История одного человека

Однажды, гуляя с приятелем по набережной, мы остановились полюбоваться удивительной работой художника, который при помощи карандаша создавал портрет своей собаки. Нас это безумно заинтересовало, и мы подошли поближе, чтобы узнать, какие ещё картины были написаны этим талантливым человеком.
Он оказался очень приветливым, разговорчивым и с радостью согласился показать нам свои предыдущие работы. О каждой из них художник рассказывал свою маленькую историю, подтолкнувшую его запечатлеть этот образ на бумаге, и одной истории он уделил особенное внимание. Рассматривая на картине небольшую комнатку, освещенную теплым приятным светом, мы приготовились внимательно слушать.
         ***
Случилось это около десяти, а может, даже и пятнадцати лет назад.
Я жил, как ни в чем не бывало, размеренной и самой неприметной, как показалось бы вам, жизнью. Внешне был я тогда худенький, непривычно высокий для своих шестнадцати лет молодой человек. Глаза тёмно-карие, большие, как два блестящих гладко-отшлифованных камня, и узкие тонкие плечи с выступающими костями. А впрочем, дорисуйте мой портрет в своём воображении сами…
Жизнь моя (как я сказал) «неприметная», однако не была такой, о каких вы знаете или привыкли слышать от других. Иначе бы просто я не собрался рассказать вам эту историю.

Насколько я хорошо знаю своё прошлое, у меня никогда не было матери, и всё детство и юношество я был лишь в окружении отца. Ни друзей, ни даже близких знакомых я не имел, так как отец считал, что они могут дурно на меня повлиять. Как-никак, я всё-таки не думаю, что на человека лучше влияет одиночество, чем окружение близких людей. По-моему, всё наоборот: лишь в обществе мы учимся жить, понимать и уважать друг друга. Да и не только… Однако я сейчас не об этом.
Отец мой… да, именно отец, не папа (никогда, наверное, не смог бы назвать его просто папой), был довольно разносторонним человеком и с каждым вел себя по-разному, точно хамелеон. Он умел вовремя перевоплотиться из лютого недовольного зверя в льстивого и немного странного, податливого мужчину, затевающего что-то в своих глубоких, далеких от понимания мыслях. Отец имел к тому же невероятно стойкий и трудный по-своему  характер, внушающий в большей мере страх всем окружающим. Один, к примеру, внешний вид его говорил: «Если что нужно, говори быстрее; если нет, тогда зачем ты тут переминаешься с ноги на ногу, теряя время?».
Но я за все эти годы привык ко всему, что можно было ожидать от отца, и почти ничему уже не удивлялся. Я знал, что с пяти часов вечера до сна его лучше не тревожить, знал, что, сколько бы он меня ни наказывал, ни ругал, он забывал об этом уже почти к концу дня и не мог сердиться долго. Отец, несмотря на то, что ему шел уже шестой десяток, был иногда точно маленький ребенок. К примеру, можно взять один день, когда к нам пришли какие-то важные персоны, а отец в то утро сладко и тихо дремал у себя в комнате и, вместо того чтобы выйти к гостям, сослался на своё нездоровье и даже рассердился, когда спросили, давно ли он болен.
Мне порою казалось, что весь этот театр уважения, почитания и обожествления, разворачивающийся перед ним порою, был только из-за имущества, которым он владел и ради которого, кажется, жил. Большое, громадное имение, словно дворец, было семейным наследием и настоящей гордостью, которую, безусловно, стоило беречь и ценить. Некоторые комнаты нашего дома мы сдавали в аренду многим приезжим, даже целым семьям, и отец получал с этого немалый доход. По правде говоря, я всех этих людей почти никогда не видел, только слышал, но, думаю, их было довольно много, что, безусловно, выгодно.

