Две встречи с Берией ч. 3

В Нью-Йоркской резидентуре.


В Нью-Йорке Михаил, поначалу,  занимался выполнением мелких поручений  главы  генконсульства Толоконского  и приемом многочисленных посетителей:
«Наше консульство буквально осаждали посетители. Находясь под влиянием коммунистической пропаганды о райской жизни в Советском Союзе и полной свободе, равенстве и братстве в первой республике Советов, выходцы из России и других республик хотели вернуться обратно в СССР. А кто-то искал своих родственников или просто хотел начать торговать с Советской Россией…
В мои официальные обязанности входил прием посетителей и ответы на письма. Время от времени меня вызывал к себе Толоконский и расспрашивал о  жизни в Москве, настроениях в обществе, о том, что делается в управлении и об отдельных его работниках. На первых порах никаких деловых разговоров у нас с ним не было…».
Подчеркнем, что в то время (30-е годы) и СССР, и коммунистические идеи были ОЧЕНЬ популярны во всем мире, включая США.
Очень интересным был и персональный состав нашей нью-йоркской резидентуры. Помимо Толоконского, Михаил Абрамович упоминает о других сотрудниках:
«Вице-консул Гусев (его настоящая фамилия — Гутцайт) был резидентом политической разведки НКВД (КГБ). Он производил впечатление культурного, мягкого и очень общительного человека…
Был еще один вице-консул, по фамилии Меламед. Кадровый сотрудник МИДа, он, в сущности, и вел практически всю консульскую работу…»
Чуть позже был упомянут и еще один персонаж:
«Вице-консулом МИДа в Нью-Йорке тогда работал Боровой. По моему мнению, хороший и добрый человек… Любопытная деталь: брат Борового был американским подданным, жил на западном побережье США, принимал активное участие в профсоюзном движении и являлся, если я не ошибаюсь, руководителем или одним из руководителей профсоюза портовых грузчиков в этом районе Соединенных Штатов».
(Любопытно, не родственники ли  это нынешнего несгибаемого соратника В.И. Новодворской Константина Натановича Борового?!)

Со временем Мильштейна допустили исполнению к обязанностей шифровальщика, и как-то раз, Толоконский решил ЛИЧНО преподать ему урок  разведывательной работы. Вот как это происходило, в описании Мильштейна:
«Однажды Толоконский преподал мне первый урок разведчика. Для меня это явилось неожиданностью. Он вызвал меня к себе и сказал, казалось, простые, ничего не значащие слова: «Сегодня мы поедем с тобой в город».
К подъезду нашего здания заблаговременно была подана консульская машина, и мы отправились в путь. Всю дорогу молчали. У Пенсильванского вокзала мы остановились. Толоконский велел шоферу ждать нас здесь же через два часа, и мы вышли из машины. Он шел так быстро, что я еле за ним поспевал. Время от времени резидент останавливался у газетного киоска и праздно разглядывал газеты и журналы. Потом мы сели в автобус и, проехав несколько улиц, пересели на другой вид транспорта. Путешествие продолжалось таким образом довольно долго. Метро, автобус, опять метро... Со стороны мы, вероятно, производили странное впечатление. Да я и сам не мог понять, зачем надо повторять маршрут «вперед—назад» несколько раз.
К назначенному часу мы прибыли на Пенсильванский вокзал, где нас уже ждала машина. По дороге опять молчали, а потом по приезде в консульство Толоконский пригласил меня к себе в кабинет.
Усадив в кресло напротив себя, он какое-то время просто смотрел на меня, точнее, рассматривал. Я терпеливо ждал, не совсем понимая, чего от меня хотят.
— Ну, как прогулка, устал, наверное, — прервал тягостное молчание Толоконский.
Я, конечно, всячески доказывал, что прогулка меня нисколько не утомила, и попытался в мягкой форме узнать, какую цель мы преследовали, проделав такой запутанный маршрут.
— Так, значит, ты не понял, — сказал он. — А цель была очень простая. Я показывал тебе, как надо выходить на встречи с агентами. В ближайшее время я намереваюсь отправить тебя на свидание с нашим человеком. Кто он и где живет, знать тебе не обязательно. Самое опасное, если ты по неосмотрительности приведешь за собой хвост. Для него, нашего агента, это может закончиться катастрофой. Поэтому выходить надо задолго до встречи, и, только убедившись, что за тобой нет слежки, идти непосредственно к месту явки.
Я крайне внимательно слушал сентенции своего начальника, но меня не переставала смущать недавняя прогулка. На мой взгляд, если за нами кто-нибудь наблюдал, то наше столь странное поведение должно было вызывать подозрение само по себе».

