Глава 23. Мудрость царицы

За день до отъезда Балкис вспомнила и привела на память загадочные слова из древнеиндийского эпоса, полные мистической силы и страшного знания возможного:
«Один-единственный снаряд, в котором собрана скрытая сила Вселенной… Ослепительный столб дыма и пламени, что ярче тысячи солнц… Неведомое  оружие — железная молния, от которой содрогнулась вся земля, гигантский посланник смерти, испепеливший целый народ. Свет сжигал тела так, что нельзя было узнать, чьими они были, волосы и ногти, выживших, выпадали, пища и вода стали отравленными,  людей и слонов бросало прочь, словно они были сухими листьями на ветру».

Описала внешний вид летучих кораблей «Вимана», как огромный шар с алмазными окнами по сторонам, техническое устройство сложнейшего двигателя, где самыми понятными были слова: «…покрытые медью катушки», остальные звучали как магические заклинания: «тяга, графит, кристаллические индикаторы, устойчивые углы».

Царица высказала удивительное и смелое предположение, что когда-нибудь, может быть, через многие века люди снова достигнут великого мастерства. Построят невесомые корабли из легкого и прочного металла, и, в свою очередь, полетят на другие миры, к богам, которые издавна навещают людей, делают им странные и чудесные подарки, от мечей, способных разрезать камень, словно кусок сыра, до волшебного исполинского глаза, позволяющего наблюдать жизнь богов, находящихся так невообразимо далеко, что невозможно представить, — лечат неизлечимо больных, возвращают старикам молодость, с легкостью возводят величественные монументальные строения.

Но существенно вмешиваться в жизнь людей не желают, ибо однажды уже дали волшебное оружие Шивы, с которым люди вышли сражаться со злодеем Ашваттхаманом, истребившим почти всё войско Арджуны и его братьев. Счастья и успокоения мощное оружие богов не принесло, люди с еще большей ожесточенностью начали воевать друг с другом, пока чуть было полностью не истребили себя. Боги поняли, что божественное знание для землян, сродни острому ножу, подаренному ребенку, он обязательно порежется или причинит увечье другому, по недомыслию или скудоумию.

Соломон пораженно воскликнул, он уже думал о подобном несоответствии: человек, из-за врожденного несовершенства и агрессивности, подобно звериной, не способен выдержать испытание великим знанием и властью над многими людьми. Знание умножает скорбь из-за недоступности совершенства, а безмерная власть — дает ощущение безнаказанности в любых безнравственных поступках.

Себя судить никто не станет. Всё, видимо, началось с Адама и Евы, которые вкусили в раю от древа познания добра и зла. Но они не посмели, или не успели отведать от древа жизни, дающего божественные знания достижения вечности и всего, что умеют и делают боги, и, кто знает, возможно, сами бы стали богами, но этому не суждено было случиться.

Соломон добавил, что похожее предание было и у шумеров. Тяжелые клинописные таблички, тайно вывезенные купцами из Ассирии и приобретенные ещё Саулом, повествовали, что с десятой планеты Нибиру, которая каждые 3600 лет приближается к Земле настолько, что можно узреть, равно как и другие звезды, в железных кораблях без парусов, но на огненных мечах, прилетали исполины ананоти, создавшие людей в прежние свои посещения.

 Заметив, как прекрасны и нежны земные дочери, вошли к ним и стали жить как с женами, рожая новых рефаимов. Они заботились о своих детях, об их благополучии, помогали советами и великими делами. Божественные знания и огромные возможности развратили искушенных людей, которые наслаждались всеми благами жизни, не думая о последствиях своей беспечности, за что и были наказаны сокрушительным потопом, вернувшимися богами.

Последствия великого, но не вселенского наводнения до сих пор можно увидеть в Междуречье в виде многометрового слоя ила на огромном равнинном пространстве. За счет плодородного ила собиралось по три урожая в год, богатели царства, разоряя соседние, более слабые.

Быть равным богам тяжелая обязанность. Не всем под силу выдержать груз ответственности за тех, кто ходит под тобой, с надеждой ожидает милостей, спасения от голода и отчаянной бедности. Вот почему, лично он, никогда не сможет быть счастливым.

Счастье — это удел людей с примитивными потребностями, желанием набить брюхо, удовлетворить похоть и унизить зависящих от тебя рабов, или искаженным восприятием действительности, как у блаженного, тронутого умом из-за излишней впечатлительности или от пережитого страха. Нельзя быть счастливым, зная, что вокруг тебя множество несчастных, нищета, голод, люди, страдающие от многочисленных болезней, которые и тебя могут не миновать, как бы ни остерегался.