Что касается меня, то каждый день проходил в точности так же, как прошлый, а прошлый день, как позапрошлый. Ничего, в сущности, не менялось, и мне казалось, что жизнь моя, как сон, пролетала с невероятной скоростью, не оставляя за собой никаких значимых отпечатков для будущего. Всё было, действительно, словно самое правдивое,  запомнившееся раз и навсегда дежавю.
Случалось всё-таки, что иногда по вечерам к нам приезжали гости, которых я мог разглядеть украдкой: высокие статные молодые мужчины, красивые ухоженные женщины с перьями на шляпках и атласными перчатками, неизвестные кряхтящие старики, тучные пожилые дамы. Однажды даже к нам забегал и какой-то паренёк, с виду мой ровесник, и просил отсрочки срока выплаты за снимаемую комнату. Я так, знаете, хотел с ним познакомиться тогда, подружиться, но как было жаль, как всё-таки обидно, что я не имел никакого представления о том, как это делается, и возможно ли вот так просто влиться в чей-то круг общения! Пару раз я пытался незаметно спуститься с лестницы, хотя бы пожать ему руку, и казалось, что вот-вот, и мы встретимся с ним лицом к лицу, откуда ни возьмись, появлялся отец и низким своим, почему-то иногда мурлыкающим голосом, высказывал своё мнение на этот счет.
Но могло ли это препятствие хоть как-то повлиять на меня и изменить течение жизни? Касалось ли оно хоть каким-нибудь самым незначительным краем всего того, чего я ждал и во что верил? - Нет! Совсем нет! И все эти мелочи было бы бессмысленно помнить и запоминать. А я вот всё, как назло, а хотя, может, даже и к лучшему, неосознанно оставлял в памяти.
Вы думаете, я не хотел кинуть вызов отцу, рассказать обо всём, что собралось, накипело во мне за это время? То есть, не хотел ли я, правильнее сказать,  признаться в том, что не могу оставаться вечно равнодушным к проходящим моментам моей жизни? Не пытался ли я взять себя в руки и поговорить с ним, в конце концов? – Пытался! Но почти ни единого слова я произнести так и не смог. Пытался в своем сознании. Никак не вслух.
Я всегда шёл уверенно к отцу с мыслью о том, что сейчас всё должно решиться и меня захотят выслушать и понять. Но как только я встречался с ним лично, один на один, я напрочь терял дар речи и только мычал непонятные даже себе слова. Не знаю, что со мной происходило, и не понимаю, почему мне так мешало что-то при всех этих действительно усердных попытках.
Я ведь всегда считал себя достаточно сильным, готовым и способным на сопротивление или протест, но это постоянное усмирение во мне подобных мыслей и ощущений со стороны всего окружающего мира подавляло с неимоверной мощью. И дело было не в отце. Не мог же я всегда винить его одного: это неправильно! Как-никак я ведь любил его, и в каждом слове и взгляде отца старался найти взаимное чувство ко мне. И находил! Легкие такие, трепетные оттенки… Отец как будто бы стеснялся своих чувств и пытался скрыть их от меня. Но зачем, я не понимал, и ещё с большим вниманием присматривался и прислушивался к манере речи и его поведению. Что-то в этом всё-таки было, с этим не поспорить!
Иногда, что мне очень запомнилось, с каждой новой своей попыткой заговорить, я замечал в лице отца улыбку, значение которой угадать не мог. Смеялся ли он надо мной в эту минуту? Или отцу просто нравилось, что я к нему обращаюсь? Мне было неизвестно, и от всей этой окружающей неизвестности я ещё скорее, чем прежде терял дар речи. Я вовсе не имел над собой контроля: всё происходило спонтанно, что ли.

