Условный рефлекс

               

              Я твёрдо придерживаюсь того мнения, что если человек действительно хочет спать, то ему не могут помешать такие внешние раздражители, как шум, свет и т. п. Мне кажется, что такие люди либо капризничают, либо выпендриваются, требуя для своей персоны особенных условий комфорта, реально спать не желая. Сон для них не одна из важнейших физиологических потребностей, а способ убить время, сон ради сна, просто потому что наступило время лечь в постель и закрыть глаза, но никак не потому, что он им необходим, чтобы восстановить силы, дать возможность отдохнуть мышцам, мозгу и другим органам человеческого тела. Более того, я смею утверждать, что иногда сильный шум, вернее даже не шум, а грохот способствуют скорейшему отходу ко сну.
     -Почему я так считаю? – спросите Вы. В ответ на такой вопрос приведу пример из собственного опыта.            
      В одной из командировок в Чечню, палатка в которой жили офицеры нашего полка, располагалась в непосредственной близости от позиций артиллерийского дивизиона нашей же дивизии(обычно артиллеристы стоят на некотором удалении  от пехоты), метрах в ста – ста пятидесяти, не больше.
      Так  вот, практически каждую ночь, ровно в ноль часов, пушкари начинали вести обстрел, так называемых, плановых целей, т. е. палили залпами по тем местам в горах, где по данным разведки в лесах могли располагаться боевики и их базы, чтобы нанести неожиданный и неотразимый удар по супостату.
     Нет, стреляли они конечно и днём, но днём  на их пальбу никто особого внимания не обращал, война есть война, у каждого здесь своя работа. Раз стреляют, значит команду на то получили, значит так надо. Начальству сверху виднее. Тем паче что днём в военном лагере и без того достаточно шумно.
     Танкисты свои бронированные чудовища заводят по какой – либо надобности, вертушки низколетящие лопастями атмосферу режут, колонны автотехники в сопровождении БТРов вдоль палаток вытягиваются, всё с рёвом и гулом моторов мощных да под команды и мат командиров, на чьих шеях от напряжения вздуваются жилы и чьи глотки срываются стараясь перекричать бездушную технику.
     Ночью совсем другое дело. Ночью тишина в лагере прерывается только негромкими окликами часовых, называющих  пароль и столь же негромкими  откликом проходящего мимо поста и вдруг… Вдруг предгорная ночная тишина взрывается резким и мощным грохотом пятнадцати – двадцати  122 миллиметровых гаубиц. От грохота, кажется, разверзаются земные недра и, одновременно на горы обрушивается небо. От ударной волны подпрыгивают койки, своды  армейских палаток приподнимаются и опадают, а стены их начинают трепетать, как при порывах сильного ветра.
     Зачастую тот,  кто слышит эти звуки впервые, может с койки от испуга свалиться, или поперхнуться употребляемой в данный момент водкой, или что ещё хуже эту самую водку расплескать из стакана на пол. Страшное дело!
     Обстрел может продолжаться минуту или пять, а может час или два, а то и три. Всё зависит  от количества целей и времени необходимого на выполнение поставленных задач.
     И вот какой парадокс получается: в первую по прибытию ночь грохот тебя пугает, (сердце после залпа ещё с минуту колотится), во вторую - раздражает неожиданностью, а в третью и последующие,   он становится тебе безразличен, ты его вроде и не замечаешь совсем. Мало того, звуки залпов не только не мешают спать, но,  напротив, без них заснуть никак не возможно.
     В  это трудно поверить, но тем не менее это так. Испытано на себе.
     Представьте себе обычную армейскую палатку типа УСБ – 56, размером шесть на девять метров, в которой по обе стороны от прохода стоят кровати солдатские, на которых лежат набегавшиеся за день по морозу, (если дело происходит зимой), или по жаре ( летом), офицеры, от лейтенантов до полковников, собирающиеся предаться в объятия Морфея.
      Большинство из офицеров находятся здесь уже по два – три месяца, им уже осточертело однообразие полевой жизни,  да и друг – другу все тоже порядком надоели. Все байки и анекдоты рассказаны не по разу и не по два, а посему и общение вечернее сводится в основном к междометиям да негромкому мату. Устали все. Казалось бы, тепло, сухо, тихо, что ещё нужно для отдыха?
     Но не спится почему - то мужикам, ворочаются с боку на бок, сетками панцирными скрипят, чертыхаются про себя, на часы наручные посматривая,       - Да когда  уже…
     И вдруг - Залп!!! Ба – а – ба – х! Дрогнули колья свод подпирающие, звякнули стаканы гранёные на столе, пОлы палатки раздались в стороны и обессилено опали, словно палатка вздохнула тяжело..
Спокойствие в душах офицерских разливается. Стреляют – значит всё в поряде, нормально значит всё. Кто – то успевает передать привет чеченским боевикам и их пособникам, и пожелать им спокойной ночи. Дальше сознание отключается в одно мгновение, словно по звучной команде, - «Отбой», и старожилы сразу же засыпают.
      Спят как младенцы в роддоме, ровными рядками уложенные. Кто сопит спокойно, кто похрапывает. Второй и все следующие за ним залпы слышат только те, кто вчера – сегодня в поле прибыли. Слышат, да от нечего делать  залпы считают, порой до тех пор, пока рассвет не забрезжит и стрельба не прекратится.
     Случалось, что по какой – либо причине, стрельбу начинали не в ноль часов, а позже, в ноль тридцать или в час – два ночи.
      О – о – о! Это я Вам скажу беда. Народ нервничает, сон не идёт, начальника артиллерии вместе с начальством и боевиками последними словами народ кроет, а заодно и всех родственников их до пятого колена вспоминают, в основном по матушке.
     А ещё всех вопрос один мучит, - Может случилось что? Может снаряды кончились или порох отсырел? По утру все злые ходят не выспавшиеся, с мордами опухшими и все к начарту: « Почему огонь не открыл во время?»
Начальник артиллерии вяло отмахивается от наседающих на него с вопросами, - Не моя вина, братцы, начальство всё никак с квадратами определиться не могло.
Мы  понимаем и отстаём от старого подполковника. Действительно, в чём его вина, что у нас условный рефлекс на его пальбу выработался?