Остается довольствоваться малым: властью и утешаться наслаждением, которое доставляют манускрипты и красивые женщины. Трех таких рабынь подарила ему Балкис, понимая, что сама  не сможет соответствовать изысканному вкусу Соломона, потому что в Сабе существовали другие критерии привлекательности: неотразимыми красавицами считали полных женщин с обязательными жировыми складками на животе и шее; мужчины должны обладать бочкообразным животом, кривыми ногами с толстыми ступнями.

У каждого народа свои представления о красоте и целесообразности. Одни племена растягивают кольцами шеи в высоту, другие — деревянными кружка;ми — нижнюю губу, щеки протыкают рыбными костями, длинными шипами акаций.
Лица, голову и кожу тела разрисовывают разноцветными красителями до такой степени, что теряется человеческий облик, обнажается звериная сущность. При случайной встрече с таким божьим творением пробирал озноб, хотелось убежать и спрятаться за крепкими стенами.

Нет, конечно, Балкис признавала Соломона привлекательным мужчиной, способным ей понравится, но это шло от его власти над подчиненными народами и его разносторонней, почти детской любознательностью ко всему происходящему, которая умиляла и размягчала сердце восточной тридцатипятилетней властительницы.

Не многие цари опускались до знаний, более уместных ремесленникам, мудрецам, чем повелителю. Зачем властителю низменное знание, как лечить подданных, изготавливать бронзу, плавить железо? Это должны знать и уметь делать слуги.

Ей было достаточно разносимых слугами слухов о страстной любви Соломона к ней, о её неземной красоте и необыкновенном уме. Царица не может быть некрасивой и нежеланной. О её любви мечтают все мужчины. А о любовной страсти израильского царя говорили богатые дары, которые его слуги принесли царице и разместили на верблюдов, когда она собралась в долгий обратный путь.

Соломон упрашивал Балкис остаться еще, хотя бы на месяц, другой, не обо всем успели поговорить, обсудить. Но мудрая царица понимала: затянувшееся пребывание в Иерусалиме и тесное ежедневное долгое общение может обернуться пресыщением Соломона, ему подвержены все мужчины, в отличие от женщин, которым хорошего — никогда не бывает много.

Чем его больше, тем они счастливее, беззаботнее, а мужчины начинают терзаться сомнениями, опасениями, что череда везения может внезапно закончиться, и он ввергнется в пучину страданий. Что вполне возможно. Но не надо преждевременно примерять на себя одежду прокаженного.

 Всю интересную информацию она ему уже выложила, заинтересовала собой, намекнув, что когда-нибудь, в будущем, сможет рассказать еще кое-что любопытное; пусть Соломон потомится в ожидании следующей встречи, если судьбе будет угодно, чтобы она свершилась. Обещала прислать с попутным караваном переведенные древнеиндийские легенды, записанные на чистые свитки папируса, которые он ей подарил взамен привезенных ею манускриптов. Конечно, она ни словом не обмолвилась об истинной цели её поездки в западные земли, которая была тайной, и спонсировалась аравийскими царями, заинтересованными в точной и правдивой информации о набирающем силу еврейском царе.

Там, где не может пройти караван верблюдов, легко и незаметно пробегает горная козочка; где храбрые воины неделями стоят в затруднении и нерешительности, женщина, особенно такая, как Юдифь, проходит и устраняет все препоны.

И Соломон, после отъезда царицы, с нетерпением мальчишки стал ожидать очередной караван от Балкис. Еще ни один мудрец не доставил ему столько удовольствия от умных бесед, как царица Сабская, несмотря на некоторые расхождения во взглядах и небольшой спор, возникший после приведенной ею цитаты из эпоса «Махабхарата»: «Невозможно развязать узел Судьбы. Ничто в мире не зависит от наших поступков».

Соломон не согласился с таким, унижающим человека, выводом. Пусть не каждый мужчина в состоянии вмешаться в свою судьбу, но стремиться к этому надо, иначе жизнь станет бессмысленной, словно у раба, пожизненно приставленного к мельничному жернову.

Так было у коварно ослепленного Самсона после пленения филистимлянами. Но того утешала и грела мысль о грядущей мести. И он всё-таки дождался потери бдительности врагов, которые беспечно забыли о свойстве живых волос — отрастать, а вместе с ними и проявлении божественной силы. Все люди, при желании, могут влиять на свою судьбу.

