За порогом мечты

(посвящается Ирине Ибрагимовой (Веселовой)

« А потом, подумав, я такой,…
Нет в запасе жизни никакой»

         Увольнение в запас, радость или горе. Кому как? А майору, теперь уже  запаса, Заки Ибрагимову было совершенно непонятно. С одной стороны все бытовые вопросы решались легко. Но в глубине подсознания сидел противный сторож времени. Он поднимал по утрам, заставлял бриться, чистить зубы и обувь, разными щетками, разумеется.  Потом начинался день, когда «волка ноги кормят». Он успевал везде. Отвезти внука в садик. Потом проведать деда в селе. Потом забрать жену с работы и проведать мать. Потом работа на даче до темноты. Хорошо, что проезд был бесплатный. Но однажды водитель не выдержал.
- Слышь, вояка. Тебе не стыдно бесплатно ездить?
- А тебе сколько лет?
- Мне-то. Сорок восемь. А, причем, это мой возраст?
- Ну, а у меня стажа больше, чем тебе лет.
- Ты, что? В утробе стаж зарабатывал? Кончай брехать. На вид тебе лет сорок, сорок пять.
- Давай считать. 24 года полетов, год за два. 4 года училища. Почти три года работы на заводе  в лучшем уральском городе Миньяре. Сосчитал? Итого около 55лет. Мало? Давай за дорогой лучше смотри, иначе до своей пенсии не доедешь.
Больше водитель не делал замечаний, а вскоре и безбилетный проезд отменили.

        Иногда жена осторожно интересовалась.
- Ты уже решил, чем заняться? Я не о работе. А так просто.
- Понимаешь, какая штука, Ирина. Я понимаю, что мечта летать закончена окончательно. О гражданском флоте я даже не думал, поэтому и «списался». Таксистом, даже воздушным, быть неинтересно. Устроиться на работу в воинскую часть можно. Но видеть каждый день тех, кто от меня избавился, вредно для настроения и здоровья. А просто так зарабатывать деньги не хочу. Их все равно «будет нехватит».
- Может быть, рыбалкой займешься? Помнишь, как один раз сотню тараней принес? Тебе тогда «провозные» Бещетников давал…
- Я понимаю, что ты рыбу любишь. Но сидеть у воды, и видеть, как мимо пролетает жизнь? Правда, Темьяновский говорит, что время рыбалки в счет лет жизни не входит. Но это, наверно, только для него. Ты не торопи. У меня есть в запасе несколько, так скажем, отложенных мечтаний. Пока для них время не пришло.

        После похорон сестры, а потом и матери все изменилось. Дома ничего не делалось. Жена, приходя с работы, трогала рукой холодный телевизор. Книг тоже нигде не было. Газеты в прихожей просто копились для неизвестных целей. Муж вставал с кресла.
- Пойду в гараж. Займусь чем-нибудь.
Уже в темноте Ирина шла за ним в, расположенный невдалеке, кооператив «Лада». Красный Москвич покрыт пылью. И никаких признаков деятельности.
- Так. А сегодня кто тебя угощал? Опять на Мадюдю свалишь?
- Ну а кто еще? Он же мою должность занял…вот и «выставляется».
- Я видела его вчера. И знаешь, что он ответил на мои упреки?
- Догадываюсь.
- Он сказал, что уже три месяца тебя в глаза не видел. Сочинитель.
- А вот тут ты очень близко подошла к истине. Этим и займусь…потом.

        Вечером телефонный звонок.
- А знаешь? Сашка то, муж Марины, порядочный парень.
- Я знаю. Он мне понравился больше чем твоя племянница. Так что он говорит?
- Выполнил-таки свое обещание. Гитару купил, хорошую. И не так дорого. Всего ползарплаты… твоей.
- Когда едешь?
- Да вот ко дню рождения сестры. На могилу схожу. Потом деньги завезу и назад.
Вскоре муж вернулся из Красноперекопска. В чехле «подруга».
- Ты не беспокойся. Учиться играть я буду, когда вас дома не будет. Саша даже самоучитель свой дал…на время. Кстати, у меня уже книги почти всех бардов есть. Заранее купил. Предвидел наверно. На двух даже мама успела расписаться.

         Ирина успокоилась. Такой характер все равно бы долго не выдержал без дела.  Пусть хоть чем занимается. Хоть крестиком вышивает… Хоть гитару мучает.

         Несколько месяцев зимы прошли в поездках в село и  на дачу. Приезжая в сад, майор запаса вначале растапливал камин. Потом чайник оставался на углях. Можно было спокойно перекапывать землю. Двенадцать первых деревьев росли пока между грядок. К вечеру уставший «военно-морской крестьянин» возвращался домой. Хорошо, что зима выдалась не слишком суровой. К весне все дела были сделаны, и можно было спокойно помогать в селе. Правда, отец иногда ворчал.
- Что ты все время ездишь на эту дачу? Тебе что? Земли мало на нашем огороде? Копай, где хочешь.
- Папа. Ты же сам мне сказал, когда-то, «два хозяина в одном огороде не бывает». Я же просил тебе шесть соток «нарезать». Сейчас бы ездил только сюда. Но ты не захотел. Пожадничал.
- Кто же знает, что будет впереди? Только Аллах. Но он же не скажет. Скрытный Бог у нас. У русских религия лучше.
- Это еще почему?
- Так праздников больше. Каждое воскресенье какой-нибудь день. Соседи мне иногда кричат через забор. Дядя Гриша, сегодня работать нельзя. Грех.
- А ты отвечай, как мама наша. «Работать не грех. Грех воровать». Село- то вороватое.
- Не учи отца. Я отмечаю все праздники. И «ихние», и наши…. Раз уж тут живу.
 
         Но вот и в селе огород засажен. Еще  одной заботой меньше. Вечером Заки достает из чехла инструмент.
- Послушай. Песня посвящена моим командирам.

«Когда на Север я попал, Полярной мглой «укроен».
Я командира увидал. И тот с тех пор со мною.
Потом, немало я летал над сушей и водою.
Господ я разных повидал…Мой командир со мною.

Я никогда не голодал. Бывало пил чужое.
Назад всегда я прилетал… И командир со мною.
Когда же девушек встречал, Веселою порою.
Я их смешил, но хохотал, Мой командир за мною.

Однажды цель я потерял. Она была морскою.
Я на «ковре» потом стоял. А тот стоял за мною.
 Когда же цели поражал Я твердою рукою,…
Ему я орден «обмывал», Потом рукой другою.

Я начал строить сад и дом, И командир со мною.
Он дом купил, а я потом. Когда-нибудь дострою.
Меня он в гости пригласил. И я пришел с женою.
Назад до дома проводил,… Чтоб не ушел с другою.

И вот, попал на вертолет. Не зная, что такое.
Но, чудакам всегда везет. А нас, к тому же, двое.
Я много мог бы рассказать. Какие мы лихие.
Но дело в том, что с ним летать, Идут уже другие.

За песню я прошу налить. Чего-нибудь такое…
Пока мы живы, будем пить. Мой командир с тобою.»

- Ну как? Говори, ругай, подсказывай.
- Мелодия знакомая. Напомни.
-  Бетховен. Песня «Мой Сурок». Думаю, он не обидится.
- Кто? Командир?
- Нет. Людвиг ван… И вот что еще. Я решил учиться играть только на своих песнях.
- И сколько их у тебя?
- Пока одна. Но это вопрос времени. Я, кажется, знаю секрет. Главными могут быть последние строчки. Ну, как в баснях. Или в анекдотах. Именно они и запоминаются,… Штирлиц говорил.
- Ладно. Делай, как знаешь. Рубашку примерь… гражданскую, в клеточку.
- Спасибо. Вот про нее тоже возьму и напишу. Завтра.

        Обещал, надо выполнять.
- Послушай.

«Я рубашку в клеточку одену
И, в рабочий день, с утра, напьюсь.
Я ведь не летаю завтра в смену.
Только, сам в себе не разберусь.

Может быть, чего-то не хватает?
Я сижу в квартире, сыт, одет.
Третий понедельник не ругают.
А Вафаев, передал привет.

А, Мадюдя, пусть его ругают,
Улыбаясь, спрашивает, как?
Как в запасе жизнь проистекает?
Отвечаю коротко, никак.

А потом, подумав, я такой,…
Нет в запасе жизни никакой.

Я рубашку в клеточку снимаю.
День прошел. Во всем я разберусь.
Я во вторник больше не летаю…
Но, за вас, ребята, помолюсь.»

- Молодец. С этой песней можешь выступать в полку… и только.
- Это еще почему, только в полку?
- А твоих героев, нигде кроме полка, не знают.
- Теперь узнают. Может быть. «А может быть, и нет…»         

Потом подряд, за три дня три сочинения.
- Ты знаешь, Ирина, в чем сложность? Оказывается, из-за множества вариантов, окончательный текст трудно заучивать. Вот уж не думал никогда, что свои стихи придется учить наизусть. Но и есть некоторая «легкость». Мне текст дается хорошо о давно прошедшем случае. Почему, интересно самому. У Жени скоро день рождения. Но он должен отмечать еще один такой же день. Они случайно остались живы, заблудившись на Кольском полуострове. С земли им дали магнитный курс следования на аэродром, а командир Манин взял курс условный, так как штурман Зеленок уже привел курсовую систему к курсу полосы. Ну, это методика такая, только в нашем полку. Бывшем. Поедем к нему и споем.

« С друзьями мы встречаемся в субботу.
И, пусть уже на пенсии, друзья.
Нам выходной любое время года.
Привычка, значит, иначе нельзя.

Мы сядем. По стакану опрокинем.
И разговор завяжем деловой.
А жен своих к экрану пододвинем.
Ведь их интересует мир чужой.

Мы не буяним, тихо поминая,
Ушедших ни за что, и не про что.
Над собственной могилою летая,
Как все живые, или большинство.

Над Кольским, в облаках и сопок ниже.
На скорости снижения. Понять,
Как удалось им вытянуть и выжать,
Сто двадцать тонн на «девяносто пять»?

Потом на них набросились гурьбой.
На пленках только запись тишины.
Но «черный ящик» выдал с головой.
Разбор – определение вины.

И вывод, удивительно простой.
Им десять дней ходить, а не летать.
А чтобы лучше думали… «башкой»,
В столовую велели, «не пущать».

А штурман пошутил, переживем,
Вот только без закуски - перепьем.
И, прав был капитан, он пережил,
Того кто отстранял, а не учил.»

- А почему «тишина на пленках»?
- Штурман покинул свое место и на схеме показывал командиру маршрут захода. Естественно, они общались без «ларингов». За это штурману попало отдельно.
 Но тут еще примечания нужны. «Сто двадцать тонн» - это посадочный вес. А «95» наш самолет.
- Не слишком ли много примечаний?
- Наши поймут, а больше эту песню… некому петь. Будем считать ее «одноразовой». Кстати, надо будет поучиться у товарища ведению натурального хозяйства. Они с женой Тамарой, там целую ферму развели. Тяжело конечно, но… не голодно. Может быть, и мы когда-то этим займемся. Как думаешь?

          Жена, молча, соглашалась. Заботы семьи требовали огромных усилий. Старшая дочь развелась с алкоголиком, но сама успела пристраститься «отдыху в барах».
- Что делать-то? Соседи говорят, что внук часто плачет, брошенный в квартире.
- Давай заберем его. И всего-то «делов».  Вопрос решен. Заодно оцени. Песня посвящена моему первому командиру Коробкину Николаю Давыдовичу. По поводу песни. Приходит Вовочка из школы и приносит отцу на подпись дневник. Там одни двойки, а по пению… пять. Папа снял ремень. Мама увидела и спрашивает- За что ты его? А тот отвечает.- У него одни двойки, а он еще, гад, поет. Так и я. Пою. Несмотря ни на что.

«Я в партию вступил. Соседа не спросил.
Жене про заявленье не сказал.
Иначе б не служил. Не стал бы тем, кем был.
И уж, конечно, не летал.

И, вот теперь, майор. Судьбе наперекор.
До пенсии дожил. И так живу.
Окончен разговор. Простите, с этих пор.
Я форму нашу не ношу.

Мой первый командир. Главному учил.
Все остальное, мол, усвоишь задом.
Его благодарю. Другим уж говорю.
«Не рвись конем, не пяться раком».

Друзей не подводил. А просто… хоронил.
И двигался по лестнице за них.
Мне званье, им финал. Но я их поминал.
Когда поил, оставшихся в живых…

Теперь я не служу. Живу, дышу, хожу.
А партий развелось, как суеверий.
Я их не осуждал. Но черт меня побрал.
Когда в их демократию поверил.

Пусть я всего майор. Судьбе наперекор.
До пенсии дошел. И вновь дышу.
Окончен разговор. Простите, с этих пор.
Я форму нашу не ношу…»

- Так. А чего ты придумал о лестнице?
- Ничего я не придумал. В  армии продвижение по службе зависит от освобождения вышестоящих должностей. И причины бывают разными. Когда погиб Растяпин, то на его место назначили зама. На место зама, командира отряда и его штурмана. И так далее. А на освободившееся место штурмана корабля, меня. Все штатные клетки должны быть постоянно заняты. Комплект.  Это закон любых вооруженных сил. А теперь сядь и поговорим.
- О чем?
- О жизни. Ты знаешь, как меня обзывал Ростов, еще в ОДРАПе? В нашем знаменитом Отдельном Дальнеразведывательном  Авиационном полку.
- Да у тебя много кличек было, но ни одна не прижилась. Разный ты. Хочешь, расскажу. В училище тебя дразнили «ЗГ». Не Заки Гарифович, а «Звуковой генератор. Потом в полку. Кем ты только не был? И «Сын старухи Изергиль», И «Щучий враг», и «Заки и собаки», и даже «Жак». А вот как звал тебя Ростов, не знаю.
- Так вот. Он звал меня Судзуки. Правда, к свисту воздуха, после взмаха меча, это не имеет никакого отношения. Просто однажды я ему рассказал о кодексе самурая. Они должны были быть готовыми к любому развитию в жизни. Даже к смерти.
- А вы-то не самураи.
- В разведке у нас было много запасных вариантов. Это и запасной маршрут, запасная плановая таблица, запасная легенда и так далее. Про запасной аэродром ты знаешь.  Приходит пьяный летчик после полетов домой и звонит в дверь. Оттуда.
- Кто там?         
-  Шестьсот двадцать первый просит посадку.
-  Иди туда, где пил. Достал уже.    
-   Понял, ухожу на запасной.
Звонит соседке.
-  Шестьсот двадцать первый прошу посадку на запасном.
- Минуту ждать. Шестьсот первый. Освободите полосу. Шестьсот двадцать первый- посадку разрешаю…
 А вот в Очакове я расслабился. Полк-то не боевой. Просто квалификации хватало на исполнение любых обязанностей. Даже - секретаря парткома. И оказалось, что к увольнению я не готов. А это - стресс. То есть, прямой путь к алкоголизму.
- То-то тебя в гаражи тянуло… Да и не только тебя…. Твой сосед по кабинету Валера совсем спился.
- Умница.  Посмотри, что в гарнизоне делается. Мужики мрут, как мухи…  Выход должен быть, и мне кажется, что я нашел его. Все стало на свои места. Я нашел вариант дальнейшей жизни… за чертой службы. То есть мечты.
- Это из-за нее? В чехле, которая?
- Да. Пока гитара. Но и тебе надо быть готовой к вариантам.
- К каким?
- К любым. К таким. Что дочь может развестись, спиться. Умереть. К тому, что можешь потерять кошелек, здоровье… К тому, что Земля может столкнуться с астероидом. Нет. К этому готовиться не надо. Бесполезно.
- Да здоровья у меня никогда много не было, как и денег. И как с этим жить?
- Как и жили. В радости смеяться, в горе плакать.

         Какое-то время  было  спокойно. Пока младшая дочь не пошла по проторенной дорожке. Вот тут-то действительно начались проблемы.  В стране тоже творилось, невероятное. Зарплаты и пенсии задерживались. Цены рвались вверх, а жизнь доказывала, что яма нищеты дна не имеет. Семью выручал сад и огород в селе. Несмотря ни на что песни продолжали плодиться, как кролики.
- А зачем ты поешь о партии, о религии, о депутатах?
- А кто виноват в наших бедах? Понаставили видеосалонов. Порно идет по кабельному ТВ. Сколько забегаловок открылось. Но будет еще хуже. И мы с тобой тоже виноваты в этом.
- Ты только меня не трогай. Я работаю, кручусь как белка, все для детей, а теперь и внуков. И я еще,  «виноватая».
- Извини. Я не точно выразился. Ты лично виновата, что продолжаешь жить для других. А они, эти другие, пользуются. Власть тоже пользуется трудом и не только трудом, а в основном достоянием народа. Грабеж только, только начинается. А мы сидим по домам и ждем. Меня удивляет одно. Почему никто не вышел на улицы защищать страну? Неужели из-за ненависти к бывшим руководителям. Ну, вышли мы из КПСС, а дальше что?
 Само собой ничего не устроится. Вот я и пытаюсь разобраться во всем. Будем изучать капитализм. Теперь и «Капитал» Маркса пригодится. Помнишь, как мы его в Кипелово купили?
- Что предлагаешь?
- Первое, перестань помогать алкоголикам. Пусть сами обеспечивают себя. Вот тогда мы узнаем их истинное лицо. Мне кажется, что мы их потеряем. Надо внуков спасать. Витьку не отдавай пока. Он уже все понимает. Но если так дело пойдет, нам придется и Сережу забрать. А пока, вот что получилось. Песня к депутатам Верховной Рады.

«К чему законотворчество. Бумажное пророчество.
Я, лучше, про других вам пропою.
Какие безобидные. И вечером не видные.
Они с утра глаза свои зальют.

Они, когда-то, лучшие работники,
Которым вы не можете платить.
Работали, как Ленин, на субботнике.
А семьи невозможно прокормить.

Кто выпил до упора, а кто больше.
Кто протрезвел, а кто уж никогда.
С протянутой рукой  идет по Польше
Великая, но бывшая страна.

Пропили, прокурили и проели.
Продали за границу нефть и газ.
Которые продали, уцелели.
А остальные сразу под указ.

И тот, который сверху «указует»
Чего не пить, и не держать в руках.
Открыл окно и двери, а ведь дует.
Мы не привыкли жить на сквозняках.

Мы, просто  люди, но заведено.
Без льгот, без привилегий и звонков.
Мы коммунизм построили давно.
Но, только что узнали, для верхов.

А он теперь и даром вам не нужен.
Вы  никогда не думали про низ.
Мы строим снова, а живем все хуже.
Для власти  и воров, капитализм…»

           В больнице шло сокращение. На аэродроме освободилось место фельдшера.
Жена перешла на работу в воинскую часть.
 Близость к дому и «плавающий» график работы ее устроил. Вечером в дом пришла новость.
- А полк-то твой сегодня присягу принимал. Украинскую. И знаешь, кто один из первых?
- Командир?
- Он тоже и еще, секретарь парткома.

- А когда-то командир на совещании сказал, что скорее застрелится перед строем, чем изменит присяге. Меняются люди.
- Это еще не все. Несколько офицеров в церковь ходили. Чтобы грех снять. А батюшка сказал, что на подневольных людях греха нет. Где это он вычитал?

          Вечером, того же дня.

«У нас в полку товарищи служили. Летали вместе, пили вразнобой.
В субботу их присягой разделили. В полку одном, а в Армии другой.

От изумленья немцы обалдели. Такого не видали и во сне.
Не верю я, не верю я, не верю. Что триста тысяч изменили мне.

Кто раньше нам в товарищи вязался. Тот первым лезет нынче в господа.
Кто раньше, нам казалось, притворялся. Тот нынче оказался без стыда.

«Партейные», как ветер впеременку. Всегда одни и те же за столом.
Клянется Украине Бондаренко. Но, почему-то, русским языком.

Нас «тыщу» лет религия давила. Крестами, выправляя черепа.
Теперь свое обличие сменила. Смиренною монашкой в дом вошла.

А, что ей не войти? Открыты двери. И шастают прохвосты. Кто куда.
Не верю я. Не верю я, не верю. Ни в партию, ни в Черта. Ни в Христа.

Нам пенсии дают, как неустойку. За то, что до сих пор, еще живем.
Мы чудом пережили перестройку. Но нет чудес. Мы больше не «могем».

И вот опять, кругом потери. «Мильоны» разменяли по рублю».
Не верю я, не верю я, не верю. Теперь уже не верю никому».

- Строки о размене по рублю знакомы. Откуда?
- Высоцкий. Я долго не мог понять этой фразы. А сегодня она именно о нас. Как он мог за столько лет предвидеть? И я не один такой, кто потерял веру. В этой песне  восемь четверостиший. Тридцать две строки, как тридцать два «серебренника».
- Ну и кому ты споешь эту песню?
- Не знаю.  Но мне стало легче на душе. После потери «веры» … в светлое будущее. Что еще нового «у вас в полку»?
- Говорят еще, что кто из офицеров запаса примет присягу…звание добавят. На одну ступень.
- Шмидту сразу давали старшего офицера, так он отказался. И погиб лейтенантом. Я, надеюсь, что этот вопрос не обсуждается…

         Несколько человек присягу не приняли. Они мирно уволились из армии, и уехали в Россию с семьями. Мой бывший командир отряда, а теперь летчик-испытатель на Николаевском авиаремонтном заводе, тоже не стал «изменять Родине». Но самолеты продолжали ремонтироваться, и облетывать их все равно надо. Директору завода Нечаеву звонили из Киева.
- Почему у Вас летает Темьяновский? Он же присягу не принял. Вы что? Под суд хотите?
- Самолеты надо вовремя сдавать заказчику. Не беспокойтесь. Никуда он не улетит.
- А гарантии есть?
- Конечно. Мы же самолет заправляем… только до границы Украины.
В Киеве успокаивались. А Анатолий смеялся.
- Да я с этой заправкой могу улететь куда захочу. Но… не буду.  Зачем друзей-то подводить?

         В конце октября телефонный звонок от  товарища из Николаева.
- Заки. Ты завтра дома? У меня к тебе дело. К обеду я прилечу на ЯК-18 ом. Часов в двенадцать, встречай.
 На второй день они сидят  на кухне и пьют чай. Идет неспешный разговор. Майор запаса наигрывает несколько песен из своего небольшого репертуара.
- А, знаешь что? Там, в ТЭЧи наши инженеры закончат часа через два работу.
Потом  летим обратно. Если хочешь, то давай с нами. Правое кресло у меня свободное.  У директора сегодня день рождения. Пара песен ему понравятся.
- Конечно, согласен. Но с одним условием. Я с пустыми руками на дни рождения не хожу. Можно, возьму вина канистру? Все, какой-то подарок.
Младшая дочь слышит наш разговор.
- Дядя Толя. А когда Вы будете улетать,… помашите мне крылышками. Я на балконе буду.
Через два часа ЯК-18 взмывает в небо Очакова. Над городком самолет делает два глубоких крена. Бывший штурман обеспокоен.
- Что это было, командир?
- Ты что? Забыл? Анечка просила «помахать крылышками». Давай, держись за штурвал. Это тебе не ТУ-95. Машина легкая. Попробуй удержаться в горизонте. Молодец. Парутино доложишь. В Николаеве самолет уходит на второй круг. С земли звучит.
- В чем дело? Причина ухода на повторный?
- Остаток большой. Топливо вырабатываю… шутит командир.
Над зданием заводоуправления самолет делает крутой вираж и вновь полоса впереди. Шасси мягко касаются земли.   
- Как тебе полет? Не хотел бы на таких летать?
- Спасибо Толя. Но полеты для меня в далеком прошлом. Это все равно, что возвращаться к жене, которая тебя из дома выгнала. Я же не сам ушел из армии. Меня «ушли». Я когда итоговый налет посчитал, то провел жирную такую, черту. И не собираюсь ее пересекать.
- Да? Я и не знал. Поэтому ты и списался? Отрезал? А у нас аэроклуб организовали. Есть пилоты и твоего возраста. Но тебе  восстановиться уже невозможно. Наверно, Калашов единственный, кто списавшись, вернулся в авиацию. Правда, в гражданскую.
-  Кстати, он мне рассказал все об этом случае сам.
- Интересно. Напомни как-нибудь.

        В кабинете высокий и спортивный директор жмет майору руку. Анатолий рядом.
-Знакомься Александр. Мой штурман, еще по северу. Он с двумя подарками к тебе. Физическим и моральным. Первое у него в руках. Очаковское вино. А второе на банкете.
- Очень приятно. Банкет через час. После окончания рабочего дня, понимаете. А вино можем  попробовать и сейчас. Давайте, подходите. Товарищ угощает. «На шару».
 Непринужденная обстановка становится дружеской. Напиток все хвалят.

       На самом банкете директор получает самый дорогой подарок их рук Темьяновского. Удостоверение пилота долго не прячет в карман.
- Спасибо дорогой. Вот оказывается для чего, ты мне целую программу заставил отлетать. И за науку, и за документ отдельно. Тронут.  Теперь я не простой директор, а…летающий.

        Многие подчиненные торопятся. Надо успеть засвидетельствовать свое отношение к начальнику в тостах. Через час перерыв. Директор контролирует ситуации.
- А, что там о моральном подарке?
Заки расчехляет гитару. Он совершенно не пил, помня об обещании. Первые аккорды заполняют уютный кабинет.
- Вначале несколько слов, о ком песня. Эти строки посвящены Герою Советского Союза, Гайнутдинову В. К, который погиб не в бою. А над аэродромом, при облете Ми-восьмого. В Афгане. Двадцать восьмого апреля в восьмидесятом.

«Я родился в войну. И попал на нее.
Но, с пехотой пылить, не пристало.
Я на вылет иду. Вот оружье мое.
Под чехлом из стекла и металла.

Мой «стеклянный сарай» протекает давно.
Вспоминая, лихие посадки.
Как снижался и падал, увидев окно,
В облаках, где сплошные осадки.

График вылетов взял, распечаток с него.
Время взлета. А где же посадки?
Аж, запнулся и встал. Вот несчастье мое,
Там пунктирная дробь опечатки.

Машинистки рука под «пунктир» подвела.
Что ж ты делаешь, дура, слепая.
Неужели тебя не пугала судьба.
Ведь небрежность у нас… роковая.»

Директор вскакивает.
- Извини, что перебил. Как там прозвучало, «Что небрежность у нас, роковая». А я, что вам всем говорю на каждой планерке? Вот это точность. Давай дальше.

«Все случилось как надо. Но надо не нам.
После привода. Над полосой.
Из лючков, как из ран, вдруг рванулся туман.
И, рассыпался мир подо мной…»

Песню приняли. Вдохновленный этим, исполнитель переходит к наболевшему.
 Звучит песня о присяге. Один из слушателей вскакивает и бежит к окнам. Раскрытые створки мгновенно захлопываются. Возникает напряженная тишина. Но песня звучит до конца. Правда, не так громко. Главный инженер Центра полковник Бильдей  смотрит задумчиво на исполнителя.
- А я ведь его знаю. Это штурман 555 полка из Очакова. Он еще и подводник на досуге. Талант. Уже на пенсии, или как?
Вмешивается Темьяновский.
- «Пророков нет в отечестве своем». Это Вы его уволили. А теперь… слушайте.
Но автор понимает, что грань дозволенного слишком близка и прячет гитару. Банкет продолжается.  К концу застолья все устали. Трезвый  директор интересуется.
- А что-нибудь про нас есть в Вашем репертуаре? Или, хотя бы, близко.
- Найдется. У вас на заводе есть цех окончательной сборки. Называется он «летно-испытательной станцией», сокращенно «ЛИС». Есть и начальник, мой друг Анатолий. Песня о нем и о других начальниках… всех уровней. То есть о власти.

« Мой друг начальник стал большой. С тяжелой трубкой и… душой.
Друзей теперь ему не сосчитать.
Мужик, конечно, деловой. Работал лихо головой,
Когда садился с кем-нибудь играть.

Начальник Лис, начальник Лис, начальник ЛИС.
Жизнь не игра, но и игра не жизнь…

Ты лейтенантом поутру на плечи вешал кобуру.
У лейтенанта же везде враги.
Наган и кортик получил. Но никого не «замочил».
Такие были правила игры.

Начальник ЛИС, начальник ЛИС, начальник ЛИС.
Игрок большой. Но все же больше жизнь.

И так, полжизни позади. Гора бутылок на пути.
И женщины с одеждами и без…
И те, которые, что без, нас принимали без чудес…
Но принимали их за поэтесс…

Начальник ЛИС, начальник ЛИС, начальник ЛИС.
Стихи сложил, но не сложилась жизнь…
Начальник ЛИС, начальник ЛИС, начальник ЛИС.
Ход за тобой, но ты не расходись…

Тебя народ наш не поймет. Не потому что он народ.
Великий он, как Тихий океан.
А в океане есть шторма. Вот-вот покажется корма,
И наизнанку вывернет карман.

Начальник ЛИС, начальник ЛИС, начальник ЛИС.
Штормов не бойся, кормчих берегись.

Теперь мы знаем из каких, сажают сверху на других.
И остается им, повелевать.
Который год идет игра. Страна, как черная дыра.
И нечем эту дырку затыкать….

Начальник ЛИС, начальник ЛИС, начальник ЛИС.
Дыра растет, проигрывает жизнь.
Начальник ЛИС, начальник ЛИС, начальник ЛИС.
Цель позади, попробуй развернись.

Начальник ЛИС, начальник ЛИС, начальник ЛИС.
Прослушал песню, значит, расплатись…»

 Глубокой ночью служебная машина всех развозит по домам.
- Заки. Ночуешь у нас. Завтра я тебя провожу.

