раз.
Ойми замер на мгновение, потом спросил:
- На ком же, мой Государь?
- Не знаю, но список требований есть. Можно не любить меня, обязательно любить моих детей. Не устраивать нелепых покушений. Хорошо относиться к моим птицам.
Ойми помолчал, потом усмехнулся:
- Ты не отыщешь себе жену, Государь. Ни одна женщина не согласится делить тебя с гаремом, не ревнуя, а страх к тебе будет переноситься и на детей, ведь в них твоя кровь. Прости, астэро, такова жизнь.
- Майсара в мужья возьму, - расхохотался Скандис.
- Почему - его? - как-то слишком уж равнодушно поинтересовался ойми.
- У него есть опыт воспитания, он не станет ревновать, он мудр, понравится детям. И не боится меня.
- Да, все верно, - Альерао улыбнулся, но ни веселья, ни радости в этой улыбке не было. - Лучшая кандидатура.
- Но это все в далеком будущем. Пока что дочь даже не покинула чрева матери.
- Она красива? Твоя жена.
- Красива, да. Столь же красива, сколь надменна.
- Ты любишь ее?
- Не знаю, теперь уже нет, наверное. Пока вдали от нее.
Ойми не стал ничего говорить больше, просто вывернулся из-под тяжелого тела Государя, оседлал его и принялся массировать широкую спину.
- Как же мне хорошо.
Альерао только поцеловал его в плечо. Ему тоже было хорошо рядом со Скандисом. Больно, да, душа рвалась на кровоточащие ошметки. Но он не оставлял надежды. Понемногу Государь задремал. Альерао бесшумно поднялся, вышел в купальню, привести себя в порядок, смазать синяки и укусы. Он был не из тех, кто гордится следами, оставленными господином. Хотя временами и хотелось оставить одну метку и вспоминать, что Скандис был с ним, до следующего его визита. Увы, они были так редки. Вот и сейчас Скандис проснулся, стоило ойми выйти, и унесся, не прощаясь.
«Все будет хорошо», - твердо сказал себе Альерао, посмотрел в зеркало, криво улыбаясь. Верить было так трудно, но если не верить, можно лечь и умирать.

Альерао читал, поглядывая временами туда, где двое его подопечных пташек играли в чекомат. Он сам научил их этой мудреной игре, которой его когда-то давным-давно обучал диххан Кханда. Он уже не помнил, как попал в Кханд, это, в самом деле, было так давно, что незначительные детали стерлись. Но диххана помнил, как и каждую свою беседу с ним. Когда его купили на большом баргуте - ежегодном празднике-торге кочевников в крупнейшем оазисе Кханда, диххан Токхуз уже был немолод, но все еще статен и даже по-своему красив. Головы кхандцы брили наголо, отращивая длинные усы, показатель мужественности. У Токхуза они достигали пояса, и каждое утро специальные рабы промывали их, умащивали маслами и заплетали в косички, на которые надевали золотые колечки по числу поверженных дихханом врагов. Ойми смеялся, что Токхузу было бы проще и легче носить эти кольца на шее, ведь из-под них и косичек было не разглядеть. Диххан ни разу не взял его в постель. Ему больше по нраву были девушки, у владыки песков был обширный гарем, самой старшей жене в котором было немногим меньше шестидесяти, а самой младшей, носившей на тот момент двадцать восьмого ребенка диххана - четырнадцать. Токхузу было интереснее вести с невольником долгие умные разговоры за пиалой чая, или играть в чекомат, или же разбирать истории давних побед и поражений.
- Альерао, Государь едет.
Ойми отложил книгу, пошел следом за рабами в купальню. За прошедшие три года Государь навещал Лашшан не так уж и часто. К третьему посещению он перестал пытаться напомнить Скандису о том, что тот забыл. Просто к нему на ложе приходил всегда лишь Альерао, дарил свои ласки, оставаясь до утра. И смотрел, пытаясь наглядеться на Государя, ночи напролет, лежа без сна. С каждым разом ему было все труднее отпустить нага утром, хотелось вцепиться в него когтями и клыками, пусть бьет, но не пускать.
Но сегодня все было как-то не так, Скандис помалкивал, только глаза светились как два драгоценных камня.
- Что-то случилось, Дис? - ойми взял со столика тяжелый гребень литого серебра, сел на постель и потянулся распустить собранные на затылке в хвост волосы Государя, которые тот по какой-то прихоти взялся отращивать.
- Нет, сокровище.
У Альерао екнуло сердце: Скандис не называл его так уже три года, с того момента, как потерял память. Его обвил змеиный хвост. Ойми прикусил губу, чтобы болью тела прогнать боль внезапно всколыхнувшейся надежды.
- Дис? - гребень он все же выронил, пальцы чуть подрагивали, когда касался шершавой чешуи, проводил по ней, закрыв глаза, чтобы вспомнить.
- Не скажу, что всегда буду помнить, но пока что разум прояснен.
- Пусть так, нье важно, пусть хоть сейчас, - ойми потянулся к нему, заглядывая в глаза. - Я ждал тебя.
Скандис поцеловал его, прижал  к себе:
- Я так скучал.
- Ты говоришь ньеправду, зачем? - укорил его Альерао, но не отодвинулся, только сильнее прильнул всем телом. - Даже если ты нье будешь скучать, я буду тебя ждать.
- Я правду говорю. Я скучал, пока несся сюда.
- Пыльный и потный, - усмехнулся ойми. - Идем, буду тебя отмывать.
Скандис в бассейн скользнул вместе с ним, не прекращая целовать ни на секунду. И впервые за все время заключения в Лашшане Альерао отпустил себя, не сдерживаясь и не пытаясь взять все в свои руки, отдаваясь ему целиком.
- Астэро, ньель, - эхом отразилось от мраморных стен.
Скандис ласково шипел, нежил его в руках и кольцах хвоста.
- Нье забывай меня, пожалуйста, - Альерао спрятал лицо у него на плече и радовался тому, что вода легко скрывает признак его постыдной слабости - мокрые от слез ресницы и щеки.
- Я очень стараюсь, сокровище, но моего всесилия хватило только на то, чтобы вернуться. Видел бы ты меня таким, какой  я сейчас на самом деле.
- Каким бы ты ни был, астэро, любым тебя приму, - ойми поднял голову, поцеловал его, и поцелуй был соленым и горьким.
Облик Скандиса стал меняться. Глубокие рваные раны на груди, содранная чешуя на хвосте, зарастающие шрамы, всю левую половину лица закрывали волосы. Альерао ахнул:
- Нужен лекарь! Кто посмел?! - и принялся осторожно омывать его раны, хорошо представляя себе боль, которую наг должен испытывать. Осторожно отвел волосы с лица. То, что скрывалось под ними, было гротескным наслоением шрамов, как кора старого дерева.
- Это не тело, сейчас ты видишь то, что внутри меня. Я выбирался на свет, к тебе. Это оказалось не так-то просто, там, где я был, кошмары рвут на части так, как ни одному хищнику не разъяриться, - облик изменился на прежний. - Поэтому я все время спал. Три года.
- Если бы я только знал, астэро, - вздохнул ойми, одним быстрым движением вспорол себе запястье там, где уже был короткий шрам. - Пей, нет средства от кошмаров сильнее, чем моя кровь.
Скандис приник к ране, сделал один долгий глоток и отстранился.
- Еще, - потребовал ойми, прикрывая глаза и снова прижимая запястье к его губам.
- Хватит, сокровище, тебе же плохо станет.
- Ньет, - мальчишка усмехнулся. - Нье станет. Пей же, или моя кровь течет зазря?
Скандис снова принялся за питье. Ойми остановил его, когда стало темнеть в глазах.
- Теперь хватит. Теперь ты не будешь в своих кошмарах один. Никогда.
- Теперь нас там будет двое.
- А двое - это уже сила, так говорят в Кханде, - тихо рассмеялся ойми. - Только не спутай меня с одним из кошмаров.
- Ну что ты, ты на них совсем не похож, - его снова прижали к нагу.
- Тебе так кажется, - мурлыкнул Альерао, подставляя побледневшие от потери крови губы. Запястье дергало и болело, но что была эта боль по сравнению с тем, как болела душа Государя?
- Тебе стоит отдохнуть, сокровище.
- Только рядом с тобой. Ты ведь снова умчишься утром.
- Со мной, а как же иначе?