Не правда ли, интересно?! Даже молодой сотрудник понимал, что столь экстравагантный способ перемещения главы советского генконсульства по Нью-Йорку должен был бы привлечь к нему внимание. А способам проверки наличия «хвоста» и приемам ухода от него, сотрудников разведки должны бы были обучить еще в Москве.
В США обучаться этим азам оперативной работы было уже  поздновато…


Тем временем, в Москве сменилось руководство ГРУ. В апреле 1935 года на место Берзина был назначен С.П. Урицкий:
«На его место в Москве назначили Семена Петровича Урицкого, племянника Моисея Соломоновича Урицкого, одного из вождей революции, начальника Ленинградского Губчека, убитого эсерами в 1918 году».
Спустя некоторое время, Урицкий внезапно отозвал Толоконского в Москву.
«В телеграмме мне предписывалось занять должность Толоконского. Указания носили общий характер.
Это назначение явилось для меня полной неожиданностью. Почему? Ведь я был еще очень молод и не имел достаточного опыта работы в разведке…
Одним словом, я пребывал в состоянии крайнего недоумения и страшной растерянности.
Но из песни слов не выкинешь: в 25 лет я стал резидентом советской военной разведки в Соединенных Штатах Америки…»

Отметим то обстоятельство, что это произошло в 1935 году, ДО начала «массовых репрессий» в СССР и, очевидно, было решением  самого С.П. Урицкого. Почему он для одной из ключевых резидентур в США не нашел никого кроме неопытного 25-ти летнего парнишки, понять сложно. Вообще, конечно, с «подбором кадров» для оперативной работы тогда в ГРУ творилось нечто невообразимое.