         Но жена не спит. Она сидит одиноко на кухне. Майор догадывается о напряжении в семье друга и пытается как-то подбодрить давнюю знакомую.
- Если можно, Лилия, поставь чайник. А я за это песенку спою.
Так и просидели двое до утра на кухне. Один пел все свои песни. А другая? То уходила мыслями в прошлое, то возвращалась в нелегкое настоящее. Анатолий спал сном праведника и утром проснулся в прекрасном настроении.
- Ну что, майор? Повторим вчерашний подвиг?
- Спасибо. Я программу-минимум выполнил. Еду домой. В автобусе отосплюсь.
- А ты что ночью делал?
- Концерт одного зрителя и одного исполнителя. Аплодисментов, правда, не было, чтобы тебя и дочь не разбудить. Чаю не надо, я его на три дня вперед выпил.
- Хорошо. Только вот что. Как там Калашов восстановился? Мне надо знать. Есть желающие…
- Очень просто. Пришел в свой военкомат с претензией. Мол, ему обещали, что он …ослепнет через месяц. Согласно диагнозу, по которому его списали. А вот уже прошло почти два года и ничего. Ошиблись, значит. Я, говорит, летать хочу. Снимайте диагноз. А военком отвечает. Это не наша вина, а врачей госпиталя в Ленинграде. Так направьте меня туда. А потом… в армию. Военком некоторое время еще уговаривал. Мол, зачем тебе армия? Опять «под ружье». Наряды, взыскания, «тяготы и лишения воинской службы…» Нет, говорит Калашов. Хочу и все. Дальше дело техники. Приехал в Питер с…подарками. Удивленный доктор диагноз снял. Оформили новую медицинскую книжку…для принятия вновь на службу. А в военкомате Володя заявил, что… передумал служить. Вы, говорит военкому, наверно совершенно правы были, отговаривая меня. Тот поставил здорового летчика на учет и… выгнал из кабинета. А в летном училище Гражданской авиации, через полгода обучения, за свой счет, выдали пилотское свидетельство. Вот так он начал полеты на АН-2. Далее, тоже интересно, но… уже не для вас. Звони.

       Вечером, отдохнувший артист идет в гараж. Надо же, в конце концов, заменить тормозные колодки. Почти все ворота гаражей открыты. Еще светло и не по-осеннему тепло. С горки спускается командир полка и видит отколотый кусок угла своего гаража.
- Ни хрена себе. Какой же это гад зацепил?
 Из своего «запасного дома» навстречу идет Мадюдя. Он целый день штукатурил стены и адски устал.
- Командир. А вот он и отломил кусочек, когда песок вез к себе… на Камазе.
- Мадюдя! А ну-ка подойди. Чтобы сегодня же устранил дефект стены. Понял? Я тебя спрашиваю. Что? Язык проглотил?
- Товарищ командир. Да я-то при чем? Заки, на хрена такие шутки? Ну, скажи, что пошутил.
- Знаешь, что Толя? Вот я и говорю, что пошутил. Но, Ваш командир мне уже не поверит. «Им»  же главное – найти виновного. А истина «Их» не интересует. Не такой «Они» человек, чтобы разбираться. Я пошел домой. Не о чем мне с вами говорить.
 
         На второй день выясняется, что недоразумение устранено. Всего ведро раствора и дефекта нет. Подполковник Мадюдя доволен.
- Заки, я на тебя конечно не обижаюсь. Когда я нашел свидетелей, что уже неделю ничего не возил, командир только тогда усомнился в твоих словах. По этому случаю, заходи. Вино свое.
 В гараже у товарища еще несколько человек. Один из них  представляется.
- Николай Васильевич. Старший штурман. А Вас я уже знаю... Рассказывали.
Майор жмет протянутую руку.
- Надеюсь профессионал и наверняка «ветром с востока».  Слава Богу, штурманской службе полка повезло. А то им … трудновато было.
Двери с шумом открываются. Полковники  тихо не входят.
- Все уже в сборе? Надо же? И Заки тут. Хочешь короткий сексуальный анекдот.
- Конечно. Проверим Ваше чувство юмора.
- «Пошел на х…» Все. Правда, короткий анекдот?
 Часть офицеров смеются. Новый член коллектива не смеется, а недоуменно осматривается. Видимо, хамство начальника его удивляет. Майор тоже хохочет, помня слова Хаджи Насреддина о смешных положениях.
- Да, кстати. Вы же телевизор наверняка не смотрите. Некогда. Вчера было заседание Конституционного суда Украины.
- А зачем нам суды всякие?
- Так он разъяснил некоторые положения дисциплинарного устава ВС. Поясняю. В связи с демократическими преобразованиями в Армии изменена трактовка статьи о взаимном оскорблении военнослужащих. Если раньше считалось одним и тем же нарушением оскорбления старших и младших друг другом, то теперь, не всегда. Например, если старший, посылает младшего по званию и должности на три буквы. То это оскорбление. А если наоборот,… то нет.  Старший же, не обязан выполнять приказ младшего. Так что командир «Пошел сам, на  те же буквы» Правда, анекдот несколько длинноват.
Никто не смеется и только тезка Гоголя задумчива изрекает.
- А Вам, Заки Гарифович, палец в рот не клади.
- Не советую. И в знак благодарности просвещу еще кое о чем. Вы все знаете, что анонимки не рассматривались ранее. Но в связи с ростом коррупции, руководством МВД принято решение их проверять. Даже самые нелепые. Ну, например. Какой-нибудь дурак напишет ну, совершенно невероятную историю. Типа, что командир выделил своей любовнице квартиру, обойдя при этом офицеров или прапорщиков - очередников. Ну, понимаете, что вообще не может быть. Так все равно, кляузу будут разбирать «по- полной».
Часть гостей внимательно  начинают рассматривать только что отштукатуренную стену, видимо, очень интересно. Но, паузу нельзя делать долгой.
- Так что осторожнее, товарищи офицеры. А я, с вашего позволения, откланяюсь… казарменным юмористам. Честь имею.

          Больше майор в чужие гаражи не ходил. Не приглашали. А вот на банкеты по поводу ухода на пенсию очень даже. Заместитель командира,  полковник Степанов  по дороге домой остановил свой «Жигуль».
- Заки, привет. Завтра в шестнадцать ноль, ноль за тобой придет «Уазик». Форма произвольная, гитара обязательно. Будешь меня на пенсию провожать. С тебя песня… обо мне.

         Весь вечер ушел на работу над текстом. Дело в том, что писать было легко. Товарищ не был идеалом. Недостатков было на целый роман. А попробуй, напиши шутливое сочинение, допустим, на Командующего Потапова или Дейнеку. Ничего не получится. Не тот контингент… для шуток.  Давно замечено, что все отрицательные герои показаны писателями и поэтами колоритнее и… интереснее.

          Банкет вел бывший секретарь парткома Александр Павлович. На все тосты нашлась соответствующая песня. Наконец дошло время для ответного, заключительного слова.
- Внимание товарищи. Перед тем, как предоставить слово полковнику, прошу выслушать одну из версий его выступления. Заки Гарифович, к барьеру.

«Исповедь полковника.

 С похмелья я на службу не хожу. С похмелья тренажи не провожу.
С похмелья я приказ не подпишу. …Опохмелюсь, потом уже решу.

С похмелья не летаю никогда. Летать с похмелья - это же беда.
С похмелья я такого накручу. … Опохмелюсь, потом уже лечу.

С похмелья я на женщин не гляжу. С похмелья их на дух не выношу.
С похмелья ни полковник, ни мужик. … Опохмелюсь, меня уж не тошнит.

С похмелья моя жизнь сплошной вопрос. Чего, кому и что я не донес?
Не знаю, деньги взять, или вложить? Но нет вопроса, пить, или не пить.

С похмелья президента не люблю. За что он развалил мою страну?
С похмелья б разогнал его совет. Опохмелюсь, а там уж комитет.

Теперь меня пусть слышат штурмана. Для вас идут плохие времена.
Вас всех заменит скоро ДжиПиэС. И будет нашей Армии… пипец.

Я для себя вопросы все решил. Простите, что на вас их положил…»

Полковник встал.
- Считайте это моей ответной речью. Давай, Заки, я с тобою выпью.
Тамада дополнил. У кого слово для справок?
Все-таки не зря «парткомствовал». Второй зам командира пожелал.
- А я бы хотел, чтобы меня также провожали на пенсию.
- Проблемы нет. Приглашай  меня и Александра Павловича. Организуем.

          Дома жена интересуется.
- Ну, как прошло мероприятие? Все живы?
- Прекрасно. Главное, что виновник торжества доволен. Он даже на песню о трех командирах не обиделся.
-  Там где «Стоят три командиру у стены, как три богатыря на той картине…»?
 История с картиной в холле нового здания экспресс-центра была необычной. Самодеятельный художник Поляков изобразил трех командиров в летной экипировке похожими на реальных людей.  Многие ему подсказывали, что  нейтральные герои лучше. Но сам факт изображения во всю стену, в общем, далеко  не идеальных людей, стал для них оберегом. Все они благополучно дослужились до почетной пенсии.
 Потом еще,  много лет, трудились «на гражданке». Уже на благо семьи. С развалом аэродрома, картину забрал в гараж командир, который организовывал стройку. Там, от сырости, мозаика стала рассыпаться. По мере разрушения портретов все трое умерли  в течение года. В песне фамилии не упоминались, но все слушатели знали о ком речь.

         Подруги редко приходили к жене просто так. Всегда по делу. То дети заболели, то сами. А тут сидят на кухне, никуда не торопятся.
- Что это с вами? Кофе, конфеты. Забытая роскошь.
- Да вот, Лариса в гостях по случаю «убытия» в Николаев. Ее мужа перевели в Центр.
- Молодцы. Я когда-то отказался от такого предложения. А вам и карты в руки. Все-таки родной город для жены товарища. Передай ему привет. Как он этого добился?
- Кто? Что он может …сам? Это перевод моих нервов. Добьется он?
- А вот это уже интересно. В вашей семье все решаешь ты? А он тебя ночью…. обнимает?
- Иногда. А что?
- А знаешь почему?
- Да мы все знаем, что вам надо…
- На этот раз ты не угадала. Муж обнимает спящую жену только за то, что она в это время… молчит. Дело в том, что женщинами вы становитесь только во сне.
- Не поняла. А в остальное время, мы кто?
- Да кто угодно. Жена, хозяйка, водитель трамвая, секретарь. А их любить очень сложно. Пожалуй, с секретаршей я не прав. Пропустим. А вот скажи, можно ли полюбить кассира автовокзала? Которая, гнусным голосом,- «Все билеты проданы еще вчера». Думаю, что нет.
- Ирина. Как ты можешь его переносить в больших дозах?
- Этот вопрос не к ней, а ко мне. Только я знаю, как можно меня терпеть.
- Ну и как?
- Полюбить меня… Поэтому жена и… терпит, наверное.
Женщины оставались на кухне еще долго. И все равно все вопросы не смогли обсудить. Еще в дверях минут двадцать беседовали, замолкая при посторонних. «Эпоха перемен» заставила людей искать выход из ухудшающих условий. Наконец, подруга ушла.
- Заки. Давай вступим в финансовую игру. Сдадим деньги, а получим в десять раз больше.
Лариса предлагает…
- Стоп. Вот она пусть свои деньги и вкладывает. Плохо вы в школе Ломоносова изучали.
- А он-то тут, каким боком?
- Закон «сохранения массы вещества», называется. Берем учебник дочери. Открываем. Читаем. «Что сколько чего у одного тела отнимается, столько присовокупится к другому».
- Ну и что?
- Эти игры выгодны начинающим игру. А остальные, то есть вы с Ларисой, лопухи с бабушкиного огорода.
- Тогда может быть, «Свитязь»? Солидная фирма. Соседка Рая уже внесла свои тысячи.
- Понимаешь, в чем дело. Я не знаю, чем они занимаются. Но точно скажу, что в современных условиях, и они разорятся. Инфляция «сожрет» прибыль, и ее, и Раины, деньги. Ты же видишь, что творится в стране. У нас уже плиты с аэродрома продают. Сволочи.

         Разваливался не только аэродром.  Впервые люди ощутили, что такое капитализм. Притом дикий. Никто не управлял процессом, так как власть управляла своими денежными потоками. Что, конечно, важнее всяких благ народа. Майор до хрипоты спорил и с коммунистами и с «западенцами», что независимость вгонит всех в нищету. Простой арифметический подсчет не принимали ни те, ни другие. Даже бывший секретарь райкома по идеологии утверждала, что в стране золото в Карпатах нашли. А газ в Полтаве. А нефть на шельфе Черного моря. Когда бывший секретарь парткома попросил «Капитал» Маркса, то услышал.
- А у меня его дома нет.
- Тогда, может быть, дать Вам почитать? Хотя бы раздел, что посредническая деятельность в стране разрушает экономику путем увеличения стоимости конечного продукта в несколько раз. И нефть потечет потоком не к нам. А к новым хозяевам.
Пройдет много лет, пока люди поймут ошибочность своих взглядов.  А некоторые,… никогда.

         Приехав в Черноморку, отставник застал отца за письмом.
- Кому пишем? И о чем?
- Горбачеву. Пусть вклад вернет со сберкнижки.
- Поздно папа. Этих денег нет уже нигде. Я же тебя просил истратить их на вещи, даже не очень нужные. Купил бы пару холодильников, ковры. Потом бы продал.
- Я спекулянтом никогда не был. Я был… коммунистом.
- А почему «был»?
- Я вышел из партии.
- Да?! Если не секрет, то почему?
- Ты дачу секретаря райкома видел? Она лучше моего дома в сто раз.
- И ты подумал. Вот брошу я партию, и им хуже будет. Не будет им хуже никогда. Они успеют нахвататься, а ты нет. Письмо порви. Не порти свои нервы. Если уже военные алкоголики ничего не смогли сделать, то «поезд ушел».  Кстати, как  день рождения думаешь отмечать? Как в  прошлом году? В смысле, под нашим контролем.
- Конечно. Водку я уже купил.
На последние слова  отца Заки не обратил внимания. Ну, купил, значит купил. До дня рождения еще далеко.

         Через несколько дней звонок от соседки.
-Заки, срочно приезжай. Дед загулял. Пьет, уже, который день.
В селе картина ужасная. Дом не топлен. На кровати, заросший как бомж, отец.
- Вези меня в больницу. Плохо мне. Весь низ живота болит.
В больнице больному оказали помощь и оставили до утра.
- Ирина! Сколько у нас денег? Давай все, что есть. И белье чистое. Завтра везу отца в госпиталь. Нужна операция. Там уросепсисом может все закончится. Положение тяжелое. Вот ведь забота. Пока была жива мама, она его удерживала. А теперь…

         В госпитале участников войны больного не приняли.
- Он же у Вас «приравненный». А мы берем только «боевых действий». И что Вы предлагаете?
Наивный майор не понял намека и повез больного в больницу. Там и сделали операцию. Трехчасовое лежание на холодном столе вылилось в двустороннее воспаление легких. Антибиотики удалось «достать» только в лазарете родной части. Дежурная медсестра обрадовано забрала лекарства и приходила в палату с набранным шприцом. Прошло три дня. Состояние  ухудшилось.  Но к двенадцати ночи больной перестал задыхаться. Неожиданное облегчение обрадовало, дремавшего на соседней койке, сына.
- Ты что, папа, встаешь? Тебе нельзя еще.
- Так. Вставай, давай. Пойдем. Вставай, я тебе говорю.
- Куда ты собрался? Ночь на дворе. Вот и сестричка идет. Уколы надо делать.
- Вставай, я тебе говорю. Мать ждет. Идти надо…
- Пап, ты можешь идти. Я не пойду. Давай до утра подождем. Туда… всегда успеем.
После укола больной задремал.  Лежащий напротив, капитан посоветовал.
- Ты, майор, смотрю, не разбираешься в ситуации. Завтра лично проверь, какое лекарство эти сестры набирают в шприц. Видишь. У меня мои, в тумбочке. Сейчас верить никому нельзя. Я вот поверил укладчику и с перехлестом парашюта «свистел» до земли. Пузырь-то и лопнул. А в каких переделках только не побывал…
Капитан замолчал, считая  что сказал все.

         К утру отец уже был холоден. Когда он «ушел» к матери никто не заметил. Проверять лекарства стало бесполезно.  Через три дня похороны вновь соединили родителей. На поминки один из соседей принес три курицы.
- Ты, Гарифович, не удивляйся. Я должен ему. Пили-то мы на его деньги… Там еще двое были. Но они вряд ли расплатятся. Бог им судья. А я должником никогда не был…
- Да, я знаю. Папа пытался мне ваши долги записать. Я отказался, сказав, что сам разберешься, когда выпишешься.

         Дело случая, или нет, неизвестно. Но в течение года два других должника «ушли» за дедом. Один из соседей по язве желудка, перешедшей в рак. Второй сам решил свести счеты с опостылевшей жизнью.  Вот и не верь, после этого в приметы, которые мы называли раньше суевериями.

         Через месяц дом начали обворовывать. Вначале украли все железо.
 Надо было принимать решение. Вечером, на семейном совете, решался вопрос о переезде.    
-Что предлагаешь?
- Квартиру закрываем и переезжаем в село. Иначе там все вынесут.
- А здесь как же?
- Соседи рядом. Они же родственники депутата Верховной рады Валеры.  Никто не тронет. Да и Степан Захарович присмотрит. Друг твой.
- Не друг, а пациент. Когда он лежал с гипертоническим кризом, то до приезда скорой помощи, я все, что надо, сделала.
- И теперь он говорит: «Ирочка, сколько раз я Вас увижу, столько раз угощаю». Знает, что ты пиво любишь.
- Должны же быть и у меня… слабости. А скорая, тогда, через сорок минут прибыла.
Кстати, у меня еще один крестник появился. Рассказываю. Только влезла в ванную, как прибежала соседка сверху. Мальчик у нее. Лет двенадцать. Котлетой поперхнулся. Я на голое тело халат и наверх. Не знаю, откуда силы взялись. Переворачиваю пацана над ванной и бью его по спине. Котлета выскочила, в крови. К приезду скорой, он опять розовым стал. А я его сейчас даже не подниму. Теперь на каждый праздник бабушка его мне подарки носит… Я не знаю, приживемся ли мы в селе.
- Я тоже не знаю, … но что-то делать надо. У нас как-то говорили, «даже неправильное решение, но принятое вовремя лучше правильного, но принятого с опозданием…»

       Буйная весна обещала хороший урожай. Но майская и июньская жара высушили землю до трещин. Водопровод не работал. А покупать воду для полива, себе дороже. Пожарные машины воинских частей предлагали наполнить бассейны измученных селян  питьевой водой за плату. Обещанные властью рыночные отношения начались.  Но было и хорошее. Ирине предложили работу в школе, медсестрой.
- Все. Мы теперь полностью селяне. Завтра увольняюсь из лазарета и выхожу на новое место работы. А тебе поручение. У Зухры день рождения. Надеюсь, не забыл жену бывшего командира. Давай, напрягись. Пару куплетов под гитару ей понравятся.

       Когда от первых блюд остались приятные воспоминания, гости заинтересовались.
- Заки. Ты гитару, не зря, наверное, принес. Что-нибудь новенькое есть?
- Да. Но, пусть Зухра сядет. Это песня для нее. Поехали.

«В авиации Бог – командир. В экипаже, отряде, полку.
Он на плечи свои возложил звезды-души и мы на лету.
А вот душу свою, как свои ордена, отдал той, кого сам полюбил.
Командира жена. Командира жена иногда выше, чем командир.

Он из класса в класс перешел. Нынче «классные» люди в цене.
Если все хорошо, он летает еще. Если, нет, он опять на земле.
А ее кто учил просыпаться без сил? Бесконечно вздыхать и прощать?
Вот сегодня опять, поздно кончим летать. Но попробуй его отыскать.

Если зол он, как черт? Все ему нипочем. И горит его служба дотла?
Если стал, вдруг, чудить? Штурманов стал…учить? Значит просто, жена не права.
Ну, а муж и жена, ведь «одна сатана». Сколько раз замполит их мирил?
Командира жена. Командира жена иногда выше, чем командир.

Если званье пришло. Значит званье и ей. Даже выше ступенькой одной.
И потом за столом. Тихо скажет, налей. Пью за твой экипаж, дорогой.
Ну, а мы, как всегда. Этот тост «на ура». И заплачем, как тот крокодил.
Командира жена. Командира жена за столом… выше, чем командир.»

       Зухра похлопала в ладоши.
- Спасибо Заки. Песня хорошая, но… неправильная. Нас замполит не мирил никогда. Мы не ссоримся…. У меня прав таких нет. В знак благодарности я расскажу притчу.
       «Женился узбек на хохлушке. Привез ее к себе на родину. Утром, уходя на работу. говорит. Ты должна знать наши обычаи. Если я приду вечером с тюбетейкой на левом ухе. радуйся. Подарки буду дарить. Слова ласковые говорить. Любить буду. Если же, приду с тюбетейкой на правом ухе, бойся. Подарки могу отобрать. Слова плохие скажу. Из дома выгоню. Все запомнила? Конечно, дорогой, говорит украинка. А теперь ты послушай наши обычаи. Если я встречу тебя вечером с руками на груди, радуйся. Плов будет. Борщ будет. Слова ласковые будут. Любить буду. Если же, я встречу тебя с руками «в боки», спасайся. Кормить не буду. Посуду всю об тебя разобью. Если жив останешься, радуйся.  И плевать я хотела  на твою тюбетейку… Договорились?»
Гости хохотали и гуляли долго. Все проблемы ушли куда-то далеко.

         Из России пришла открытка. В г. Острове готовился 30летний юбилей 392 ОДРАПа. Надо было решать, «быть, или не быть?» Если «быть», то как? Русских денег нет.
- Давай, жена, сделаем так. Купим билеты только до Москвы.
- Понятно, «обратно приедут не все».
- Еще купим чеснок, орехи, копченую рыбу. Там все продадим и возьмем билеты обратно. А из Дубны Иван Шамаев обещал нас до Острова на машине доставить. Они тоже едут.
Сказано – сделано. Огромная площадь Курского вокзала вся  заставлена лотками и картонками на асфальте. Торопливые москвичи купили все, кроме рыбы. Пришлось майору уговаривать таксистов приобрести Черноморские дары. Последнего леща, размером в полруки согласилась взять хозяйка пивного ларька на Савеловском вокзале.
- Привет передай мужу. Пусть попробует. Спасибо скажет.
- Обойдется. Я рыбу порежу на полоски и продам к пиву. Я бы и мужа продала, но никто же не возьмет… трутня.
- А ты его хвали почаще,… перед знакомыми и подругами… Мол «гигант…».
- В честь чего еще? Я, что, больная?
- Так уведут. Люди завистливы. А тебе облегчение.
- Эй, мудрец. Возьми еще десять рублей…за совет. Тебя как зовут?
- Гусейн Гуслия. Звездочет я, нерусский.

         Уже в электричке семья обсуждает увиденное.
- Ну как тебе Москва?
- Теперь столица нашей Родины - базар. Намеки на это я еще лейтенантом заметил.

        В Дубне друзья отмечали серебряную свадьбу. Несданный в комиссионку чайный сервиз, оказался кстати. Когда цифра 25 прозвучала за столом в сотый раз, Тамара грустно заметила.
- Какие 25? Лет пятнадцать если наберется, и то хорошо.  У нас, то командировки, то наряды, то полеты. А последние годы, когда стал старшим штурманом, вообще  его почти не видела. И, что интересно. Все военные хотят продвижения по службе. И загоняют себя в еще большую кабалу. И эта дурацкая ответственность. За все.
Гость с Украины поправил.
- Тамара. Это все верно только при одном условии. Если человек ответственный. Как наш юбиляр. Я-то знаю, как служит начальство на том же юге.  Как говорят в Одессе, «большая разница».

       В г. Острове устроились у Колобовых. Дети подросли и жили своей жизнью. В большой квартире хозяйничала собака. Гостей она не трогала, так как ее предупредили, что это хорошие люди. И имя у них одно - «Свои».

       Когда торжественная часть в гарнизонном доме Офицеров подходила к концу, на сцену вышел человек с гитарой. Выступление задержала реплика «с места».
- Заки. Скажи, кто ты? Молодежь тебя не знает.
- Спасибо, Виктор Константинович. Я майор Ибрагимов. Бывший штурман-оператор, штурман корабля. Штурман отряда и потом, начальник радиоэлектронной службы 392 Отдельного Дальнего Разведывательного Авиационного Полка. Службу закончил на Украине в должности штурмана противолодочного полка штурманом-снайпером. Сегодня я представлю на ваш суд две свои песни. Первая о Земле, вторая о нас в небе. Остальные двадцать или тридцать на банкете.  Поехали.

«Земля катилась шариком к закату. Наматывая вечер на себя.
И засыпала, чувствуя прохладу. Усталая, но добрая Земля.
Лишь полоса рвалась из-под машины. И падала куда-то в темноту.
И солнце билось вдребезги на блики об лопасти несущегося ТУ.

И солнце, догоняя, уходили к закату на заданье корабли.
И небо становилось не стихией, а продолженьем матери-Земли.
Где, в основном, обычная работа. Где новое значенье прежних слов.
Седьмого Неба, как седьмого пота, которым в том полете изойдешь.

И, подустав от тряски и от гула, с рассветом возвращаешься домой.
Еще разок проносишься по кругу, рассматривая Землю под собой.
Всплывают из-под дымки очертания полей и Вологодских деревень.
Где реки переполнены туманами из чашек опрокинутых церквей.

Вся в зелени, умытая росою, потягиваясь, сонная Земля,
Вдруг становилась узкой полосою, летящей по глиссаде, на тебя.
И исчезает сонная усталость в суровой беспощадности к себе.
Заходы на посадки оказались, падением в объятья ВПП.»

        Спасибо за аплодисменты. А сейчас гимн родному полку разведчиков.
 Только бой подберу. Тут интересная особенность. У меня все песни с разными боями. Я еще сам не знаю, почему. Так все. Идем дальше.

« На север взлет, корма на юг. Движки винтами воздух жмут.
Кому – куда, а нам туда, где нас не ждут.
Ну, что с того, что им до нас. Как нам до них, но есть приказ.
Отсчет, и вот уже, маршрут.
Идут над сушей моряки. Пусть нам тельняшки не даны.
Но мы идем на корабле.
И шутят злые языки, что нам доплачивать должны…
За, отдаленность от морей.

Разведка – бой. Само-собой, мы с нею связаны судьбой.
Вот это класс, увидел глаз. «Ничто не вечно под луной».
Вокруг нас сотни киловатт. Эфир давно уж сущий Ад.
И в нем радист за связь с Москвой.
И вот над морем моряки. А госграница позади.
И впереди нейтральный океан.
Там покрывало облаков на время скроет моряков
От всех забот родных землян.

Кто видел цель и долетел. Классифицировать сумел.
Нас на земле устали ждать.
Придешь домой, почти Герой. За все, что ты привез с собой.
Все могут дать. И все отнять.
И вот над целью моряки. Была б война, нам не уйти.
Но мы уходим новые искать.
Нужна разведка на войне. А если мир… тогда вдвойне.
Так значит нам с тобой. Еще летать.»

Последние строки повторил трижды. Чтобы запомнились. Они и стали эпиграфом к книге Евгения Калинина об истории полка… через двадцать лет. Запомнились, значит.

        «Старший  автобуса» собирал желающих побывать на аэродроме. Мужчины поехали, а женщинам надо было подготовиться к банкету. Часа два должно было хватить и тем и другим.

К исполнителю своих песен подошел заместитель командира по воспитательной работе. Замполиты теперь назывались так.
- Заки Гарифович. Вы нам все карты спутали. У нас уже столы накрыты в столовой. А тут оказалось, еще несколько десятков людей хотят присутствовать на банкете. И что прикажете делать?
- Радоваться. Поставить дополнительно столы. Можно в коридоре. Со спиртным то сейчас не проблема, а продукты всегда в запасе готовятся. Банкеты – дело прибыльное. Работайте. А я постараюсь обещание выполнить. Репертуар утверждать не будете? Ну и хорошо.

         На аэродроме картина удручающая. Все знали, что Директива о расформировании полка уже подписана. Самолеты не ремонтировались. Стоящие на бетоне «птицы» без винтов и двигателей  были уже не нужны. Летчики, не поднимая глаз, проходили мимо. В штабе на втором этаже  был накрыт походный стол. Желающие наливали себе и, молча, пили не закусывая.
 Разложенный на столах шоколад и в добрые времена не шел под водку. Да и не привыкли употреблять его летчики, всегда оставляя лакомство детям.

        В столовой все было готово. Площадь для танцев заняли новые столы. Да и какие танцы могут быть на поминках? Но начало банкета было «советским». Генералы напомнили о заботе Родины об Армии. Потом обычным порядком. Тосты и музыка приглашенных артистов. Пришлось гостю с Украины брать инициативу в свои руки. Он усадил артистов за стол, а сам подошел к микрофону. Третий тост  всегда один и тот же.

« Ушел и не вернулся Ту - шестнадцать. Ушел и не вернулся экипаж.
Нашли когда уж стали разбираться. На острове Надежды след пропаж.
Локаторы разведку обманули. Там скалы как засветки кораблей.
Увидели, поверили, нырнули. Сквозь облака к погибели своей.
Вот так всегда. Нас что-нибудь погубит. Доверие, как главная вина.
Доверчивых у нас - никто не любит. Такая, вот уж, странная судьба.

Под свист турбин. Под северным сиянием. Снижение в паденье перешло.
Застыли стрелки в небо остриями. Как будто зацепились за него…
А, у живых по времени обед. Спокойная в эфире тишина.
Не поняли, что связи больше нет. Не поняли, что есть уже беда.
Вот так всегда. Нас что-нибудь погубит. Доверие, как главная вина.
Доверчивых у нас - никто не любит. Такая, вот уж, странная страна.»

С последними аккордами все встали. Не чокаясь, выпили. Какое-то время было тихо. Но жизнь продолжается. Банкет тем более.  Уже начались формироваться группы «по интересам», когда вспомнили про «дам». Нашлись слова о любви и взаимопонимании. Не зря Володя Сорокин говорил «когда пьете, в любви объясняйтесь женам. Скандалов не будет». Вот и сейчас они с женой сидят рядом и заняты только собой.
Пока мужья пили за своих жен, а холостяки за всех вместе в зале звучало «В авиации Бог- командир…». Теперь уже аплодисменты были более продолжительными. Но только ими дело не кончилось. Жена бывшего командира полка подбежала к микрофону.
- Спасибо огромное. Это же песня… про меня. Это я – жена командира. Все, все правильно. Можно я Вас поцелую. Это надо же?... Про меня уже поют…
Женщина нетвердой походкой вернулась на место, а автор за свой столик.
- Поздравляю! С первым «сногсшибательным» успехом. Помаду вытри. Артист…

          К завершению вечера майору стало грустно. Жена это заметила. Они же видят не глазами.
- Так. Давай, не грусти. Все хорошо. Пусть люди принимают на свой счет все, что ты…сочинил. Я понимаю, что тебя беспокоит. Нет ожидаемой реакции слушателей. Причину позже скажу. Да и поесть надо, в конце - концов. Ты просто устал. Допинг на столе.