Альерао уснул в эту ночь, обвившись вокруг нага так, словно и сам был нагом. И сон они разделили на двоих, хотя там, в глубинах иного мира, куда уходят души во сне, Скандис не сразу узнал свое сокровище. Трудно опознать тонкостанное, нежное чудо в покрытом алой броней, рогато-хвостатом демоне, у которого похожести - только глаза, да еще уши.
- Да уж, сложно не перепутать.
Демон запрокинул увенчанную целым частоколом рогов голову и рассмеялся.
- Где там твои кошмары, ньель?
- Мой самый страшный кошмар - меня как только не называют, а  я не понимаю, кем.
Ойми склонился к нему, жарко выдохнул на ухо:
- Астэро мэ - это «господин супруг мой». Ньель... догадайся сам, - и лизнул в шею, прошелся горячим шершавым языком по меткам, тотчас загоревшимся.
- Надеюсь, это означает «я люблю тебя»?
- Ньеи а тэ, это будет «люблю тебя», - фыркнул демон. - Ньель - «возлюбленный».
Его снова поцеловали. Демон низко застонал, отмахнулся когтистой рукой от чего-то бесформенного, с кучей щупалец, глаз и клыкастых пастей, разрезая это нечто в лапшу. Когти у этой формы ойми были куда внушительнее, чем у телесной ипостаси.
- Как тебя целовать восхитительно…
- Лучше, чем в реальности? - фыркнул демон, прижимая нага к чему-то тверже иллюзий, но такому же иллюзорному, как и все здесь.
- Нет, так же, - Скандис обнимал его, стараясь держать в тени лицо.
- Чего ты так боишься? Я уже видел тебя, - демон приподнял его голову, осторожно, чтоб не ранить своими когтями-ножами, прошелся языком по шрамам, словно стирал их с кожи нага. - Это всего лишь иллюзия. Вспомни, ты говорил, чтобы избавиться от проклятья, нужно верить, что его нет.
- Мое божественное всемогущество еще не вошло в силу, - усмехнулся Скандис. - Тот артефакт был не менее божественен по меркам людей. У меня нет сил верить.
- Зато они есть у меня. За три года я научился большему, чем за всю свою предыдущую жизнь.
Наг шевельнул хвостом.
- Тебе надо познакомиться с моими детьми. Они прекрасны.
Альерао фыркнул:
- Если они похожи на тебя - да. Как поживает твоя супруга, Дис?
Между делом он продолжал отмахиваться то шипастым хвостом, то когтями, не подпуская к оберегаемому нагу порождения этого плана бытия.
- Четыре раза организовывала покушения. Айтэ Сэлти не устает смеяться.
Лицо демона не обладало той же подвижностью, что в реальности была у ойми, но усмешка на нем все же была заметна.
- И она еще жива?
- Мне любопытно, что она еще придумает. Я написал ее матери, та обещала забрать дочь к себе. Умоляет отдать ей и внучку.
- Испортят девочку, нье отдавай. Настоящую Государыню из нее воспитать сможешь только ты, - демон наклонился, снова лизнул сглаживающиеся шрамы. Скандис мог не верить сколько угодно - но он верил в СВОЕ всемогущество здесь, в мире кошмаров и безумия. - Тебе еще здесь не надоело?
- Надоело. Но мои сны все таковы в последнее время.
Демон отчетливо фыркнул.
- Идем, нам... например, туда, - махнул рукой наугад.
Скандис протестовать не стал, направился в указанную сторону. Его подхватили под руку.
- Закрой глаза. И доверься мне. Только целиком и полностью.
Скандис зажмурился, своему ойми он доверял всецело, тот мог и не просить. Хотя ползти вслепую было неудобно, пришлось трансформироваться и идти ногами. Спотыкаться ему не давала крепкая рука демона, а потом каменистая равнина его ужаса внезапно кончилась, и послышался тяжелый выдох Альерао.
- Ну вот, пришли. Открывай глаза, ньель.
Скандис поморгал и осмотрелся:
- Где это мы?
Вокруг расстилалась степь, вдалеке виднелись высокие, словно из тумана сотканные, горные пики, на которые Альерао смотрел с отчетливой, почти звериной тоской.
- Это граница моих владений, за ней благословенный край, куда даже мне нельзя. Я тоже не всемогущ, как видишь.
Граница четко выделялась резким переходом от высоких сочных трав весенней степи к бурому, словно выжженному камню. И демон остался стоять на камнях, подтолкнув Скандиса вперед.
- Ничего, когда твое проклятие развеется, мы навестим твою родину.
- Это нье проклятье, - усмехнулся Альерао. - Уже ньет.
- Тогда мы можем отправиться туда?
- В реальности - да. Но я нье хочу, разве что ты укутаешь меня в глухую накидку, как положено наложнику из Ночного Дворца.
- Как ты сам захочешь, сокровище.
- А иначе все матери, дети которых видят плохие сны, все старики, скатывающиеся в слабоумие, все родители детей, которым никогда не стать обычными, будут идти и падать мне в ноги. Я этого нье хочу.
Скандис вернулся  к нему, обнял.
- Я чувствую рассвет, пора просыпаться.
- Завтра ты окажешься здесь, - демон кивнул на сизо-оливковую зелень степи, - когда уснешь. Кошмаров больше нье будет.
- Спасибо, сокровище, - Скандис еще раз поцеловал его.
Так они и проснулись, целуясь - наг своего не упускал в любом состоянии, хоть в сонном, хоть в бодрствующем. Ойми разметался под ним, обнимая, обхватывая длинными ногами, доверчиво принимая его поцелуи, не открывая глаз: разбудить его утром было не так-то просто, даже если он проспал всю ночь.
В дверь деликатно поскреблись.
- Государь, ваши советники... прибыли. Судя по количеству сундуков с бумагами, вам лучше к ним выйти.
Альерао удивленно распахнул глаза:
- Ты что, три года ничем нье занимался? И зачем они перли сюда сундуки с документами? За четыре дня пути от столицы!
Скандис только вздохнул:
- Ну, самыми неотложными вопросами я занимался. Еще присматривал за беременной женой. Потом воспитывал детей.
Ойми поднялся, накинул на себя рубашку и простые полотняные шальвары.
- Иди в купальню, приводи себя в порядок, я пришлю тебе раба, чтоб помог, и приму твоих советников. Что ты так смотришь? Да, в Лашшане я - главный, Майсар уже год болен, и не встает с постели, а ты даже не интересовался, где он.
- Майсар болен? - это Скандиса явно встревожило.
- Твоя жена подослала к нам убийц, - с холодной усмешкой говорил ойми. - Мальчиков защитил я, а ни в чем не повинных рабов пришлось защищать Майсару. Он убил своего противника, но и сам неудачно упал с лестницы и сломал спину.
- Мой бедный старый Майсар. Скажи советникам, что я приду чуть позже, размести их где-нибудь. И если понадобится, сунь в эти самые сундуки.
Выкупался Скандис быстро, встал на хвост и понесся к Майсару.

Аштэ Майсар никогда, даже в лучшие годы своей зрелости, не выглядел субтильным, да и не бывает тощих евнухов, природа мстит за жестокое вмешательство в венец ее творения, заставляя тела возмещать утраченное, наращивая жир. Майсар всегда старался держать себя в форме, хотя к старости и стал расплываться. Сейчас же от него остался лишь костяк, обтянутый кожей, свидетельствующий, что Майсар был высоким. Но какой же радостью загорелись глаза распорядителя при виде Государя!
- Ну, что валяешься, старый ты змей, - Скандис бережно обнял его. - У тебя тут полный дворец советников с бумагами, Государю спрятаться негде, а он валяется.
- Разве Государь не отыскал самое надежное убежище за покрывалами своего возлюбленного? - ядовитость Майсара от немощи тела только повысилась.
- Какие покрывала, на нем штаны и рубашка, я туда и хвоста не просуну.
- Вай, поганец, неужто встречал вас, Государь, в столь неподобающем виде? - искренне возмутился распорядитель.
- А вот сам пойди, - пропыхтел Скандис, концентрируя на кончике когтя энергию. - И посмотри, - и ткнул верного распорядителя в окончание позвоночника.
Майсар, оказывается, умел ругаться, хотя за все семь десятков лет его службы повелитель ни разу не слышал от него ни одного бранного слова. Да еще как ругался! У базарных торговцев, не поделивших место, и то уши бы завяли! Правда, вскоре пыл распорядителя угас, он принялся витиевато извиняться.