Всегда есть выбор: преклонить колени и стать пленником, или устремиться в бой, пусть и смертельный. В случае победы ты имеешь рабов, жен и всё, что может принадлежать господину. Ты хозяин положения, творец своей судьбы. Даже один мудрец Хутуб своим гениальным даром изобретателя может повлиять на ход истории еврейского царства.

Царица спокойно возражала, что умение Хутуба занесено богами в Книгу Судеб, как и все деяния Соломона, его рождение, мудрость, встречи с разными людьми, и его неминуемая смерть, то ли от старости, то ли от ножа наемника — пока это никому не известно, — восшествие на престол преемника и его потомков. Всё уже запечатлено на, невидимых простым смертникам, небесных скрижалях. Немногим дана возможность их прочитать или хотя бы догадаться о содержимом.

Таких людей очень мало, но они есть. Иначе, как бы гадатели и прорицатели узнавали судьбу живущих людей? Как бы Саул узнал от Аэндорской колдуньи о своей смерти в предстоящем бою с филистимлянами? Ему отсекли голову и на пике из ясеня злорадно носили по всей земле филистимлянской, а тело вывесили на поругание на крепостной стене города Бет-Шеана в глубине Израиля.

И Соломон не сразу смог найти точные слова, чтобы достойно возразить царице. Хотя зачем словоблудствовать, выдумывать никому ненужные построения — приплетать всемогущих богов, на то и сражение, чтобы в нем сотнями, тысячами гибли воины, а царь такой же человек. Не надо быть колдуньей и прорицательницей, чтобы предсказать вероятную смерть Саулу в грядущей битве. Лишь счастливый случай может оставить живым в ожесточенной сече. А если знаешь о своей гибели, то битва уже предрешена поражением.

Или всё же судьба кем-то распланирована? Его же спас Ахисар при битве с хеттами! В этом непостижимом и удивительном мире всё возможно. Уж если огромные железные и каменные валуны с неба падают, основа основ — земля разверзается под ногами и начинает гореть, дышать ядовитыми испарениями, губящими всё живое, то почему нельзя представить, что не только твоя, но и судьба всех живущих на Земле уже записана богами?

Всезнающие мойры без устали прядут нити, выплетая на ткани замысловатые узоры, записывают, что должно свершиться. Ты только думаешь, будто являешься хозяином положения, можешь идти в любую сторону, и делать всё, что заблагорассудится, но даже эти твои мысли уже предопределены, если не подсказаны. Человек лишь кукла в руках равнодушного кукловода? Жалка участь человека при этом.

Пастофоры и храмовые жрецы кичатся обладанием божественных и скрытных знаний, которые, на самом деле, у многих из них заключались в банальном зазубривании священных манускриптов с заговорами, рецептами лекарств, настоек, мифов, гимнов в честь богов, и легенд различных племен и народов.

Но даже такое преимущество перед неграмотным населением их хорошо кормило, поило и одевало, создавая у некоторых, наиболее отчаянно безрассудных, сладостную иллюзию, что они в состоянии стать наместниками Бога на земле. Мудростью мало кто из них обладал.
 
Любой краснобай мог выдать себя за пророка и мессию — толпа легко верила произносимым словам, потому что повсюду были косноязычные и ущербные умом; и возносила к власти честолюбца, на свою беду, ибо из дурного семени не может быть достойного плода. Из помета гиен не вырастает тигр.

Если Соломон встречал любознательных людей, неудовлетворенных собственными скудными знаниями об окружающем мире, то всячески привечал, старался оставить при дворе, содержал их большие семьи. Но избранных было очень мало.

За время своего правления Соломон нашел только четверых мужей, самоотверженно увлеченных поисками знаний и умеющих применять их в жизни. Сейчас каждый из них жил в собственном каменном доме неподалеку от дворца и держал до пяти учеников, жаждущих приобщиться к мудрости учителя, и ещё столько же приходило с разных концов города.

Забредшие в Иерусалим, жрецы, маги и волхвы, чаще разочаровывали избытком спеси и глупости. Никто из них не мог, даже в малом, соперничать с чудодеем Хутубом, изобретателем многих удивительных вещей и снадобий.

И от Авирона Соломон не ожидал ничего необычного, чародей нужен лишь затем, чтобы сыграть роль приманки, на которую будет пойман неуловимый и пока ещё загадочный убийца. Подобное проделывают с могучими львами, когда над глубокой ямой на тонком помосте привязывают козу, которая от страха всю ночь блеет, тем самым, подманивая оголодавшего зверя.