        На второй день все гости встретились «на природе». Профилакторий у озера. Осенний лес еще помнил лето. Прозрачный воздух приятно холодил лица и…стаканы.
Никаких официальных речей. Сразу перешли к делу. О тамаде даже не спорили.
- Пусть Ибрагимов ведет вечер. Он все равно не пьет. Гитару отложи. Давай.
- Да нет. Пока она мне будет нужна. Дело в том, что в нашем гарнизоне давно сформировался  грустный обычай. Все праздники мы начинаем с построения и… посещения могил наших товарищей. На всех банкетах мы поминаем тех, кого сегодня нет с нами. Сегодня они мысленно с нами. Это - экипажи Растяпина, Гладкова, Красносельских и Вымятнина.  Сегодня еще и годовщина гибели экипажа командира полка. Двадцать два года назад  они ушли в свой последний полет. Памяти всем погибшим посвящается.

«Опять на третье сентября дожди.
Опять на третье сентября туман.
А мы ушли, погоде вопреки
В единственный, наш пятый океан.

Когда туман – тогда обман. Мы думали, прогнозы врут.
Когда над полосой туман, тогда посадок не дают.

И кто из нас, совсем не рисковал?
Ведь ради дела. Никому назло.
И сколько раз, туман он пробивал?
И только раз, ему не повезло.

Ведомый видел вспышку на земле.
Об этом он тот час же доложил.
И два часа, еще потом, летел.
Сквозь слезы на посадку заходил.

Когда туман – тогда обман. Всех, обманувшие, живут.
Над нашей Родиной туман. И нам посадок не дают…»

Об аплодисментах никто не думал. Да и неуместны бы они были в данный момент. Отложив гитару, тамада продолжил банкет. Пришлось определять очередь желающим выступить. Короткие характеристики на гостей не обижали. Но заместителю командира полка не понравилось.
- Как это я не отдавал долги? Не помню ничего подобного. Брешет тамада.
Сидящий рядом, старший штурман Шамаев, заметил.      
- Викентьевич. Если Вы раньше не помнили, то как можете сейчас спорить? Нелогично.
Возмущенный подполковник повернулся к жене. Та отмахнулась.
- Да не переживай ты. Мало ли чего люди скажут. Главное, что ты никому не должен.  Претензий же нет. Расскажи  лучше молодежи, как ты с приваренными шасси летел.
- Действительно. Помните, один из первых наших  ТУ-95. Так вот, с завода я его перегонял с неубранными колесами. На маршруте от меня птицы шарахались и вертели крылом у виска. Мы шли на 400, как тихоход какой-нибудь. А руководитель на аэродроме мне замечание делает, ехидным таким голосом:
 - Шестьсот второй, на посадочном. Вы не доложили о выпуске шасси. А я ему- Шасси не выпускал…потому что я не убирал их. Они у меня приварены. Тот долго молчал. Почти до самой посадки. В, общем, сели нормально…

          Истории следовали одна за другой. Но вот слово попросил Хадарцев. Это был летчик, которому орден присвоили за конкретный эпизод по спасению машины и экипажа. Все ждали, что он напомнит именно об этом случае. Но, ошиблись.
- Я хочу вот что сказать. Выговор-то с меня вы не сняли. За поломку самолета на Кубе. Помните? Не будем искать виновных. И самолета уже нет, а выговор есть. Несправедливо.
Тамада взял инициативу, в который раз.
- Все верно. На том собрании я был председателем. И выговор без занесения организовывал я. Чтобы у вышестоящих инстанций не было искушения усилить взыскание. А потом товарищ уволился. Поэтому предлагаю. Выговор с товарища Хадарцева Ахболата Зелимхановича снять,… как «сыгравшего свою воспитательную роль». Кто «За»? Прошу голосовать. Единогласно. Взыскание снято. Предлагаю выпить за одного из лучших летчиков нашего полка. Ура!

        Слово попросил бывший Главный штурман Авиации Северного флота Дудин. В.И
- Я много  говорить не буду. Впервые. Наличие гитары меня подвинуло на маленький подвиг. Сейчас товарищ тамада мне подыграет. Всего три аккорда. Тост в песне.
Смысл текста песни сороковых годов был в том, что авиаторы смелые люди, но здоровье свое распределяют поровну между самолетами и… женщинами. Аплодисменты долго не утихали. Потом слушатели потребовали еще шутливую песню. Но о нашем времени.
- Есть такое. Помните, у нас был самодеятельный художник старший лейтенант Поляков. Так он, после перевода в Очаков, во всю стену холла в здании Экспресс-центра создал из мозаики картину. На ней были изображены три командира – руководители полка и эскадрильи. С абсолютным портретным сходством. О них и песня.

«Стоят три командира у стены. Как три богатыря. На той картине.
Их Поляков не зря соединил. Они душою вместе и поныне.
Они служили вместе и летали. А в остальное время управляли.

Один из них был самый заводной. Он водку пил и лил ее рекой.
Все думали, нарвется на указ. А он порезал пятку только раз.
Потом лечили, пили и хромали. А в остальное время управляли.

Второй казался тише и скромней. Но верен был фамилии своей.
И если пропадал средь гаражей. То лишь для укреплений должностей.
Потом они друг друга провожали. А в остальное время управляли.

И третий, не попавший под указ. Летал на двух машинах он за раз.
Однажды стало всем не по себе. Два в воздухе, один на полосе.
Один и тот же слышим позывной. Гребет налет лопатой над водой.

 Вот так они служили и летали. И нами, дураками, управляли.»

 Об указе все догадались без пояснений.  Антракт.
 В перерыве к автору подошел бывший начальник штаба полка, впоследствии начальник разведки Авиации Тихоокеанского флота Ростов Артур Георгиевич.
- Привет Заки. На грани чего ты сейчас? Помнишь выражение Гордеева о том, что Ибрагимов стоит на грани допуска полетов на радиус и позволяет себе небрежность, при оформлении карт.
- Помню. Мне это потом стоило дорого. Но не дороже жизни.  Но все равно, какая-то загадка в моей жизни есть. Я вот смотрю на Вас всех. Все вокруг меняется… кроме меня. Страна, идеология, все другое. Кто-то растет. Кто-то наоборот. Но их меньше. Наверное, я еще не выполнил главную цель своей жизни.
- Не мудри. Главное у нас позади. Мы хорошо поработали. Гордиться даже можем.
- Сомневаюсь.  Я вот материал собираю… для книги. Придется вновь учиться. Так что считай, что я по-прежнему «на грани».  Может быть, на это уйдет весь остаток жизни. И я не уверен смогу ли перейти эту грань. Поэтому и грустно. Иногда.
- А ты помнишь вашего «правака» Калашова?
- Конечно. Дружили даже, но не семьями. У него библиотека хорошая.  И, знаешь, как он ее собрал?
- Я о другом.  Он сейчас «большой человек». Генеральный директор чего-то в Питере.
- Молодец. Я же говорю, растут люди. Увидишь, передавай привет.
- Может быть, письмо ему напишешь?  Просто так… к нему не пустят.
- Ни за что. Время сейчас … бандитское. Верить никому нельзя… У Д Артаньяна письмо-то украли…

        По дороге домой Очаковцы оказались рядом с четой Сорокиных.
- Володя и Эля. Как вам живется в Риге, в Европе то есть? Не обидно?
- Не понял. На что обижаться–то? Что цены не растут каждый день. Что в час ночи могу зайти в любое кафе и сидеть дам до утра с чашкой кофе? Что пенсию получаю в долларах?
- Я о другом. Как бы, помягче, сказать. Быть… вторым сортом.
- Так ты о том, что мы не граждане в стране проживания. Туфта все это. Вот ты гражданин Украины. Ну и что? От тебя что-нибудь зависит? Чиновниками и депутатами ни ты, ни я уже не будем. Так какая между нами разница? Я, смотрю, ты до сих пор в КВНы играешь. Веселись, живи и… не пудри мозги.
        Однокашники обнялись на прощание и больше не встречались никогда.  Через десять с лишним  лет  товарищ умер от рака крови. Полеты рядом с магнетроном на месте штурмана корабля сделали свое черное дело.

       Черный и громадный терьер в квартире Колобовых очень удивилась, что гости не обращают на нее внимания.  Грозно рыча, она пыталась напомнить о себе.  Но людям было уже «море по колено». Хозяйка пыталась показать выучку.
- Заки, Дай ей кусочек сыра.  Она не возьмет… «Дрессссированная».
Кусочек мгновенно исчез в огромной пасти.
- Ах ты, Лина! Как ты меня опозорила? Я же сказала-"низзя". Нельзя я тебе сказала.
Больше ни кусочка не удалось скормить другу человека с черными кудрями.

      Дорога до Дубны запомнилась посещением леса. Гости с Украины не хотели выходить из чащи.  Изобилие грибов  тоже было напоминанием молодости. Но впереди еще четыреста километров. Москву объехали стороной.  В двенадцать ночи радостный лай овчарки возвестил о приезде. Поздний ужин уже заканчивался, когда Тамара вспомнила.
- Заки. У тебя скоро юбилей. Держи подарок. «Прерванный полет», книга Марины Влади о твоем кумире. Да и о нашем тоже.
- Вот за это спасибо, дорогие. Можно, Тома, я тебя поцелую?
Гость наклонился к хозяйке.  Та подставила щеку. Но поцелуя не получилось. Сзади раздался звук падающего тела и крик хозяина.
- Фу! Я тебе сказал. Марш на балкон.
- Что это было, Иван?
- А ничего… Собака прыгнула,… я еле успел ее оттолкнуть. При ней Тамару трогать нельзя.  Охранница чертова.
- Ну, спасибо еще раз. А как же вы… спите?  При такой строгой надзирательнице.
- Ночует она на балконе. …Или приходится закрываться на ключ… Как в молодости.

         В поезде делились впечатлениями.
- Ты доволен поездкой?
- Почти счастлив. Организаторы хорошо поработали. И альбомы разведанных целей. Потом приветственные адреса с картой мира и достижениями полка. Часы и вымпелы с символикой ОДРАПа. Гордеев очень пожалеет, что не поехал. Нина Васильевна больна. Ты не обратила внимания на деталь. После семьдесят восьмого года в истории полка всего две записи.
-  Ну и что?
- Так это самое важное. Вся история делалась при нас с тобой. А потом они только поддерживали, достигнутое. Спасибо тебе, что согласилась на поездку.

        В прекрасном настроении путешественники вернулись домой. Кошмар начался с порога. Внуки покусаны собакой, которую пришлось пристрелить. Бывший зять вернулся в семью и всю неделю продолжались, «пьянки-гулянки». Запасы на зиму в виде консерваций и вина уничтожены. Узнав о приезде родителей, отец внуков предусмотрительно скрылся. Дочь даже не оправдывается. Подробности рассказывают наблюдательные соседи. В доме пахнет корвалолом.
- Заки. Ну, скажи. За что нам такая напасть? И что теперь делать?
- Ты помнишь, по школе, императора древнего Рима, Августа? В честь него еще месяц лета назвали.
- При чем, здесь, древний Рим?
- Ты выслушай до конца. Вот этот император лет сорок воевал. Победил всех своих врагов. В империи навел порядок. Его за это еще «отцом отечества» называли. Единственное, что он не смог сделать, это воспитать свою старшую дочь Юлию. Она прошла через все пороки того времени. Отец и на остров ее ссылал. И вино уничтожил в ее окружении. Бесполезно. И внучка пошла такой же дорожкой. Вывод. Мы ничего не сможем сделать с уже состоявшимся горем. Надо внуков спасать от всего. От матери тоже. Будем думать. И …готовиться к вариантам.

          С Урала пришла телеграмма. В возрасте девяносто два года умерла бабушка, Лидия Федоровна. Вновь обсуждение проблемы.
- На похороны мы не успеваем. Только на «сорок дней». Вдвоем ехать нельзя. Тогда кто?
- Нечего думать. Бабушка моя. Я и поеду. А ты остаешься старшим в … «империи».

          Через несколько дней после отъезда Ирины старшая дочь вновь пропала. В милиции ответ стандартный.
- Приходите через три дня.
          В Москве расстреляли «Белый Дом». Новость ужасная. Все слова и речи пяти последних лет, оказались блефом. А может быть, и больше чем пяти. Даже наверняка. Несколько дней отставник подбирает бой. Потом текст. Нужна вторая гитара, или ударник. Фоном должна быть автоматная очередь.

           Утром, возле ворот останавливается красная «шестерка». Военно-морской крестьянин идет с лопатой.
- Ого. Сам секретарь райкома компартии. Каким ветром? И машина для тебя … «маловато будет». Под твой рост джип нужен.
- Разговор есть. Где можем поговорить?
- Давай домой Андрей. Мама говорила, что разговор на улице слышит даже свинья.
- Как здоровье?
- Отлично. Но ты же не за этим приехал. Говори сразу по делу. Свои люди.
- Я по делу и говорю. Здоровье позволит… восстановиться в партии? 
- Здоровье тут не причем. Я просто сторонник левых взглядов, но о партии речь не идет.
- Тогда второй вопрос.  На митинге сможешь выступить? Можно с гитарой. Подыщи в своем репертуаре… политическое.
- Зачем искать. Вот послушай.

«В октябре, в той стране, все не как у людей. В октябре на Москве суета.
Черти варят в котле души прежних властей. Не убитых, не снятых пока.
Пулеметная дробь над Москвой. Там на кончиках пули судьба.
Над тобой. Надо мной. Над страной. Разлетаются пули с бедра.

Власть дерется за власть. И совсем зажилась. Никому не хотели мы зла.
Выбирали из двух. Зол поменьше и ух. В город свой запустили козла.
Он добром попросил. Он ее уложил. И неделю потом охранял.
Ночь просил и с утра. Но она не дала. И тогда он спустил кобеля.

Вот и танки идут. Их на подвиг зовут командиры из бывших людей.
Если кто-то упал. Это значит попал. В промежуток, где нет и властей.
Но строптивая власть. В этот раз не далась. Никому, и под пули пошла.
Спецчастей, как чертей. Надругались над ней. Разменяли кресты в ордена.

И теперь, в «положенье» лежит. Вся Москва и страна, но зато.
В декабре «недоноска» родит. А в июне еще одного.
Пулеметная дробь над Москвой. Там на кончиках пули судьба.
Над тобой. Надо мной. Над страной. Разлетаются судьбы с бедра.»

- Ну что? Можно ее петь на площади? И можно внуков с собой взять?
- Завтра я за вами заеду. А вообще, как ты это делаешь?
- Что именно?
- Ну, песни эти. Ритм, мелодию, текст. Как? Когда мне рассказали о тебе, я вначале не поверил. Оказывается… правда.
- Сам не знаю. Вначале я подбираю бой. Потом слова сами идут. Будто я списываю их. А откуда, не известно. Самому загадка. А если боя нет, то приходится…сочинять. Вот так.

        На площади человек двести. В основном пенсионеры. Усилители разносят песни недавнего прошлого. Выступающие клеймят позором тех, кто их никогда не услышит. Митинг посвящен предвыборной программе коммунистов.  Песня о событиях в Москве, заключительное выступление. Автор немного волнуется. Беспокоит его  только возможность сбиться с текста.  Митинг закончен, но люди не расходятся.  Многие знакомые одобрительно похлопывают автора по плечу. Один из сослуживцев иронизирует.
- Ты Заки, как акын. «Че вижу, то пою». Ты что, в комуняки записался?
- В «комуняках»,  Николай Алексеевич, ты был во время службы. Или забыл, как на меня донос писал в партком? Что я … ревизионист. Я идее и присяге не изменяю… в отличие от тебя. Здоровье береги. Плоховато выглядишь. Вчера в селе мужика хоронили, так он в гробу лучше тебя смотрелся… И , вообще, чего на площадь тебя занесло?
- Так я шел мимо, слышу голос знакомый. Думал, кто порядочный выступает, а это…ты.
Бывшие сослуживцы похлопали друг друга и разошлись, посмеиваясь.

         После мероприятия за собой надо все убрать. Плакаты бережно снимаются. Они универсальны и пригодятся еще много раз.  Майор с внуками помогает «сворачиваться» и интересуется.
- Андрей! Может быть, плакаты оставить. Пусть висят. Люди кругом.
- Да ты что? Ты заметил? Наши ушли, а  непонятные остались. Сорвут же. Или напишут всякие гадости. Охранять-то мы не сможем.
- Понятно. Митинг закончен, дальше что?
-  В смысле, чего? Не понял.
- Цель достигнута?
- Конечно… Люди задумались.
- И, задумчиво так, разошлись по домам. И делать ничего не будут. Так как одним призывом голосовать за КПУ, мы ничего не добьемся. А вот «они», то есть противники, добьются. У них свои телеканалы и радио. А я, так понял, что цель компартии войти в Верховную раду…и все.
- Так это цель всех партий. За это и идет основная борьба.

         Со смешанным чувством, чего-то недоделанного, вернулись домой. Там радость. Вернулась мама внуков. Она сидит за столом, пьет чай из большой кружки.
- Вы даже не представляете, что мне пришлось пережить. Меня же насильно удерживали взаперти. Я даже не знаю где.
Симпатичная женщина, сохранившая отличную фигуру. Большие серые глаза, идеальный овал лица в окружении пепельных волос. Так хочется ей верить. Но внуки убежали на улицу. Они давно привыкли, что мама живет своей жизнью. Ей не до них.
- Так, чай допила? Теперь бери бумагу. Пиши. Начальнику милиции Очаковского района, такому-то. От, такой-сякой. Заявление.
- Не буду я писать о похищении, я же сказала, что не знаю, где была…
- Я о другом. Пиши. Прошу решить вопрос о содержании моих детей, так как я не работаю и не могу их обеспечить. Подпись, фамилию. Дату. Написала? Теперь слушай меня. Если еще раз тебя «похитят» твои собутыльники, то на основе этой бумаги я лишу тебя родительских прав судом. Как говорили у нас в армии – «это не позор, а приведение в соответствии». Все. Отдыхай. Обед за тобой.

        Перед Новым Годом Дочь выписалась из больницы в Николаеве, но домой не приехала. Милиция заявление не приняла. Обычное дело. Районный Совет разрешил бабушке оформить опекунство над внуками.  Ежемесячное пособие девять гривен каждому. С ежеквартальным отчетом, на что потрачены «детские» деньги. Чтобы меньше платить за городскую квартиру пришлось пустить квартирантов. Одной заботой стало меньше. Семья всерьез стала подумывать о переезде в Россию. Квартира приватизирована и сельский дом тоже. Но цены на недвижимое имущество настолько малы, что на эти деньги  на Урале можно купить только сарай или дверь в хорошей квартире. Перебрав множество вариантов, остановились на одном. Майор снимается с учета и едет к теще, прописывается, оформляет пенсию и ищет варианты переезда. На советский паспорт с печатью гражданства Украины в России не обращают внимания. Пенсию назначают сразу. С этого времени начинаются поездки «туда и обратно». Весной вновь засевается весь огромный огород в надежде на урожай. Сельский Совет обещает провести водопровод, … за деньги селян.

         В один из летних дней, бывшего своего штурмана посетил командир экипажа.
- Здравствуйте. Вафаева еще помните? Я ненадолго. Заки, через час на моей даче в селе проводы. Придешь?
- Интересный ты человек, Кадам Шарипович. Какие проводы? Кого? Куда? И зачем мне приходить?
- Пришел приказ о моем переводе в Узбекистан. Провожают меня. А ты пожелаешь мне счастливой дороги. Можно песней.
- Приду. Жди.
Времени было мало. Но выход есть, как всегда. Взята за основу мелодия Кукина песни «За туманом».  Слова легко «набросались» автором на готовые аккорды. Во дворе сельского дома у соседа командира накрыт стол. Вафаев верен себе, надо, чтобы кто-то помогал. На скамейках все руководство полка.  Дело к вечеру, а еще «ни в одном глазу». Народ торопит хозяина.
- Давай Шарипович, начинай. Остальные закуски в процессе. Нам уже не терпится.
- Все, все. Я понимаю, что торопитесь, от меня…избавится. К столу!
Через час жажда и голод утолены. Вспоминают, что есть гитара.
- Давай Заки. Что будешь петь?
- Напутствие. Поехали. Мелодия не моя. Поэтому известная.

« Понимаешь, это странно. Очень странно.
Ну, какой же ты законченный чудак.
Украину породнил с Узбекистаном.
А Христоса и Аллаха просто. Так.

Люди посланы делами. Люди едут за деньгами.
Поменяешь там купоны на сомы.
Только помни, осторожно. Там тебе не будет можно.
Пить вино и резать сало на куски.

Ведь Коран твой запрещает. А «неверных» проклинает.
Остаемся здесь, «неверные» друзья.
Захвати в Ташкент-столицу коврик, чтобы помолиться.
Перед вылетом Аллаху, иногда.

А когда подпишешь план. Вспоминай опять Коран.
Даже, если план твой, ерунда.
Если Будет, мол, Угодно, мол, Аллаху, то охотно.
Сокращенно, это просто ЕБУА.

И тогда, мы верим все. Тебя встретим по весне.
В новой форме,  даже может, Кадамбек.
Песню новую споем. А тебя назад возьмем.
Если ты, конечно, будешь человек…»

Одобрительные голоса подвели итог. Вот и новый тост «нарисовался». «За возвращение!»
- Давай Заки еще.
- С удовольствием. Я как-то о присяге песню сочинил, а еще ее не пел никому. Обидно. «Щас спою».

« У нас в полку товарищи служили. Летали вместе. Пили вразнобой.
В субботу их присягой разделили. В полку одном, а в Армии другой.
……………………………………………………………………………»

За столом возникла тишина. Песня-то была о них. Надо было что-то говорить. Командир полка, задумчиво изрек.
- Песня твоя,…неправильная. Сам ты тоже,… неправильный.
Сидящий рядом новый штурман полка Паращевин, возразил.
- Да нет наверно. Просто это песня о …совести нашей. Или о тех, у кого она есть… Или о тех у кого ее нет.  Спьяну и не определить…
Гулянку в диспут превратить не дали.
- А вот и горячее. То есть шашлыки. Пьем, едим и никаких споров.

Расставались в темноте. За командиром пришла машина, и офицеры набились в нее все. Удивленный матрос очень осторожно повез «живой груз». У погасшего костра остались, бывшие когда-то давно, одним экипажем, люди.
- Меня мучают сомнения, командир. Как ты там будешь служить с украинской присягой?
- Не бери в голову. В личном деле ее не будет. Я уже договорился.
- Спасибо, успокоил.  Договариваться ты умеешь. А как семья?
- Пока квартиру не приватизирую, Зухра будет здесь. Охранять. Кто знает, как сложится жизнь. Вдруг ты окажешься прав, как бывало иногда, и придется возвращаться. Тем более мне есть… на кого ее оставить. Поможешь, если что?
- Без проблем. Пусть только обратится. Мы теперь в селе живем. А кем ты будешь на Родине?
- Командиром бригады и… полковником, вероятно.

(Много лет спустя, уже военным пенсионером, полковник запаса вернется на Украину.)

         Борьба за выживание только обострила восприятие жизни.  Все чаще и чаще тексты становятся резче. Компартия проводит все новые и новые акции. То борьба против присутствия НАТОвских войск на полигонах. То за сохранение революционных праздников. Ко дню Победы секретарь Райкома КПУ Медведев вновь в гостях.
- Здравствуйте. Заки, у тебя есть с чем выступить на митинге, а потом на концерте?
- У меня есть песня про… паровоз, а про Победу только в вариантах пока. Еще идея не сформировалась. Общими словами не хочется. А новых, что всегда и ценится, еще нет.

- Ну, тогда давай, про изобретение Ползунова и Черепанова.

«Наш паровоз сломался на ходу. К платформе подогнали «товарняк».
Сказали, что на рынок повезут. А ведь когда-то было все не так.

Я взял билет, который подешевле. И прогадал, по бедности, чудак.
Пришлось стоять, богатые сидели. А ведь когда-то было все не так.

Движение, сплошные остановки. Народу, сжаты пальцами в кулак.
Орали, что протянем скоро ножки. А ведь когда-то было все не так.

На поворотах валимся на друга. И сто рублей дешевле, чем пятак.
Европа стала лучшая подруга. А ведь когда-то было все не так.

Больных выносят прямо на дорогу. Нас сзади догоняет «порожняк».
И люди лица повернули к Богу. А ведь когда-то было все не так.

Я к выходу рванул, еще не вечер. Куда я влез? В кармане лишь «пятак».
Прошу пустите. Шевелите плечи. Вон станция моя. Там красный флаг.

Но «машинист» проскакивает мимо. Он красного боится, как огня.
Ему бы цирке выступать без грима. И мы несемся дальше,… в никуда.»

Секретарь надолго задумался. Высокий и грузный мужчина, привыкший быть лидером в толпе, сомневался.
- На митинг песня подойдет. А на концерт, нет.
- Интересно, а почему?
- Все просто. На наши мероприятия приходят единомышленники. Они поймут, о чем речь. А вот остальные…Думаю, что сложно, для концерта. Что-нибудь «военное» есть?
- Найдем. Не проблема. К, примеру, вот это. «Строевая», называется.

«Двадцать восемь сжег календарей. Пепел сдул и вышел отдохнуть.
Помню, что на каждый юбилей. Мне медали вешали на грудь.

А вы служите, мальчики, служите. Ждите юбилеи, а пока.
Плечи, грудь и спину берегите. Ну и остальное от греха.

Для военных всех важнее плечи. Чтобы под погонами ходить.
Грудь металлу. А спина навечно. Чтобы на нее нас положить.

Кто служил. И что-то добивался. Звания и классность получал.
Звон металла на груди остался. Но сегодня, это не «металл».

И теперь, заканчивая путь, понял жизни горький я урок.
Мне медали вешали на грудь, чтобы спину выпрямить не мог.

А вы служите, мальчики, служите. Ждите юбилеи, а пока.
Плечи, грудь и спину берегите. Если есть, конечно,… голова.»

Андрей опять задумался.
- Что-то ты стал все усложнять. А проще нельзя? Ведь здесь, если разобраться, камень и в сторону советского периода.
- Вот тут-то ваша главная ошибка, секретарь. В советском периоде тоже было много, скажем так, лишнего. А вы от них не хотите избавляться. Они же  тормоз на вашем пути…И прекрасные аргументы противникам. Как вы этого не хотите понимать?
 
         Вновь площадь возле памятника Ленину полна народу. Но митинг коммунисты проводят около здания райкома. Больше негде. Вновь выступления о том, как хорошо было при Советской власти. Вновь о Победе говорят, как о заслуге Компартии.  Усилители разносят эти слова мимо спешащих на площадь людей. Там готовятся  торжественные мероприятия администрацией городских и районных властей. Автор уже спел песню и жидкие аплодисменты говорят о том, что слушатели не вникают особенно в смысл. Привычка, просто присутствовать, еще сильна. А может быть, дело в другом. Автор не смог найти струну воздействия. В любом случае он принимает на свой счет неудачу. Но впереди еще концерт.  Военный люд, после прохождения торжественным маршем, остается на праздник.
 Выступления подбадриваются визгом молодежи и гулом одобрения взрослыми. В конце праздника микрофон разносит по-над площадью первые аккорды единственного исполнителя «вживую». Площадь затихает. Каждое слово отчетливо вгоняется, как ряд гвоздей, в новый пол. Даже милиция прекращает обсуждать свои вечные проблемы.  Военные новой армии внимательны и беспристрастны. Это внимание дорого стоит.  И эта тишина…Теперь, независимо от реакции зрителей, автор понимает, что тропинка к сердцам слушателей найдена. Но это еще не дорога. Нет всеобщего одобрения, визга и «бурных аплодисментов». Несколько незнакомых людей хлопают автора по плечу.
- А ты молодец. Досталось всем. И левым и правым. А сам-то кто?
Это главный вопрос последних лет жизни.  Действительно, кто? Посторонний наблюдатель или участник происходящего. Неужели невозможно разобраться в потоке событий. Скорее всего, потока нет, а есть несколько течений. Никто не знает «куда выведет кривая». Одно понятно - возврата не будет. Реставрация невозможна. Но желающие есть. Правда их число с каждым годом все меньше и меньше.

          С такими раздумьями майор вернулся в село.
- Ну, как выступил?
- Сложно сказать. Понимаешь, авторская песня не может быть успешной в ряду хитов. Я поздно это понял. Ты когда-то говорила, что бесполезно выступать на «пьянках». Это после поездки на юбилей. Прав был Высоцкий, когда разговаривал со зрителями. Он их подготавливал к восприятию. Теперь никогда не буду «отрабатывать номер». Любое выступление должно готовиться, как в любви, предварительными пояснениями. То есть «лаской». И еще. В песне должна быть одна идея, но раскрытая с разных сторон. Будем работать.

           Лето на юге самое лучшее время. Но не в селе. Только к осени семья заметила, что почти не были на море. Пятьдесят соток земли заросли бурьяном. Жена интересуется.
- А почему мы не можем сами себя обеспечить овощами и фруктами?
- С фруктами ты не права. Мы весь урожай даже переработать не смогли. Хоть поели вволю. Я когда собирал черешню и вишню на даче, оставлял плоды на нижних ветках.
- Зачем?
- Для внуков. Чтобы они учились есть, собирая урожай, а не за столом. Им это понравилось. Особенно Сереже. Ты помнишь его первые слова в жизни?
- Помню. Мы три года ждали, когда он заговорит. Думали «немтырь» вырастет. А он, когда увидел яблоко, очень четко произнес «Дай зьим». Мы были в полном восторге. А теперь говорит столько, что не остановишь.
- А вчера соседка спросила его, «Сережа, ты хороший мальчик?» Он ответил «Хороший».
«А, почему?»- « Так я же работаю, гусей пасу». У него уже связались эти два понятия на всю жизнь. Может быть, хоть с ними нам повезет. Да и в школу пора готовить. Жизнь продолжается. И теперь ответ на вопрос о земле. Один работник лопатой и вообще ручным трудом может прокормить пять - шесть человек. А техникой, до сорока. Это данные американских фермеров, пока. В дальнейшем цифра возрастет.
На технику у нас денег нет. Вот поэтому мы пока бедные. И воды в селе тоже нет. Председатель Сельского Совета неплохой человек. Но думает только о себе. А дай людям воду, и мы город завалим овощами. Вон сосед, через два дома, колодец выкопал, метров семь – восемь.  И там сухо, как в пустыне. Главное в чем проблема. Вода в трубах есть, но не идет к  крану. Загадка.