Потрясающий пример этого безобразия приводит М. Мильштейн:
«Из Центра как-то сообщили, что в Нью-Йорк направлена для стажировки молодая сотрудница. Нам было приказано ее встретить, обеспечить необходимыми документами и помочь проникнуть в польскую колонию в Америке с дальним прицелом, чтобы позднее она сумела приехать в Польшу из США и там легализоваться…
Из Центра поступили сообщения о дате, месте и условиях встречи. Я лично поехал встречать молодую сотрудницу. Место встречи — у входа в музей Метрополитен. Дело происходило в теплый весенний день. Я издалека узнал ее по приметам, сообщенным из Центра. Новая сотрудница была удивительно экстравагантно одета. Броские необычные цвета преобладали в ее одежде: ярко-красная юбка и не менее яркая синяя блузка, на голове — огромная соломенная шляпа, на шее — мощная связка каких-то непонятных украшений.
Все это было явным нарушением правил конспирации. Агент должен идти на встречу в такой одежде, чтобы никоим образом не отличаться от толпы. В данном случае все было наоборот. Но делать было нечего, я подошел к ней и произнес пароль. Потом мы долго гуляли по парку, говорили о разном.
Она производила несколько странное впечатление. Разговаривала со мной так, будто я нахожусь в ее подчинении и обязан ее слушаться.
Часто оглядывалась по сторонам.
Когда я спросил новую сотрудницу, зачем она это делает, «гостья» из Москвы, не задумываясь, ответила, что ее в Центре предупреждали, что в Америке полно шпиков и надо быть начеку. Я не придал повышенной подозрительности девушки большого внимания. Она хорошо говорила по-польски и слабо по-английски. Родом она была из Белоруссии.
Позднее я связал эту девушку с одним из наших резидентов, который отправил ее в Чикаго, где была большая польская колония, снял ей там квартиру, обеспечил деньгами и временными документами и договорился о порядке связи, обещая регулярно навещать «гостью» из Москвы.
Казалось, все прошло хорошо, и я сообщил в Центр, что их указания выполнены. Но совершенно неожиданно тот агент, который непосредственно поддерживал с ней связь, был в экстренном порядке отозван в СССР и исчез. Пришлось через некоторое время, в ожидании указаний от Центра, послать к ней другого человека, для того, чтобы узнать, как у нее идут дела. Вдруг я получаю от нового связного крайне тревожное сообщение: квартира пуста, хозяйка уже несколько дней не появляется дома, и где она - неизвестно. Никакой, даже побочной детали или наводки, куда она могла исчезнуть, нет. Я тут же обо всем сообщил в Центр. Оттуда пришли строгие указания немедленно принять все меры к ее розыску, хотя это было ясно и так. Вопрос в том, какие меры? Где и как искать? Квартира пуста, вещи в основном не тронуты. Никаких мыслей, куда она могла исчезнуть, не было. Знакомых и друзей «гостьи» из Москвы мог знать только ее первый связной, но его, как говорится, и след простыл. Город она знала плохо, язык - тоже. Может, попала в автомобильную катастрофу, может, кто-то совершил на нее нападение, и она стала случайной жертвой преступников?..
Мы целыми днями проводили в библиотеке, перерыли все газеты с полицейской хроникой и уголовными событиями, происшедшими за последние дни в Чикаго и в его предместьях. Однако ничего, что могло бы навести на ее след, мы не нашли. Спрашивали у соседей, пытались установить ее связи, но и эти усилия не увенчались успехом. А Центр, между тем, продолжал посылать угрожающие запросы.
Наконец мы натолкнулись на сообщение о том, что не так давно на небольшой станции по пути из Чикаго в Нью-Йорк поздно вечером из поезда на перрон вышла женщина в одной красной пижаме и не вернулась обратно в купе. Мы заинтересовались этим фактом. Нашли адвоката и послали ее на ту станцию разузнать подробности случившегося.
Она выяснила следующие детали. Действительно, это была та женщина, которую мы искали. Адвокат разыскала беглянку неподалеку от станции на ферме, где ее приютили фермер и его жена. Американке удалось встретиться с «гостьей» из Москвы. Сказав, что она пришла от друзей девушки, наш адвокат показала письма от ее матери, которые как раз к тому времени прибыли из СССР. Одним словом, она сумела расположить молодую женщину к себе. Наконец та рассказала все о своем побеге. Она решила сбежать из Чикаго по одной причине: якобы за ней началась неотступная слежка. Опасаясь ареста, она села в поезд, но и там будто бы агенты ФБР продолжали за ней следить. Тогда она решила ночью сойти с поезда и таким образом обмануть вражеских агентов. Короче говоря, наша новая сотрудница оказалась просто не совсем психически нормальной. Обладая явно больным воображением, она решила, что все агенты ФБР только тем и заняты, что выслеживают ее, чтобы в конце концов арестовать. Разумного объяснения, почему ею должны были заинтересоваться в Федеральном бюро расследований, когда она ничего противозаконного не совершала, «разведчица» дать не могла.
Что же нам было делать дальше? Уже и фермер, и его жена, приютившие беглянку, были не прочь от нее избавиться.
В это время по счастью прибыл наш пароход, и мы с помощью адвоката уговорили несостоявшегося агента возвратиться в Москву. Ее доставили прямо на пароход и отправили в Союз. По дороге она пришла в себя, и в Москве принялась изображать из себя героя.
Она пожаловалась на нас за плохое к ней отношение. Так эта юная особа отблагодарила всех тех, кто с таким трудом вызволил ее из беды. Вот какие нелепые события иногда происходили в нашей работе…»

Ну и как вам нравится ТАКАЯ организация подготовки агентов в ГРУ, возглавляемом тогда племянником М.С. Урицкого?!
В США отправляют психически больную, неуравновешенную особу, которая там своими идиотскими действиями чуть не провалила там всю резидентуру.
А ведь ее кто-то должен был готовить к поездке и переходу на нелегальное положение в США.
Время было мирное, и соответствующие руководители ГРУ ее  подготовку  обязаны были провести тщательно и всесторонне. Другие руководители должны были проверить уровень ее готовности к работе и дать разрешение на переброску этой дамы в США.
Наверняка соответствующие записи и подписи этих халтурщиков в ее личном деле имелись.
Похоже, что на самом деле, ничего реально сделано не было, или же вся подготовка, как и в случае с самим Мильштейном, свелась к паре - тройке бесед и оформлению официальных документов.
Крайне удивительно и то, что в Союз, зачем-то, экстренно отозвали единственного связника этой горе-разведчицы…
Мне представляется, что были конкретные виновные такой «организации» дела, с которых рано или поздно просто ОБЯЗАНЫ были строго спросить за это.