Бывало трудное время, когда я полностью уходил в себя. Это время, как правило, было самим долгим и важным для решения внутренних переживаний. Исследуя каждый уголок своей души, я находил множество тёмных и страшных мест, о которых всегда боялся думать. Будто бы жуткий зверь ходил у меня в голове, устрашая своей справедливостью о внешнем, настоящем мире. И я боролся с ним, боролся с неправдой, боролся с каждым и любым намеком на свою отчужденность. Однако сил моих было недостаточно: я никак не мог отречься от всех подобных размышлений, оставив их совсем нетронутыми. Что-то с невероятной силой терзало меня изнутри, и это что-то постоянно требовало действий и  новых ощущений. Поэтому, придя, наконец, к некому выводу после долгих и мучительных дум, я безумно желал и мечтал поделиться им с кем-нибудь. Вследствие этого и наступали в моей жизни такие минуты, когда я прямо и ясно осознавал, насколько сильно не хватало мне того существа, кому возможно было бы отдать частичку своей души.
Часто случалось мне чувствовать себя настолько одиноким и покинутым, что главным страхом в мои 16 лет стало продолжение моей тогдашней  участи. Нет, то есть жизни, я бы сказал. Просто жизни. Я же всё-таки жил, что бы ни случалось!
Бывали и такие моменты (не буду их скрывать), когда мне казалось, что я определённо начинаю сходить с ума. От безумного желания общения я придумывал себе друзей, словно маленький ребёнок, оживлял свои рисунки, медные статуэтки.
Особенно мне нравилось разговаривать с крохотной фигуркой бронзового пса. В моём великом безграничном воображении она, сидя у меня на руке, моргала своими грустными бронзовыми глазками, виляла потёршимся  и чуть отколотым снизу хвостом и, случалось, даже тихонько скулила. Я сходил с ума именно потому, что верил всему происходящему, жил в своем выдуманном загадочном мире, и жажда выйти оттуда и увидеть всё это в реальности душила меня изо всех сил. Как я уже сказал, желал-то я совсем малого, и в мои годы над этим мог бы посмеяться любой человек.
- «Неужели отец совсем не выпускал Вас из дома?» - удивились мы.
В ответ наш рассказчик только улыбнулся и попросил слушать дальше.

Конечно, я, как и вы, задавался этим же вопросом, и поэтому, переступив на своём пути через все преграды, я всё-таки как–то раз решился выбраться из своей тюрьмы! Для кого-то дом – это крепость, или по крайне мере что-то похожее. Для меня же, к сожалению, на тот момент он казался именно тюрьмой.
Увидев снова того мальчишку, забежавшего к нам как и тогда с просьбою, я понял для себя, что не могу быть вечно по ту сторону реальности. И в тот момент, когда у отца был очередной прием гостей, я вышел из дома, от сильного волнения без денег и босиком. Бояться мне, однако, было нечего: кто вдруг начал бы меня искать…
Я шел по улице, по темной, шершавой дороге, спотыкаясь обо что-то странное и непонятное. Я был настолько потрясен тем, что происходило со мною в ту минуту, что забыл обо всем на свете, и ноги привели меня неизвестно куда. Очутившись посреди одинокого сквера, страшных домов и закоулков, я ощутил неимоверную жажду найти то самое живое существо, которое бы стояло сейчас вот так же, как и я, чувствовало бы то же самое. Мне нужен был тот, кто смог бы в данный момент посмотреть на меня и сказать своим тихим, молчаливым взглядом, что я не одинок, что есть в мире ещё такие люди, как я, и что надежда-то! надежда!.. что она никогда не умирает!
Я долго тогда ещё ходил по городу, внутренне взывая о помощи, и под конец своего «великого путешествия» случайным образом, даже скорее чудом, нашел такое существо. И не поверите, это был пёс! Совсем не тот бронзовый холодный пёс, что помещался у меня на руке, а самый настоящий, самый что ни на есть живой, теплый, пушистый! Может, всё это и глупо, знаю, но что, вы подумайте, сделал бы любой человек, находясь на моём месте в той удушающей, страшной тюрьме?
Мне, словно ребёнку, казалась тогда любая приятная случайность неким предзнаменованием, знаком, и именно с появлением маленького друга для меня открылась та дверь, которую я обходил многие годы и которой боялся и не имел возможности открыть. Дверь эта вела в новый мир, в новую неизведанную жизнь. Передо мной стало появляться всё то, что мог бы дать мне близкий человек или тот самый настоящий друг, о котором я мечтал на протяжении столь долгого и тягостного времени. Мой новый маленький друг, (маленький, потому что он был ещё щенком в то время), стал для меня опорой и самой сладкой надеждой на избавление от былых кошмаров.
Отыскав дорогу назад, я незаметно пробрался в свою комнату, окно в которой специально оставил открытым, и попросил своего нового пушистого друга подождать меня там. Для вида и собственного облегчения я показался на глаза отцу под предлогом узнать что-то о прошедшем приёме гостей. Испытав на себе безмерное количество этих серьезных, но в то же время и испытующе-непонятных взглядов, я ушел обратно к себе в комнату. Хотя нет, я даже убежал по правде. Я просто не мог поверить в действительность своего маленького сокровища, счастья, ведь такое несчитанное время я к нему стремился!
«А вдруг это всего лишь жалкий и обманчивый сон?» - подумал я вдруг. Но эта мысль была со мной недолго, и минуту спустя мой маленький друг уже лежал у меня но коленях, щекотя усами моё лицо и руки.
Подкармливая щенка косточками из супа и разными другими вкусностями, которые мне удавалось приберечь, прогуливаясь с ним так же тихо и незаметно от всех, как в тот вечер, мы спокойно проживали жизнь вместе.