         Ответ нашелся весной. Внутри трубы оказался отрезок круглого дерева. Как раз по диаметру водостока. Какой подлец это сделал, выяснить не удалось. Хитрый сосед «через два дома» утверждал, что это шутка строителей водопровода. А почему «заглушка» за его участком, объяснить не смог.
- Водой, наверное, пригнало.
Теперь проблема стала другой. Никто не хотел соблюдать очередность полива. Вода была еще бесплатной, поэтому ее воровали днем и ночью друг у друга. Да, Украина всегда отличалась «хуторским» мышлением. Спорить было бесполезно. Положение спас подкачивающий насос. Майор поступил так, «как все». Два огромных колодца – бассейна теперь были всегда полны.

         Дважды в год надо было получать пенсию в России. В начале июля поездом до Харькова, а затем до Челябинска.  В бывшей столице Украины последние  купе плацкартного вагона номер двадцать заполнили люди с рюкзаками и гитарами.
- И куда мы такие, музыкальные, едем?
- На Грушинский фестиваль в Самаре, мужик.
- Вы, наверное, репетировать будете? Давайте я вам нижнюю полку освобожу. Для девушки. А сам наверху… послушаю.
Обрадованные артисты расчехлили гитары и… началось. Песни Визбора, Городницкого, Никитина, Егорова, Кима и многих других бардов заполнили все пространство. Иногда ритм стука колес помогал голосам. Наконец они устали. За окном была ночь.
- А вот сейчас мы спросим единственного слушателя. Что скажете?
- Играете вы хорошо. А тексты почему, скажем так, чужие? Своих песен, почему нет? Я понимаю, что маститые авторы, залог успеха. Вы же претендуете на звание барда. А это, прежде всего, авторы.
- Ничего себе. Слушатель-то оказался не простой. Представьтесь, пожалуйста. Я Адаменко Николай, везу группу города Харькова на фестиваль. А Вы?
- Заки Ибрагимов, майор запаса. Штурман- снайпер авиации ВМФ. Еду в Челябинск. Будем знакомы.
 Все пассажиры вставали и называли себя. Вежливые. Один даже сообщил, что у него сегодня день рождения. Киселев Юра, двадцать пять лет. Юбилей. Руководитель продолжил.
- Вы правильно заметили. Известные песни, залог успеха. Ни на одном фестивале новая песня не становилась лауреатом. А свои песни мы поем в узком кругу.
- Окажите честь. Спойте что-нибудь свое.
- Пожалуйста, «Мытарства разведчика на гражданке». Слушайте.
Когда стихли последние аккорды, все уставились на гостя компании.
- Понятно, что пел спецназовец. В Афгане был. Этот синдром известен. Отлично, кроме одного.  Мне кажется, что в одной песне невозможно  осветить все стороны проблемы. Глубина достигается когда «копаешь» в одном месте. А  так, «вспаханное поле».  Вы умные ребята. Уверен, что понимаете меня. Не обидел?
- Так, парни. Дайте гитару товарищу. Мне кажется, он не только говорит. Что споете?
- Никогда не пою чужие, пусть и прекрасные песни. Послушайте о событиях в Москве в октябре прошлого года.  Она так и называется «В октябре, в той стране». Но уже не там, где «Снег до дьявола чист…».

Вновь тишина после исполнения. Товарищи смотрят на руководителя. Ему и давать оценку. Роли поменялись. Интересно, что он скажет.
- А Вы, товарищ майор, не бард.
- Да я сам знаю. А кто?
- Менестрель. В курсе кто это?
- Конечно. Бродячее агентство новостей. Спасибо на этом. А помочь можете?
- Все что в наших силах. Что именно?
- Подобрать бой для этой песни. Желательно  в тональности… автоматной очереди из «Калашникова». Вам это будет нетрудно. Опыт должен быть. У меня его нет.
- Пожалуй, сразу и не смогу. Но попробую. Тональность, пожалуйста. А остальное на усмотрение автора. Есть несколько вариантов. И вот что, поехали с нами. А в Челябинск успеете. Я Вас включу в список Харьковчан и никаких проблем с размещением. Через три дня продолжите путешествие.
- Спасибо, ребята. Но, обстоятельства выше желания. Не могу.  А вот подарок на юбилей, пожалуйста.
 Майор запаса вырвал из своего альбома один лист.
- Песня называется «Перестройка в лесу». Это пародия на  Горбачева с его «дебилдингом». Пишу. «Киселеву Юрию, с авторским правами, от Ибрагимова Заки Гарифовича.» Дата. Роспись. Теперь я могу всем говорить, что моя песня  побывала на Грушинском фестивале. Извиняюсь, эта песня уже не моя. Но мне, все равно, приятно. Удачи вам всем на таком интересном пути. Мелодию напеть?
- Зачем. Тут по ритму ее видно. Начало хорошее. Сейчас подберу.

 «Перестройка в лесу началась. Обнажили деревья стволы.
 Где дубы, загудели, там власть. Пусть ответят народу дубы…

Но, ответить дубам нелегко. Слишком корни ушли далеко.
Слишком много от листьев теней. Слишком много у них желудей…

Задрожал на осине листок. Этот вечный лесной демагог.
Про березу такое сказал. Что разрушил ее идеал…

А еще проболтался про ели. Что мохнатые всем надоели.
Что торгуют иголками год. Что скрывают под лапой налог…

Отвечали колючие ели. Разговоры осин надоели.
Мы торгаши, и родственник наш Еж. Нас голыми руками не возьмешь…

Перестройка в лесу не прошла. Осень кончилась, вот и зима.
Замолчал подо льдами ручей. И не видно нигде желудей…»

           Артисты пошли покурить перед сном. В вагоне стало тихо. Поезд вез сотни людей, по своим неотложным делам, по просторам такой большой и необъятной Родины.

          На обратном пути пассажир их Челябинска специально скупил все местные газеты на вокзале в Самаре. Большинство корреспондентов сетовали, что сорок  тысяч людей фестиваля создали огромные помехи дачникам. Одна из статей так  и называлась «На фига приехали?» Хуторское мышление, оказалось, не только на Украине.

          Впервые осень порадовала хорошим урожаем. Погреб полон. Двадцать пять гусей выросли за лето. Урожай винограда позволил заготовить сотню литров вина. Пенсии и зарплаты жены стало хватать на сносную жизнь. Неожиданно появилось много друзей. Просто знакомые люди стали приходить в гости. Один отставник из Харькова, каждое лето отдыхающий в Очакове, даже привел профессиональных артистов.
- Знакомьтесь, друзья. Это композитор из Николаева Виктор Белоног. С ним руководитель клуба авторской песни в Херсоне, Ольга Лысенко. Они с концертной программой на базе отдыха. Я их уговорил познакомиться с самодеятельным автором, тобой, то - есть. Вот он и есть хозяин гостеприимного сельского дома. А его жена, Ирина Виссарионовна, фельдшер.
- Здравствуйте, Заки и Ирина. Мы ненадолго. У нас вечером концерт. Можно, мы Вас послушаем.
 Обрадованный автор спел несколько куплетов от разных песен. Пытаясь показать все, на что способен. Артисты недоумевали.
- Лично я ничего не поняла. Отрывки какие-то. Что это?
- Папури на темы моих творений.
- Ах, вот оно, что? Тогда давайте все по-новой. Одну песню. Но от начала до конца.
Когда вновь наступила тишина, Ольга начала.
- Вот уж не думала. Текст хорош….
- Да я сам знаю, что играю плохо. Учителей-то не было.
- Я не об этом. На гитаре играть, можно и медведя научить.
- Вот, вот. Я и говорю…
- Вы меня, Заки, не поняли.  Я совершенно не об этом. Бог Вам дал способность писать. Это самое дорогое и трудное. Я знаю прекрасных музыкантов, которые написали не больше двух – трех песен…, а некоторые и этого не могут.
Замолчав, она внимательно, по-матерински, посмотрела на своего спутника.
- И еще. Вам учитель не нужен. Единственное, чему можно поучиться, это…петь своим голосом.  Вы изучили стандартные аккорды и стараетесь попасть в их тональность. А надо… наоборот. Гитара должна идти в унисон с голосом. Конечно, для этого надо найти те же самые аккорды, но на других ладах. Послушайте, примерно так.

        Два внука замерли на своих стульчиках. Гости и хозяева   расположились под навесом, спасающим от июльской жары. Чистый голос певицы, словно хрустальный ручеек, струился в тени сада. Волшебство происходящего завораживало. На глазах у старшего внука показались слезы. Он вскочил и убежал в дом.  Вернулся со своим котенком.
- Тетя Оля. Можно, я вам его подарю. Вам с ним будет веселее. Барсик его зовут.
- Спасибо Витя. Когда он вырастет, у меня будет свой барс.

         Знакомство с артистами скрасило монотонность буден. Но в то же время, было понятно, что уровень их слишком высок. Хозяина это уже не огорчало, как в молодости. Когда-то он бросил резьбу по дереву, побывав на ВДНХ в павильоне природы. Но это было тогда. К чужому мастерству надо относиться спокойно и с уважением.  Огорчало другое. Дружба не состоялась. Разница в отношении к происходящему в стране была слишком заметной. Убежденный холостяк, Белоног вел свободный, от чувства долга , образ жизни.
- Заки. Знаешь, как меня зовут знакомые? «Старик – Шаровик». Это я к тому, что иногда живу за счет друзей.
- Понятно, Виктор. Тогда поживи за мой счет дня три. Расплатишься уроками игры на гитаре.

         Еще один новый знакомый стал иногда появляться в селе. Нигде не работающий, но все знающий, вначале был интересен. Он быстро разобрался в ситуации, и попытался использовать ее.
- Ты когда в Челябинск едешь?  Скоро? Так вот на обратном пути захвати посылку из Миасса. Теща там собрала корни пырея. Лекарство это, для жены.
Действительно, интеллигентного вида бабушка, передала большой шуршащий  пакет  на остановке Уральского города. Потом путешественник заехал к сестре в Уфу. Там муж племянницы предложил.
- У тебя два внука. Мальчики, значит. К армии их готовить надо. Купи за полцены пистолет- «воздушку». На него даже разрешения не надо. А я себе другой приобрету.

       Подъезжая к границе, майор забеспокоился. А если таможня засомневается насчет «травки». Выбросив подушку на третью полку, он спрятал пакет в наволочку. Оружие ушло под постель. Так и проехал два контроля, не возбудив подозрения. Когда поезд мчался по просторам «незалежной», пакет вернулся в чемодан. В купе плацкартного вагона стало тихо. А когда из-под матраца показался «ствол», соседи потеряли дар речи совсем.
- Да нее беспокойтесь вы. Это пырей. Спрятал, чтобы судьбу не искушать. Попробуй им это докажи без экспертизы.  А пистолет воздушный. Для внуков.  Главное, что досадно, я действительно не знаю, пырей это или нет. Товарищ попросил, будь он неладен.
Уже дома, знакомый интересуется.

- Как границу прошел? Не придирались?
- В следующий раз сам все вези. Ты же меня мог «подставить».
- Да ладно. Не обижайся. У нас к вам предложение. Давайте квартирами поменяемся. «Баш на баш». Без всяких доплат.
- Надо подумать. К следующей поездке решим. Предложение неплохое.
Кажущаяся легкость соблазнила. Вот и шанс переехать на Родину.

         В конце сентября «процесс пошел». Снявшись с учета в районном военкомате, пенсионер прописался в трехкомнатной «хрущевке» в г. Миассе. Только тут выяснились подробности. На квартиру претендует бывшая жена сына старушки. Майору предложено подождать шесть месяцев, а потом приватизировать жилье на себя. Придется согласиться. С такими мыслями «новосел» вернулся в Очаков. Через несколько месяцев стало известно, что «бывшая» отказалась от претензий на квартиру. Ничего не мешало закончить сделку. Но жадность человеческая неистребима.
- Вы нам доплатите на «однокомнатную». Цены-то на жилье в России и на Украине разные.
- Понятно. Как только угроза потери снялась, то я вам стал не нужен. И вы мне выдвигаете, неприемлемые условия.  Ладно. Весной выпишусь.
- Нет. Весной нельзя. Надо сейчас. А то шесть месяцев пройдет. Вы будете иметь право на жилплощадь.
- Давайте деньги на билеты. Я завтра отправлюсь. Как вам будет угодно. Хитрецы.
Молчавший до этого зять предусмотрительной старушки, заговорил.
- Ты, Заки не понял. Я ведь могу позвонить Министру обороны России, и у тебя отберут пенсию.
- Ха-ха, три раза. Не ты мне ее давал. Не тебе лишать. Там прекрасно знают, что я гражданин Украины и ищу жилье. А ты, Володя, «потерял лицо». Для китайца, например, это самое страшное в жизни. Кстати, для офицера тоже. Но ты не поймешь. Ты, вообще, в Армии служил?
- Мужчины. Не спорьте. Заки, ты нас прости, что так получилось. Ты можешь нотариально подтвердить, что не претендуешь на жилье в Миассе.
- Пожалуйста. В любую минуту. Но платишь ты, Татьяна.

        Вечером жена продолжает удивляться поступку бывших друзей.
- Ирина. Да не переживай. Лучше послушай вот. Я новую песню написал. «Иуда» называется. Посвящается бывшему другу.  Поехали.

«Позади только Север. Впереди только Юг.
Мне, на Кольском, в апреле, под прикрытием вьюг.
Лили Старку в стаканы,  на прощанье друзья.
Я на Юг уезжаю. Мне иначе нельзя.

Мне желали такое. Мол, не пей там втроем.
Потому что тобою, там «закусят» потом.
Потому что на Юге. Сам Выдуйкин сказал.
Каждый третий Иуда. Он оттуда сбежал.

Я не верил в расчеты. Спорил с ним, погоди.
Даже из Кариота. На двенадцать - один.
Но потом, полетавши. Убедился с тоской.
Что на Юге предавший.
Что на Юге предавший. Нынче каждый, второй.

А причина простая. Тот, кто так знаменит.
Долго жил, искушая. Или был… плодовит.
А вот я не прижился. Вновь проводят друзья.
Ох, как он расплодился. Хорошо, что не я…»

- А почему, «каждый второй»?
- Эти слова не просто для рифмы. Ты заметила, что вся страна разделилась почти пополам. По приоритетам. Выборы это доказывают.
- Да. Даже у нас в селе.
- Все, дорогая. Впереди другие заботы.  И знаешь, кто меня научил?
- У кого-то тоже была такая ситуация?
- Хуже. Его хотели убить. Поэта и скульптора Виктора Гончарова. Из зависти. Он еле выжил. А потом из куска камня высек лицо несостоявшегося убийцы.
- И все?
- Да, как ни странно. Ненависть прошла. А может быть, ушла в камень. У него много интересного в жизни… Он даже болезнь матери «перевел» в глину скульптуры. Выздоровела.

        Забот действительно было много. О переезде на время забыли. Частые приступы стенокардии, две полостные операции ослабили здоровье жены. Но подрастающие внуки старались помочь по хозяйству. Да и младшая дочь, наконец, устроилась на работу. Может быть, отсутствие дурного примера помогло. А, может быть, повзрослев, произвела переоценку ценностей. Соседи иногда удивляли.
- Привет, вояка. С праздником тебя!
- С каким? До дня авиации еще далеко.
- При чем здесь авиация? С днем строителя! Вон сколько понастроил. Один туалет чего стоит. А сараи, баня, навесы, печь, гараж даже. Молодец. Прикипел ты к земле. Уже не бросишь.
- Да куда уже ехать? Доктора жене запретили климат менять. Лето здесь хорошее.
- Не дури. Тебе грех жаловаться. Ты хоть пенсию получаешь. Не то, что мы. Работы нет. Вот рыбалкой только и спасаемся. Да еще виноградом с полей.  Вино-то научился делать?
- Давно. Я даже дальше пошел.
-  Как это дальше?
- Вы после «второго» вина, куда деваете отходы?
- Закапываем. На удобрение. Курам давать нельзя. Опьянеют.
- Правильно. А я добавляю воды и …перегоняю на чачу. Меня друг научил.
- Не может быть. Шутишь?
- Заходи. Попробуй сам.
 После дегустации авторитет «вояки» стал непререкаемым. Теперь по любому поводу знакомые спешили с вопросом.
- Гарифович, подскажи. У меня антенну третий раз грозой бьет. Не скажешь, в чем дело?
- А  ты ее как к трубе прикрепил?
- Через изоляторы. Чтобы изображение в «землю не ушло».
- Изоляторы сними. Контакт с трубой зачисти получше, а трубу заземли. Все антенны рассчитываются с «нулем сигнала» посередине.
- Я его серьезно спрашиваю, а он еще издевается.
- Значит так. Делай, как я сказал. Объяснять слишком долго. Месяца три. Если еще раз пробьет, ремонт за мой счет.
Удивленный сосед больше не обращался. Телевизор работал в любую погоду.

       Авторитет жены был больше. Вывод из запоя. Оказание срочной помощи. Уколы больным. Все это легло на ее плечи. Деньги селяне не предлагали. А вот натуроплатой старались отблагодарить спасительницу. Сформировался бартер услуг и товаров. Семью это устраивало. Показателем, что приезжие стали своими в селе, стали приглашения на дни рождения и свадьбы. Однажды майор взял и гитару в гости. Спев пару песен, он удивился. Ни аплодисментов. Ни одобрения. Реакции никакой. Тогда он вспомнил книгу куплетов «матерных» частушек.
«Влезла теща на березу. А береза гнется.
Зять сказал. Снимать не буду. Может на…нется.»
Гости хохотали до слез. Но больше всех молодая теща. Все остальные куплеты шли под восторженные крики гостей.

      Больше майор в гости гитару не брал. Никогда.

        Приехавший в очередной раз композитор из Николаева, объявил.
- У нас, в доме учителя, каждый понедельник собирается клуб авторской песни «Белая Ворона». Приезжай. Людей послушаешь, сам выступишь. Интересно будет. Но осенью. Летом они гуляют.

        В конце сентября автор решил показать свои творения единомышленникам. Народ долго собирался. Потом обсуждались какие-то проблемы. Потом вспомнили, что у кого-то день рождения. Наконец гости, сидевшие в сторонке, услышали звуки любимого инструмента. Семейная пара исполнила дуэтом песню Есенина. Потом слушали просто игру лауреата. Наконец, ведущий обратился к гостям.
- Давайте, не стесняйтесь. Здесь все свои. Кто желает выступить?
Майор понял, что его время пришло. Исполнив одну из «военных» песен, он ждал. Но…не дождался. Ведущий пояснил просто.
- Вы не удивляйтесь. Мы не даем комментарий. Мы просто общаемся с помощью гитары.
Досидев до конца, гость последним автобусом вернулся в Очаков. Через неделю он снова в ряду слушателей клуба. Никто ему не предлагает стать членом творческой организации. У них своя жизнь. У него, своя.  Но вновь ведущий предлагает желающим выступить. Майор не выходит вперед. Он расчехляет гитару и просто поет «с места».

«Как много в человечестве звериного. По Дарвину, мы вышли из зверья.
Но почему всю жизнь по-птичьему? Летать и петь всегда стремился я.

Откуда появились молчаливые? Наверно рыбы были в их роду.
Политики «откудова» крикливые? Как видно от пернатых, кокаду.

Но вот и клуб родился в Николаеве. Хоть белое, но все же воронье.
Они по понедельникам слетаются. Поют про небо с морем. Е-мое.

И я здесь был. И, даже, кукарекал. Пытаясь, задремавших разбудить.
А мне, откуда ты, мужик, приехал? У Вас в селе нормально можно жить.

А в городе? Так ужас, что случается. По Дарвину, мы вышли из зверья.
Мы обликом вороньем прикрываемся. А вот душа у нас, от соловья.

Поэтому поем и распеваемся. Когда вокруг чужое торжество.
А в понедельник почему «слетаемся»? Так в этот день болеет все зверье.
………………………………………………………………………..
И я ушел. Довольный и счастливый. И думал, в стае я не пропаду.
Я видел Землю с высоты орлиной. Спасибо, что не сбили на лету.

Спасибо, что не сбили на лету…»

Больше военный пенсионер в клубе не был. По понятным, только ему, соображениям.

         Прошел год со дня пропажи старшей дочери. Один из знакомых юристов посоветовал.
- А ты подай в суд на … беглянку. Типа, что алименты требуешь. Внуков-то содержишь.
Судья приняла исковое заявление. Через десять дней решение вступило в силу. Тотчас же началась деятельность милиции.
- Здравствуйте. Мы к Вам по решению суда. Где Ваша дочь?
- И Вам не хворать. Ищите. Вы у меня год не принимали заявление о пропаже. А теперь, все возможности поиска, наверняка, исчерпаны.
Разумеется, никто не собирался на самом деле искать пропажу. У них другие заботы на первом плане. Выборы нового президента. Сотня новых партий и гражданских организаций. Продвижение по должности  с минимальными потерями денег. Узнать, в какую партию вступил начальник. Заявить о себе, как о стороннике демократии и европейских ценностей. Отвести подозрения от себя в любви к «москалям». Много еще чего.

         Майор запаса прекрасно понимает кухню политики внутри государства. Встретив у гарнизона бывшего соседа по кабинету, спрашивает.
- Юрий Сергеевич, я не помню, ты уволен из армии с правом ношения формы?
Тот обижается не на шутку. Видимо, с юмором «напряженка».
- Я что? Хуже тебя служил? Ты, значит, с правом. А я, нет что ли?
- Я же говорю, что не помню. Тогда иди в военкомат. Там, сдашь «краба» и получишь дубовые листья на фуражку. Будешь настоящим морским «бандеровцем».
- Пошли они на… Еще чего придумали? Я Родину не меняю. И вообще, уезжаю в Россию.
- Молодец. Я в тебе не сомневался. А вон еще один. Николай Алексеевич, привет. У тебя какая машина?
- Почти никакая. Бензина нет. А по документам- Москвич. А что?
- Так постановление правительства вышло. Тебе надо идти в ГАИ и заменить техпаспорт.
- Это еще зачем?
- Там зачеркнут «Москвич-412» и запишут «Москаль-412». Остальные данные без изменений. Да и паспорт тоже скоро менять будем. Ты будешь не Николай, а Микола.
А пенсию получил уже? Или нет?
-  За декабрь, сказали, денег нет, не знаю, что делать.
- Так турки предложили обеспечивать офицеров запаса пенсиями. В долларах. Правда, надо присягу принять, турецкую. Ну, еще крещение,… мусульманское. Для вас это плевое дело. Еще одной присягой больше, или меньше. Как и крещением. Какая разница?
- Ты, Заки, плохой человек. Шутишь такими вещами. А я уши развесил.
- Я еще сам не знаю, шучу ли я…

( Через несколько лет, при замене паспорта, товарищ стал Микола, а дочь Ганною.)

        Из России вести огорчали не меньше. Бездарная война в Чечне показала, что командования армией нет. Карьеристы, пришедшие на высшие должности по принципу  кумовства, повторили сорок первый год Советского союза. Иногда жена интересовалась.
- Заки. Что ты думаешь по всему этому?
- Пока ничего. Я не могу судить об этой войне по теленовостям. Вот если бы с очевидцами поговорить. А так, мы никогда не узнаем правды. Ни о прошлой войне, ни о сегодняшних боях. Как-то один из немцев проговорился. «Если бы солдаты знали, за что мы воюем, то мы бы не выиграли ни одной кампании». А это сказал полководец. И еще. Ты знаешь, почему узбеки и туркмены Буденного ненавидят? Просто он одним рейдом Конной Армии покончил с басмачами. Мне папа рассказывал, что кто хорошо стрелял, те шли в басмачи. А кто плохо, в колхозы. Они в конце тридцатых годов в Туркмении жили. Клара там родилась.  А, в сегодняшней ситуации победа на Кавказе… не нужна. Жаль, что с участниками нельзя пообщаться. В разных странах мы. Им бы я поверил. А не телевидению.

       На Украине готовятся к выборам президента.
Но площади, возле памятника Ленину, красные флаги. Лидер компартии обещал выступить с программной речью. Медведев находит майора запаса среди зрителей.
- Хорошо, что ты с гитарой. Симоненко запаздывает. Займи людей до открытия.
- Без проблем. Микрофон включите. Включен? Отлично. Товарищи. Прежде чем предложить на ваш суд новую песню, хочу высказать одну мысль.  Если наш президент, за четыре года ничего не сделал для улучшения жизни народа, то зачем его выбирать вновь? Я догадываюсь, что собравшиеся сегодня на площади, будут голосовать за  коммунистов. Хочу в пример привести нашу братскую, северную страну. Россия теряет десять лет в своем развитии только по одной причине. Они дважды голосовали большинством за бездарного политика. Вот к чему все это привело.

«Как-то в августе в Москве. Прокатилось по толпе.
Танки в городе. В Кремле переворот.
Ельцин влез на броневик. Головой седой поник.
Крест тому, кто Родину спасет.
Ну, а Родина потом превратилась в Белый Дом.
То ли в Серый, то ли в Желтый, не понять.
Чтобы власть свою спасать. Разрешили пострелять.
Крест поставить. Написать.

У попа была собака. Он ее любил.
Она съела кусок мяса. Он ее убил.
Яму вырыл, закопал. Крест поставил, написал.
«У попа была собака».

А потом уже Чечня. Показалось «чепухня»
Генералам очень хочется стрелять.
Но с «охоты», как грибы. Повезли домой гробы.
По России ямы вновь копать.
Если «полувоевать»? Век победы не видать.
А того, за что, тем более не взять.
Отовсюду, как клопы, лезут разные попы.
Крест поставить. Написать.

У попа была собака. Он ее любил.
Она съела кусок мяса. Он ее убил.
Яму вырыл, закопал. Крест поставил, написал.
«У попа была собака».

Сохрани, Господь, рабов. От бессовестных попов.
Белых, Синих, Черно - Красных. Не понять.
Не пришлось бы их собрать. Яму вырыть, закопать.
Крест поставить, написать.

У попа была собака. Он ее любил.
Она съела кусок мяса. Он ее убил.
Яму вырыл, закопал. Крест поставил, написал.
«У попа была собака».

С последними аккордами на площадь въехала машина. Из нее вышел невысокий, седой мужчина и подошел к микрофону. Майор, пожав ему руку, уступил место.  Аплодисменты долго не затихали. То ли они за песню, то ли приветствовали лидера партии. Скорее всего - второе.  Выступать он умел. Около тысячи человек, молча, слушали то, о чем догадывались. Простота формулировок поражала. Может и песни надо писать так же?

          После митинга секретарь райкома предложил Ибрагимову быть официальным наблюдателем от компартии.
- Я же не состою ни в одной партии.
- Для наблюдателя это необязательно. Главное, чтобы не было нарушений.
В селе Черноморка победили коммунисты. Но село не Украина. Самым нелепым лозунгом от правящей элиты была угроза, что если победит компартия, то Украина пошлет детей своих на Чеченскую войну. Странно, что это сработало. У жены же иные заботы.
- Заки, а что теперь делать с ваучерами?
- Продай на базаре. Рубеж возврата пройден.
На вырученные деньги купили муку. Все какая-то польза.
- Ты сильно разочарован проигрышем левой идеи?
- Не очень. Это было ожидаемо. И вот почему.

«Я все поставил на коня. Но конь устал.
Он захромал, споткнулся и упал.
А я его кормил, поил, купал.
Меня Петров и Водкин рисовал.

Он красным был. Я долго его мыл.
Он мог бы быть прекраснее огня.
Его за масть я сразу полюбил.
И все поставил на него, как на себя.

А этот скот стал розовым конем.
Потом и пожелтел, чтоб пегим быть.
Зеленых «яблок» столько было в нем,
Что можно было масть переменить.

Я все поставил на коня, но конь устал.
Я все поставил на коня, а он упал.
Я все поставил на коня, он не сумел.
Я все поставил на коня. Он побелел.

Теперь я знаю, точно, наперед.
Он красным не был в жизни никогда.
Моим конем обманутый народ.
На красное не ставит. Вот беда.»

- Когда я эту песню спел. Меня спросили. Ты что? Против коммунистов? А я ответил. Не против всех, а только …перекрасившихся.
- Тогда ты против всей страны. Она вся… перекрасилась.
И вообще. Послушай Виктора Белонога. Он как-то сказал тебе: «Заки, не пой о политике. А пой о любви. Это вечная тема, а политика преходяща. Она, как дама по вызову. Пришла, отработала и ушла.
- Прекрасно. Сейчас, возьму вот и напишу. Это самое легкое.

         Часа через два гитара играет вступление. Далее идет текст. Жена слушает «в пол-уха», занимаясь своими делами. Но потом,… само внимание. Интересно стало.

«Как-то вечером, иль днем? Я не помню, но вдвоем.
С другом к дамам завалились мы с вином.
Он сказал, у них тоска. Мы как с Красного Креста.
В общем, все по схеме. Мы идем.

В дверь заходим, сзади щелк. Словно начался отсчет.
Схема включена. «Гуденье» впереди.
Стол накрыт на целый взвод. Шторы, пуля не пробьет.
А халаты? Просто рвутся на груди.

Раз по схеме, нужен тост. Он сегодня очень прост.
Пьем за дам, подряд, не закусив.
Пьем за тех, кого уж нет. И четвертую в ответ.
За черту почти переступив.

Анекдоты, смех. Бокал на столе не остывал.
Сам Хранитель в ожиданье задремал.
И, проклятый Вельзевул. Что- то в схеме крутанул.
В общем. Черт в политику толкнул.

Оказалось, за столом. Четыре партии, при том.
Смех и горе, получается дурдом.
Вот такие, брат, дела. Пьянка в диспут перешла.
Где уж тут, подумать о другом.

