Отрывок из романа 34

                34
Арифметика для нас началась со счётных палочек. У меня их на первом уроке не было, как и у большинства (очередные перебои в стране) но папа нашёл выход, купил десяток простых карандашей аккуратно распилил их пополам, уложил в коробочку из-под набора мормышек и вручил мне со словами, наверное, не хуже чем у других. И оказался прав, потому что другие выходили из положения,
кто во что горазд, даже со спичками приходили.

А с карандашами в тот год были перебои и может, отец не просто купил, а пришлось доставать, заказывать, тащить с работы или ждать когда «выбросят». Слово выбросили, имело второе значение, в те времена понятное всем и означало - появилось в свободной продаже и слышалось довольно часто в отношении разных товаров. Про крупные и дорогие вещи говорили, купил в очередь, то есть по предварительной записи. Записывали на многие товары и приходилось отмечаться
в определённые дни, а то место в очереди пропадало. Очереди двигались по-разному в зависимости от товара и снабжения региона.
На квартиры и автомобили десятилетиями. Мама по дороге с работы всегда заходила в несколько магазинов и когда что-нибудь покупала и привозила, говорила - вот сегодня наткнулась (нарвалась, напала) в книжном тетрадки «выбросили» так купила Коле про запас.
Вообще про запас покупали многие и в основном самое необходимое или то, что скоро пропадёт. Циклически ходили слухи, что из продажи исчезнет то-то и
то-то, и тогда народ скупал такие товары. У нас дома все советские годы хранились небольшие запасы чего-либо взятого про запас, если пропадёт или на «трудные времена».
И притащить (принести) с работы что-либо не считалось зазорным.
И говорили об этом открыто, не боясь и не стесняясь. Макарыч, ты где такие хорошие ящики взял? Да с работы притащил (привёз целый грузовик), вот разберу и пристройку к сарайке (местное выражение сарайка, а не сарай) приделаю. А у тебя Серёга гвоздей нет восьмидесятки? Сщас нет, а ты у Витьки Татарина спроси, он недавно с работы пол-ящика притащил. Да, ты про нитки на сеть спрашивал, так зайди вечером, моя обещала с работы притащить.

Похожие диалоги я слышал в детстве постоянно, может тогда кампании по борьбе
с несунами не проводились, может, сквозь пальцы власти смотрели (купить то негде) может, народ не так понял про общенародную собственность (всё вокруг колхозное всё вокруг моё) но тащили со своей работы многие. Мама была в этом вопросе щепетильна (и слышать не хочу) а отец её убеждал, что не грех взять там, где всё равно пропадёт, сгниёт или растащат. А мама говорила, пусть другие тащат, а ты не смей. Отец никогда бы не взял чьё-то чужое личное,
а вот общественным нет-нет да пользовался. И мне иногда жаловался - эх сын, если б не твоя мамка я бы на всю жизнь натаскал, ведь столько всего пропадает. При этом не уточнялось, что значит на всю жизнь. Чтобы на всю жизнь чего-либо хватило или всю жизнь на это жить. Я его спрашивал, а он отвечал, подрастёшь - поймёшь. И мне кажется, я понял многое в тот момент, когда в середине семидесятых увидел в Заполярье человека с татуировкой на лбу «Раб КПСС».   