Вы, наверное, могли уже догадаться, что счастье, пусть оно даже в самых мелких на первый взгляд мелочах, никогда не будет течь одномерно и постоянно. Отец мой, конечно же, как ни трудись, заметил что-то подозрительное в моем внезапном оживлении, а вскоре и узнал его причину. Мой друг оказался за дверью, и в тот же вечер, немедля, я решил уйти из дома и сам. Надежда от меня, а я за моей дорогой надеждой вслед! Я был уверен: где бы она ни была, она, безусловно, ждёт меня, зовет с собой…
Случилось так, что, спускаясь с вещами по лестнице и уже почти дойдя до входной двери, я встретил на пути отца. Он, словно преграда, встал на моём пути, однако я ни за что! уже ни за что бы на свете не отрекся от своей мечты! Проходя мимо, я на редкость долго посмотрел ему в глаза, и мне снова показался в них тот трепетный живой блеск, огонёк, проглядывающий в былые минуты разговора. Отец не остановил меня, не стал допрашивать, а только хлопнул по плечу (чего никогда бы я не мог от него ожидать), и с некой гордостью и даже сопереживанием ответил на мой пристальный взгляд. Вот оно! Вот то самое «что-то»!
Это была наша последняя встреча.

         ***
С того времени прошли долгие-долгие годы. Я заметно вырос, окреп, со многими, как мне и мечталось, смог найти общий язык и ни на шаг не отпускал от себя своего верного друга, как и он не отпускал меня. Другими друзьями я не обзавёлся, а разные знакомые просто забылись со временем. Так ведь и должно быть, не правда ли?
Приютился я вот здесь, в этом доме. Видите небольшое тёмное окошечко внизу? Я здесь живу. Очень хорошее, уютное и тихое место, особенно казавшееся раем после моих долгих скитаний по провинциям.
Ах, вот ещё, дорогие мои слушатели, я кое-что вспомнил. Помните, я рассказывал, как оживлял старые рисунки и разговаривал с ними? Так вот спустя некоторое время после моего побега, я нашел один из таких рисунков у себя в кармане. Сквозь клочья травы и пятна грязи я сумел разглядеть в нём сам объект изображения. Это был мой Маленький друг (это имя так и осталось за ним)! Но как я нарисовал точную копию пса, не зная о нём и не встречая раньше наяву, для меня было загадкой. Получился как бы рисунок моего будущего, если так можно выразиться…
После моей удивительной находки я решил серьезно начать рисовать и настолько усердно трудился писать картины, что как-то раз меня даже попросили написать портрет.
«А может, я действительно не так уж и никчёмен?» - решил я тогда для себя с искренней надеждой.
И так дело переросло из хобби в любимую работу, дающую, самое что ни на есть, великое удовольствие и наслаждение. Я и вам с радостью напишу что-нибудь, если вы позволите.