- Это еще не все... Уф-ф, ну и тяжелый же ты. Пей.
Майсар покорно выглотал все, что ему дали. Скандис почему-то сразу принялся облизываться, еще и хвост пару раз дернулся.
- Ох, надо же... Государь, я... благодарю вас, Государь, - Майсар сел, с трудом, но все же самостоятельно, посмотрел на то, как шевелятся под одеялом ноги и... расплакался.
Скандис растерялся, обнял его, поглаживая по спине.
- Я уж думал - все, надо приказать кому из доверенных рабов яду мне поднести, зачем жить, если только обуза? Но я еще послужу вам, Государь, теперь - послужу, - прерывисто говорил в его плечо распорядитель.
- Послужишь-послужишь, - успокаивал его Скандис. - Главное, в зеркало не смотри, а то удар хватит.
- Что, страшный такой стал? Ох, это ж теперь меня птицы испугаются?
- Птицы на тебя сразу перья распустят и затанцуют, - усмехнулся Государь. - Аж самому возжелалось.
Майсар рассердился, но смолчал: когда-то он был красив, за то и выкупили в гарем, а после не отравили, и не отпустили. Согласие на то, чтобы стать евнухом, он дал только затем, что прекрасно знал, кто, чем и как живет в гареме. И жаждал изменить это. Если бы сейчас ему дали шанс все вернуть... он не знал, что выбрал бы. У него не было преемника, но и пожить нормальной жизнью хотелось.
- Сколько лет назад ты был ярчайшей жемчужиной моего гарема? - наг все-таки наполз, прижал собой к кровати.
- Государь! - ахнул Майсар. Он не видел, что нет больше пергаментной, в темных пятнах, кожи, вздутых вен, морщин и прочих признаков старости. На вид сейчас ему можно было дать лет двадцать, и то от силы. Повелитель немного не рассчитал своих сил, окрыленный радостью от того, что вернулась память, и признанием ойми.
Скандис явно намеревался вернуться лет на семьдесят-семьдесят пять назад по времени, судя по тому, с каким немалым опытом раздевал Майсара. И тот, слишком ошарашенный происходящим, не остановил его рук, и даже не подумал прикрыться, хотя и не следовало Государю видеть уродство своего слуги.
- Смотри, как бы тебя птицы не придушили ночью шелковым шарфом, - Скандис смеялся.
- За что? - мысли Майсара путались от каких-то совершенно забытых ощущений.
- За красоту твою.
- Ты не знаешь своих птиц, Государь... Государь... - Майсара тряхнуло, как от удара молнии.
Скандис все-таки сменил форму на двуногую ипостась, так было куда удобней. Где-то там, в парадных залах Лашшана Альерао разговаривал с его советниками, просматривал бумаги, спорил с аштэ Найхаром Окари, размашисто чертил свинцовым карандашом на пергаменте схемы акведуков, указывая советнику по строительству слабые места его проекта. Здесь же и сейчас стонал под повелителем прекрасный юный наложник, пусть и не раб, давно уже освобожденный от ошейника за свои заслуги. Но когда-то Майсар и в самом деле был чистейшей жемчужиной гарема Государева, его фаворитом, призываемым на ложе едва ли не каждую ночь.

В зал Скандис вползал только что не с табличкой «ЛЮБИЛСЯ», облизывался, полз зигзагами и смотрел на мир с томной поволокой в очах. Альерао вскинул бровь, глядя на него, но ничего не сказал, вернулся к разговору с Найхаром, вежливо завершил его и встал.
- Я прикажу подать сюда чай, Государь. Если что-то понадобится, рабы в полном вашем распоряжении, а я должен вернуться к своим обязанностям.
- Как с-с-скаж-ш-ш-шеш-ш-шь, дорогой с-с-с-упруг.
Советники окаменели. Ойми поклонился и покинул зал, всем своим видом изображая радушие. Если бы его спросили, ревновал ли он, он рассмеялся бы спрашивающему в лицо. Нет, он даже не думал ревновать Скандиса к его птицам, или к Майсару, или к кому-либо еще, кроме, пожалуй, его жены. Но и эта ревность длилась лишь какие-то дни, пока он не понял, что любви там нет и быть не может.
Майсар попался ему навстречу, вспыхнул до корней волос. Альерао округлил глаза, оглядывая его.
- О, значит, мой взор не лгал мне, и твоя душа была воистину отражением твоим. Прекрасен, как румянец рассвета на снежных вершинах Ирваштора, - ойми ласково провел кончиком пальца по зацелованным губам Майсара. - Тебе нужна помощь? Больно?
- Ну, я немного отвык от страсти Государя…
- Идем, - помолодевшего распорядителя увлекли в купальню при покоях Альерао, раздели и разложили на лавке, осматривая. - Ничего страшного, кристаллы не понадобятся. Только мазь, - заключил ойми.
Майсар вспомнил, как сам выхаживал ойми и вздохнул. Сейчас тот возвращал ему заботу, не проявляя ни малейших признаков ревности. Майсар к такому не привык, хотя в последние годы чего только ни насмотрелся в гареме повелителя. Нынешний был самым странным изо всех. Четверо птиц и ойми, с не понять каким статусом. То ли жених повелителя, то ли учитель, воспитатель, брат-друг-жилетка для мальчиков.
Государя в это время организованной толпой советников зажали в углу.
- Когда свадьба?
Скандис затравленно шипел. Но советники были правы, следовало уже что-то решать с супругой, отправить ее назад к матери или тихо отравить, чтобы не оставлять в живых ту, что могла стать в дальнейшем проблемой. И дать Альерао тот статус, коего он был достоин.
- С-с-с-коро.
- А точнее?
- Укуш-ш-шу!
- Дата свадьбы, Государь?
- Через-с-с-с-с мес-с-с-яц-с-с-с-с.
- А еще точнее? - допытывались советник по внутренним делам и казначей, которых устроение празднеств касалось напрямую.
- АЛЬЕРА-А-А-А-А-АО!
Ойми явился бегом, на ходу оттирая руки от мази.
- Что случилось, Государь?
- Определись с датой свадьбы, пока меня советники не порвали на пять нагов поменьше.
Альерао обвел людей спокойным взглядом, чуть приподнял губы в намеке на улыбку:
- Да простится мне моя дерзость, но я осмелюсь напомнить Совету, что, по законам благословенной Уммры, супруга или супруг у Темнейшего Государя может быть лишь одна или один, а я ни в коем разе не претендую на место великолепнейшей айтэ Ингис.
- Да ты определись, а развестись я всегда успею, за покушения на меня развод будет очень быстрый, - нервно поторопил его Скандис, оглядываясь на Совет.
Ойми пожал плечами:
- Пусть будет летнее троелуние, Государь.
Ровно четыре года назад он попал на невольничий рынок Маннузавара, а потом в Ночной Дворец повелителя. И сбежал за несколько дней до летнего троелуния.
- Пус-с-сть, вс-с-се с-с-слыш-ш-ш-али?
Советники поклонились, удостоверяя, что да, слышали и запомнили.
- Я могу вернуться, Государь? Там кое-кто нуждается в моей помощи, - лукаво прищурился ойми.
- Возвращайся, - Скандис тоже слегка покраснел.
Альерао позволил себе рассмеяться только за дверью.

Альерао уже год был полновластным хозяином в замке Лашшан, хотя за советами и обращался к Майсару. Теперь же, после необходимых процедур, оба они валялись на широком жестком ложе ойми и обсуждали то, что необходимо приказать сделать на ближайшие несколько дней. То, что ни повелитель, ни советники, ни их эскорты не уедут еще как минимум два дня, было ясно, и следовало отправить слуг за продуктами, распорядиться приготовить гостевые комнаты, спальню для Государя, кабинет для него же, проверить купальни, казарму и конюшни, чтобы солдат тоже сытно накормили и удобно устроили.
- Я помню, как лет пятьдесят назад советники за ним на запад бегали, прихватив только запасные штаны и отчеты. Постарели мы все, постарели.
- Ты-то теперь молод и красив, - фыркнул Альерао, не удержался от соблазна немного подразнить Майсара - поцеловал его в плечо, прямо в оставленный Государем яркий след укуса.
- О бо-о-оги...