А занятия в школе шли своим чередом, счёт сменился примерами и задачками, букварь - чтением, чистописание - правописанием и только труд и физкультура оставались без изменений. Мастерских в школе не было и мы на уроках труда,
по-моему, два часа в неделю учились тому, чему может научить педагог-женщина. Шить, штопать, вышивать крестиком и гладью, что-то вырезать и клеить из
бумаги и картона, делать новогодние игрушки, поделки из подручных и собранных на природе материалов, подарки на все праздники друг другу и взрослым, делать выкройки и обшивать принесённых кукол, изготавливать реквизит и костюмы на утренники и много чего по мелочи. Причём всему этому и все четыре года учились и девочки и мальчики, предмет был обязательным для всех и выставлялись оценки как текущие так и в четверти. Запомнился самый красивый подарок сделанный своими руками. Это была шкатулка с ножками и крышкой, сделанная целиком из почтовых открыток. Выбирались открытки с красивыми рисунками и желательно одной тематики для одной шкатулки. Открытки оборачивались прозрачной
хрустящей плёнкой (в такую цветы заворачивали) или целлофаном, обмётывались
по всему периметру цветными нитками мулине. Каждая из четырёх целых открыток сшивалась с открыткой обрезанной на одну треть и прошедших такую же процедуру обмётывания, получались четыре дутых стенки шкатулки. Эти четыре стенки сшивались между собой по краям коротких открыток, получался дутый короб.
Потом из чётырёх других целых открыток вырезались лепестки, также
обмётывались и пришивались к коробу. Тем же способом изготавливалась дутая крышка и трапециевидные плоские ножки и плоское дно.
Всё это сшивалось с коробом самой шкатулки.

Я свою шкатулку сделал из открыток с картинами палехских мастеров. Под тонким целлулоидом, чуть желтоватого цвета (достал дядя Лёша в воинской части, читай, притащил с работы). Получилось отлично, под лак, но делал я её дольше всех, кажется, начал после зимних каникул и закончил к 8 марта как подарок маме. Было это во втором или третьем классе. Анна Михайловна меня за эту работу хвалила и в классе и на родительском собрании, а на школьной выставке
подарков шкатулка заняла второе место и меня наградили какой-то книгой, наверное, не очень интересной, иначе бы запомнил название.
Ещё запомнилось, как мы делали указки для класса. Их можно было делать с участием родителей и задание превратилось в соревнование. Я занял второе
место за указку из оргстекла в виде шпаги, а победила указка Люды Квашниной – деревянная, обтянутая кожей гадюки. Я видел эту гадюку ещё живой у неё дома в трёхлитровой банке завязанной марлей. Не помню, где они её взяли и для чего держали, но умертвили её точно из-за кожи. Указкой этой мы не пользовались, говорили, что директор взял её на память, а мою вскоре сломал одноклассник, неудачно ткнув в школьную доску. После шкатулки запомнился коврик, вышитый крестиком на пяльцах на специальной материи, но с моим рисунком. Коврик, а скорей накидка был небольшой, но я кроме рисунка (заяц с морковкой) начал вышивать фон и поля и кроме отведённых уроков труда потратил уйму свободного времени дома. Оценка была давно получена за одного зайца, но я упёрся и продолжал. И это был первый случай, когда я довёл нудную, однообразную работу, пусть и с большими паузами, но до победного конца. С того случая стараюсь брать дела согласуясь со своими возможностями, а если не уверен, то не впрягаюсь. Такая позиция помогла выжить физически в девяностые годы. 
Ещё на уроках труда мы убирали школьный двор и проводили генеральные уборки в классе. 

Физкультура у нас тоже проходила своеобразно, точнее как таковой её не было.
В школе не было ни спортзала, ни спортплощадки. В тёплое время мы выходили погулять, поиграть в чехарду, погонять мяч, если кто-нибудь приносил,
девчонки играли в классики, прыгали на скакалке. Иногда бегали наперегонки по парам метров на пятьдесят, но не на время, а по олимпийской системе на выбывание, чтобы определить лучшего бегуна и всё это в обычной школьной форме.  В холодное время сидели в классе, занимаясь другими предметами, а если это
был последний урок по расписанию, то нас отпускали домой. 
На уроках пения пели редко, и песня была какая-нибудь пионерская, например, про юного барабанщика. Слуховые и голосовые возможности определять было некому, просто разучивали слова и пытались петь вместе, сидя за партами. Ни нотной грамоты, ни знакомства с музыкой или инструментами не было. А чаще всего уроки пения заменялись арифметикой или русским языком.