Спорить можно до утра. Утром поняли, пора.
Честь имеем, значит надо уходить.
И почти что у дверей. Пару выслушав речей,
Попрощались. Обещали заходить.

Время шло, и друг сказал. Я чего-то не понял.
Как с тобою мы допились до речей?
Я ответил, слушай брат. Это Ельцин виноват.
Он впустил в политику … лядей.»

- Ну, как?
- Это не о любви, а о… сам знаешь о ком. И когда это вы  работали «Красным Крестом»?
- Я уже, сколько лет пишу. А ты все время меня путаешь с моими героями. Как говорил Высоцкий. «Не воевал я, не сидел и … лошадью не был».
Умение себя поставить на место героя, литературный прием. И все. Когда соберусь книгу написать, а это все равно случится, то вновь не путай меня с моим двойником. Я в чем- то лучше, а в чем-то хуже. Даже второе больше. А тема интересная.  Есть идея написать о симпатии мужчины к женщине - судье. Попробую. Но надо почитать уголовный кодекс. Чтобы статьи не перепутать. Так, что жди.

        Прошла неделя напряженных летних трудов. Как только темнело, то в саду звучала гитара. Даже гуси переставали гоготать. Им, видимо, нравилось. Не то, что людям… некоторым. Наконец труд завершен.
- Где мой первый слушатель? Самый терпеливый. Помнишь, как Ваня Шамаев говорил, что теперь знает, почему со мной на мотоцикле только жена ездит. «А, ей деваться некуда». И еще, этот вариант песни по заявке, но от  лица исполнителя. Поехали.

«Случилось так, что мне не повезло. Я волком взвыл, однажды на судьбу.
В мои года, отчаянно, за то, что полюбил народного судью.
Теперь судьба моя,- судья. Моя душа за пазухой у ней.
И вот, что рассказала мне душа. Там место, как в раю, между грудей.

Душа зовет. Туда я прорывался. Уверен был, ведь действовал любя.
Судья, тогда статьею сто семнадцать, остановила вовремя меня.
Я стал хитрить, и «доводы» менять. И, вроде бы, нечаянно задел.
Она статей уменьшила на пять. Я почитал, и вроде, «посидел».

Но, повторив попытку на сближение, узнал, что я не только оптимист.
Она сказала мне без сожаления. Да ты же друг, у нас, рецидивист.
Все  кончено, я бросил притворяться. В бою с судьбой не выгоден обман.
Я, вынужден был, полностью признаться. В любви рецидивист и меломан.

Она, при этом, мило улыбнулась. Сказала. что закроет все дела…
Потом душа моя назад вернулась. И целый вечер грустная была.
А дело в том. Да ничего ужасного. Не зря, студент с «юрфака» говорил.
В отличие от строя буржуазного. Им Кодекс… Камасутру заменил…»

- И ты, хочешь сказать, что все придумано?
- Конечно.
- Вот только мне не сочиняй. Не может человек такое придумать. Судья у тебя знакомая есть. Студент- недоучка с «юрфака» тоже. Признавайся. На кого «глаз положил»? Не на Тамару ли?
Автор хохотал.
- Вот это оценка. Спасибо тебе. Значит, можем кое-что. Помнишь, как один критик говорил. Читаем у Гоголя «Дверь открылась, и вошел Черт»- верим. А читаем «Дверь открылась, и вошла Марья Ивановна», не верим. Цель достигнута.  Все. Больше эту тему не развиваем. Других забот много. Скоро юбилей родного училища. Хорошо бы побывать там и песню про «альма-матер» спеть. Но… возможности не будет. Дорого. А песню я «даром» напишу.

         Об юбилее училища помнили многие. Но, «лихие девяностые» не позволили организовать «сбор личного состава». Максимум, что смогли сделать, это встретиться группами. На день Авиации в Черноморку приехали однокашники с семьями из Николаева.
- Заки, не волнуйся. Мы у тебя жить не будем. Лето же. Ты нам место на берегу найди. Там и отметим свой день.
Семьи Колотилова и Чернышова, на двух машинах, «набитых» продуктами и людьми, жаждали праздника.
- А Ирина где?
- Она в «Лагере труда и отдыха» вместе с группой школьников. И оставить их одних, понимаете, нельзя. А место, не проблема. Едем. Есть пустая база на самом берегу.

        На второй день автор проснулся с гитарой в обнимку у себя дома. События помнились смутно. Что пел, и что говорил друзьям неизвестно. Но то, что жены друзей проводили до дома, четко отложилось в памяти. Глубокое разочарование вновь посетило грешную душу.  Истины в вине не было. Интересно, у друзей такое же состояние?
Вечером следующего дня  кортеж отбыл в областной город. Прощание было коротким.
- Спасибо, Заки, за гостеприимство. Нам понравилось. Мы, правда,  хотели тебя утопить, но передумали.
- Понятно. Я плохо себя вел? А говорил, наверно, еще хуже. Извините. Не надо было будить «Лиха».
- Нет. Пока ты пел, все было в порядке. А потом… Мы на второй день только поняли, что ты совсем не закусывал. Да еще жара. Ирине привет.

           Друзья уехали. Хорошо, что юбилеи частыми не бывают. К осени, к шестидесятилетию училища текст был готов.  Но слушателей не было. Песня ушла «в стол», чтобы стать эпиграфом к главам книги «За железными вратами».

«Тополя облетели белым пухом в июле.
 За конспекты расселись сотня новых ребят.
Напоследок вздохнули. Потому что шагнули.
 За ворота стальные. Нет дороги назад.

Пели песни о дядях, тех что «брали за ворот,
По ночам заставляя, нас полы натирать.
А еще месяцами не пускали нас в город.
И учили наукам, как людей убивать».

В тренажерах взрослели. Там в «кино» города.
Выбирали мы цели. Там, Где храм без креста.
А потом сожалели. Вот опять «невпопад».
Бомбы с неба летели. Нет дороги назад.

Из учебы, как с боя. В золотые погоны.
Обнажив перед строем, офицерский парад.
Чтоб потом разлететься. Кто на год, кто на годы.
А кому-то обратно нет дороги назад.

Командир экипажа станет мамой и папой.
В каждом вылете будет нашу жизнь продолжать.
Ну, а если придется, этот вылет прервется.
То поймут даже жены. Нет дороги назад.

Станут частью машины наши мысли и тело.
Избегая отказов. В небе тоже есть АД.
Облака, как лавины. Обойти можем смело.
Но не строчку приказа. Нет дороги назад.

Где-то птицы под нами. Где-то церкви с крестами.
Мы над ними проходим, не заметив утрат.
Меж людьми и меж Богом столько раз мы бывали.
Что плевали на славу. Нет дороги назад.

Тополя облетели. Солнце снова в зените.
За конспекты расселись сотня новых ребят.
На последок взгрустните. Потому что, поймите.
Тем, кто приняты в Небо, нет дороги назад.»

           Год юбилеев заканчивался. Тридцать лет семейной жизни требовали осмысления. Но было уже понятно, что когда-то мама  майора была права, сомневаясь, как  воспитывают детей. А теперь вот внуки. Стараясь учесть прежние ошибки, внуков уже не баловали. У всех были свои обязанности. Жить в своем доме, бездельничая, нельзя. Но то, что творилось в стране, понятным не было никому. Внешне, все вроде правильно. Принята новая конституция. Где «все разрешено». Утверждены новые деньги – гривны. Было понятно одно. Произволу чиновников и власти уже ничего нельзя противопоставить. Беспрерывная смена руководства совхоза добила хозяйство.  Металл вывозили «Камазами», днем и ночью. Селяне тоже не спали. По ночам виноградники безжалостно «вычищались» до последней кисти. Пару песен, про депутатов и власть, написались легко, но никому не были интересны. На день рождения Высоцкого  появилась новая запись.

«Приснилось мне, что он еще живой.
Лежит одетый, вроде как больной.
Его я по наивности спросил.
Ты почему не «там»? Ведь уходил.
И он ответил, тихо, не хрипя.
Не стала пухом мне еще земля.
Я обречен, и в этом все грехи.
Я душу всю растратил на стихи.
Жалей теперь об этом, не жалей.
Из песен этих сделал мавзолей.
А голос без души не проживет,
Тем более, когда для вас поет.
Мы говорили долго, не скорбя.
Я про него, а он не за себя…
Потом проснулся, сел и записал…
И от души кусочек оторвал.»

Тем вокруг было много. Но негативных. Казалось, все, дальше некуда. Ошибались. Хуже прежнего, всегда было,  куда. Боясь реставрации социализма, власть сознательно создавала псевдо-левые партии. Да еще амбиции руководителей не позволяли объединяться. Древний лозунг «Разделяй и властвуй», показал свое практическое действие. По селу ходили доморощенные  политики и проповедники. Вот и сейчас. Белая «копейка» остановилась у ворот дома.
- Хозяин! Будь ласка! На хвилиночку.
- Чем могу помочь? Случилось, что-нибудь?
- Та, ни. Треба бумагу подпысати. Щоб комуняк запретить. Сгоды?
- Давайте сюда. Подпишем. А сами-то, от какой партии?
- Ми с РУХа. Вот туточки, будь ласка, мол треба…
- Диктовать не надо. А на русском языке можно писать?
- А як же? На любой мове… Яка гарна людина?
Майор взял листок. Осмотрел. Еще ни одной подписи селян. Но сверху неразборчивая закорючка после «запретительного» текста. Крупными, почти печатными, буквами вывел.
«Требую, решительно, на законодательном уровне, запретить по всей Украине партию РУХ, как дестабилизирующую силу…»Дописать не дали. Вырвав опросный лист из рук офицера запаса, «руховец» начал плеваться, словно увидел перед собой черта. Он даже не заметил, что перешел на русский язык.
- Ах, ты гад такой. Мы тебя первого в подвал запрем. Там и сдохнешь, чертяка.
- Ну, что вы так? Вы даже свой РУХ не смогли сохранить. Где уж вам страной управлять.
Стоящая напротив ворот соседка тетя Женя, все слышала и выдала…
- Эй вы. Недобитки бандеровские. «Когда были коммунисты, было что попить и исты. А явились демократы, нечем стало и посрати».
Сколько они собрали подписей, неизвестно. Наверняка мало. Больше их не видели.

        «Иоговисты» дом майора обходили стороной. Первый раз они попытались заговорить с женой пенсионера. Та, просто из вежливости, слушала их. Но вмешался «хозяин».
- А у вас и книжки есть, наверное? Можно посмотреть?
Обрадованные Свидетели Иогова вытащили из сумки библиотеку. Это была удача. Еще, почти ничего не сказав, получили такой интерес.
- Так. Отлично. Посмотрим, где же это все издано? Ого! Франкфурт на Майне.  Так. А чего вы пришли к нам? Ведь вы считаете, Землю царством Сатаны и ждете Армагедона. Секта основана в Америке в 1872 году. Обычная коммерческая организация. Давайте побольше книг…на растопку.  Не жадничайте. Давайте все. Вы же одни останетесь на земле…во Франкфурте…
Делегация, во главе с молодым человеком  молча, побрели дальше. Трудная у них задача. Православие выжило и в более сложные времена.

        Телефона в доме не было. Иногда секретарь райкома КПУ Медведев сообщал о планируемых мероприятиях.
- Завтра пикет на дороге Одесса – Николаев. Автобус с солдатами НАТО будет следовать на Широколановский полигон. Мы с плакатами собираемся стоять вдоль дороги. Блокировать движение не имеем право. Ты сможешь присутствовать?
- С удовольствием. НАТО – мой вероятный противник еще по Северному флоту.  А в дороге буду вам песни петь, чтобы не скучно было.

         Мелкий осенний дождь долго держал пикетчиков в автобусе.  Но вот поступил сигнал. Люди развернули плакаты и выстроились вдоль дороги. Отряд ОМОНА внимательно всматривался в пикетчиков, выискивая террористов. Пожилые люди, в поношенной одежде никак не подходили под эту категорию. Правда, один из них выделялся из толпы. Высокий и крепко сложенный, секретарь райкома заинтересовал руководителя милиции. Два человека в форме медленно, словно случайно, оказались рядом с Медведевым.  В проносившемся огромном автобусе сидели негры, закрыв глаза очками, а уши наушниками. Плакаты на русском языке они не могли прочитать. Но, чтобы те хоть что-нибудь поняли, руководитель пикетчиков погрозил им кулаком. Длилось это недолго. Два омоновца повисли у него на руках. Предусмотрительные. Автобус промчался мимо. Акция закончилась. Милиция задержала одного из пикетчиков, заподозрив в нем организатора. Но, извинившись, отпустили. Он оказался депутатом Облсовета.  На обратном пути майор поинтересовался у одного из знакомых.
- Славик. Вот ты поехал с нами. И ты единственный, кто отошел в сторону и спрятался за автобус. И плаката у тебя никакого не было. С чего бы это?
- А я не коммунист. И я …наблюдатель.
- А, может быть, ты просто… трус? Не стесняйся. Страх - естественное чувство самосохранения.  Или собираешь материал для новой книжки? Ты их подписываешь все время разными фамилиями…поэтому? 
- А ты видел, что всех «засняли» на камеру?  У тебя же внуки растут…
- Нас «америкосы»  снимали в воздухе всегда. Так, что одним снимком больше, или меньше, значения не имеет. Как говорил Абдулла из «Белого солнца пустыни»- Аллах даже не заметит. А ты … теряешь лицо.
- Да ладно тебе, про лицо. Мы не китайцы. Кстати, о книгах. Ты не хочешь печататься в газетах со стихами?
- Я пробовал. Даже одно стихотворение отдал Матвееву, первому секретарю Обкома КПУ. Но через некоторое время узнал, что напечатать не могут. Причина,  оскорбительные строки о президенте Украины.
- Тогда я тебе подскажу, кто сможет опубликовать твои стихи.
- И кто же?
- Прогрессивная соцпартия. Газета Витренко. «Всесвитны огни» называется. Ты Марии Васильевне отдай текст. Вы же знакомы.
 Автор повести «Провокатор» оказался прав. Через неделю майор впервые увидел свое стихотворение «Ветераны» на первой странице газеты.
- Ирина. Поздравь. Слушай, что напечатано.

«Порой воспоминания, как раны,
Застрявшие под планками наград.
Мы, Армии Советской, ветераны.
Эпохи уходящей, авангард.

Мы путь прошли под Красною Звездою.
Победой осветили ратный стяг.
Сегодня под символикой другою
Такого никогда не повторят.

Мы с воинской присяги начинали,
Где нет прощенья трусу и врагу.
Мы Родине своей не изменяли,
А вот за власть, ответить не могу.

История рванула киноленту.
Всевышний же обратно закрутил.
Мы ждали до последнего момента.
А он, как и всегда, не наступил.

Так почему страна у нас разбита?
Нас по частям удобнее сдавать.
Второго не нашлось на юге Шмидта,
Способного приказы отдавать…».

- Ну как тебе?
- Я не поняла. С чем поздравлять-то?
- С подписью. Смотри, тут написано «майор Ибрагимов». Они просили еще, и сказали, что в каждой газете найдется место. Заранее согласны печатать все мои стихи и песни. Завтра сама Витренко приезжает в Очаков. Мне предложили на встрече выступить. Придется уважить просьбу. Хотя бы в знак благодарности.

        На второй день площадь Ленина заполнилась народом. Заметно было, что большинство - женщины. Причина понятна. К назначенному времени подъехала иномарка. Оттуда выгрузили усилители и установили микрофон. Два человека подошли к стойке. Заместитель лидера партии, высокий мужчина кратко рассказал о стоящей рядом женщине. Уже немолодая, с намеком на бывшую фигуру, она оказалась доктором экономических наук. Это впечатляло. Умных женщин в политике мало. Потом слово взяла виновница собрания. Коротко, за десяток минут, доказала несоответствие  избирательной системы Украины Основному Закону.  Потом, держа в руках свою газету, призвала присутствующих выписывать издание. К Витренко подошла председатель районной организации и сообщила, что на площади присутствует автор стихотворения, напечатанного в этой газете. И есть ли возможность ему выступить с песней в поддержку организации. Ответ был четкий и недвусмысленный.
- После лидера партии никто не может выступать. Кто бы он ни был. Понятно?
Разочарованный майор, как невеста с зря мытой шеей, вернулся в село.  Больше с газетой он не сотрудничал. Никогда. Он не знал, что с подобным явлением еще встретится.
Но в более крупном масштабе.

         В дороге люди легко знакомятся. В плацкартном вагоне все к этому располагает. На обратном пути из Челябинска  до Харькова ехала целая группа крымских татар. По дороге, казалось, обсудили все проблемы. Старшим группы был невысокий мужчина. Он представился директором школы. Даже без этого было понятно, что разговариваешь с интеллигентом. Он обстоятельно обосновал возвращение земляков на историческую Родину.
- Александр Шевкетович, а вот еще один вопрос. Вы в Крыму кого больше, скажем так, уважаете? Русских или украинцев?
- Конечно Украину. Она нам Родину вернула. Землю обещали. На работу устроились. Дома строить начали.
- И вы, вместе с украинцами, постепенно так, будете вытеснять русских.
- Ну, это как получится.
- Получится. Ну, не за год, или  два, а за десятки лет. Согласен?
- Пусть даже лет двадцать - тридцать пройдет. И что?
- А потом. В один прекрасный день. Нет. В одну ужасную ночь вы всех «хохлов», скажем так, «попросите уехать». Насовсем. И Крым ваш?
- Я думал, ты умный. Зачем такое сказал? Это нельзя даже думать.
- Правильно. Рано еще. И говорить об этом нельзя. Это тайна. Но я знаю татар, потому что сам татарин. Не крымский, но, какая разница? Ты послушай радио. Что в Косово творится? И они, будь уверен, своего добьются. И Европа их поддержит. Маленькими государствами легче управлять. И грабить их легко. В политике нет такого слова - благодарность. Главное слово там – выгода.

     Обидевшийся учитель замкнулся. Но, уже выходя, заметил.
- Не говори так. Никому. Даже, если ты окажешься прав. Я войны не хочу.
- Хорошо, дорогой. Давай забудем плохие слова. Я тоже этого не хочу. Но нас с тобой не спросят.

       А война назревала. Двадцать четвертого марта НАТОвские самолеты сделали первый налет на Белград. Утром у сельского дома вновь машина секретаря.
- Заки, привет. В курсе, что происходит?
- Война. А у нас, что в городе?
- В одиннадцать часов митинг на площади. Сможешь выступить? Своими словами, хотя бы.
- Зачем словами. Давай, зайди в дом и послушай.

«Война для сердца, как порок. Неотвратим летальный срок.
Безумной силе не до излечения.
Мир генералам надоел. Полвека не было им дел
До православной армии спасения.

Балканы в центре. Европы сердце. Солдатам НАТО говорят.
Стреляйте в серба. Стреляйте в сердце. И убивайте всех подряд.

А сербы знают, что война, всегда неверная жена.
Но и они уже не дети.
Мишень на грудь, и на мосты. На площадь с музыкой. Кресты
Над городами ночью светят.

Там наших бьют, а наш «уряд»?  Целует руки у Олбрайт.
И поздравляет НАТО с юбилеем.
Позор несут в свою страну в законе воры, а главу.
На новый срок пророчат фарисеи.

Стреляйте в сердце. Точнее цельтесь. Так на расстреле Овод говорил.
Стреляйте в сердце. Стреляйте в серба. И мир надежду пристрелил.

И «а ля гер, ком а ля гер». Теперь Европа нам пример.
Мы без войны «мильены» потеряли.
Там наши бывшие враги. Они сегодня прощены.
Но кто сказал? Что нас они прощали?

Стреляйте в сердце. Стреляйте в серба.
Своим молчаньем говорим.
Стреляйте в сердце. Сегодня в серба.
А мы, судьбу их… повторим.»

- Можно это петь на митинге?
- Не только можно. Нужно. Молчать нельзя. Ее бы по всей Украине…, но возможности нет. Поехали. И не дай Бог, если ты окажешься …прав.

          Впервые на площади собрались разные партии. Беда всегда сплачивала народ. Неужели это единственное, что всех объединит? Вновь майор своей песней подводил итоги всех докладов. Он не жалел ни гитары, ни голоса. Стоящий рядом дворец администрации своими огромными окнами разносил по окрестностям гром гитарного боя. Удивленные работники выглядывали в окна, но на улицу не выходили. У них так много неотложных дел. Одних бумаг со стола на стол замучаешься перекладывать. Впервые, люди после митинга не расходятся. Многие подходят к исполнителю.
- А ты молодец. Каждое слово, как гвоздь… в гроб. Жаль только, что его…нет. Пока.

        Впервые офицер запаса чувствует свою сопричастность к чему-то большому и важному. Как в далекие годы полетов над Атлантикой. Когда вероятный противник, с ракетами «наизготовку» сопровождал воздушных разведчиков. Каждую секунду мог поступить приказ на уничтожение. И обе стороны знали об этом.

         Дома, бытовые проблемы ушли на второй план. Но, жизнь продолжается. Несмотря ни на что. Хоть камни с неба. На улицу выносится радиоприемник. Новости узнаются мгновенно. Ничего хорошего нет. Бомбардировки продолжаются. Цветущие абрикосы в один день осыпались, как после пожара. Сообщение о разрушенном химическом заводе в Белграде пока никто не связывает с происходящим на юге Украины. Погода. Но, ветер с запада продолжает уничтожать надежду на урожай фруктов. И дело не в холодном дожде.

         Летом семья решает главный вопрос. Что с планами переезда.
Теща отказала в приеме всей семьи, даже на время.
- Буду выписываться. Пенсию переведу. Видимо, мы тут и останемся. В России мы хороши гостями. Да и тебе климат не рекомендовано менять.
Сказано – сделано. В июле пенсионер выписывается из дома в Ессаулке и прощается с обрадованной мамой жены. Просто она беспокоится за судьбу сына. Чтобы тому было, если что, куда приткнуться. Плацкартных билетов нет. Скрепя сердцем, пенсионер берет  купе.  В Миассе путешествие в одиночестве прекращается. Мужчина лет сорока, но очень широкого вида, втискивается в двери.
- Здравия желаю. Что, тоже плацкарт не достал? Везде жулики. Я специально постоял  и посчитал. На нашей станции вышли десять пассажиров из  тех вагонов. Звание какое?
- Майор. А как Вы узнали?
- На войне побываешь, научишься. Я подполковник… уже запаса. Командир танкового полка…. Бывший. Все привыкнуть не могу. Училище какое?
- А я штурман полка, и тоже, бывший. ЧВВАКУШ. А на какой войне, если не секрет?
- Так. Давай вначале откроем бутылку. А я с танкового, земляки значит. Куда едем?
- До Уфы, пока. А Вы?
- Никаких, Вы. Я до Самары. Давай за дружбу родов войск… по пятьдесят грамм.
Майор достал упаковку валидола и,  молча, поставил на столик.
- Понятно. Не настаиваю. Не дурак. Ну, тогда я сам… за нас двоих. Будь здоров.
Вагон качало. Темнота за окном скрыла уральские горы.
- Ну, вот мы и в Европе. Рассказать, за что меня ушли из Армии?
- Окажи доверие. Мне тоже пришлось уйти несколько раньше.
- Мой полк отправили в Чечню. По замене. Хотя. Какая на хрен замена?  Предшественник увозил «ошметки» своего полка. Но меня кое-чему научил. Вот и слушай. Получаю я директиву. Покинуть расположение части всем составом и к такому-то времени, прибыть туда-то. Я звоню в Москву и сообщаю, что обнаружил неисправность у пяти танков. И прошу изменить время выхода. Мне милостиво разрешают. – Окончание ремонта доложите.  Ночью, под утро, по  тревоге, я делаю марш-бросок и… докладываю о прибытии.  Потом ни одного боя без разведки, без прикрытия. Ни одного боя без ремкомплекта и динамической защиты. И так все три месяца. Все равно семь танков подбиты. Но ни одного не оставил в поле. Дальше, самое интересное. Москва требует заказать количество платформ только для исправных машин. Я заказываю на весь полк и краном, за свой счет, гружу своих «раненных». Оставлять подбитые машины не собираюсь. Приезжаем домой, и меня вызывают в штаб округа. Там один вопрос. Почему не выполнил директиву, оставить неисправные машины «на месте»? Я отвечаю, что место моих машин на Урале. И вижу ли я себя на военной службе? Правда, это уже второй. Поэтому- будь здоров еще раз. Уже дома узнаю, что я уволен… с правом ношения. Получаю компенсацию за восемнадцать месяцев и… еду в Самару за машиной. Вопросы есть?
- Потери были?
- Не поверишь. Ни одного экипажа. Раненных всех спасли. Ну и чего не спрашиваешь. Где предатели?
- Неудобно как-то. Я делаю вывод, что все ваши официальные передвижения были известны боевикам. И поэтому предшественник попадал в засады.
- Молодец, майор. Это я сразу усек. Все «сливалось» в Москве. Поэтому я и не пришелся ко двору. Не заработали суки на мне и моих ребятах.  Я ведь и маршруты менял самовольно. Мы же с Урала. У меня два пацана растут. За то, чтобы им было легче, чем отцу…
- А танки как?
- Хуже чем «Абрамс», но воевать можно. Правда, при взрыве боекомплекта башню срывает.  Но нас от этого Бог уберег. Да много чего еще. Всего не расскажешь. Да и нельзя, видимо, война не кончилась.
- Кто же увольняет офицера с боевым опытом?
- Штабные крысы. Они сейчас командуют Армией…
Несколько часов офицеры проговорили. Подполковник частенько останавливал сам себя.
- Повоюешь, узнаешь. Зачем тебе это знать. Спать будешь плохо.
- Радиоигрой занимались?
- Чего?
- Тактический прием такой есть. У вас радиостанции цифровые или аналоговые?
- Да откуда «цифра» то возьмется? Проект танка 73 года.
- Дело в том, что такие станции легко прослушиваются. Можно было «дезу» кидать…
- А что? В авиации это возможно?
- Еще как. Пример. Мы всегда летали парами. А однажды разошлись по разным маршрутам. Потом два летчика одного экипажа, каждый со своей радиостанции, имитировали радиообмен пары.
- Зачем?
- Перехватчики тогда крутились, как бешеные осы,… искали второй самолет. И не нашли. А это серьезный прокол для НАТОвца.
- Я-то знал, что меня слушают. Поэтому мы переговаривались…фарами.

 И хоть посуда уже опустела, но контроля он не терял. Общее настроение майор уловил.

            В Очаковском райвоенкомате предупредили.
- Пенсию мы Вам уже начислили. А вот льготы  только после получений гражданства.
Майор, молча, положил паспорт на стол.
- Как? Вы гражданин Украины?  Правда, документ-то еще советский. Надо менять.
Через неделю все формальности были улажены. А через месяц произошел обвал национальных валют в России и на Украине. Успел. Но радости не было. Как-то в один из вечеров настроение разговора с участником боевых действий в мирное время (парадокс), удалось передать мелодией и ритмом с текстом.

«Солдат всегда солдат. И я не виноват.
За то, куда меня ведут.
Прикажут пострелять. И я готов опять.
Пока не ранят, или, не убьют.

Война всегда была бедой народа. Воюет власть, а падает народ.
Полвека пролетело, как полгода. Нам правды о войне недостает.

Здесь, у своих, разрушили дома.
Но, оказалось, что не все бегут.
Оставшимся, вручили ордена.
Теперь они в почете доживут.

Здесь нет окопов. Нет и блиндажей.
Здесь пули прилетают сквозь дома.
И вера здесь Чечено- Ингушей.
А у меня ни звезд и ни креста.

Быть может, этой ночью упаду.
Спасая всеми брошенных ребят.
Потом меня из бронзы отольют.
Но только, если наши победят.

А может, повезет. И я проедусь.
Не по частям  на горестном пути.
Куда же я с собакой этой денусь,
Которая теперь в моей груди.

Война всегда была бедой народа. Воюет власть, а падает народ.
Полвека позади, а как полгода. Нам правды о войне недостает.»

        Жизнь продолжалась. Младшая дочь вышла замуж. Находясь в декретном отпуске, заботы по дому взяла на себя. Дача достроена. Огород приведен в порядок. Что еще делать?
- Ирина. Я, наверное, на работу пойду. Дома уже делать нечего.
- И куда?
- Баз много. Найду.
Вечером, пришедший из школы старший внук Виктор, сообщает.
- У нас в классе есть мальчик. Вот его родители хотят переехать в город. А у них дом на косе, Лагерной.  На Приморской улице.
Весь день идет дождь. Редкое для весны явление. Вечером небо просветлело.
- Пошли, жена. Посмотрим дом на косе.
- Так сыро еще. Может быть,  завтра.
- Только сегодня и сейчас. Если дом протекает, то мы все увидим. А по дороге асфальт.
Через полчаса они в гостях.
- Мы по поводу обмена. Ах, да, здравствуйте. Посмотреть можно?
Внутри сухо. Но в прихожей нет потолка. Видимо у молодежи просто кончились деньги. Жена смотрит на задумчивого майора.
- Ну что скажешь?
- Вначале ты. Тебе место нравится? До школы далековато. Говори о первом впечатлении.
- Место и дом неплохие. Но уж больно много недоделок. Справишься?
- Пенсию нам обещали добавить. Будет здоровье - справлюсь. А не будет, его и в квартире не получишь. Соглашаемся. Баш на баш. Без доплат. Вот и работа мне нашлась. На несколько лет.