- И совершенно полноценен, - как ни в чем не бывало, продолжил ойми, проводя по обнаженной спине распорядителя кончиками пальцев, чуть задержав руку на крестце. Майсар реагировал совершенно однозначным образом, неосознанно льнул к ойми.
- Государь ведь теперь тебя точно не отпустит, - Альерао легко перевернул его на спину, прошелся короткими поцелуями по его груди, нежно и осторожно.
- Почему... ах-х-х...
- Потому что наш Государь - собственник, каких мало, - рассмеялся ойми, продолжая ласкать его, обводя следы, оставленные Скандисом, целуя и вылизывая чуть шершавым языком чистую кожу.
- У него есть ты, - Майсар сбился на стон.
- И что? Неужели ты думаешь, это ограничит Диса? Да и я не потребую от него такого никогда.
Ойми осторожно раздвинул ноги Майсара, выцеловывая его бедра, касаясь только что аккуратно лишенного волос лобка, не спеша приступать к более серьезным ласкам. Бывшая жемчужина гарема, снова воссиявшая в прежней красоте, только стонала, не понимая, как вообще поступать в таком случае - вроде как это он должен трудиться на ниве телесных наслаждений.
- Расслабься, Майсар, я не сделаю тебе больно, - обольстительно лился в уши мелодичный шепот ойми-искусителя, а потом тот прильнул к нему, вобрал в горячий рот все чудом восстановленное естество.
От стонов Майсара птицы сразу сгрудились под дверями комнаты, горя желанием узнать, с кем там ойми, если Государь в зале, а они все здесь. И голос был им незнаком, и никого нового не привозили в замок. А рабы все были лишены возможности доставить удовольствие наложникам.
Альерао не торопился, в отличие от горячего и нетерпеливого в своем желании удовольствий Государя, да и хотел он не получить, а дать его полной мерой своему любовнику. Как выяснилось, Майсар соблазнять и распалять желание умел даже стонами. А Альерао, как ведущий, был нежен и ласков, являя собой разительный контраст с повелителем. Именно от этого контраста, от обволакивающих, как теплое молоко, ласк, у Майсара окончательно сорвались все рамки.
Птицы изнывали под дверями от любопытства. И еще кое-чего. Им всем было уже от пятнадцати до восемнадцати лет, молодые, здоровые тела требовали свое. Старший, Дайрини, уже заглядывался на командира полусотни, охранявшей Лашшан, но без позволения Майсара или Альерао не смел даже подать ему знак. Нийонэ, пожалуй, был единственным, кого зов плоти пока еще обошел, но и он сегодня ощущал неясное томление, слыша стоны из комнаты ойми. Хотя уразуметь толком, что творится, так и не смог. Наконец, после особенно проникновенного, больше похожего на заглушенный ладонью крик, стона они услышали смешок ойми и вкрадчивое, нежное:
- Хорошо тебе, синеглазый?
Птицы быстро упорхнули в угол подальше и принялись шепотом обсуждать, какие тут синеглазки есть вообще.
- Это было бесчеловечно, Альерао, - Майсар рассматривал след от собственных зубов на ребре ладони и беспомощно улыбался.
- Так я и не человек, - хихикнул ойми.
- Теперь птиц сам успокаивать будешь?
- Конечно, я же взял на себя заботу о них. Не беспокойся, я справлюсь. Отдыхай, - Альерао принес миску с розовой водой, протер намоченным в ней полотном измученное ласками тело юноши и прикрыл его простыней. Помог напиться и вышел, оставляя в покое и одиночестве.

Птицы вытянулись в струнку, уставившись на него с одним вопросом в глазах: «КТО?» Ойми усмехнулся, поманил их в любимый уголок замка - крытую галерею, где на толстых коврах лежали подушки и стояли низкие столики для прохладительного питья и фруктов. Сейчас легкие плетеные из лозы ставни, закрывающие галерею от зимних ветров, были свернуты и подняты, и солнце заливало ее своими лучами, клонясь к западу.
- Рассказать вам сказку, мальчики? - разлегшись на коврах, лукаво сощурился ойми.
- Рассказать, - сразу же обрадовался самый младший.
- Нийонэ-э-э! - простонали остальные, но перечить никто не стал, все приготовились внимать.
- В одной благословенной богами стране правил великий и могущественный маг, чья сила была сравнима с силой Маннуза. И был у него обширный гарем, и в гареме этом звездой сверкала яркая жемчужина ночи, прекраснейший из прекрасных, синеглазый наложник, купленный еще ребенком, взращенный рабами, обученный и взлелеянный ими. Государь звал его на ложе чаще всех, почти еженощно, одаривал его драгоценными подарками, осыпал милостями... - ойми замолчал, потянулся за кистью винограда.
- А да-а-а-льше? - нетерпеливо протянул Нийонэ.
- А дальше шли годы, наложник взрослел, ему исполнилось двадцать лет, затем двадцать пять, и жемчужиной гарема стал другой. А синеглазое сокровище, с которым повелитель не желал разлучаться, было подвергнуто жестокой операции, и стало евнухом, а после - распорядителем Ночного Дворца. И так снова шли годы, неспешно, как вода, пока однажды, удалив от себя гарем и его распорядителя, повелитель не узнал о том, что того постигло несчастье, и болезнь приковала его к ложу навсегда. Но мы же помним, что он был магом, этот милостивый повелитель? Он вернул человеку не только здоровье, но и молодость, и... некие еще утраченные, казалось бы, навсегда, возможности.
Птицы сообразили, уставились на ойми, потом повернули головы в сторону его комнаты.
- Майсар, любимое синеглазое сокровище Государя, - подтвердил тот, усмехаясь.
- Молодость?
- Здоровье?
- Э-э-э???
- Государь - великий маг, он может все.
- А как сейчас выглядит аштэ Майсар?
- Он очень красив, - улыбнулся ойми. - И его звание сияющей жемчужины Ночного Дворца вполне заслужено им. Когда он отдохнет и выйдет, вы сами его увидите. А теперь несите каламы и бумагу, позанимаемся, пока есть время.
Птицы расселись, готовясь внимать уроку. Ойми надиктовал им задание, наказав сидеть и заниматься, сам же унесся отдавать приказания слугам, гонять рабов, присматривать за уборкой, время от времени появляясь на галерее, чтобы проверить работу учеников, похвалить и помочь, если что-то не получалось. А не получалось у Нийонэ, он не мог ничего написать, буквы причудливо переставлялись местами в его упражнениях. Хотя читал он уже хорошо, и на память не жаловался, и в счете был едва ли не первым. Альерао такое уже встречал, и знал, что помочь здесь не получится, эта особенность неисправима. Все, что он мог, это ободрить подростка, похвалить за усердие. Нийонэ расстраивался до слез, он очень хотел уметь писать так же, как остальные.
- Будь терпелив и упорен, малыш, и еще не старайся писать быстро, лучше медленнее и внимательнее, и однажды у тебя все получится. Расслабь руку, держи калам ровнее, - Альерао склонялся над ним, обнимал, заставляя держать спину ровно, клал свою когтистую узкую кисть поверх его кисти и показывал, как правильно.
Однако ничего не выходило. А потом все прервали урок, разинули рты и уставились куда-то за спину Альерао. Тот тоже обернулся, посмотреть, что же их так удивило, что птицы даже забыли о дисциплине. Там стоял Майсар, кутающийся в одно из полупрозрачнызх покрывал, которые так нравились на его теле Государю.
- Присаживайся, - с улыбкой кивнул ему ойми, - послушаешь, как мы учимся. Я уже все закончил с приготовлениями, рабы скоро накроют обед в белом зале.
- Хорошо, - Майсар опустился на подушки.
Птицы все-таки вернулись к уроку, кроме Нийонэ, который так восхищенно таращился на Майсара, что даже покашливание товарищей игнорировал.
- Не отвлекайтесь, мальчики, - одернул их ойми. - Нийонэ, налей Майсару чаю, малыш, и подай сладости.
Если уж мальчишка очарован до полной потери соображения, не стоит на него давить, заставляя насильно делать то, что получается плохо.
Чай и сладости Майсару поднесли сразу же. Тот улыбнулся, кивком поблагодарил. Нийонэ так и замер, как зверек из дальних степей. Альерао поймал взгляд Майсара, изобразил выразительную пантомиму, значившую: «Очаровал? Вот и разбирайся теперь сам», и вернулся к уроку, диктуя птицам проверочный диктант. Майсар погладил Нийонэ по волосам и мягко посоветовал:
- Вернись к уроку, я никуда не уйду, обещаю.