    В 1936 году началась Гражданская война в Испании и Мильштейн внезапно оказался долларовым миллионером:
«На мое имя в различные банковские учреждения Нью-Йорка вдруг пошли крупные суммы в валюте, исчисляемые десятками и даже сотнями тысяч долларов. Такие переводы шли, в частности, в «Чейз Нэшнлбэнк», «Нэшнлбэнк оф Нью-Йорк сити», «Ройялбэнк оф Кэнада»...
И только после очередной солидной порции денежных «вливаний» я получил из Москвы депешу, в которой говорилось, что на мое имя будут и в дальнейшем поступать переводы, о назначении которых мне сообщат дополнительно.
Еще через некоторое время пришли и указания Центра: закупить оружие, в том числе самолеты и танки, для республиканской Испании. Что же касается эмбарго, то мне предписывалось найти пути обхода этого самого «эмбарго». А деньги, между тем, лились как из рога изобилия. В результате на моих счетах в разных банках скопилось около двух миллионов долларов. Сам этот факт свидетельствовал о большом доверии Центра ко мне. Переводы в основном шли из Швейцариии, думаю, за счет испанского золота, вывезенного из Мадрида в нейтральные страны…»

Тоже – удивительная  «организация» работы руководителей ГРУ по закупке оружия для испанской республиканской армии.
Никто даже не удосужился предупредить юного резидента М. Мильштейна об объемах и назначении огромных сумм денег, которые вдруг стали поступать на его имя.
Самое поразительное, что НИКТО в Центре даже НЕ ВЕЛ УЧЕТА денежным суммам, которые поступали на имя М.А. Мильштейна. Уже после оплаты за приобретенное для Испании оружие, на его счетах остались огромные суммы денег, которые он обналичивал и самостоятельно возил из банков в генконсульство,  просто в своем портфеле:
«Пользуясь только городским транспортом или своей машиной, я в течение примерно месяца полностью снял деньги со счетов и до прихода дипломатической почты хранил огромные суммы в сейфе своего кабинета.
Всего у меня на руках оказалось более миллиона долларов и несколько десятков тысяч английских фунтов стерлингов. Об этих деньгах никто в генконсульстве не знал.
В Центре, как потом выяснилось, тоже не ведали, какую точно сумму я потратил и сколько долларов и фунтов стерлингов должен был вернуть в казну государства. Деньги на мой счет переводились разными людьми из разных стран, и, судя по всему, никто в Центре строгого учета денежных поступлений и моих расходов не вел. Так что вся ответственность за полученные и потраченные деньги лежала полностью на мне. И только на мне.
Перед отправкой денежных средств в Москву я составил подробный финансовый отчет о детальном передвижении подотчетных мне денежных средств. С первой же дипломатической почтой деньги и отчет были отправлены в Москву. В Центре, как в дальнейшем оказалось, были довольны моей деятельностью, особенно связанной с испанскими событиями».

Интересно, что ранее упомянутый Боровой  категорически отказался помогать Мильштейну с этой перевозкой денег по Нью-Йорку:
«Неотступно думая о том, что ходить с такими деньгами по Нью-Йорку одному опасно и рискованно, я решил уговорить Борового в следующий раз поехать со мной. Каково же было мое удивление, когда он решительно отказался. В его глазах застыл неописуемый ужас.
— Не впутывай меня в это дело. В случае скандала мы поставим под удар генконсульство. Этого делать нельзя, — такими словами он ответил на мою просьбу.
Мне показалось, что Боровой больше всего опасается не за престиж генконсульства, а за собственную жизнь.
— Такие деньги без надлежащей охраны перевозить нельзя. Наверняка ограбят и не остановятся даже перед убийством, — добавил он.
В общем, из моего замысла привлечь к этой операции вице-консула ничего не вышло, а других работников генконсульства я не решился посвящать в суть дела».