Соломон подробно обсудил с Ахисаром и его помощниками детали предстоящей встречи, чтобы исключить малейшие недоразумения и, как следствие — своё недовольство слугами, которым не объяснили, что и как делать. Достойный хозяин не будет держать плохих слуг, а хорошие — легко могут стать плохими, если им не растолковать суть происходящего.

Соломон намеренно устраивал торжественный прием во дворце, чтобы придать бОльшую значимость Авирону, как чародею, чтобы ни у кого не возникло сомнения, что маг не заслуживает затраченного на него внимания, и не умеет творить чудеса.

Соломон поощрял слухи об удивительных способностях мага, сам рассказывал невероятные истории, придуманные им же; знал, как добиться желаемого результата: природные способности, интуиция помогали найти нужный подход, интонацию в разговоре, чтобы собеседник полностью раскрылся и доверил сокровенное.

После неспешного и сытного обеда с обилием вина и сикера, охлажденного в глубоких погребах, пестрая и шумно галдящая свита царедворцев, родственников царя, расслабленно потянулась из дворца на северную сторону, к конюшне, где терпеливо ожидали наездников, выведенные из стойла кони и мулы, обреченно отмахиваясь хвостами от неистребимого полчища мух. Люди так же обыденно отгоняли лишь самых бесцеремонных, лезущих в рот, глаза, уши.

Из-за высоких кустов бугенвиллий с алло-лиловой шапкой цветов к царю в ноги бросилась худенькая девчонка и звонко выкрикнула:

— Светлейший царь Соломон, это я, Эстер! Помнишь ли меня? Дозволь поехать с тобой! Я тоже хочу встретить чародея.

— Встань с колен и подними голову, чтобы я смог увидеть твоё лицо. Ах, это ты, дочка Геншеля! Не узнал. Зачем тебе вдруг понадобился чародей? — спросил Соломон, с удивлением взирая на девочку, заметно преобразившуюся после памятного вечера, когда удалось совершить невозможное — поднять с ложа почти усопшую.

На ней было нарядное пестрое платье почти до земли, на прежде босых ногах элегантные сандалии из сафьяна, в расчесанные волосы с пробором посередине вплетены золотые и крученые нити из виссона, разноцветные ленты. Посторонний вполне мог принять её за дочь царя или придворного, с одной существенной лишь разницей — эта держалась более свободно и раскованней, потому что не была затуркана строгими воспитательницами, регламентирующими каждый шаг царской дщери, на которую устремлены сотни взглядов, ибо должна являться примером поведения для менее родовитых особ.

Эстер, спокойно и выжидающе смотрела на царя, явно не ожидая отказа. Она даже взяла его за руку и сделала поглаживающее, ласковое движение, как бы уговаривая смягчиться, не сердиться за проявленную смелость.

— Мы скоро вернемся, и ты увидишь знаменитого Авирона. Если не побоишься с ним встретиться. Его все опасаются. Даже приблизиться боятся. Говорят, он своим немигающим взглядом может любого отправить в шеол, особенно, если человек нечестен или таит злые намерения, — попытался запугать девочку Соломон, делая вид, что и сам побаивается волшебника.

Даже если бы он и согласился, ехать ей было не на чем — всех царских коней и мулов уже разобрали многочисленные родственники, едва не передравшись между собой, и сейчас продолжающих зло переругиваться, призывать к свидетельству языческих богов. Соломон привычно не обращал на них внимания, чтобы не раздражаться по пустякам: увещевание неумных людей, опасающихся только его гнева — глупое занятие.

— Мне бояться нечего. Моя совесть чиста, как родниковая вода, — самонадеянно заявила пигалица, глядя ему в глаза.

— Ты не в чистилище, чтобы оправдываться. Но я рад за тебя. Не все священники могут о себе так заявить. И всё же, зачем тебе понадобился старый чародей? Заняться нечем? Попроси Зару, она покажет свои драгоценности, платья. Среди них есть очень красивые, особенно из китайского шелка. Ты видела рыжих котят, которыми окотилась кошка рабыни Хелы? Они уже должны открыть глаза. Потом расскажешь, какие они. Мне всё некогда на них посмотреть.

— Они не все рыжие. Только один. Но тоже хорошенькие. Такие курносенькие! Прелесть! Хочу Авирона кое о чем попросить, — вдруг потупила взор Эстер, и кокетливо повела перед собой сандалией по земле, присыпанной тонким слоем песка, очерчивая прерывистую дугу, и тут же стерла её подошвой.