- А... я... да, аштэ Майсар, хорошо, - Нийонэ вспыхнул до корней волос, плюхнулся на подушку у столика и уставился невидящим взглядом на свой лист. Потом все же встряхнулся, вслушался и кинулся записывать.
Буквы расползались, как паучки, цепляясь лапками. Не выходило ничего. Над ним склонились, мягкие черные кудри упали на плечо, а к спине прижалась твердая грудь. На руку легли холеные, украшенные массивными кольцами, пальцы.
- Не торопись, малыш, ну же, медленнее и аккуратнее. Вот так.
Майсар излучал спокойствие, невольно окуная в него и Нийоннэ, его волосы и тело пахли свежестью и розовой водой, и мальчишка совсем поплыл от этих ароматов. Хотелось сидеть так вечно. И письму это ну никак не способствовало. Калам - полая тростинка со свинцовым стержнем - выпал из разжавшихся пальцев, Нийонэ прерывисто вздохнул, словно ребенок после долгих рыданий. Майсар вздохнул.
- Пойдем, малыш.
Альерао проводил взглядом удалившуюся в комнаты парочку и усмехнулся: прекрасно, Нийонэ пристроен. Впечатлительный, ранимый, немного отстающий в развитии от сверстников ребенок в обычном мире был бы обречен на насмешки и издевательства, нищее прозябание. Но боги одарили его редкостной красотой, а ум для наложника - далеко не главное. Нийонэ повезло в этой жизни, видно, родился он под счастливой луной.
- Повезло, - эхом вздохнул кто-то рядом.
- Иррани, и тебе повезет. Вайкелу нравится, как ты играешь на китре, но еще больше ему нравится стоять под окнами и слушать, как ты отвечаешь урок по истории или географии, - усмехнулся ойми, легонько взъерошив челку среднему из оставшихся подростков. Тот зарделся и уткнулся в проверку диктанта.
Альерао, прищурившись, посмотрел на солнце, скользнувшее уже бочком за край земли, хлопнул в ладоши:
- Достаточно на сегодня, птицы мои, ступайте отдыхать. Дайрини, вымой волосы, я приду заплести тебя на ночь.
- Да, аштэ, как скажете, - пробормотал тот, не поднимая глаз.
Ойми фыркнул: надо же, дождался, теперь его стали называть аштэ, еще чего доброго, кланяться начнут? Дайрини и впрямь поклонился. Альерао придержал его за руку:
- Что случилось, малыш? С каких пор ты гнешь спину передо мной?
Дайрини посмотрел рассеянно, мысли явно витали где-то очень далеко. Ойми погладил его по щеке, усмехаясь: пожалуй, пора, пора намекнуть одному суровому, закаленному в походах и боях воину, что по нему сохнут и страдают ночами, стоя у окна и жадно следя за силуэтом на стене замка.
- Я могу идти, аштэ?
- Ступай, малыш.
Ойми и сам отправился, было, в купальню, но передумал, вернулся в комнату и принялся выбирать себе наряд. Это на Ночной половине он мог ходить, как вздумается - в длиннополой рубахе, подпоясанной тонким платком, или в одних шальварах. Сейчас он надел плотные шелковые штаны, сорочку, собрал рукава серебряными обручьями, обернул вокруг пояса широкий шарф, завязал его красивым узлом на боку, выбрал танах, расшитый по черному шелку серебряной нитью, обул мягкие туфли, украшенные перламутром. Заплел волосы в плотную косу и отправился в обеденный зал.
Государь с советниками, как и ожидалось, про обед не думали, доделывали бумаги.
- Да простится мне моя дерзос-с-сть, - у Скандиса из рук потянули свиток, причем, ему пришлось выпустить его, чтобы не порвать, потому как ойми уступать явно не собирался. - Обед накрыт, Государь, аштэ-ис. Прошу вас, - проклятущий мальчишка с поклоном указал на дверь.
Скандис шипением отвлек и советников, кивнул им следовать за собой.
- Все хорошо, сокровище?
- Более чем, ньель, - безмятежно улыбнулся Альерао. - Вам приготовлены покои, и все, что может потребоваться в купальнях, солдаты устроены и их уже накормили дважды.
Скандис провел по его щеке ладонью, наклонился, мазнул по губам раздвоенным языком. Ойми полыхнул румянцем, но не отстранился: Государь в своем праве, а ему... ему и в самом деле хотелось получить немного ласки, разве же он не заслужил ее?
- Мое сердце, моя любовь, - Скандис  еще раз коротко поцеловал его.
- Идем кушать, ньель. Ты голоден весь день, а я достоин наказания за то, что не проследил.
Обед проходил в теплой обстановке - советники радовались за своего Повелителя, Повелитель был счастлив рядом с женихом, уже практически супругом. А потом в столовую ворвался гвардеец, у порога упал на одно колено, протягивая вперед свиток:
- Государь, беда! Ваша супруга скрылась вместе с детьми!
Скандис вскочил, чудом не опрокинув стол, во все стороны метнулись тени, черные, стремительные.
- Айтэ Сэлти?
- Никто не знает, что с ней. За айтэ Ингис явились инбарисцы, и среди них были, видимо, могущественные маги. Айтэ Сэлти связало чем-то, она похожа на ледяную статую.
- Вот как... Что ж... Сообщите царице, что если нога моей жены ступит на землю Инбариса, я расценю это как объявление войны.
- Вряд ли они направятся в Инбарис, - тихо прошептал ойми. - Она же не дура. И если с ними инбарисские колдуньи, твои тени их не найдут. Я отыщу их сегодня ночью, если ты поможешь мне.
Скандис кивнул:
- Да. Разыщем их.
- А теперь садись и ешь. Тебе понадобятся силы, - ойми мягко потянул Государя обратно за стол.
Скандису явно кусок больше  в горло не лез.
- Нье бойся, - ойми тоже переживал, снова возникший акцент это ясно показывал. - С твоими детьми ничего нье случится плохого, в них твоя кровь, и я легко отыщу их. И оберегу, пока ты не примчишься к ним во плоти.
- Но ее колдуньи...
- Нье им мне противостоять, - тихо и зловеще рассмеялся Альерао, глаза на миг затопило синим огнем.
Скандис немного успокоился. И даже сумел заставить себя плотно поесть, подозревая, что слова ойми про силы, которые ему понадобятся, сродни его пророческим снам. Советники удалились решать вопросы уже без Государя. А Альерао повел Скандиса в свою комнату, разделся и лег.
- Возьми меня за руку, ньель, и дай мне пару глотков своей крови.
Скандис вскрыл когтем запястье, напоил Альерао, потом взял того за руку. Ойми закрыл глаза, глубоко вздохнул - и перестал дышать вовсе, постепенно холодея, а тело его, казалось, делалось все прозрачнее, как призрак, пока повелитель лишь пальцами не стал чувствовать, что еще что-то держит. Он стиснул их крепче, не выпуская. В небо взбиралась Сестра Крови, проклятая и благословенная алая Ульэль, светившаяся сегодня как-то особенно ярко. У повелителя заслезились глаза, он моргнул, и очнулся среди высоких сизых трав. Напротив него тяжело поводил боками алый демон, но глаза его смеялись:
- Отпусти уже, нье бойся, я их нашел.
- Как дети? Все в порядке?
- Да, я оставил с ними двух рабынь-нянек, они вполне нормальны, хотя и перепуганы. Поспеши, твой путь лежит к порту Дагаскан, но не Ирвашторским трактом, а через Стаблис. Они в трех днях пути от столицы, неподалеку от какого-то селения, но людей рядом нет. И, Дис... - демон виновато улыбнулся, вздохнул: - прости меня.
- За что? Что ты сделал?
- Боюсь, я слишком щедро отмерил твоей супруге страхов.
- Неужели бедняжка сошла с ума?
- Увы мне, ньель, это так.
- Несчастная. Запру ее в башне. Буйно сошла или тихо?
- Она теперь безобидна и тиха, как мышь под кошачьей лапой.
- Это хорошо. Может быть, я даже не стану отсылать ее к царице.
- А теперь проснись и поспеши, - демон толкнул нага в грудь ладонью, мгновенно вышибая его из сна.