       Через неделю обмен под видом купли-продажи совершен.  В новый дом перевезли мебель и… кошку. Открыв дверь, впустили в помещение врага мышей. Через некоторое время решились войти сами. В образовавшуюся щель вылетела обезумевшая «хозяйка».
- Ничего себе. Что это с ней?
- Все просто. Домовой ее не пускает. Но я знаю, как с ними …договариваться. Поэтому, вхожу первым.
Через некоторое время стало понятным желание прежних жителей переселиться. В доме действительно что-то было. Один из углов дома пугал внуков своей мрачностью и вылетающими оттуда темными пятнами.
- Дедушка. Что это было? Мимо телевизора пролетело… Оно.
- У вас, мальчики, плохое боковое зрение. А у меня, хорошее. Без этого в авиации нельзя.
- Ну и что? А ты видел, ЭТО?
- ЭТО, была ворона за окном. А тень ее пронеслась мимо экрана. Я видел их одновременно.
 Детей пугать нельзя. Когда над мрачным углом установили икону Казанской Матери Божией, тени исчезли. Еще некоторое время ночные шорохи мешали спать, но вскоре все неожиданно прекратилось. Младшая внучка Ирочка ставила блюдечко с молоком в углу кухни и утверждала, что за ночь «маленький дружок» все выпьет. Детям  надо верить.
- Ты, что действительно веришь в чертовщину? А еще майор.
- Не в чертовщину. А в другое. У моего дедушки в деревне Абраево был большой дом из липы. Зимой, во время отела коровы он никогда не дежурил в хлеву. Как другие, чтобы не заморозить теленка. Он спокойно ложился спать, говоря бабушке, что когда надо «Он», даст знать. В одну из ночей, дома раздавался громкий стук. Дедушка одевался и возвращался уже с теленком. И обязательно благодарил «Его».
- Кого?
- Откуда я знаю. Я никогда не видел, кто это, но…чувствовал. Конфликт всегда крайняя мера. Не зря, даже в мультфильме говорят «давайте жить  дружно».  Вот и мы будем… дружить. Пока шкодить не начнет.
- Кто?
- Энергетическая субстанция. И те, кто уехал из этого дома….пожалеют.
- Почему.
- Так их бросать нельзя. Они, как дети, обидчивые. Мстить будут и семью могут… разбить, или разорить… Бабушка рассказывала.

( Через несколько лет бывшие хозяева дома… развелись.)

         В старом доме осталась собака Динау. Название она получила за «брехливость» по аббревиатуре такого же информационного  агентства новостей Украины. Но охранять брошенное хозяйство не захотела.  Пришлось везде повесить замки и выставить дом на продажу. Вскоре нашелся и покупатель. Еще одной заботой стало меньше. Этой же весной у нового дома заложили сад. Уже третий по счету. Плюсы нового места проявились летом. До пляжа семь минут ходьбы. Минусы тоже. Водопровода не было. Но новый и молодой председатель сельского Совета клятвенно обещал «этот вопрос решить» осенью. И решил. Частично за счет селян. Обычное дело.

         Первым из гостей был руководитель районной организации КПУ Медведев.
- А вы неплохо устроились. Поздравляю с новосельем. Правда, забора нет, но это поправимо. Скоро день Победы. Приглашаю на митинг. Как всегда, с гитарой. И еще один вопрос. Предлагаю компьютер. Цена символическая. Хватит тебе с машинкой мучиться. Я помню, как ты ее с Урала вез. Восемнадцать килограмм. Кошмар. Да и мальчикам пора уже осваивать новые технологии. Вначале игры. Потом все остальное. Решайте.
- Спасибо. Я уже думал об этом. У меня есть «заначка». А вредных привычек нет, тратить не на что. Аж, обидно.  Теперь о митинге. Послушай.

« Среди уходящего века
Есть даты огромной беды.
И вся мировая Победа,
Не стала ценой тишины.


Победу порвали на части.
Союзники в бывшей войне.
Вот так не увидели счастья
Защитники в нашей стране.

Кто после войны, как с работы,
Домой без награды не шли.
И в горе , и в мире, заботы
Ту память стереть не смогли.

И общая наша Победа
Для всех стала, значит, ничья.
Все меньше забот человеку.
Все больше из камня литья.

И власть привыкала к Победе,
К себе примеряя не раз…
Сегодня никто не ответит
Когда она предала Вас.

И как, побежденные, дружно
Командуют миром моим?
Вы их победили оружием,
Они нас, достатком своим.

С годами уходят из строя,
Места оставляя другим.
Все меньше участников боя.
Все больше, приравненных к ним.»

Андрей молчал. Потом осторожно, чтобы не обидеть автора, предположил.
- Пожалуй, последние строчки будут обидными для ветеранов «приравненных». Они ведь тоже очень достойные люди.  Я не говорю о тех, кто сам себя «прировнял».  Ты же о них именно сообщил…Подумай, что можно изменить.
- Моя проблема не в том, что пишу. А в том, чтобы выбрать, какой вариант окончателен. Теперь я вижу ошибку. Частное, подал, как общее. Меняем. Последние строчки будут такими.

«Все меньше участников боя…
Давайте, поклонимся им.»  - Подойдет?

- Вот теперь хорошо. А «власть», я надеюсь, сегодняшняя?
- Это уже на усмотрение слушателя.  Тут я бессилен…
- Согласен. Ждем вас на празднике.

После митинга и празднования на площади, дня Победы, майор запаса с женой сидят в кафе.  Внуки уплетают мороженное. Взрослые кофе с пирожным.
- Не хочешь отметить праздник чем-нибудь покрепче?
Можно, но дома. И без этих, всевидящих глаз. Чтобы не было у них логической цепочки. «После этого, значит, вследствие этого». Не будем повторять прежних ошибок. Давай лучше поговорим вот о чем. Я нашел тетрадь отца. Почти дневник. Думаю попробовать из нее сделать повесть. За одно, потренируюсь в прозе. Но придется еще один раздел литературы изучить.
- Когда ты это успеешь? Дел и так много.
- Когда будет идти дождь. Раньше, давно уже, я в такую погоду, только книжки читал. А теперь буду… писать. Логично?
- Значит осенью. Может быть, Пушкин поэтому осень и любил?
- Конечно. Творчество - самый большой стимул в жизни. Или, почти. Сама знаешь, после чего…
- И еще. Придется применить, скажем так, новый тактический прием. Суть такова. Я пишу рассказ и отдаю в редакцию местной газеты. Там профессиональный журналист исправит кое-что. И я увижу свои недоработки. Так и будем работать. Я им материалы, они мне редактирование. Пока сам не изучу основные правила прозы. То, что они есть, я даже не сомневаюсь. Вопрос в том, чтобы найти их.
- А если не будут печатать?
- Так это проще всего. Надо писать или о начальниках, но тут ниша занята ими самими, или об интересных, для всех, людях. Мне нравится газетный стиль изложения. Он самый лаконичный. Кажется, так Шукшин писал. У него тоже стоит поучиться.

        Сказано - сделано. С этого времени в местной газете стали появляться рассказы майора. О ветеранах. О летчике. О подводнике номер один Маринеску.  Встретив на улице давнюю знакомую, бывшего секретаря райкома КПУ Крикун Галину Федоровну, услышал.
- Товарищ Заки Гарифович. Могу Вам сообщить, что с удовольствием читаю Ваши рассказы.  Удачи Вам, на этом нелегком поприще.
- Спасибо. Когда я решусь на книгу, то объявлю Вас крестной матерью. Вы первая, кто обратила на меня внимание,… в этом амплуа. Но боюсь, что сотрудничество скоро закончится.
- Это почему же? Начало хорошее. Что мешает?
- Перевод текстов на государственный язык. Когда я читаю перевод, то понимаю, что написано не так.
- И как же?
- Откуда я знаю. Самому загадка.  Мне кажется, у русского языка нюансов больше. Возможностей, значит. Поэтому он и сложнее. Но редакция настаивает на своих переводах. Я спорить не буду. Не хотят, значит, не хотят. Евгений Мещяряков, мой бывший сослуживец, не видит в этом ничего плохого. Но у меня «своя корысть». Чтобы, скажем, идти дальше. А Женя работает в редакции, ему деваться некуда.
На этом и расстались. Страна готовилась отметить первый десятилетний юбилей. У всех были свои заботы и не только по этому поводу.

          Будучи в городе, узнал, что все вертолеты отправлены в Киев для подготовки к параду. Власть торопилась продемонстрировать, еще не устаревшую, технику. Для подготовки нашелся и керосин и время. На обратном пути встретил секретаря Медведева.
- Привет Андрей. Давненько не заходил. Ко дню независимости КПУ что-нибудь готовит?
- Мещеряков пропал. Второй день ищем. Яхту его нашли, оверкиль. Перевернутую.
- Можешь не переводить. Вертолет выслали на поиск?
-  Да. Ми-8 прошелся по лиману. Безрезультатно.
- Какой Ми-8?. Нужен спасатель КА-27 ПС. У него аппаратура позволяет искать любой объект по спирали от последнего места. Где яхта?
- Да яхта уже у берега. Ветром прибило. На море шторм, а вертолеты спасательные под Киевом. Их не будет. Что такое человеческая жизнь, по сравнению с этим долбанным юбилеем.  Скорее всего, Женя погиб. Хотя бы тело найти. А у МЧСа денег нет, чтобы катер выслать на поиск. Вот такие дела.

        Через десять дней тело нашли. Похороны вылились в молчаливую демонстрацию отрицания праздника. Но газета не молчала. Разгромная статья сотрудницы газеты во весь лист с названием «У нас в полку умеют только красиво хоронить» отразила всю слабость сегодняшней авиации. Заголовком послужила фраза вдовы. Руководство полка страшно возмутилось, собираясь даже подать в суд на газету.  Но отрицать очевидное трудно. Даже невозможно. Ситуация была понятна бывшему штурману. Больше по зову сердца, чем по чьей-либо просьбе, он начал работать над песней. Через месяц бесполезных трудов понял, что ничего не получается. Текст не «шел». С мелодией еще хуже. Ни молитвы. Ни реквиема. Намек на марш неизвестного происхождения.
Такого никогда не было. Впервые автор столкнулся с непреодолимой стеной невозможности. Черновики безжалостно уничтожались. Даже профессиональный композитор Белоног, не смог помочь.
- Заки. Тут бой непонятный. В моих архивах компьютера есть похожий… немецкий. Откуда он к тебе пришел?
Только после Нового Года стало что-то «вырисовываться». И текст тоже.

        Возрожденный праздник 23 февраля в городе решили отметить в ресторане. И пусть название поменяли, но деньги на мероприятие нашли. Да еще предприниматели помогли. Майор запаса тоже получил приглашение на банкет. В парадной форме и с гитарой он скромно уселся в углу, рядом с выходом. Надо было подготовить пути отхода. Председатель городского Совета Ищенко поздравил собравшихся с праздником и милостиво разрешил «наполнить бокалы». Несколько тостов руководителей района и других организаций грозили перевести мероприятие в грандиозную пьянку. Оркестр, под управлением «вечного»  в культурных мероприятиях  Лашкуна Дмитрия, готовился покрыть праздник децибелами популярной музыки прошлых лет. Майор не стал ждать, когда его пригласят. С гитарой он вышел на импровизированную сцену. В зале наступила относительная тишина. Впервые не сказано ни одного слова перед исполнением. Гитарный бой марша рвался из усилителей.

«Нал Очаковом ветра,
                Не сулящие добра,
                В море.
Черно-белая вода
                Разрушает берега
                В шторме.
У причала корабли
                Заметались на мели,
                Что ли?
Кто смелее, те ушли.
                Парусами замели
                Доли.

Кто-то не выдержал шторма. И отошел навсегда.
Море такое огромное………  Если беда, то беда.

Люди суши обрекли,
                Погибающих вдали,
                Страхом.
Над планетою Земли
                Нет спасателей, зови,
                Прахом.
Отпуск, лето и еще,
                Чье-то дрогнуло плечо.
                Даром
Не летают, не уйдут
                И, конечно, не спасут.
                Кара.

Кто же не выдержал шторма? И отошел, как всегда.
Море такое огромное……….. Если беда, то беда.

Ветры августа ушли.
                Разлетелись, замели,
                Души.
Над Крещатиком прошли.
                Боевые корабли        Суши.
Все вернулись на круги.
                Лишь пожатия руки
                Нету.
Сколько стоит человек?
                Заложили тот ответ
                В смету.

Сколько не вынесли шторма? Сколько ушли навсегда?
Море такое огромное. Слезы для моря - вода.
………………………..Слезы для моря – вода….»

Аплодисменты. Кто-то пытался сообразить, о чем пелось. Кто-то раздумывал, не о нем ли сказано. Но чиновники соображают мгновенно. Иначе бы они не были чиновниками. К микрофону подошел председатель городского Совета Ищенко.
- Товарищи. Сегодня этой песней автор почтил память депутата городского совета от Компартии Евгения Мещерякова. Давайте поблагодарим исполнителя, нашего барда Ибрагимова, и выпьем за упокой души, трагически погибшего, друга.
Все встали. Полстакана водки председатель подал автору. Зал ждал.  В тишине, держась за гриф левой рукой, майор запаса медленно выпил всю дозу. Поставив стакан на ближайший стол, прошел на свое место.  Посмотрев на стол с бутербродами с красной икрой и другими деликатесами, накинул на себя куртку и… вышел из зала.

        В помещении редакции районной газеты «Черноморская Звезда» тоже стоял накрытый стол. Весь коллектив был в сборе. Но застолье еще не начиналось.
- Здравствуйте. Поздравляю с праздником и прошу три минуты внимания. Сегодня я хочу почтить память вашего сотрудника и моего сослуживца.   Работники редакции замерли на своих местах и выслушали всю песню. Редактор простояла в дверях своего кабинета и после аплодисментов подошла к автору.
- Сегодня и Ваш праздник. Оставайтесь. Мы вас приглашаем.
- Спасибо. У вас тоже есть сотрудник, которого будете поздравлять. Это еще один мой сослуживец Шибанов. Кстати и земляк мой. Поздравляю. Давно тебя в парадной  форме не видел. Но я не могу остаться. У меня еще выступление… в школе.
Майор слукавил. Никакого выступления не планировалось. Просто он сосчитал количество приборов и мест. Даже успел подумать, что праздник редакция устроила в честь своего сотрудника и мешать им в этом нехорошо.  Уже на улице он почувствовал, что выпитая водка начала свое действие. В кафе две порции пельменей остановили процесс опьянения. Маршрутный автобус довез до конечной остановки. Дома форма заняла свое постоянное место в шкафу. Чувство исполненного долга сохранилось до вечера.

          Ранняя весна выгнала всех селян в огороды. Каждый год засевается любой клочок земли. Потом разочарованные хозяйки божатся, что больше не будут «кидать на ветер деньги». Но проходит год и все повторяется по-новой. До Пасхи семья успевает управиться с заботами по посадке семян картофеля. Они уже знают, что запасов, даже при хорошем урожае, на зиму не хватит. Но летом, когда основная еда, еще очень дорога, даже маленький урожай поможет. Помимо всего в доме идет перестройка, но не по Горбачеву. Вместо окна во двор прорублена дверь. Туалет «птичий домик» снесен. Два помещения, по признакам пола, из белого кирпича превращены в «центр естественных потребностей». И, самое важное, дом и сад огорожены сеткой -  рабицей. Баня почти готова. Осталось найти бак для горячей воды. Жизнь налаживается. Недалеко от дома, метров семьсот, открыли медпункт. Жене предложили там работу, и она с радостью согласилась. Фельдшерская работа, в соответствии с дипломом, наконец-то получена.
Ни беда, ни удача по одной не ходят. Работа нашлась и майору. Рядом база отдыха Облэнерго. Вначале его соблазнили должностью завхоза. А потом, когда выяснилось, что любовница директора электросетей района более предпочтительна на этом месте, то уговорили «уйти по-хорошему» в сторожа. Офицер запаса согласился, но проработал там недолго.  Когда-то он сам говорил, что служить под началом дураков и подлецов опасно. Работать, тоже оказалось, мало хорошего.

           Гость явился без звонка.
- Заходи Виктор. Гость в дом - радость в дом. Каким ветром? Ирина, накрывай стол. Сам композитор к нам пожаловал. Что у тебя нового?
- Новости есть. Я теперь лауреат «Песни Года» на первом канале. Диск свой тебе привез. Единственная украинская песня в исполнении «Премьер – Министра».
- Поздравляю. Рад за тебя. Еще что?
- Приехал сообщить тебе, что теперь у меня своя студия дома. Можешь приезжать. Поработаем и над твоими текстами. Кстати. Ты можешь мне несколько своих песен… дать. Я иногда в воинских коллективах выступаю…
- Узнаю … «Старика – Шаровика». Ты не меняешься. Подумаем. Над текстами работать не надо. А вот бои можно подработать. У тебя «клавишник» какой?
- Японец. Так, что с песнями?
- Ты проходи. Раздевайся. На пляж сходишь, здесь близко. Сейчас обедать будем. Остальные вопросы потом.

         Вечером, в гостевом домике снова о песнях. Но хозяин делает вид, что не понимает товарища.
- Ты вот скажи мне, можно ли мои мелодии как-то украсить? У вас это, кажется, аранжировкой называется.
- Заки. Это большой труд. Мне своих детей, то есть мелодий, хватает. С ними и вожусь. Ну, вот ты и ответил на свой вопрос. Я своих детей, то есть песен, не раздаю. Так что давай сыграй просто. Мне удовольствие. А тебе… питание и отдых… дня три.
Творческого содружества не получилось. И не только из-за разного уровня. Цели разные.
Тем не менее, по вечерам удавалось  просто пообщаться.
- Послушай песню на мелодию «За что вы Ваньку-то Морозова».

«Ну, что с того, что часть ее не видел?
Ну, что с того, что часть ее пропил?
Бывало, что ее я ненавидел.
Но, все же чаще, я ее любил.

Я помню, как нам было восемнадцать.
И я погоны с нею примерял.
Я должен был, тогда уж, догадаться,
Что этим руки, ноги ей связал.

Потом полеты, служба, нам за тридцать.
И стало как-то все не по нутру.
Она была, порою, тоньше нитки.
И даже, паутинкой на ветру.

И я по паутине этой ползал.
Широты с вертикалями вязал.
А ею заниматься было поздно.
Поэтому и звезд не обещал.

Порою делал то, что не хотела.
Что думал, сдуру, то и говорил.
Она меня за это не терпела.
Я тоже, иногда ее корил.

Теперь у нас другие отношения.
Я думаю все чаще про нее.
А у нее, то нет уж настроения.
То колики. То что-нибудь еще.

Так кто она? Такая недотрога,
С которой, то ругайся, то мирись.
Да это та, с которой я до гроба
Да это же моя родная… жизнь.

Ну что с того, что часть ее не видел?
Ну что с того, что часть ее пропил?
Бывало, что ее я ненавидел.
Но все же чаще я ее любил.»

- А почему ты ее играешь на двух аккордах?
- Художник был такой в Грузии. Нико  Пиросмани. Примитивист. А я в музыке. Мне, хоть один человек, может рассказать, как строить аккорды от мелодий?
- Пожалуйста. Послушай эту же песню, но по-другому. Понял?
- Слышать и понять, для меня разные вещи. В конце позапрошлого века был такой гитарист, Высоцкий, однофамилец нашего барда. Так он вел уроки музыки в богатых домах. Приходил, играл и… уходил. Учить он не умел. Жалко, что умер рано. До трактира не дошел, метров сто… Учителем ты быть не хочешь.   Тогда, попрошу другое. Я через недельку к тебе приеду, и ты мне поможешь подобрать новую гитару. Договорились?

        Новый инструмент прекрасно звучал в руках Белонога и… совершенно не слушался хозяина. Только, спустя некоторое время, тот понял, в чем дело. Композитор подбирал гриф под свои, почти женские, руки.  Он же не работал лопатой, как… селяне.  Вот и надейся, после этого, на профессионала?

         Военного парада руководству армии показалось мало. Надо было на фоне учений показать свою силу. Такая демонстрация закончилась трагедией. Сбит Российский самолет ТУ-154. Приехавший из Киева, знакомый полковник, бывший депутат Верховной Рады, рассуждает.
- Да кто сказал, что ракета наша? Доказательств нет.
Майор пытается спорить с полковником.
- Я плохо знаю зенитно-ракетный комплекс С-200. Но у нас других нет. И,  мне известно,  как учения готовятся. На большом стенде пишут «Решение» для Командующего. Там расписаны все основные действия сил. Делается это и  для проверяющих. Им же ставить оценки. А внизу расписаны меры безопасности. Их, видимо, было недостаточно. Поэтому это «Решение» уничтожено. А пояснительная записка перепечатывается. В любом случае военные никогда не признают свою вину. Но если найдут детали самолета, то на них должны быть следы воздействия стальных шариков. Их там около тридцати тысяч. И самая главная ошибка. Это применение дальнего комплекса по близким целям. И истинных виновников не найдут.  Вина Главнокомандующего и Министра Обороны  будет всячески отрицаться. Никто ничего не сможет сделать,… кроме меня.
- Не понял. Вы-то, Заки Гарифович, что можете сделать?
- Все. Вот возьму и напишу песню об этом.

         Сказано – сделано. На ближайшем собрании организации «Советских офицеров» майор попросил слова.
- Товарищи. Я хочу вам представить свою версию обстановки в стране. Я представил, что мог написать террорист номер один главе нашего государства. И вот что получилось.

«Сегодня в мире беспредела. И необъявленной войне.      
На Украину прилетело…Письмо Бен Ладана  главе.

Привет предел моих мечтаний. Да, ниспошлет Аллах года.
Тебе без совести терзаний, Без оппозиции мараний.
Другими править без греха.

Твоим трудом печаль согрею. Страну разрушил ты легко.
Что даже я так не сумею. Хотя и опытом владею,
Но до тебя мне далеко.

Ты много денег взял у янки. И я, надеюсь, не отдашь.
Проси еще, и вероятно Их не тебе давать обратно,
Ты лучше землю им продашь.

К тому ж она беднеет ныне. Не зря колхозы развалил.
И черноземы Украины ты превращаешь в мир пустыни.
И мне завидовать нет сил.

Тебя особо полюбили. С твоим Министром-свояком
За самолет, который сбили. И как красиво вы юлили.
А вот признались зря потом.

Ты лучше сотен слуг Пророка. Шахидов наших восхитил.
Когда, надеюсь, за два срока. Ты без войны ценой порока
«Мильен» неверных истребил.

Тебя мы другом объявляем. Прошу прими скорей Ислам.
И лишь одно нас огорчает. Заочно мы не обрезаем.
Прошу приехать лично к нам.

В конце письма я добавляю. Перед Аллахом трижды чист.
Я на Коране присягаю. И в интернете объявляю.
Ты самый лучший террорист.

Письмо закончено. Ответ. Напишет лично претендент.»

К неоднозначной оценке своих творений майор уже привык. Старшие товарищи, которых все еще было большинство в организации, снисходительно одобрили текст. Но нашлась учительница – пенсионерка.
- Вы что? Ничего не поняли? То, что вы услышали - это бомба.  Я понимаю, в чем дело. Просто весь текст вы не можете удержать в голове. Память-то уже не та, а молодежь сможет. Предлагаю «скинуться», чтобы автор мог издать свои стихи, хоть где-нибудь.

          Бедная учительница еще не знала, сколько стоит издание книги. Собранных гривен хватило на две бутылки водки к накрытому столу.
-  Спасибо товарищи. Я потратил ваши деньги на сегодняшний праздник. Все-таки Восьмое Марта. Давайте, помимо подарков, поднимем «по сто фронтовых» за наших дам.
Последнее предложение понравилось больше чем песня. Трезвенников в организации нет. А язвенники, по мнению Папанова, тоже пьют. Когда расходились по домам, поинтересовались.
- А когда ответ президента будем слушать?
- Как напишу,…за него, так сразу.

         «Ответ» писался долго. Началась война в Афганистане, новом оплоте терроризма.
Мелодия осталась прежней. Ритм тоже. А в стране шла предвыборная  работа по переводу «старого» президента в «нового». На одном из собраний и прозвучала новая песня. И опять организатором выступления был секретарь райкома КПУ. Майор уже привык, что его тексты воспринимаются только этой организацией. Ну, невозможно писать «в стол», и все.

«Война свершается не скоро. Быстрее пишется ответ.
Пока с землей ровняли горы, Талибов злые кредиторы,
Пришел Бен Ладану ответ.

Господь с тобой, писал неверный. Перечислением заслуг,
Среди чужих, уже не первый. Кто зря мои изводит нервы.
И так же зря отставки ждут.

Моим трудом печаль развею. Да я не делал ничего.
Лишь потому, что не умею. Все это делают злодеи.
Их даже в Раде большинство.

Что много денег взял у янки? Господь свидетель, я не брал.
Я только тратил, на гулянки, на референдум и подлянки.
Так - то мне Ющенко давал.

Ты пишешь, что земля беднеет. Я повторить сто раз могу.
Что те, которые владеют, Имею то, что лишь имеют.
Долги, налоги и нужду.

Когда же сбили мы соседей. И возмутился целый мир.
Никто конкретно не ответил. И я не вижу в том трагедий.
Я президент, а не Шекспир.

К тому ж, не кончились два срока. Я откровенно, доложу.
Что, извиняюсь, но Пророку. Я даром нынче не служу.
У нас в стране- наоборот. Мне даром служит наш народ.

А дальше можно не читать. Там очень личное,… про мать.
Все мать. Все мать и «перемать.»

  После выступления  Медведев поинтересовался.
- А в Киев поедешь? Чтобы там выступить.
- В концертном зале дворца «Украина»?
- Почти. На площади. Перед тысячами людей.
- Почему бы и нет? А в чем проблема?
- Ну, как же? Это тебе не перед сотней, притом  своих, единомышленников.
- Какая разница? У меня таких барьеров нет. Армия приучила  работу свою делать, не обращая внимания на, скажем так, сложности.
- Вот и хорошо. В Киеве готовится акция «Украина - без Кучмы». Я за тобой заеду.

         В поезде выяснилось. Весь вагон из Николаева заполнен не только коммунистами. Представители всех партий выделили своих делегатов. Скромный сухой паек и чай. Никаких «горячительных» напитков.
- Заки. Может быть, потренируешься. Дорога длинная. Да и люди послушают тебя.
 С первыми аккордами в вагоне наступила тишина. Из соседнего купе переместился поближе седой мужчина. Песни шли одна за другой. О войне в Югославии он выслушал стоя. Потом подошел еще ближе.
- Здравствуйте. Извините. Что перебиваю. Я Ромащенко, заместитель председателя Социалистической партии Украины и Председатель комиссии по расследованию воинских преступлений НАТО. Немного о себе расскажите.
Выслушав самую короткую автобиографию, грустно заметил.
- Жаль, что я раньше Вас не знал. Мы бы с этой песней всю Европу объездили. У Вас загранпаспорт есть?
- Пока не надо было. Я дальше России не езжу.
- Я к Вам наведаюсь, попозже. Тогда и обсудим. А пока у меня просьба. Фамилию Ющенко из песни убрать. Там заменить, думаю, для Вас не составит труда.
- Хоть и говорят, что из песни слов не выкинешь. А для чего?
- Акцию проводят все партии. «Наша Украина» тоже. И Ющенко будет на трибуне.
- Но меня же на трибуне не будет.
- А вот это обсудим в Киеве. Когда суд «удаляется на совещание», минут пять надо держать внимание собравшихся.
- Сколько людей планируете собрать?
- Тысяч сто. Европейская площадь для этого в самый раз. Я доложу о предложении
Александру Морозу. Пусть он и решает.

       Холодным и ветреным утром октября людские потоки со станций, автовокзалов и других мест стекались к площади, переименованной в честь Европы. Конечно, ста тысяч не было.  Но тысяч семьдесят, тоже неплохо. Колонна под красными флагами смотрелась бедновато на фоне бело-голубых и просто белых полотнищ. Отдельно расположились черные стяги националистов. Площадь напоминала лоскутное одеяло. И все присутствующие пытались его перетянуть на себя. Ромащенко несколько раз прибегал к коммунистам.
- Ну как? Слова не забыли?  И просьбу мою? Я за Вас поручился, вы слово дали…офицера.
- Да не волнуйтесь. Споем без фамилий. И даже без намеков. Вот только руки мерзнут.  Пальцы будут плохо слушаться. Но у меня есть перчатки. Прорвемся.

           Про отсутствие барьеров майор сказал зря. Оказывается, они есть. Беспокойство, но не паника.   Мысль, что может быть, и не дадут выступать, как спасательный круг иногда всплывала из подсознания. С трибуны клеймили позором президента. Что же объединило их всех? Таких разных. Жажда власти?  Только председатель КПУ говорил о народе. Он конечно даже не надеялся, что рядом стоящие позволят ему приблизиться к пирогу с красивым названием «Украина». В конце, по сценарию, выступала Тимошенко. Она стояла у микрофона и… молчала. Площадь тоже замерла. Потом белые флаги взметнулись вверх и тысячи голосов порвали тишину в клочья.
- Юля, Юля, Юля. Бесновались, словно одержимые, сторонники «Газовой принцессы». Паузу «держать» она действительно умела.

         Вновь появился социалист Ромащенко.
- Заки, извините. Собрание затянулось и перерыва не будет. Иначе часть людей не успеют на поезд. Так, что Вашего выступления мы не увидим.
- Я так и думал. Это уже не впервой. Когда-то Витренко сказала, что после лидера партии никто не может позволить себе говорить. А тут, вон их сколько? Зачехляем гитару. Все.

         Обратная дорога позволила расслабиться. Теперь уже ни кого не удерживали от «согрева». Гитара переходила из рук в руки. Оказалось, что петь и играть умеют многие. Люди стали самими собой. Искренность отношений, независимо от партийной принадлежности, была как забытая роскошь прошлого.  Или, «остаточные явления» прежней дружбы народов.

         Дома встретили вопросом.
- Ну как? Спел, что-нибудь на площади?  Мы все глаз проглядели в телеящик.
- Какое там? Минута внимания стоит очень дорого. У меня таких денег нет. Я, как акын, пел только в дороге. Но впечатлений набрался. Мура все это. Больше не поеду.  И вообще. Лучше заняться полезным трудом. На благо семьи. А «блага страны» уже не будет. Никогда. Слишком много нахлебников, дерущихся за власть.
- Тогда завтра сходим на базу «Факел». У них воду воруют.  Мне, как депутату, надо акт составить. А для этого независимого инженера надо. Сможешь?
- Что аэродинамика, что гидродинамика, все одно. Инженер, он и в Африке инженер. Да если еще и штурман. Так что, разберемся. Я же когда-то говорил, что твоя работа теперь главнее.
       