Похоже он сам когда-то делал будучи мальчиком: смущенно стоял перед Давидом и не понимал, почему отец столь строго спрашивает за, казалось бы, невинный проступок: всего лишь пририсовал углем усы и бороду на барельефном алебастровом изображении Ашер. Но не выдал Адонию, который и вручил ему кусок угля, показав, как быстро и смешно можно изменять привычные, надоевшие лики богов.

— Проси меня. Выполню любое твое желание, — предложил Соломон, заинтригованный, что еще хочет попросить вчерашняя дочь бедного уличного писца, а ныне получившая всё, о чем только может мечтать любая девчонка царства. Неужели ей чего-то не хватает? И что же это?
— Да. Ты в силах это сделать. Вернее, можешь, но почему-то не хочешь — полюбить меня, как я тебя, — тихо сказала Эстер, подняв на царя взгляд черных, пронизывающих глаз с едва уловимым лукавым прищуром.

— Хотел бы увидеть того человека, который скажет, что не любит тебя, — добродушно рассмеялся Соломон, испытывая к девочке волну приязни. Давно его не умиляли столь непосредственные создания.
— Ты смеешься надо мной, а, между прочим, такие люди есть! Все мальчишки нашей улицы. Да и на других улицах не лучше. Всегда задирают, оскорбляют, дразнятся. Я на них очень обижена. Так бы и растерзала, будь я львицей.

— Не обижайся на них. Это не со зла. Наоборот. Я тоже в детстве часто донимал красивую девочку, которая мне нравилась: отбирал игрушки, которые сам мастерил, а потом ей же и дарил. Мы ссорились, дрались, бегали друг за дружкой, чтобы стукнуть по спине. Оскорбляться нужно, когда никто тебя не замечает, когда равнодушны. Это хуже всего. И как же они тебя дразнят? — заинтересовался Соломон, прикидывая, как бы обозвал эту жердиночку со смазливым личиком, будь он мальчишкой?

— А ты не станешь меня так же дразнить?
— Смотря, что за прозвище. Если понравится, может, и стану. Но не могу представить, какое бы прозвище к тебе больше всего подошло? Принцесса? Кукла? Задавака? Угольная замарашка? Знаешь эту сказку?
— А вот и нет! Ни за что не догадаешься! Сдаешься?! — девочка задорно взглянула на царя и, чуть помедлив, выпалила: — Цапля!

Соломон громко расхохотался над точным прозвищем, вспомнив длинные и худые ноги Эстер на своем широком ложе, на котором обычно возлежали владелицы более соблазнительных и роскошных форм. А эта пигалица случайно туда попала, по недоразумению.

— Точно! Есть в тебе такое, что напоминает цаплю. Но, уверен, больше никто об этой птице не вспомнит. Ты сейчас походишь на первый бутон розы, который скоро распустится на молодом кусту. Так что наберись терпения и жди. Мы не задержимся, туда и обратно. Скоро вернемся во дворец, и я попрошу Авирона поговорить с тобой, но только не о том, о чем ты замыслила. Придет время, и ты станешь отбиваться от желающих полюбить тебя, — и чуть тише добавил: — А уж про меня и говорить нечего.

Он покачал головой, усмехаясь греховным мыслям. Неужели все мужчины только об этом и думают? Гарем переполнен — жены, чуть ли не воюют друг с дружкой за его расположение и ласковое слово, а он всё не может успокоиться, не найдет желанную. Как-то ему довелось выслушать пространные рассуждения мудреца Ефана, пытающегося усовестить и умерить аппетит Соломона на девушек, которые постоянно встречаются ему во дворце. Наконец Ефан показал на майоликовую вазу с румяными яблоками и, предложив ему надгрызть каждое, ответить, какое из них вкуснее? Царь произнес:

«Нет необходимости надкусывать. Все с одного дерева и собраны в одно время. Одинаково вкусны».

Ефан, чуть ли не радостно подпрыгнув, наставительно изрек:

«Так и с твоими девушками, только кажется, что они разные, а суть одна. Так стоит ли пытаться объять необъятное, стремиться, все надкусить? Съев одно яблоко, ты узнаёшь вкус всех остальных».

Соломон тогда расхохотался над простотой и наивной забывчивостью старика. Хотел предложить вспомнить далёкую молодость, когда и мысли не было сравнивать яблоки с девами, был готов отдать не только яблоки, но и все финики собственной пальмы за один поцелуй соседской девчонки. Но промолчал, переведя разговор на другую тему. Бесполезно со слепым обсуждать краски заката или различия способов ловли рыбы в реке Иордан и Галилейском озере.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/11/413