Скандис вскочил, вылетел из дворца, на ходу свистнул коня, верней, обоих. Гвардейцы догнали своего бешеного Государя только через полчаса, нещадно подгоняя лошадей.
- А вас куда понесло?
- А мы с вами, Государь, - коротко ответил командир эскорта, давая понять, что в одиночку в неведомое рвутся только идиоты.
- Тогда вперед.
Как ни хотелось Скандису скакать без сна и отдыха сутки напролет, но даже его великолепным коням требовалась передышка и корм. Да и самому повелителю необходимо было спать хотя бы три часа в сутки, и в эти краткие часы отдыха к нему в сон приходил Альерао, отчитывался, как дела у малышей и их нянек.
- Смотри, чтобы Ингис ничего с собой не натворила.
- Ее сторожат мои кошмары. А у тебя замечательный сын, ньель. Он ничего не боится, и даже меня.
- Да, он чудо, - Скандис улыбался, не мог не улыбаться при мысли о сыне.
- А дочь просто красавица, лет через десять придется принимать толпы жаждущих посвататься к ней.
- Да рановато как-то... Лет пятнадцать хотя бы.
Демон хохотал:
- Она взяла красоту от матери, но упрямство в ней твое. И если она что-то вобьет в свою хорошенькую головку, даже ты ее не переспоришь, ньелла мэ астэро!
- Нет, надеюсь, она будет играть в куклы в этом возрасте. Пора просыпаться, скоро уже увижу детей.
Альерао фыркал и прогонял его из сна легким взмахом руки. Пророческий дар чем-то сродни безумию, и чем дальше, тем сильнее он разгорался в ойми. Одиннадцать лет - не так уж и мало, думал он. И маленькая Государыня, увидев своего избранника, будет ждать его, пока не переупрямит отца.

Скандис перед встречей с детьми все-таки немного отоспался, не желая их пугать. Впрочем, дети вовсе не казались напуганными, в отличие от взрослых - двух рабынь-кормилиц и трех селян, которых Альерао заставил прийти на место трагедии, нагнав страху во сне. Рабыни наотрез отказались покидать лагерь, в котором оставались еще четверо совершенно безумных, тихих и безмолвных людей, в том числе и Ингис, остальных, умерших от ужаса, селяне похоронили в безымянных могилах.
- Папа!!!
Скандис нежно обнял детей, сразу же прижавшихся  к нему. Можно было возвращаться домой. И приказать вернуться Майсару и остальным, начать уже подготовку к свадьбе и расторжению брака с Ингис. Повелитель подумал, сколько крови из него выпьет, в фигуральном смысле, конечно же, советник по внешней политике, согласовывая все проблемы с договорами, заключенными благодаря браку, с Инбарисом, передернулся. Но, с другой стороны, пилить своего Государя он тоже будет счастливо. Уж лучше это, чем предотвращать раз за разом покушения на него.
Обратно они не торопились, везти детей и безумную айтэ Ингис нужно было осторожно. Троих ее подельников Скандис приказал прикончить и закопать там же, где и остальных. Лишняя обуза. Ингис обнималась с тряпичной куколкой и явно была счастлива. Что бы там ни говорил Альерао, а он был все же к ней милосерден, лишив ее разума и памяти. Такую жену Скандис после развода даже согласен был оставить в живых.
Столица бурно радовалась возвращению Государя и его семьи. Оттаявшая Айтэ Сэлти встречала своего повелителя, виновато стоя на коленях у ворот дворца. После смерти колдуньи, наложившей на нее оковы, заклятье распалось, но слишком медленно, чтобы она успела помочь. В наказание ей поручили приглядывать за Ингис.
Скандис некоторое время колебался, стоит ли объявить о разводе громко, или тихо? Потом решил, что все-таки стоит погромче. Со всеми прегрешениями супруги. После этого объявления благословенный Маннузавар, да и вся Уммра гудели, как потревоженный улей, а в Янтарном дворце потихоньку готовились к свадьбе, спешно отмывали и заново обставляли Ночной Дворец, шили наряды и готовили подарки.
Повелитель спустился в сокровищницу, тяжело вздохнул: какое же кольцо выбрать его драгоценному ойми? И какие серьги? Смутное воспоминание кольнуло в груди холодком предвкушения. Шкатулка нашлась на том же самом месте. И к ювелиру он ринулся стрелой:
- Мастер, только вы можете спасти мою семейную жизнь. Сделайте серьги под кольцо.
Ювелир осмотрел перстень и изумленно покачал головой:
- Такие камни, Государь, туманные сапфиры - бо-о-о-ольшая редкость, и находят их раз в столетие в Ирвашторе.
- Но у вас же они есть? Правда ведь?
- У меня? О, нет, Государь. Но буквально неделю назад в Маннузавар приехали несколько странных чужаков, прячущие лица, привезли «горную кровь» и дивной красоты камни на продажу. У них я видел именно то, что нужно. Но цена... она непомерна.
Скандис развернулся на хвосте и отправился к гостям, выяснять, насколько там непомерна цена. Это были ойми, он узнал их почти моментально, не нужно было видеть и их лица, достаточно заметить узкие зрачки и когтистые пальцы. Они тоже узнали Государя, с поклонами проводили в широкий, темный шатер, освещенный лишь тем светом, что падал снаружи через входной проем.
- Туманные сапфиры? - переспросил третий, сидевший в глубине шатра, надтреснутым старческим голосом. - Они есть, всего два камня, равных во всем. Я отдам их тебе даром, господин степей, если поможешь узнать нам, что случилось с одним из наших соплеменников, пропавшем без вести где-то здесь, четыре года назад.
- И что же за соплеменник пропал у вас?
- Это долгая и печальная история, господин, мы весьма виноваты перед мальчиком, и прибыли, чтобы загладить свою вину, или хотя бы попытаться вымолить его прощение.
- Как зовут вашего соплеменника?
- Когда-то его звали Аньидае, но теперь он носит другое имя. Альерао.
- Не думаю, что мой супруг желает встречи с вами.
Ойми потрясенно уставились на него, потом как по команде рухнули на колени.
- Господин, умоляю, - старший из них сложил руки знакомым жестом, так Альерао складывал их, когда уходил глубоко в свои мысли, - помоги!
- Хорошо. Я постараюсь разузнать, так ли он тоскует по своей родине.  А теперь отдайте камни, мастеру еще предстоит изготовить серьги, а времени до свадьбы мало.
Ему вынесли камни в драгоценной шкатулке из ароматного дерева, растущего только в долинах Ирваштора. Серые, с синими звездами внутри, мягко мерцали туманные сапфиры на черной замше. Скандис представил их оправленными в белое золото, в легчайшую филигрань, и украшающими нежные ушки его ойми.
- О да, это достойно его...
Он захлопнул шкатулку и собрался, было, уползти, но потом обернулся:
- Скажите мне, а что значит его имя?
- Оно означает «Безумие».
Бедные горцы! Они так и не поняли, почему так хохотал Государь, уползая во дворец по странной, зигзагообразной траектории. А Скандис думал, что, наконец, понял, отчего так изменился его прекрасный дикареныш: три тысячи лет он нес на себе груз страха, но теперь, кажется, сумел победить его, и, мало того, стал его господином, полностью оправдывая свое имя. Альерао - бог ночных кошмаров и безумия, приходящий во сне.
- Мастер, - он выложил перед ювелиром камни. - Я надеюсь только на вас.

Серьги были готовы в срок. Именно такие, как он и представлял, легкие, филигранные, нежные, точь-в-точь повторяющие узор оправы перстня. И серебряный наряд, но уже не по старинному обычаю скроенный, а более свободный, не стесняющий движений и не кутающий жениха в десяток слоев ткани.
Во двор Янтарного Дворца ойми въехал верхом на посланном за ним золотистом Алайдане, гордо подняв отягощенную толстой косой голову. Остальные наложники ехали в крытом возке, как и полагается обитателям Ночного Дворца. Слуги  приветствовали его радостно, за счастье Повелителя радовались все - теперь-то Государь перестанет ночами ползать. Альерао соскользнул с седла в объятия Скандиса, прижался к его груди на долгий миг.
- Все хорошо, ньель? Дети в порядке? Твой гонец приказал спешно собираться и вернуться в Маннузавар, но он ничего не сказал о малышах.
- Все отлично, а я приготовил тебе сюрприз. Верней, сюрприз размягчил мое каменное сердце. Подойдите.