 На второй день акт составлен. «Левое» подсоединение соседями к магистрали отключено и опечатано. Дальнейшие отношения  пусть выясняют хозяева баз отдыха.  Когда все формальности закончились, майор поинтересовался.
- А у Вас бильярд есть? Прийти можно?
- Стол есть, но он не в строю. Если хотите, отремонтируйте и играйте.
 Порванное сукно удалось зашить зелеными нитками для вышивания. Но игра удовольствия не доставляла. Шары катились вопреки закону Кариолиса, доказавшему, что любой шар можно забить с помощью «крутки». Кии никуда не годились. Обнаженная резина бортов портила настроение от одного взгляда на них. Разочарованный  игрок сидел на скамейке в тени акации и размышлял о цели своего присутствия.
- Привет Заки. Ты что тут делаешь?
Знакомый, по последнему месту службы, стоял рядом.
- Да, вот думаю, чем заняться. А ты, чего?
- Работу ищу. Ну, чтобы ничего не делать, а зарплату получать. Охранником то есть.
- Пошли вместе к директору. Мне тоже пора определяться. Засиделся я дома.
 
         Хозяин базы отдыха, расположенной на берегу Днепро- Бугского лимана был в благодушном настроении. Отдыхающих много. Ежедневная прибыль в евро. Жалоб почти нет. Да и какие могут быть жалобы от лежания на пляже и вечернего «разгуляя» в кафе. «Живая музыка» будет играть до тех пор, пока последний посетитель не поймет достаточности своего присутствия на празднике жизни. В дверь осторожно постучали.
- Здравствуйте. Можно войти?
- Да-да, заходите. Надеюсь не с проверкой? Посторонних здесь нет. Только …родственники.
- Да нет. Мы о работе. Офицеры запаса не требуются?
- Да у меня все штаты заполнены. Но подумать можно. Что умеете делать?
- Летать. Днем и ночью. В простых и сложных условиях. Бомбить, стрелять и поражать ракетами противника не входя в зону поражения…
- Выпиваете?
- Если надо? «Могем». Но на работе можем и не пить. Уволены с правом ношения формы по выслуге лет. Значит, о дисциплине имеем понятие.
- В принципе вы мне подходите, но только осенью. О «понятии» вы хорошо сказали. Когда сезон закончится, базы отдыха, а их у меня три, надо охранять. Если я вас сейчас отпущу, то вы найдете себе другое место. У меня предложение. Месяц поработаете разнорабочими, а потом в охране. Прожиточный минимум гарантирую.
- Когда выходить на работу?
- Сегодня. Считайте, что уже вышли. Тополя начали уже сбрасывать листву. Надо ее собирать и складировать за территорией базы отдыха. Осенью сжечь. Инструмент в подсобке. Инженер покажет, но пить с ним не рекомендую. Я его держу до осени.   Фамилию нового товарища запишу. Одного из вас я уже знаю. Оплата наличными.

        Два офицера вышли на улицу.
- Ну что делать будем?
- Делить территорию. Выбирай половину. Помнишь, как в училище нас гоняли? Вспомним молодость.

         Владелец базы был удивлен. Два человека работали уже несколько часов. Один перегонял листву с места на место, но ветер вредил своим непостоянством. Другой собирал мусор в ведро, экранируя порывы листом фанеры, и тут же уносил за пределы видимости. К вечеру половина территории была вычищена и даже полита.

         На второе утро пришел на работу только один из офицеров запаса.
- А где ваш друг?
- Он нашел другую работу. Охранником. Сутки через трое. Его устроило.
- Тогда давайте пройдем в кабинет. Поговорить надо. Заки Гарифович, какое трудное имя, но фамилию Вашей жены – депутата, запомнил.

         Три стола составляли знаменитую букву «Т».  Почему-то никто не мог придумать, более лучшего расположения мебели. Начальник молчал не долго.
- Я Вам предлагаю другую должность. Администратором. Или моим заместителем. Или начальником в мое отсутствие. Как Вам понравится, так и называйте себя.
- А можно узнать причину такого стремительного роста карьеры?
- Секрета нет. Мне понравилось, как Вы решаете проблемы. Вначале убрать внешнее воздействие, потом убрать раздражитель, то есть мусор. Потом уничтожить следы уборки. В нашем бизнесе это очень важно. Потом еще кое-что.  Так что принимайте базу под свое начало.
- И не подумаю. Где мои веники? Или сегодня другая работа?
- Стоп, стоп, стоп! Это еще почему?
- Очень просто.  Подотчет материальных ценностей не собираюсь принимать. Я не знаю Ваших людей. А вдруг они «не отмечены печатью честности»?
- Вы, товарищ майор, видно  еще не поняли разницу частной собственности с государственной. Но это не вина, а достоинство. Ничего принимать не надо. Достаточно Вашего слова.
- Вы с семьей когда уезжаете?
- К первому сентября. Школа же.
- Ну, вот и хорошо. Пока командуйте сами. А работу себе я сам найду. У Вас стулья сломаны в столовой. Кондиционер без дела стоит на полу. Водонапорная башня протекает. Кстати, ее лучше включать по ночам. Пока поработаю и людей, получше узнаю. Вот тогда и поговорим о заместительстве или как Вам будет угодно называть меня. Других вариантов нет.
- Согласен. Ключи от склада будут у Вас. Там есть все для ремонта. Обед в столовой. А почему башню рекомендуете наполнять ночью?
- Очень просто. У вас своя подстанция и днем работают все плиты столовой. Падение напряжения гарантировано. Наполнение водой будет длиться дольше, значит перерасход энергии. На день автомат можно вообще отключать.

        К вечеру новый сотрудник принес список необходимых материалов для ремонта оборудования. Начальник открыл сейф и достал деньги.
- Поезжайте на нашей машине и купите все сами. Права есть?

        На второй день новый сотрудник принес чеки на товары и сдачу.
- А вот это зря. Я же сказал, что мне важна работа, а не подотчет. Но деньги возьму. Это святое. И еще вопрос. Почему Вы не обедаете в столовой?
- Очень просто. Рабочих вы кормите… остатками.
- Не понял. Это серьезное обвинение. У нас одна из лучших столовых на побережье.
- Все это верно для… отдыхающих. А работникам дают, то что останется.  Кормить одними гарнирами рабочих, как бы помягче сказать,… аморально. Хотите, я Вам расскажу рацион питания рабов в Египте при строительстве пирамид. Уточняю - рабов.  Я не настаиваю на фруктах и других деликатесах, но мясо должно быть в рационе. Поэтому я питаюсь дома.  Рядом живу.
- Хорошо. Работайте. Я подумаю.

        А думать действительно надо. Сегодня они потребуют изменить рацион. Завтра спецодежду. Потом еще что-нибудь. Что же делать? Терять ценного работника жалко. Этот офицер запаса много умеет. К тому же базу скоро оставлять на зиму. И «не отмеченные печатью честности» люди разнесут ее по «досточкам». А может быть оставить все как есть? Пусть ходит домой. А там посмотрим.

        Сезон закончился удачно. Два повара, электрик и новый сотрудник - вот и весь штат. Семья владельца базы уехала в другой областной город. Тут же поступило предложение «обмыть» начало нового «охранного» сезона. Майор запаса заинтересовался.
- А что ребята? Вам дома вообще выпить не дают? Чего ради на работе напиваться? Нам еще надо территорию поделить, График дежурств согласовать. Решить время смены и порядок передачи объектов. Потом распределить обязанности по консервации системы водоснабжения. Отключить энергопитание части зданий. Проверить всю мебель. Вымыть холодильники… .
- Стоп майор. А кто ты такой, чтобы командовать? Ты такой же охранник, как и мы. И если мы решили сегодня выпить, то так и будет. Не нравится, можешь уходить. Идти недалеко,… рядом живешь.
- Хорошо. Действуйте по своему плану,… а я по своему. Всего наилучшего.

         На второй день звонок в оставленной «мобилке».
- Здравствуйте товарищ майор. Как наши дела?
- Никак. И они меня уже не интересуют. Я дома. Базу вашу видно… дыма еще нет.
- Не понял. Уточните, пожалуйста, ситуацию.
- Все очень просто. Вы не выполнили простую вещь. Уезжая, не сообщили своим людям «кто старший на рейде». Я самозванцем быть не хочу.
Видимо жена слышала весь разговор. На другом конце беспроводной связи началась перепалка. «Ты, что? Совсем глупый? Тебе тяжело было приказ отпечатать? Звони всем и сообщай о решении. Потом договаривайся с человеком. Извиниться не забудь. «Хозяин».
- Я Вам перезвоню. Не уходите далеко… со связи.

         На следующий день вновь весь штат на месте.
- Вы в курсе, товарищ майор, что шеф предлагал нам всем по очереди быть начальниками.
- Ну и как? Кто согласился?
- А никто.
- И почему?
- Да потому, что это частная территория и законы здесь не действуют.
- Уже интересно. И что же здесь действует?
- Понятия. Слышали о таком слове?
- Ну что же? А теперь выслушайте мои … понятия. Завтра в сторожке будет доска инструкций. На ней график дежурств. На столе журнал приема и сдачи дежурств. Территорию поделим на равные участки для уборки. Я тоже буду дежурить и выполнять все обязанности. Но еще и контролировать   вас. Только на таких условиях я согласился быть старшим, а значит и ответственным за базу отдыха. Вопросы есть? Вопросов нет.

         Неделя прошла спокойно. При очередном дежурстве старший смены обнаружил пропажу. «Болгарки» стоимостью в две зарплаты не было в шкафу. Когда уезжал отдежуривший смену охранник, то на велосипеде тоже ничего не было. Значит, хищение было ночью с целью «подставы». Да, мир не меняется.  Нехорошие люди везде одинаковы, поэтому не оригинальны. Телефон повара не отвечал. Телефон шефа откликнулся моментально.
- Что-нибудь случилось?
- Вы ясновидец. Украли «Болгарку». Сегодня ночью.
- Кто дежурил?
- Ваш любимый повар.
- Не волнуйтесь. Сейчас он ее привезет обратно. Спасибо… за службу.
Через час очень возмущенный человек привез инструмент.
- Вора из меня сделать хотите. На часик взял инструмент и уже шеф знает. Вы майор, стукач, оказывается.
- Когда  уезжал, то с тобою ничего не было. Значит, инструмент увез ночью. А это тоже неспроста. Еще один такой «финт» и работать не будешь. Повара найти легче,… чем начальника.  В следующий раз записывай в журнале,   если захочешь взять гвоздик, чтобы повесить свой портрет на стене. Отдыхай… пока.

           Еще одна неделя прошла спокойно. Но «Мадридский двор» не спал. Внезапный отказ радиотелефона был необъясним. Бывший специалист по радиоэлектронной борьбе нашел дефект. Высокочастотный кабель был замкнут сломанной иглой. Телефон продолжал работать, а радиотрубка «отдыхала». Для «надежности» дефекта иголок оказалось несколько. Из магазина сообщили, что новый кабель стоит зарплату одного сторожа. Вновь «производственное совещание».
- В связи с тем, что виновника диверсии установить не удается, сам он не признается, начет делаем на всех. На меня тоже, так как не сразу обнаружил искусственный дефект. В этом месяце мы все получим зарплату меньше чем обычно. Спор бесполезен.  Шеф уже утвердил мое решение. Всем сочувствую, кроме завстоловой Марины. Она не полезет на крышу с иглами. Штраф ее не касается.

         Огорчение завершилось грандиозной пьянкой после получки. Вечером беспокойный, «старший на рейде», обнаружил бесчувственное тело электрика рядом с включенной самодельной электроплиткой. Старое суконное одеяло уже  посылало волны предсмертного запаха перед возгоранием. До настоящей беды было минут пять.   С трудом пьяного специалиста удалось привести к стоянию на своих ногах. Плитка выключена. Сторожка проветрена. Электрик уволен.

         Через полчаса жена охранника прибежала «разбираться».
- Что Вы себе позволяете? Мой муж работает с шефом со дня оформления. Вы не имеете права его увольнять.
- Успокойтесь. Лучше помогите мне. Я плохо чувствую запахи.  Вы не подскажете, чем пахнет вот это одеяло? У женщин обоняние лучше.
- А что тут нюхать? Я и так чувствую. Горелым чем то.
- Спасибо. Это одеяло пахнет… смертью.
- Что Вы мне морочите голову. Не из пугливых…. Не на такую напал.
- Это одеяло пахнет смертью… Вашего мужа. Приди я на пять минут позже,  и он бы задохнулся в дыму. Он сам сделал обогреватель из электроплитки и спал на краю постели. Одеяло свесилось и уже собиралось тлеть. Я не смогу его контролировать постоянно. А он не может бросить пить. Но это уже ваши семейные проблемы. Мое решение утвердил шеф. С огорчением. Благодарить меня не надо. Я сам огорчен не меньше.
Усталая женщина ушла, пообещав нам неприятности.

        Внезапная проверка электриков из филиала Облэнерго долго искала нарушения. Но данные лаборатории и своевременная уплата, согласно выделенному лимиту, не позволили им отключить энергоснабжение базы. Разочарованные специалисты уехали ни с чем. «На память» они сфотографировали цифровым аппаратом все пломбы. Еще через день новый электрик приступил к дежурствам.

         К концу зимы обстановка грозила выйти из под контроля. Зав производством со своим мужем поваром отказалась убирать территорию на своих участках. Всю зиму они «тянули время», обещая управиться с заданием весной. Подыскав себе новое место, веселились, оставив территорию в первобытном состоянии. Шеф решил проблему просто. Новая повариха соглашалась на все. Работать сверхурочно. Красить столовую. Она постоянно находила недостатки в организации работ и сообщала о них начальству. В минуты отдыха любила разговоры «про жизнь».
-  Екатерина. Вы наверно живете одна. А мужа, пьяницу, выгнали. А чего его держать, он же ничего не умеет.
- А Вы откуда знаете? Уже «настучали» добрые люди.
 - Да нет. По поведению Вашему. Вы пытаетесь контролировать все. Вы в квартире живете, или в своем доме?
- Да я дом одна строю. Который год уже. А что?
- Тогда все понятно. Вы молодец. Вот и командуйте… дома. А здесь, есть кому, командовать. Я не вмешиваюсь в дела столовой. А Вы не вмешиваетесь в дела остальной базы. Можете позвонить шефу. Заодно и сообщите, что «все пропало, шеф, все пропало».

       Перед открытием нового сезона владелец «осчастливил» всех своим приездом.
- Докладывайте, товарищ полковник, свои проблемы.
- Майор. И проблемы не наши, а Ваши. Чтобы успеть к открытию, необходимо принять на работу еще двух человек.
- Так и возьмите с улицы, любых.
- Любых не надо. Базе нужен сантехник и плотник. Сейчас на всех базах побережья идет подготовка. Если мы упустим время, то никого не найдем для работы в сезоне.  Мимо нас в поисках работы много людей проходит.  Возможен даже выбор.
- Так  ищите и принимайте. Зарплата минимальная. Я не Рокфеллер.

       Открытие состоялось вовремя. Успели. В жару хозяин базы, словно  наблюдатель, сидел в шезлонге на пересечении всех тропинок.
- «Старший на рейде», подойдите, пожалуйста, ко мне.
- Слушаю Вас. Что-то не так?
- Я не могу смотреть на нашего сантехника. Увольте его.
- Чем же он так Вам не нравится?
- Ну, кто так ходит? Он вот- вот упадет. И руки в карманах. … Даже когда мимо меня идет.

- У Вас, или у  отдыхающих, претензии к уборке туалетов есть? К водоснабжению? Исправности всех кранов?
- Нет. А причем здесь претензии?
- Так это работа сантехника. И пусть он хоть, ползает по базе. Лишь бы свою работу делал. Где Вы среди сезона найдете такого специалиста? Кстати, надо ему выдать перчатки и моющие средства. Давайте деньги или купите сами.
- Скажите моей жене, пусть выдаст. Все, я больше не вмешиваюсь. А то Вы и меня …заставите работать.
Наверно он зря это сказал.

        Через три дня начальник «сорвался». Может быть неприятности в семье.  Или в здоровье. Он попытался «воспитывать» сантехника. Тот внимательно выслушал речь и …пошел своей «ненавистной» походкой дальше. Это не понравилось еще больше.
- Куда Вы пошли? Я Вас не отпускал. Я еще … не все сказал.
-  А Вам и не надо ничего говорить. Придет майор с обеда. Он и разберется.
- Кто здесь хозяин? Я или майор?
- Хозяин Вы. А работает майор. Он и разберется… .
 - Вы уволены. Сдайте спецодежду и, …свободны. Без выходного пособия.

           Ночью, наконец, наступила тишина. «Живая музыка»  ушла отдыхать.  Летучие мыши беззвучно носились над пустой танцплощадкой. Даже море уменьшило свой «вечный зов». Долгожданная прохлада проникала в домики сквозь противомоскитные сетки на окнах. Майор тихонько постучал в комнату владельца окрестностями.
- Сейчас выйду. Мы еще не спим. Что-то случилось?
- Халат снимите. Лучше переодеться в спортивный костюм. Удобней будет.
- Вы меня заинтриговали. Я быстро.

           Два человека осторожно двигались в сторону туалетов. В свете дежурных фонарей они скрылись за дверью.
- У нас что? Засада?
- Нет. Я включаю воду в шланге и начинаю уборку. А Вы все смываете водой. И чтобы ни одного намека, что у нас нет сантехника. Не стесняйтесь. Позорной работы не бывает.

           Обеспокоенная долгим отсутствием мужа, женщина нашла его не сразу.
-  Ты что тут делаешь?
Шепот ночью далеко слышен. Шеф тоже не собирался кричать.
- Туалеты… мыл. Я же сантехника уволил. Вот майор и заставил меня работать… Пока не найдем нового работника.
Женщина начала смеяться. Потом смех перешел в истерику. Ей стало плохо, и она свалилась на скамейку. Но остановиться не могла. Муж опрокинул на нее графин с водой и этим уменьшил «обороты» междометий. Наконец появилась возможность говорить.
- Спасибо Вам, товарищ майор. Я никогда в жизни так не хохотала. Жаль, что Вы меня не предупредили заранее. Я бы снимок сделала. Такой пиар-ход пропал.
- Почему пропал. Завтра ночью повторим.
- Ну, уж нет. Вмешался хозяин.- Звоните этому наглецу. Пусть выходит на работу. Пусть хоть… «ползает по базе». Прогул оплачиваю. Пошли в душ,… «веселушка».

        Август на  море время штормов. И государственного праздника. Шеф решил организовать фестиваль. Рекламное агентство получило деньги. Жюри искать не пришлось. Знаменитые «Песняры» каждый год приезжали на базу. Председателем попросили быть Владимира Стоматти. Из областного города приехали вокальные группы.
Шоу- балет и музыкальное оформление «Бум-бум интернейшел» готовили программу. Администратор заперся с гитарой в кабинете.
- А что мы тут делаем? «Репепепетирруем?»
- Да вот, гимн фестиваля написал. Хотите послушать?
- Вы что? И это умеете?
- Когда надо, мы все умеем. Фестиваль, Вы назвали,  «Факел Надежды». Слушайте….

«Все дороги ведут не на Рим, а на море.
А у нас на виду Днепро - Бугский лиман.
На горячем ветру. Тополями укроен
Отдых на берегу. Это наш Иордан.

И для нас не страшны. Ни погода, ни беды.
Отдохнувшей душой побеждается страх.
Мы друг другу нужны, словно «Факел Надежды».
Он у каждого свой, не гасите в сердцах.


Здесь, под сенью креста, освещается берег,
И над морем летит, словно чайка, душа.
И людей доброта возвращается верой.
Кто способен дарить, тот и счастлив, пока.

И ему не страшны, ни погода, ни беды.
Бескорыстной душой побеждается страх.
Мы друг другу нужны, словно «Факел Надежды».
Он у каждого свой. Не гасите в сердцах.

А еще, через год снова встретитесь с морем,
Вам уже не забыть Днепро – Бугский лиман.
Мы, поющий народ. Будем петь, а не спорить.
И прощать, и любить, все, что послано нам.

И тогда не страшны. Ни погода, ни беды.
Лишь поющей душой побеждается страх.
Мы друг другу нужны, словно «Факел Надежды».
Он у каждого свой. Не гасите в сердцах…»

Когда последний аккорд закончил звучание, шеф сорвался с места. Через минуту он вернулся с женой.
- Я тебе ничего не буду говорить. Послушай сама. Пожалуйста «на бис»… .
Два человека задумчиво смотрели на того, который ремонтировал мебель, устанавливал охладители пива, принимал и провожал отдыхающих. Первым заговорил начальник. Им это положено по должности.
-  Кто будет петь?
- Ваша «живая музыка». Им одного дня хватит на репетицию, и выучить слова.
- Согласен. Гимн будет открывать фестиваль,… и закрывать под… фейерверк. И еще. Предлагаю и самому выступить с авторской песней.
-Можно. Но только вне конкурса… как сотрудник базы.
- А зачем Вам конкурс? Гимну и так приз… обеспечен. Согласен. Пойдемте к нашим музыкантам.

         Все это время жена начальника молчала. Майор запаса собрал со стола бумаги, и намеревался кинуть в корзину. Только теперь она подала голос.
- А что в бумагах?
А это первые варианты текста, аккордов. Черновики, одним словом. Сразу же ничего нельзя написать. Я не Есенин. Тем более, не Шекспир.
- Что Вы! Это нельзя выкидывать. Подарите мне.
- Пожалуйста. Могу и копию окончательного варианта предложить. Не жалко.

          Праздник музыки удался. Неистощимый на анекдоты ведущий был в ударе. Вернее под «ударом» градусов. Второй день фестиваля завершался награждением победителей конкурсов песен и танцев. Гран- при получила группа «Живой музыки». Автора гимна тоже вызвали на сцену. Председатель жюри нашел несколько теплых слов автору. Артист всегда похвалит другого, если он не лучше его. Офицеру запаса вручили подарок - Библию. Никто даже не подумал, что атеисту это может и не понравится. Но он с улыбкой принял подарок.
- Спасибо дорогие. Это лучший подарок моей православной семье. Жаль, что вы меня не предупредили заранее, я бы вам тоже подарил.  … Коран, например.
Наступила не очень приличная тишина. Ведущий попытался спасти положение.
- Вы, я смотрю, с гитарой вышли. Петь будете?  И чьи песни предпочитаете?
- Свои конечно. Помните, что говорил Макаревич, об авторской песне? Они поэтому и авторские, что их кроме авторов, никто не поет.
Оценившие юмор, улыбнулись. Но одна из зрительниц расхохоталась, потом смущенно замолчала. Менестрель узнал веселую жену начальника.
- Вы наверно очень много книг прочитали? Смотрите друзья, какой у нас администратор.
- Я книг не читаю, Олег.
- Что же Вы делаете в свободное время?
- Я их… пишу. И давайте на этом остановим обсуждение. Я предлагаю вниманию зала песню, написанную в первый день бомбардировок Ирака американскими войсками. Мелодия, естественно, Рок энд Ролл. Поехали.

«Весь мир как в баре, Кругом бардак.
А Буш в ударе, Крутой дурак.
Хелло, ребята, Наш путь далек
Мы наш порядок несем на Восток.

          На крыльях бомбы и топливный бак.
          Лететь сегодня, бомбить Ирак.
          Мы над Европой прошли как град
          Теперь на Басру и на Багдад.

Они всех учат, как надо жить.
И даже круче, как всех убить.
Дома накроют ковром из бомб.
Арабы взвоют под их апломб.
…………………………..

Чужое небо и Бог чужой.
Грозят Америке бедой.
Но дядя Сэм у них скупой.
За нефть расплатится… войной.

             На крыльях бомба, как «Аз Воздам».
             Там не промажут по городам.
             Война как виски. Кто начал пить,
             Теряя близких, не остановить…
             Теряя близких, не остановить..."

     Первый ряд и жюри молчали. Зато зал принял песню овациями. Дело в том, что отдыхающие были «самими собой». Они действительно независимы от мнения далекого начальства. Аплодисменты долго не стихали. Ради таких моментов артисты, видимо, и живут. Фестиваль закончился уже в темноте. Фейерверк оповестил о закрытии мероприятия. Шеф провожал администрацию и почетных гостей. Все как обычно. Только маленькая деталь настораживала.  К автору гимна никто не обращался. Все прекрасно обходились без него. Посидев немного у ворот базы отдыха, он отправился домой.

      Утром начальник пригласил своего заместителя в кабинет.
- Значит так. Коран я Вам прощаю. Мы действительно не подумали с призом. Но петь песню в присутствии администрации района и области с неодобрением политики наших друзей американцев не совсем разумно. Вы свое личное мнение подали как одно из соображений коллектива. Я уже получил упрек, что не проверил текст. Грамота лауреата не дает Вам право «подставлять» всех нас. Что молчите?
- А говорить нечего. Вот ваши ключи от складов, кабинетов. И прощать меня не надо. Я не просил у Вас прощения и не собираюсь впредь этого делать. Провожать меня тоже  не надо. Я рядом живу. Всего наилучшего.
Бывший администратор, оставив ключи на столе, вышел из кабинета.

         Но выйти за ворота ему не дали. Догнавший администратора, хозяин базы был немногословен.
- Я не извиняюсь. Потому что не делаю этого … никогда. Давайте забудем весь эпизод. Ничего не было. Был фестиваль… и все. Завтра в местной газете будет статья об этом. И там Ваши слова из песни о сути нашей работы. Вы уже … история нашего коллектива. Завтра отдыхайте.

        Приехавший на три дня Виктор Белоног, сообщил.
- Заки. В Николаевском драматическом театре планируется юбилей училища Леваневского и Морской авиации. Будет большой концерт, приезжай. Со своими встретишься.
- А мне, можно будет выступить? Писать «в стол» как-то неинтересно.
- Конечно. Я договорюсь. Там у меня все свои.

       В летней форме одежды майор прибыл в областной город. Распорядители концерта очень удивились вопросу, каким по очереди он выступает. Они и понятия не имели, кто такой Белоног.
- А, собственно, что Вы можете предложить?
- Текст авторский. Об авиационных морских разведчиках. Гитара с собой.
- Прекрасно. Будете открывать второе отделение. Мы, поняли, что Вы один из них.
Молодые девушки соображали быстро. Зал был полон. В соседнем помещении накрывались столы для фуршета.

          Концерт шел под фонограммы. Роскошные букеты скрыли весь рояль на сцене. Усилители работали по мановению волшебных рук аудио-инженера. Пока шло первое отделение, автор пытался «войти в голос». Ничего не получалось. Непонятно. Что за напасть. Только отойдя на приличное расстояние от букетов, он понял, в чем дело. Запах. Хорошо, что рояль на краю сцены. Можно будет уйти в другой конец «поля».

         Перед исполнением песни об ОДРАПе, автор назвал присутствующих разведчиков из России и Украины по именам. Старшие офицеры и генерал вставали, как на перекличке.   Телекамеры зафиксировали каждое слово. Впервые семья видела выступление, «своего деда», с экрана.

          После концерта, товарищ оправдывался.
- Я опоздал немного, но ты сам договорился. И спел неплохо.  На фуршет идем?
- Слушай Виктор. Вот ты композитор, виртуоз гитары. Почему сам-то не выступал?
- Это сложный вопрос. У меня, как бы тебе сказать, нет песен в тему. А у тебя их…избыток. Так, что с фуршетом?
- Я не иду. Ты проходи, там никто не выгонит. Я просто пить не хочу. А знакомые обязательно пристанут. Вот и генерал Храмцов, который со мной обнимался, отмечает полсотни лет выпуска. Пусть гуляют. А я еду к знакомым. Переночую, и завтра в Очаков. Пока, «амиго».

          Лилия Темьяновская очень удивилась.
- Ты откуда? С гитарой, да еще в форме.
- Переночевать пустите. Сам я не местный. Автобусы «не ходють». Поздно.
- О чем вопрос? Мы вам всегда рады. Домой звонить будешь? «Мобилки» теперь у всех.
Вновь они сидят на кухне. Но песни уже не поются. Подруга семьи знает почти все.
- Ты сам-то как? Доволен? В смысле, участием.
- Нет, конечно. Мне кажется, что я никогда не буду, как ты говоришь, доволен. Сложная ситуация. Раньше, после самого трудного полета, было чувство, что сделал все что мог. И от этого  приподнятость над всем остальным. Какая-то особая, не восторженность, а что-то близкое к этому. Странно, что не могу подобрать слова. А вот сегодня этого чувства нет… А сомнения есть. Грустно все это.

         Каждый человек, хоть однажды, бывал на краю жизни. Причин миллионы, а результатов всего два. Понятно, каких. Так, и офицеру запаса пришлось однажды очень близко подойти к двери в другой мир. Начиналось все хорошо. Ранняя весна выгнала на улицу всех селян и работников баз отдыха. Весь небольшой штат занят покраской облупившихся стен столовой, побелкой деревьев и бордюров. Сельский обычай, закончить к Пасхе косметический ремонт повторялся из года в год. Было жарко. Рабочие сняли рубашки, а женщины демонстрировали новые купальники. Начальнику стало неудобно сидеть с бумагами в кабинете, и он  с удовольствием присоединился к остальным. На прохладный ветерок, помнящий еще зиму, не обращали внимания. Легкий кашель вечером не обеспокоил жену. Появившееся усталость при небольшом даже напряжении тоже. Годы должны же как-то сказываться. Но через неделю жена не выдержала.
- Хватит издеваться над собой. И мной тоже. Снимай рубашку. Дыши глубже.
Потом стала собирать вещи.
- Одевайся. Едем в больницу. Там и отметишь день свадьбы. У тебя воспаление легких.
С женами спорить трудно, иногда даже невозможно. А если она еще лучший фельдшер года в районе, тем более.

         Дежурный врач  сомневалась.
- С чего Вы взяли, что воспаление? Я не слышу. У него давление. Пару капельниц быстро поставят на ноги.  И температура небольшая.  Завтра первое мая, заведующей не будет. Справимся.