Так и пришлось Михаилу Абрамовичу в одиночку перевозить громадные суммы по Нью-Йорку, рискуя собственной жизнью…
Похоже, что то-то в Центре прямо – таки провоцировал Мильштейна на то, чтобы он и «выбрал свободу» в США. Семья Мильштейна жила там с ним вместе, а миллион ТОГДАШНИХ долларов был огромной суммой, по своей покупательной способности, он пожалуй, превышает и  сто нынешних миллионов долларов…
К примеру, предатель А.М. Орлов (он же Лейба Лазаревич Фельдбин, резидент НКВД в Испании в 1937-38 г.г)  сбежал тогда на Запад, прихватив с собой из кассы резидентуры всего-то 68 тысяч долларов, однако он жил на них потом долгие годы.
  Читаешь про такую невероятную «организацию» финансовых операций и, поневоле, задумаешься: люди, которые все это в Центре допускали и «не замечали», были просто наивными дураками, или же все-таки, действительно намеренно вредили там, где могли?!
У меня нет ответа на этот вопрос, но, после прочитанного, сомнения возникли и немалые…

Пробыв 4 года в Нью-Йорке,  М.А. Мильштейн запросился  домой:
«Наступил 1938 год. Я уже прослужил в Нью-Йорке почти четыре года…
Но почему-то безумно хотелось домой. По глупой наивности и фанатичному патриотизму я не задумывался об опасностях или трудностях, которые могли ожидать меня в Москве. Одним словом, я буквально забрасывал начальство письмами о своем желании вернуться на Родину. Там сначала отмахивались от моих посланий как от назойливых мух, считая мое поведение капризом или недостаточным пониманием политической ситуации. Возглавлял управление тогда, как я уже отмечал, Урицкий. Он писал мне личные письма, доказывал необходимость моего дальнейшего пребывания в Нью-Йорке. Но я был неумолим, и, в конце концов, добился своего: получил разрешение на выезд.
Домой я решил отправиться на большом пароходе и приобрел билеты на морской лайнер «Куин Мэри». 6 июля 1938 года мы отплыли из Нью-Йорка».

Тут память немного подводит  старого разведчика.  В 1938 году Урицкий уже был снят с должности и арестован, а начальником ГРУ тогда был Семен Григорьевич Гендин.
Это не слишком важно. Начальники ГРУ в 1937-1940 г.г действительно менялись часто, перепутать их фамилии  было немудрено.
Заслуживает упоминания судьба одного из них, Ивана Иосифовича Проскурова. Мильштейн вспоминает о нем:
«В ГРУ пришел новый начальник - генерал-полковник авиации Проскуров, назначенный по личному указанию Сталина. Герой испанской войны. Молодой, способный, энергичный военачальник. Для повышения его личного авторитета и авторитета службы разведки Проскуров одновременно был назначен заместителем наркома обороны. Вакханалия с арестами понемногу улеглась. Обстановка стала более стабильной, все почувствовали себя хотя бы на время относительно спокойно.
Под руководством Проскурова было начато постепенное и успешное восстановление разведки.
В 1939 году была развязана советско-финская война, и Проскуров решил отправиться в Ленинград для выяснения обстановки на фронте и проверки работы службы разведки. Человека его ранга в Ленинграде должен был встречать командующий фронтом Тимошенко или его заместитель, но Проскурова встретили какие-то второстепенные офицеры штаба фронта. Начальник ГРУ был недоволен приемом. При личной встрече с Тимошенко Проскуров сделал ему замечание, которое, в свою очередь, явно не понравилось командующему фронтом. Как оказалось в дальнейшем, Тимошенко не забыл обиды и затаил на Проскурова злобу.
После окончания финской кампании маршал Тимошенко был назначен наркомом обороны.
Своим первым же приказом Тимошенко снял Проскурова с должности начальника ГРУ. Дальнейшая судьба Проскурова сложилась трагично. Он получил назначение в дальнюю авиацию. Затем был арестован и погиб.
На должность начальника ГРУ в 1940 году пришел генерал Голиков».
Как видим, личная спесь и «война амбиций» стала главной причиной краха карьеры Проскурова, поцапавшегося в 1940 году с будущим наркомом обороны С.К. Тимошенко по совсем уж пустяковому поводу.
Думается, что во время советско-финской войны, командующему Северо-Западным фронтом С.К. Тимошенко было не до ритуальных встреч молодого начальника ГРУ на Московском вокзале.
А память у Тимошенко оказалась хорошая…

Как бы там ни было, но М.А. Мильштейн продолжал службу в центральном аппарате ГРУ и никак не пострадал в годы репрессий.

На фото: начальник ГРУ в 1935-37г.г Семен Петрович Урицкий

Продолжение: http://www.proza.ru/2014/02/02/816