Альерао уловил шаги, чуткие ушки дрогнули и гневно прижались к голове, и повернулся он к приблизившимся соплеменникам уже во всеоружии: скаля клыки и выпустив когти на всю длину. Скандис положил руки ему на плечи:
- Тише, сокровище. Они прибыли извиняться.
- Из-с-с-свинятьс-с-ся? - прошипел ойми, несколько раз тяжело выдохнул, со свистом втягивая воздух сквозь зубы, а потом резко успокоился, прогоняя из глаз синий огонь своей силы. - Пусть успокоятся, я не стану мстить тем, чьими стараниями оказался в рабском ошейнике в этот раз. Просто не желаю видеть в долине Атэ никого из них, когда приеду навестить могилы родителей.
- Вы слышали слова моего супруга, - кивнул Государь.
Ойми низко, до земли, поклонились.
- Идем же, ньель, я хочу посмотреть на малышей вживую, не только на их души.
- Идем, сокровище, - Скандис увел его  в детскую.
Дети с радостными визгами потянулись к новому лицу, совершенно не опасаясь Альерао. Сын и в самом деле очень походил на Скандиса, а вот дочь была вылитая Ингис, только глаза не зеленые, материнские, а янтарные, как у нага.
- А ты им нравишься, - повелитель умиленно смотрел на семью.
- Дети лучше взрослых ощущают магию, Дис. А меня они просто узнали, неважно, в каком обличье я перед ними стою, да, Ксандрис?
Мальчик степенно кивнул:
- Я тебя знаю.
Скандис еще немного полюбовался на них, затем все-таки отправился завершать приготовления к свадьбе. Без зазрения совести и малейшего внутреннего сопротивления оставив ойми с детьми. Ни с кем другим он не мог оставить своих змеенышей вот так легко, приходилось преодолевать себя, напоминать, что детей охраняют тени.
- Государь, все готово. Храм убран, одежды для вас и вашего возлюбленного приготовлены.
- Охрана?
- Тройной периметр, стрелки на крышах по всему пути от Янтарного Дворца до храма Уммият.
- Хорошо, - одобрил Скандис.
Он раздумывал, разрешить Альерао проехать верхом до храма, рука об руку с ним, или же приказать нести свое сокровище в паланкине, пряча от чужих глаз? Первый вариант победил, во многом потому, что сам Скандис стал более открыт для своего народа. Люди знали, кто он, так почему же они не должны узнать, кто станет супругом Темнейшего Государя Уммры?
- Седлайте коней, - кивнул повелитель, глянув в окно. Солнце стронулось с зенита, медленно и величественно покатилось к закату, наливаясь малиновым жаром. Уммият примет их молитвы на вечерней заре, ойми, как надеялся Скандис, сочтет это добрым знаком.
Одевали его долго и старательно, Скандис весь извелся, казалось, что закат уже наступил. Но стоило бросить взгляд за окно, как становилось ясно, что сами боги решили поиграть с его нервами и испытать его терпение. Солнце все никак не касалось края великой степи, словно Маннуз решил остановить свою огненную колесницу и тоже полюбоваться на жениха Темнейшего Государя.
- Ш-ш-ш-ш!! - повелитель нервничал.
Наконец, его одели, потом завершили длинный, как сама дорога жизни, ритуал собирания волос в традиционную торжественную прическу, и он едва не взвыл, в последний момент удержавшись от того, чтобы обрезать к злобным богам их же попущением отросшую гриву. Майсар, явившийся морально его поддерживать, явно очень хотел дать Повелителю по рукам. Распорядитель, вернувший себе статус «сияющей жемчужины гарема», был сегодня одет нарочито скромно, категорически не желая затмевать своей красотой экзотическую красоту жениха повелителя. Прекрасно знал, что ойми не считает себя красивым, и не хотел давать ему лишний повод расстроиться накануне свадьбы. К Альерао для поддержки явились все четверо пташек, забалтывали растерянного и страшно нервничающего ойми.
- Все будет хорошо, аштэ.
Ойми вовсе не был в этом уверен, но ему не дали шанса просто взять, и сбежать.  Наконец, последняя шпилька была воткнута в его прическу, последняя складка на свадебном наряде, сияющем лунным серебром, была поправлена дотошными слугами, и ему позволили посмотреться в зеркало. Альерао напряженно всматривался в серебряные глубины, скрывающиеся за полированным стеклом, и не узнавал в надменно щурящем глаза красавце себя.
- Вы так чудесны, аштэ. Как белый жемчуг на глади серебряного шелка.
- Дайрини, нье заговаривай мне зубы, они нье болят... Боги-боги... почему я не сбежал дальше, чем видел?
- Повелитель ожидает вас, аштэ, - Дайрини был неумолим, увлекая ойми к порогу.

Вопреки своим словам и страхам, шел Альерао легкими, скользящими шагами прирожденного танцора или бойца, под тихий шелест свадебных одежд, и люди замирали вокруг, таращась на дивное видение. Остановился, приняв поводья Алайдана, напротив так же, как и все, обратившегося в соляную статую нага:
- Я готов, ньель.
- Да-а-а, - протянул Скандис, отмирая. - Едем.
Алайдан общей атмосферой не проникся, зажевал край одеяния ойми. Альерао ахнул и вдруг рассмеялся, чувствуя, как стирается давившее его напряжение, уходит, словно просо из прохудившегося мешка за плечами крестьянина.
- Едем, ньель.
В Храме их уже ждали, советники, придворные, храмовые служки – все аж светились. Наверное, искренняя радость повелителя оказалась весьма заразительна, и эта свадьба ничем не напоминала венчание трехлетней давности, с вымученными улыбками и недоумением тех, кто знал об ойми. Все собравшиеся в Храме возносили молитвы, чтобы ничего не нарушило течение этого события.

Сам обряд Альерао, да и Скандис попросту не запомнили. Стоило вступить под своды храма Уммият, как все отодвинулось и померкло, оставляя двоих наедине с богиней.
«Благодарю тебя, владычица чистых вод, за счастье, - шептал про себя ойми, вглядываясь в статую женщины, стоящей над широкой чашей, наполненной водой. - Окажи милость, освяти наш союз, чтобы он никогда не распался».
Скандис тоже кому-то молился. Или просто таращился на ойми. Альерао показалось, что по каменным губам богини скользнула улыбка. Но, наверное, это был всего лишь блик, отраженный чашей. На ее широком ободе, выложенном пластинками янтаря, возникли два кольца, и тут уж пришел черед Скандиса судорожно сглатывать, глядя на широкий, украшенный сканью и желтым топазом, перстень, блеснувший рядом с перстнем, предназначенным ойми. Храм наполнил шепот тысяч капелек воды, и люди недоуменно оглядывались на распахнутые двери, где, в косых закатных солнечных лучах сверкали и переливались дождевые струи. Дождь - редкостное явление в жаркие летние месяцы - накрыл весь благословенный Маннузавар, словно сияющая волшебная сеть, приглушив все звуки. И это, несомненно, было ответом на все молитвы. Уммият благословила.
Скандис смотрел на мужа и сиял улыбкой. Старенький священник, который в день венчания Государя с царевной Ингис был в отъезде, с умилением посмотрел на пару, не отрывающую глаз друг от друга. Ну и что, что выбрал Государь себе мужчину в супруги? Наследники есть, а остальное - для радости души и тела. Он окунул руки в чашу и поднял их вверх, показывая народу в храме, что вода с них стекает чистая, и он имеет право, данное богиней, закрепить этот брак. Взял кольца, безошибочно протянув золотое - Альерао, белое - повелителю. Скандис надел кольцо на палец супругу. Оно село, как влитое, сапфир вспыхнул яркой синей звездой, словно подмигивал медлящему ойми. Тот глубоко вздохнул, надел топазовый перстень на палец Государю, в глубине души совершенно не уверенный в том, что правильно выбрал кольцо. Хотя у него и выбора особого не было, когда во сне встречаешь огромного, крупнее твоей демонской ипостаси, нага, который берет тебя за шкирку, как котенка, обнюхивает со всех сторон, а потом снимает с себя свое кольцо, сует тебе в руку и пропадает - какой уж тут выбор? А кольцо по пробуждении оказалось в его ладони, вот такие дела. Скандис отчего-то смотрел круглыми глазами. Ну, да, наверное, узнал кольцо. Отцовское, как никак. Топаз полыхнул солнечным светом, отвечая на игру сапфира.