          В палате больной был один. Давно подмечено, что перед праздниками люди выздоравливают очень быстро. Молоденькая «сестричка» настроила капельницу и ввела в систему лекарство.
- Это от давления.
- Может быть, не надо? Я не гипертоник. Таблетку лучше дайте.
- Все вопросы к врачу. Я только исполнитель.
Приятное тепло успокоило кашель. Действительно, стало легче. Можно спать. Время двенадцать ночи. Вот и день рубиновой свадьбы прошел. Шаги сестрички затихли в коридоре. Закрыв глаза, мгновенно провалился в бездну. Что это с часами? Три часа ночи.  Боясь провалиться вновь, пытался встать.  Открыв глаза, увидел побелку потолка и две лампы, льющие бледный свет. Халат медсестры и далекое лицо.
- Больной. Что с Вами? Я услышала шум и прибежала. А Вы на полу…
- Сердце. Перебои. Работать не хочет.
Медсестра с санитаркой усадили майора на кровать.
- Помогайте нам, дышите глубже. Я сейчас укол сделаю. Дышите, я прошу Вас. Пожалуйста. За врачом уже послали.
- Телефон дайте. Там первая кнопка. Нажмите. Ирина, мне плохо. Я не знаю, что. Теряю сознание. Пока…
Через десять минут жена и обеспокоенный зять рядом.
- Что вы ему ввели? Давление не определяется.
Дежурный врач молчит. Но «пару капельниц» назначает вновь. Становится чуть легче. Давление уже ощущается ударами сердца. Больной только слышит знакомые названия.

         Через два часа первомайский «парад врачей» в палате. Здесь и главврач и заведующая отделением. Они вполголоса переговариваются. Больному становится хуже. На каталке с двумя капельницами, как в кино, везут на рентген.  Сопровождавший всю процессию, высокий мужчина в халате советует.
- Вы давление давно смотрели? Проверьте еще раз.
Заведующая не успевает досмотреть цифры до конца. Она срывает манжету.
- Магнезию. Срочно. Переборщили.
Становится ясно, что врачи своими действиями «гоняют» давление от одного края жизни до другого. Отключаются все системы.  Консилиум уходит. В палате только врач и жена.
- Ирочка. В погоне за давлением, а они и были причиной перебоев, чуть не прозевали главное. У него пневмония. Назначаем сразу два антибиотика. Иначе эту гадость на достать. Сегодня все анализы. Вызываем лабораторию.
Попытка встать не удается.
- Больной. Лежать.
- С кем?
- Ира. Он всегда такой, или сейчас только?
- Всегда, Ольга Сергеевна. Ему все шуточки. А мы тут с ума сходим…
- Да не переживай, уже. Причину нашли, а поведение дежурного врача требует анализа. Разберемся. Давай в аптеку.

         Через несколько дней попытка встать удалась. Но чужое тело не хотело слушаться. Пришлось «ходить лежа». Потом «как все люди». Каждый день больной уходил все дальше и дальше от закрытой двери в другой мир.  Бывший начальник штаба Гордеев сидит на стульчике.
- Ты чего народ пугаешь? Молодой еще,…нас обгонять. Вот тебе витамины. Если нужно что, звони. Я сразу и не поверил, что ты в реанимации. Сегодня узнал. В день Победы. Мне в райкоме сообщили. Тебе от всех привет. Ты, значит, здесь «выступаешь». Как еда в больнице?
- Понятия не имею. Жена кормит. Лекарства тоже все свои. Курорт. Отдыхаю вот. Кстати, о райкоме. Я что-то давно Андрея не видел. Секретаря. Как он?
- Так его в Киев перевели. Растут люди. Он уже член ЦК.  Приезжает часто. Привет передать?
- Обязательно. И еще раз спасибо за компьютер. Мальчишки уже играют, а я книгу третий раз уже переделываю. Не знаю, когда закончу.
- Ты что? Песни забросил. А книга о чем?
- Книга о… вас всех. Об ОДРАПе, о нашем 392ом, в Кипелово. А песни, так для души только.
Бывший начальник сочувственно смотрел на больного, но отговаривать не стал. Не положено. Пусть думает, что напишет все что хочет. Больной же.

         Хозяина базы интересовало все. Как там, у края жизни? Майор не видел ни туннеля, ни ангелов. Видимо, им в тот момент было не до него. Но разочаровывать глубоко верующего человека не хотелось.
- Когда пришел в себя? Только надпись на потолке успел прочитать.
- На потолке плакатов не бывает. Вы что-то путаете.
- Ничего я не путаю. Там большими огненными буквами было написано, «Ты не все сделал для базы «Факел»…
Большие серые глаза сочувствовавшей жены работодателя стали огромными.
- Правда?
Майору стало стыдно. Обманывать нехорошо.
- Простите меня. Я пошутил.
- Нет Гарифович. Вы не пошутили. Вы… проболтались, а теперь хотите нас лишить чуда. Это было Божье провидение. Вам обязательно надо креститься. Вы уже на пути к вере.
- Да знаю я, на каком пути и где остановка … паровоза. И что «надо идти через тесные врата и узкий путь. А широкие врата и многие дороги ведут к погибели». Правильно?
- Откуда Вы это знаете? Это же из Библии.
-  Вы мне ее сами подарили. В ней …  секрет всех религий. Умные мысли поднимают человека, учат, агитируют. Движение – жизнь. Иначе застой и …инквизиция.  Вольтер был прав, сказав «Если бы Бога не было, Его надо было бы выдумать». Каково?
- Мы просто хотим Вам помочь. Выздоравливайте. Вы действительно «не все сделали еще».

          В папке стихов появляются новые строки. Компьютер удобен для правки с любого места.  Решение уходить с работы созрело давно. Но сезон надо завершить. Поэтому «еще одно лето потеряно», по мнению жены. Вот и сейчас она слушает.

«Ну, вот и моя отлетела душа  от тела довольно легко.
И то, что я мог,  иногда не дышать,  даже чуть-чуть помогло.
Слегка удивился, не надо уметь. Душа просочилась, как газ.
Для летчика смерть, возможность взлететь. Но только в последний раз.

Готовиться к встрече с Архангелом стал. И Дантовы вспомнил круги.
Но сторож со мной говорить не желал………………………………….
 Сказав, что я столько кругов «намотал». Что здесь для меня все свои.

Свои и чужие, но нет здесь толпы.  И  даже природа не та.
И что отменяют законы мечты. Заменой на вечность пока.

Я спорить умею, и я нагрубил. И даже хламиды порвал.
Проснувшись, увидел потерянный мир. И на кровати лежал….»

- Стоп. Дальше слушать не желаю. Ты давай не дури. Это что за текст?  Дай слово, что такого больше писать не будешь. Никогда.
-  Пообещать не трудно. А смысл?
- Ты сам говорил, что программа жизни записана, там где-то, в стихах. Не рискуй.
- Да, какие это стихи? Так, наброски.
- Вот и, слава Богу. Договорились…. Я в партию вступила.
-  Да, после Вологодского переливания крови ты стала  очень…самостоятельной. И в какую же организацию?
- Партию Регионов. И вот почему. Пока только они обещают дружбу с Россией. С нашей Родиной.
- Понятно. Обещание женится порой так и остается только обещанием… Посмотрим. Но ты же еще и депутат. Теперь, будешь голосовать …по команде…как собака.
- А я собака и есть. По гороскопу. И тебя пасу. Ты же Овца. По тому же списку.

           Июнь принес новые  заботы. Вначале приятные. На выпускном вечере опекунам внуков вручили грамоту, за хорошее воспитание ученика. Потом вечер в кафе на берегу Южного Буга и гуляние до утра позади беззаботных выпускников.
- Ты рада успехам Вити?
- Будем считать, что это компенсация от судьбы. Дочери такой радости нам не могли предложить.
- Но заботы впереди посложнее. Надо выбирать институт и  как-то попробовать избежать коммерческого курса.
  Сироты имели льготы при поступлении в институт на бюджетное обучение. Пришлось подать в суд иск о признании родителей, которые давно лишены родительских прав, пропавшими без вести.  Решение суда вступило в силу и вот уже все документы собраны. Абитуриенту надо набрать более трехсот баллов. Набрано девятьсот, и внук уже студент. Второй внук перешел в выпускной класс, но о дальнейшей учебе даже думать не хочет.
- Потом, бабушка. Надо школу вначале закончить,… или взорвать.
Желание внука понятно. Абстрактное мышление не для него. Учителя так и не нашли методики обучения человека с образным мышлением.  Просто, он никак не мог представить формулу в картинках. Поэтому и запомнить. А это главный показатель успеваемости ученика. А может быть,…военным будет?

       Первый семестр показал, что будущий историк может учиться без троек. Повышенная стипендия позволила даже создать «фонд выпускника».
- Дедушка. А зачем мне деньги-то копить? Может быть, их на книги тратить?
- Если бы я это услышал лет двадцать назад, то был бы только рад. Но время изменилось. Тебе, после выпуска, понадобится компьютер. Быть учителем без него уже нельзя. Обязательно принтер и  сканер. И пока есть возможность откладывать сбережения, копи. А я согласен быть твоим банкиром.

        Собрание ветеранской организации авиагарнизона  удивляло своей чудовищностью. Майор запаса пришел на заседание с гитарой. Чтобы поздравить коллег с праздником. Пока народ собирался он успел спеть одну из прежних, «военных».
Но о торжествах никто не думал. Организацию создали в начале девяностых годов с целью помощи семьям… в похоронах. Тяжелая ситуация в стране, бешенная инфляция и бедность семей, потерявших все свои вклады в сбербанке. Каждый месяц офицеры и прапорщики «скидывались» по три гривны. Этих денег хватало, чтобы достойно проводить в последний путь усопшего. С некоторых пор количество накопленных денег возросло. Пришлось положить излишки в банки. И вот собрание решало, что с ними делать.
- Давайте собирать по пять гривен. И тогда процентов будет больше.
- Нельзя. Зачем нам прибыль банкам делать?
- Вам что? Денег жалко? Тоже мне, офицеры. По пять…
Но вот, в спор вступил бывший старший штурман. Николай Николаевич – он самый умный. И самый расчетливый, поэтому. Он когда-то даже объем туалета на даче рассчитывал по «средним выделениям».
- Стойте товарищи. Не спорьте. Ситуация создалась по форс-мажорным обстоятельствам. Дело в том, что мы умираем редко, а поток денег идет. Если так будет и дальше, то последним золотые памятники придется ставить…
Кто-то из присутствующих «кандидатов  на тот свет» не выдерживает.
- А вы очередь установите. Как Сыворотка рекомендовал.     Потом соревнование устройте… встречные обязательства…
- Шутки здесь не уместны. Поэтому  излишки предлагаю отдавать на лечение больным.
- Да у нас здоровых уже нет никого. Предлагаю разделить деньги, на оставшихся в живых, поровну.
- Нет. Я все-таки предлагаю увеличить взносы… По пять рублей.
В диспут вмешался самый пожилой ветеран, Воронин Александр Иванович. Наступила тишина. Его просто обязаны слушать. Согласно возрасту. Он имел преимущество.
- Товарищи! Прошу внимания. Давайте прекратим…дурдом. К вам пришел сослуживец поздравить. Праздник же сегодня наш. День защитника отечества. А вас послушать, так эти несчастные деньги важнее жизни.
- А я предлагаю по пять гривен…
- Да подожди ты. Какая разница тебе будет,… когда помрешь. Ничего не меняйте. Пусть все идет –  как идет. Ибрагимов. Вы петь будете?
- Да я уже спел вначале одну. А теперь, нельзя. … На поминках… не поют. И я не состою в этой организации. Всем желаю крепкого здоровья и долгих лет жизни… на горе последним в списке… с золотыми памятниками.
 В перерыве поздравитель ушел «по-английски».

         Дома интересуются.
- Ну как? Встретился со своими? Что пел?
- А, почти  ничего. «Палата номер шесть» Чехова, а не собрание. Они действительно попали в заколдованный круг своей идеи. Как доктор, которого самого заперли в сумасшедший дом. Там он и умер.  Или Марк Твена о путниках в застрявшем в снегу поезде, когда  демократическим голосованием решали,… кого съесть?
Я еще удивлялся в молодости, что как можно такое придумать. А тут сюжет острее. Но идея песни уже есть. А если рассказ написать… не поверят.

       На второй день песня готова.
- Ирина послушай.  И что грустно очень. Прапорщик, который настаивал на пяти гривнах, сегодня…умер. Предчувствовал наверно. А может быть, запрограммировал себя. Вот этой песней я хочу убедить… жить долго. Поехали.

«Время проходит. Со скоростью лет. Кто-то находит. А кто-то и нет.
Цель этой жизни в начале пути. С долею риска ее мы нашли.

Долго по небу учились идти. В возрасте этом, все по пути.
Долго по небу учились идти. В возрасте этом все по пути.

Путь был не близок. Опасен и крут. То небо провисло, то дождь, как салют.
Много по небу потом мы прошли. В возрасте этом все по пути.

Новые цели здоровью во вред. Мы пролетели сквозь тысячу лет.
Если шагами измерить наш путь. Можно веками в итоге «тряхнуть».

Значит, по небу нам долго идти. В возрасте этом все по пути.
Значит, по небу Вам долго идти. В возрасте этом. Вам все по пути…»

- Ну, как? Пойдет для перепрограммирования?
- Сложно сказать. Внешне, все вроде просто. А истинный смысл немного скрыт. Не все догадаются.
- Друзья поймут. А это уже неплохо. Будем жить! И считать, что продолжительность жизни измеряется не годами, а длиной пройденного нами  пути. А у летчиков он … огромен.
- А что там еще нового?
- К юбилею готовятся.
- А ты?
- Я, по всей видимости, не буду.
- А ну подробнее. На тебя это не похоже. Что-то случилось?
- Тебе скажу. Все дело в том, что старшим за организацию юбилея назначен бывший командир полка. Ну, тот еще, который меня увольнял.
- И что из этого. Ты же «всех простил», и продолжаешь со всеми общаться.
- Я-то простил, а он, видимо,… нет. Когда я попросил у организатора минут пятнадцать, чтобы спеть однополчанам о них самих, то мне ответили.
- Ну что ты, Заки? У нас петь будут профессионалы. Для тебя просто нет времени. Я понимаю, что это просто отговорка. Все равно, «обидно, понимаешь». Можно было бы дождаться банкета и обычным порядком… Я уже знаю, что этого делать не желательно. Мы уже это проходили. Поэтому меня на «празднике жизни»  полка не будет.

         После юбилея несколько телефонных звонков.
- Заки. Что случилось? Ты заболел?
- Да нет. Жив - здоров.
- Почему на «встрече» не был?
- Не пустили. Просто мне время не дали, чтобы выступить. А пить и петь на банкете… невозможно.
- А просто так прийти нельзя было? Кстати, времени было вагон. Целый час в клубе зря просидели…
- Не знаю. Может быть, я не прав. Я теперь логику не очень слушаю.

         Судьба все-таки свела майора с командованием части в одну компанию.
Обычный день весны двенадцатого апреля. День космонавтики и день рождения Гордеева. Позвонив своему старшему товарищу, и поздравив его с юбилеем, услышал.
- Так. Слушай меня внимательно. Ты единственный, кто поздравляет меня все эти годы. Поэтому, никаких отговорок. В четырнадцать ноль - ноль жду тебя у себя дома. О подарке не беспокойся, гитару захвати.
Купив приветственный адрес к восьмидесятилетию, на цветном принтере отпечатал копию истории 392 полка. Пришлось изменить только заголовок. Красивым курсивом было указано, что  Гордеев Константин Ефимович награждается дипломом от сослуживцев. И глиняный кувшин для вина дополнил подарок. Без двух минут к назначенному времени был уже у дома товарища. Человек десять, с картиной в руках бывшего командира, стояли у входа и по сигналу часов поднялись к юбиляру. Семья подполковника постаралась на славу. Стол был заставлен угощениями на любой вкус. Наличие минеральной воды обрадовало майора. Взяв в свои руки право разлива, он наполнил все рюмки водкой, а свою посуду, водой. Никто и не обращал внимания на чужие емкости. Главное, за своей уследить. Тосты следовали один за другим. Двенадцать тостов, двенадцать рюмок ушли без задержки. Майор оказался самым молодым, по званию, на этом празднике жизни. Право на тост ему удалось получить в конце пиршества. Вручив диплом и подарок, он спел, вначале, «одраповскую» песню. Там где «на север взлет- корма на юг». Потом песню посвященную жене юбиляра. Тяжело, больная женщина улыбалась. Подполковник, стоя, все выслушал. Слезы катились по изможденным  щекам.
- Спасибо Заки. Дай, я тебя обниму. Я всегда…в тебя верил.
После перерыва гитара перешла в руки следующего гостя. Сразу было видно, что он с ней «на ты». Пара песен закончились аплодисментами. Часа через три праздник завершился. Майор отправился домой, а гости на улице решали, в какой гараж идти. Нравы гарнизона не меняются. Все, как всегда.

        На второй день звонок гостеприимным хозяевам.
- Здравствуйте. Это Ибрагимов звонит. Как там Ефимыч? После вчерашнего.
Голос дочери благожелателен.
- Прекрасно. Он же только вино, да и то по глоточку. Но до Вас, нам конечно, далеко… с минералкой. Да вот он сам трубку требует.
- Заки, спасибо тебе огромное. У меня до сих пор в ушах твоя песня. Мои все в восторге.
- Да я не один пел. Командир вообще, видимо, учился где-то игре не гитаре.
- При чем здесь, скажем так, песни «его молодости». Я слушал только тебя. Спасибо еще раз и… приезжай. По возможности.
- Спасибо Ефимович. Теперь я знаю, почему мне не дали выступить на юбилее полка.

         Новые заботы требовали нового подхода к проблеме.
- Заки. Что делать будем?
- С чем?
- С землей. Помнишь, мне лет десять назад дали два гектара на пай. Спасибо главе района Росинцу А. Ф, он сказал, что медработник тоже имеет право. И что мы имели? По двести килограмм зерна ежегодно. А теперь «хитрованы», из наших,  сельских, требуют ее на долговременную аренду, или продать за символическую плату.
А ты объявление напиши, что продаешь «кусочек Родины». Но в аренду, ни в коем случае. Уже полсела обманули. Арендатор посадит виноградники.  Потом, при возвращении пая потребует заплатить за посадки «бешенную» сумму. Мы не сможем этого сделать. И земля перейдет к ним. Схема известная. Продавай.

          Через день телефонный звонок.
- Мы по объявлению. Где расположена Ваша «земля»?
- На берегу лимана.
- Сколько хотите?
- Полторы автомобиля …новой «девятки».
- Согласен. Давайте адрес. Еду.

          Через две недели хождения по нотариусам и землеустроителями документы готовы. Еще через неделю новая «девятка» во дворе. Придется строить еще один гараж. Пока счастливый обладатель «движимого имущества» копал траншею под фундамент, к нему зачастили строители.
- Хозяин. Что строим?
- Гараж, а что?
- Давай мы его за три дня «выгоним под ключ»…. За две тысячи.
- Спасибо, что цену сказали. Я его буду строить две недели и заработаю эти деньги.

          На базе отдыха хозяин удивлен.
- Гарифович. Чего это Вы, надумали увольняться?  Что-то случилось?
- Причина есть. Правда,  секретная она. Вам, в знак уважения, скажу. Только никому не говорите. Хорошо?
- Клянусь. Так в чем дело?
- Мало платите. Я у Вас зарабатываю неполную тысячу. А дома, строя гараж, я заработаю две «штуки» за две недели.  Что прикажете делать? Разоряться?
- А сколько вы хотите? Говорите, не стесняйтесь. Смелее.
- Ту же  тысячу, но… зеленых. Это, чтобы Вы сами …отказались. Какой я хитрый, а?
- Согласен. Договорились?
- Никак нет. Вот если бы я получал ее раньше, то мне совесть бы не позволила увольняться. А я, к счастью, не получал… их. Поэтому свободен. Вот сезон доработаю. Могу помочь найти «смотрителя». Осенью поговорим.

         В сентябре хозяин базы сам приехал к дому майора.
- Гараж построен. Урожай собран. Пора выходить на работу.
- Да нет Василий Федорович. Я уже работаю.
- Попробую угадать. На Филеву? Или на «Талисман»? Неужели Коржова сманила, хотя, вряд ли. Так на кого?
- На всех одновременно. То есть на читателя. Книгу пишу.
- Так это отлично. Пишите ее на работе… в сторожке.
- Сколько будете платить?
- Полторы «минималки». Охрана-то условная.
- Я Вам сейчас назову имя человека, который согласится. А я за него поручусь. Хотя и говорили древние греки: «Поручись и пострадаешь». И еще одна просьба. Стол бильярдный продайте… по цене дров.
- Я знаю, что Вы его восстановите. Поэтому продавать не буду. Дарю!
- За что мне такая милость?
- За прежние заслуги. Хоть и считают некоторые, что заслуг прежних не бывает. Но у нас свои понятия.
- Спасибо. Можете спокойно зимовать в своем доме. Привет девочкам. Насте особенно. Мне кажется, что она пойдет дальше Вас в бизнесе. Помните ту историю?

        Дочь хозяина базы, Настенька, внимательно следила руками майора. Деньги любят счет. Конец дня и надо подвести итоги.
- Настя. Заработать хочешь? Копеек пятьдесят.
- Я не умею. Не выросла еще. Мне девять лет только. Вы же сами мне кружку с коровкой подарили на день рождения. И еще «умную мысль», что если сто раз сказать «халва», во рту слаще не станет. Правильно? Я запомнила.
- На спор. Кто кого переглядит. Тот и выиграл. Согласна?
Внимательный взгляд уставился на администратора. Минуты три продержалась. Потом мигнула.
- Давайте еще раз. Я обязательно выиграю.
Детей обыгрывать нельзя, и седой «переглядчик» мигнул сознательно.
- Проиграл, проиграл. Папа, он проиграл мне… давай пятьдесят копеек, Гарифыч, ты проиграл.
- Согласен. Мы в расчете. Раз ты, раз я. Ничья.
- Нетушки. Ты проиграл мне сейчас. Давай деньги.
- Ты тоже мне проиграла. И что?
- Я тебе тоже отдам, но… потом. Когда вырасту. Пойду на работу и заработаю свои первые деньги…. Тогда и отдам.
- Ты поняла, как легко можно проиграть. Поэтому никогда не спорь на деньги. Представляешь, как это плохо, много лет помнить, что должна, кому-то. На этот раз я прощаю тебе твой проигрыш. А ты прости мне мой. Ты же благородная девочка.
- Папа, он меня… «разводит на бабки». Что делать?
- Договаривайся, когда можно… договориться. Останешься… при своих. Уже неплохо. А «Гарифычу» скажи спасибо, за урок… бесплатный. А отложенный долг плохая штука,… проценты накопятся.

         На улице дождь, и летняя мечта южан, грязь. Компьютер «глючит». Клавиатура стала «глотать» буквы. Не работа, а мученье. Что удивительно «стрелялки» работают безотказно. Внук, уходя в армию, настроил. Сам написал рапорт, сам решил «понюхать порох» в реальной жизни. Звонок с незнакомого номера.
- Заки Гарифович, Вы почему внука своего не любите?
- А кто это такой заботливый?
- Олег. Ваш бывший подчиненный штурман, а сейчас работник военкомата.
- Привет Олег. Откуда такой вывод?
- Да вот он стоит передо мной. В Армию хочет.
- Молодец. И вот что, дорогой. Я его не посылал к вам, но решение уважаю. И мешать не буду. Просьбу, правда, выскажу. Если можно?
- Говорите. Постараюсь сделать все возможное.
- Отправь его в настоящие войска. Служить, так служить. На флот. В Крым.
- Считайте, что он уже там. Желаю здоровья. Заходите в гости.

            Перемены навалились разом. Старший получил диплом с отличием. Но мест учителя истории в школах района нет.  В городе Очакове подавно. Отдыхающий у себя на даче бывший секретарь райкома КПУ рад встрече.
- Неужели это Виктор? Ты смотри, как вырос. Я ведь видел тебя с дедом на митингах. А ты гитару освоил? Как с институтом?
- Он уже «выпустился», с отличием. А мест нет. Не знаем к кому даже обращаться.
- Сейчас подумаем. Надо же. Как быстро время идет. Он же у вас сирота.  Документы есть? Делаем так. Вы вдвоем едете в Николаев. Там идете к нашему депутату Городского Совета Дзарданову. Он тебя знает. Передаете ему мою просьбу, помочь с трудоустройством. Если возможность будет, то получится. Потом мне перезвоните. А ты как? В смысле, выступаешь?
- Нет, Андрей. После твоего отъезда как-то не получается. Не востребован. Да и работа другая навалилась. Книга. А гитара только иногда. Для души.

          Работа Виктору нашлась в областном городе. Вот и разъехались внуки.

 В большом и полупустом доме вновь слышны аккорды.

«Сколько лет позади, как обрывки надежд.
От, которых тепло, нам бывало зимой.
Все еще впереди, заклинанье невежд.
И того, что ушло, не найти под рукой.

Не ищите его. Не ищите. Там, где юности тянется след.
Оглянитесь вокруг и живите. Счастья в прошлом и в будущем нет.

Счастье - это дворец из песка и воды.
Если строишь его, значит, счастлив сейчас.
А печальный конец у него впереди.
Но об этом нытье. Не для нас. Не для Вас.

Не ищите его. Не ищите. Там, где юности тянется след.
Оглянитесь еще и живите. Счастья в прошлом и в будущем нет.

А у будущих лет, есть лишь свойство одно.
Лишь ценою побед нам дается оно.
Эти строки прочти, и исполни наказ.
И счастливо живи. Бесконечно, единственный раз.

Не ищите его. Не ищите. Там, где юности тянется след.
Оглянитесь вокруг и живите. Счастья в прошлом и в будущем нет.»

Жена прослушала внимательней обычного.
- Хорошая песня. Последняя, видимо.
- Почему? В авиации говорят, крайняя.
- Я о другом. У меня накопления на карточке. Так вот их я тебе дарю. Снимай и покупай ноутбук. Пора тебе книги свои заканчивать. Хватит с «железом» мучиться.
- Спасибо. Вот тут ты угадала в самый раз. Помнишь, Лиля привозила книгу Никитина «Как стать писателем?»
- Я знаю. И что из того?
- Как что? Когда-то твоя спасительница, Лариса из Москвы, говорила, что ничего случайного в нашей жизни нет. Эта книга оказалась в моих руках в самое нужное время. Теперь я знаю, как мне надо  все переделать. Труд большой, но возможный. Как раз осень впереди. Моя любимая пора года. Да и интернет надо подключить. В конце-то концов.

         На этом с песнями  пришлось повременить. Но общение с «одноклассниками», «в контакте» и «майлру», позволило писать экспромты и «поздравлялки». Количество друзей возросло, притом, как говорят уважаемые  евреи, их не надо кормить и поить. Удобно. Огромное поле для тренировки. Даже тема повести «За мостом» появилась в результате общения с земляками из Миньяра, города молодости и «вечной» мечты. Модератор группы «Наш Миньяр» Ирина Пономарева попросила написать о своем районе города. Французы говорят,  желание женщины - это желание Бога. Поэтому  пришлось выполнить просьбу.

        Год «переработки» вылился в четыре повести. Потом, под едиными корочками в одной книге «За горизонтом» на «флешке», повез в издательство. К пятидесятилетию родного полка Авиации Северного Флота успел.  К тому же, наличие интернета с сайтом «Проза. Ру», помогло. Друзья  указали на ошибки. Точнее, жены друзей. Они же читают внимательней. Сам автор не решился бы на издание и трату «кучи» денег. Но, положительные отзывы Колобовой, жены одного из лучших командиров по Северу и Ольги Рябиновой, сестры одноклассницы Сони, убедили.  Получив в «Дизайн- Полиграфе» первые десятки книг, был счастлив по настоящему, как когда-то, при поступлении в училище. А  первый экземпляр подарил жене с надписью «без тебя этой книги бы не было, спасибо». Жалко, что такие моменты редкое явление. И хорошо, что они все-таки, есть. Даже … за чертою прежней мечты. 

Вместо эпилога.    

Двадцать пять книг, каждая весом около полутора килограмма, отставник еле вынес из вагона. Хорошо, что зять провожал до поезда. В Москве носильщики все делали «бегом». Видимо, здесь по-другому не прожить. А в Дубне Иван Шамаев не сразу узнал майора, направляясь к Ирине Виссарионовне. Пришлось его окликнуть. Потом, уже за столом, когда основные темы обсудили, возник вопрос.
- Каков ваш план?
- Я еду один. Ирина только что перенесла тяжелейший приступ стенокардии. До Вологды ночь ехать, потом «день простоять» в Федотово. Потом банкет и обратно поездом. Нагрузка слишком велика для нее. У Ивана колени болят, да и Тамара в таком же состоянии. Я вас оставляю. Моя поездка даже не обсуждается.  Я книгу писал ради нашего полка. Мы договорились еще с Кашиным, что он привезет мне свои картины. Я в интернете просмотрел его творчество и уговорил написать еще три картины. Одну он мне подарил на  мое двадцатипятилетие. Помните, это «Зимняя дорога».  «Весну», «Лето» и «Осень» он обещал написать в этом же стиле. Чтобы у нас была его серия «Времена года России». Нам это очень важно. Родина все-таки. Я вам потом все расскажу. Там многие будут с фотоаппаратами. Фотки через интернет пришлют.

         Юбилей удался. Приехало столько гостей, что, вначале, даже мест в столовой не хватило. Но на улице никто не остался. Парадом командовал Командующий Авиации Военно-морского Флота СССР генерал- полковник Потапов Виктор Павлович. Он прекрасно справился со своими обязанностями, несмотря на приближающееся восьмидесятилетие. Перед окончанием банкета автор этих строк осмелился побеспокоить, когда-то строгого командира.
- Виктор Павлович. Вы меня конечно не знаете. Я хочу подарить Вам свою книгу «За горизонтом». В ней не официальная трактовка событий, а «взгляд изнутри», как сказал Виктор Колобов, на нашу работу. С авторским пожеланием.
- Да знаю я Вас. И Ваши афоризмы тоже. Книгу Калинина редактировал-то я. Спасибо.

         Ну вот. Все дела сделаны. Можно возвращаться. Нет, не все. Музыканты в лице двух исполнителей, сопровождали общение ветеранов песнями прошлых лет. Майор попросил гитару. Он давно не пел на банкетах. Но сегодня другой случай. Две песни, несмотря на травму левой руки, удалось исполнить. Подаренный Колобовыми фотоаппарат  забит кадрами. Картины упакованы. Все. Можно возвращаться …налегке.  Сумка пуста. Новые сюжеты толпятся в голове, не соблюдая никакой очереди. Разберется. Никакая черта не может остановить человека.  Мечта бесконечна.