- Отныне, и пока отмерено им богами, да будут супругами Темнейший Государь Скандис и ойми Альерао, - звучным, хорошо поставленным голосом объявил священник. Дождь шелестнул усилившимся порывом и стих.
Скандис поднял Альерао на руки и вынес из Храма. Народ, собравшийся на площади перед храмом, приветственно взревел. Скандис не мог не отметить, что были там не только приветственные крики, но сейчас ему было не до этого.
- Поставь меня на землю, ньель, я же не женщина, - тихо попросил ойми.
Скандис поставил, однако обнимать не перестал.
- Помаши рукой народу.
Ойми поднял руку с обручальным кольцом, махнул, мимоходом заметив в толпе и своих соплеменников. И разочарование на их лицах: они не увидели на нем свадебных серег. Но сейчас это почему-то так мало волновало его, что вызвало только усмешку.
- Едем. У меня есть еще один дар для тебя.
- Разве ты мало мне подарил? - удивился Альерао, следуя за супругом, взлетая в седло Алайдана, который внезапно осознал всю важность своей миссии и заплясал, высоко задирая ноги и голову, украшенную посеребренной уздечкой, с крупными жемчужинами на розетках и кистями из мелкого жемчуга на поводьях.
Скандис тоже забрался в седло. На мужа покосился с улыбкой.
- Что? - насторожился ойми, - ты так смотришь, словно задумал пакость!
- Прикидываю, как проколоть твои ушки.
Альерао покраснел, беспокойно задергал вышеупомянутыми частями тела. Но все же показал кончиком когтя:
- Вот здесь обычно.
- А как же ты будешь их складывать?
- Серьги не помешают, если не слишком тяжелые, - пояснил ойми, краснея еще гуще. Ушки прижались к голове, выдавая его чувства. Он не мог бы сказать, какое преобладало: страх, волнение, радость или что-то еще.
- Ну, вроде не очень. Мастер старался, я тоже.
Ойми беспокойно затеребил кисти на поводьях, оборвал одну. Жемчуг градом брызнул на землю, дети из толпы кинулись подбирать.
- Милый, почему ты так нервничаешь?
- Может, потому, что мне никогда нье дарили серьги? - огрызнулся ойми. Еще одна кисть рассыпалась на жемчужинки. Он заерзал в седле, пытаясь заставить себя втянуть когти и успокоиться.
- Сокровище мое, - Скандис подъехал к нему. - Успокойся. Посмотри на меня.
Альерао поднял на него глаза, в начинающихся сумерках они отсвечивали звериной бирюзой в расширенных зрачках.
- Я боюсь, ньель. Боюсь, что проснусь в ошейнике в чьем-нибудь гареме, а все, что было, окажется лишь моим сном.
- Нет уж, это точно не сон.
- И как это доказать?
- Я докажу тебе в спальне.
Альерао фыркнул так, что его золотой аж заплясал.
- Это нье доказательство! Вот если выиграешь у меня в чекомат... тогда я поверю, - и провокационно усмехнулся.
- О-о-о, ты требуешь невозможного!
Ойми рассмеялся, чувствуя, как постепенно уходит напряжение. Расправил плечи, гордо поднял голову.
- Ну, если ты будешь прилежно тренироваться, рано или поздно мы сразимся на равных. И я тебе расскажу, кто научил меня этой игре.
- Хорошо. О, а вот и дворец. Ну что, твои ушки готовы?
- Мои уши готовы довериться только твоим рукам, - почти беззвучно сказал ойми, зная, что его все равно услышат. Скандис снова сгреб его на руки. Альерао расслабился и обнял его за шею, вспомнив, как отец носил мать на руках. Ну, ладно, он-то не женщина, но пару раз потерпеть, если уж повелителю запала в голову такая идея, можно.
Скандис притащил свое сокровище в спальню, уложил на постель, на которой заботливо заменили мягкие матрасы на более жесткие и тонкие. Ойми заметил изменения, благодарно улыбнулся, но заострять внимание не стал. Сейчас его глаза были прикованы к повелителю, который взял со столика шкатулку, пузырек с крепким вином и длинную, довольно толстую иглу.
- Не бойся, это не больно. Зато потом будет красиво.
В ответ ему прозвучал только смешок, и ойми сел, разворачивая уши и замирая. Смоченная в вине игла легко сделала проколы, в которые тут же были вдеты серьги.
- Не больно?
Альерао осторожно сложил ушки, пошевелил ими, серьги покачивались, переливаясь в отблесках свеч. Было немного больно, но совсем чуть-чуть. И странно. Откуда-то изнутри медленно, как грозовой вал, поднималось осознание необратимости того, что случилось сегодня. Кольцо... его всегда можно снять, серьги, впрочем, тоже, но вот шрамики от проколов останутся навсегда, как бы ты не старался о них забыть. Но он не хотел снимать эти серьги. Никогда, даже если от этого будет зависеть его жизнь.
Скандис принес зеркало:
- Взгляни.
Ойми отвел его руку с зеркалом, привстал, заглядывая в глаза, погружая Государя в серый туман своего взгляда, как в омут.
- Я лучше увижу это в тебе, ньелла мэ астэро.
Скандис согласно кивнул. Альерао осторожно провел по его щекам кончиками пальцев, прижался, коснулся губами твердых губ повелителя, мягко, но настойчиво. И мир за дверями покоев Скандиса перестал существовать для них на долгие часы.

- Аштэ Майсар...
- Называй меня по имени, Нийонэ.
Подросток стушевался, но любопытство все же победило.
- Майсар, а наш Государь, правда, любит аштэ Альерао?
- Да, очень любит. А почему ты спрашиваешь?
- А тебя?
Майсар засмеялся:
- Это иное, Нийонэ.
- А что? - наложник прижался к нему, обвился, как лоза, отказываясь отцепляться.
- Не знаю, гордость красивой вещью, наверное.
- Но ты не вещь, ты... ты... такой! - Нийонэ зажмурился и ткнулся ему в щеку губами. - Я тебя люблю, вот, - совсем тихо прошептал, боясь открыть глаза и разжать руки. Боялся, что сейчас его строго отчитают, указав на его место. Майсар погладил его по спине, обнял. Ему было и смешно, и грустно. Когда-то он хотел так же прижиматься к сильному телу государя, горячечно шептать ему о своей любви. Потом повзрослел, многое понял.
Но этот мальчик, действительно, как ручная птица, льнет, прячется у него на груди. Ранимый, ласковый ребенок в неумолимо взрослеющем теле, которому требуется защита и любовь, а вскоре объятий ему хватать перестанет. Майсар невесело усмехнулся, легонько целуя Нийонэ в висок: что же, разве у него когда-то недоставало любви на всех пташек гарема?
Нийонэ прижался еще теснее,  потерся щекой о его грудь. Майсар подхватил его под мышки и повалил на свое ложе, принялся щекотать, отвлекая. Мальчик рассмеялся, забарахтался, как щенок, потом утих под боком у старшего товарища и тихо засопел. Пригрелся и уснул, да уж. Майсар укрыл его покрывалом, бесшумно встал и побрел по переходам и залам Ночного Дворца.
Неслышно миновал высокое окно, забранное частой фигурной решеткой, у которого замер Дайрини, ожидающий своего полусотника. Заглянул в комнату к Иррани и Аймири, полюбовался, как они склоняют головы, разбирая новый трактат об устроении небес, проще говоря, астрономии. Дошел до своей старой комнаты и толкнул дверь. Сейчас ему недвусмысленно указали на комнату фаворита, широкую, светлую, с отдельным выходом в сад и купальней. Она навевала ностальгические воспоминания о днях давно минувших. Было слегка грустно, от того, что больше не наполнится птицами-наложниками этот прекрасный павильон. И  в то же время было как-то по-особенному весело - новая прекрасная жизнь. Фаворит Государя. Снова. Опять.
Он рассмеялся, закрыл дверь и отправился в сад. Над Янтарным Дворцом выстроились в ряд три луны, смешивая свет и тени. Шумел город, которому позволено было не спать всю ночь до утра, празднуя свадьбу Государя. Сонно шелестела под налетающим с озера Уммият ветерком листва. Время текло, раскручивая гигантскую спираль Великого Змея, Повелителя Вод Жизни.