До некоторого времени я жил, ни о чём не думая, ни о чём не беспокоясь, но память понемногу начала выстраивать передо мной определенные картины и моменты из прошлого. Я вспомнил отца.
По телу пробежала чуть заметная дрожь, означающая что-то решительное, но в то же время пугающее. Два противоречивых чувства встретились во мне, и я не знал, какому из них отдать предпочтение. Нельзя было не посетить отца тем обновлённым человеком, каким я стал в социально-материальном плане, и было бы безумно стыдно и совестно отвернуться от своего прошлого, подавив в себе прежнее чувство привязанности. Но смогу ли я снова взглянуть в те загадочные и не разгаданные мною до сих пор глаза отца?..
Я решился ехать во что бы то ни стало. Заросшей и знакомой дорогой мы отправились с другом к своему старому дому. Мы шли неторопливо, стараясь оттянуть приближающуюся минуту встречи после столь долгого расставания, чтобы обдумать всё как следует.
Постучав в новую, побеленную свежей краской деревянную дверь дома, я застыл в ожидании. Сердце бешено колотилось. Через некоторое время дверь распахнулась, и на пороге показалась  милая молодая девушка, по-видимому, гувернантка этого дома. Мне показалось, что я где-то мог уже её видеть.
«Но где же отец? Почему не он открывает дверь, как делал это всегда? Случилось ли что с ним? Вдруг я пришёл слишком поздно? Что всё это могло бы значить?» - думал я, впервые увидев девушку в дверях отцовского дома.
Казалось, что сейчас страшнее встречи с отцом ничего и быть не могло, но та неизвестность, снова обрушившаяся на меня как гром посреди поля, заставляла вздрагивать при каждой новой мысли.
Гувернантка улыбнулась - значит, скорее всего, всё хорошо. Однако отчего только не улыбается человек! Она ведь не знает, зачем я тут. Да, определённо не знает…
- «Вы что-то хотели, сеньор?» – приглашали меня жестом в дом.
Эта странная улыбка меня пугала, и, медленно мотая головой, я только отстранился назад на целый шаг.
Услышав от меня фамилию отца, которую я сообщил, говоря о хозяине дома, девушка улыбнулась ещё ласковее и приятнее. (Надо мной словно издевались!)
- «Конечно, знаю! Два года назад он переехал в маленький провинциальный городок и построил там свой новый дом… Вижу: вы в недоумении, сеньор. Но позвольте же, спрашивайте всё, что желаете, не мучайтесь».
С большим волнением и нетерпением я узнал адрес отца и снова отправился в путь.
Вы и представить не можете, насколько труден и невыносим он был! Мои мысли  о предстоящей встрече витали повсюду; я был рассеян, жутко растерян и из-за этого чуть не попал в аварию, сойдя с трассы. То ли беспокойство содействовало этому, то ли двигатель машины, заглохший посреди дороги. Я мчался на огромной скорости и твердо был уверен, что опаздываю и смогу не успеть к чему-то важному и значимому. «Жив ли отец, здоров?» - ныло у меня на сердце.
Через несколько часов, уже к вечеру, я подъехал к тихой и скромной провинции, где должен был жить отец, и стал искать номер дома. Но, к моему огромному удивлению и страху, почти все дома оказались без номеров, и я, словно слепой, метался от одного места к другому. Однако времени и на это, как я считал, совсем не было. Местные жители, увидев меня в таком странном состоянии, спросили о его причине, и я, как заученный наизусть текст, скороговоркой рассказал о поисках отца. Один за другим все мне указали на светло-желтый небольшой домик с красной крышей. И действительно, на нём был номер, и этот номер был искомый. Наконец-то!
Эта хоть и незначительная, но первая долгожданная удача вселила в меня  порыв уверенности, и за пару секунд я оказался у двери. Также скоро и уверенно я постучался в неё, ругая себя, однако, за нетерпимость. За дверью послышались короткие и тяжелые шаги. Кто-то чуть слышно дышал, сопя носом. Должно быть, это отец. Конечно! Конечно же, это должен быть он! Дверь слегка скрипнула и открылась.

- «Вот я и подошел к концу, мои дорогие слушатели. Будет ли финал таким, какой вы дорисовали в своих фантазиях? Расскажите мне позже о своих догадках…»

Да, передо мной появился  именно тот человек, которого я ждал в ту минуту больше всего на свете!
Отец взглянул на меня, и я похолодел от надвинувшегося страха. Два сердитых, тускло блестящих глаза смотрели на меня и тоже чего-то вопросительно ждали, как мне показалось.
«Неужели отец был зол и обижен на меня за все эти годы?»  - думал я и виноватым, покорным взглядом окинул отца в ответ.
- «Сынок, - прошептал он, кинувшись ко мне на шею, - вот где ты!»
Отец смеялся и плакал, обнимал меня и отпускал, чтобы ещё разок полюбоваться. И не было никакой сердитости, никто ни на кого не держал зла. Как могла бы тогда любовь переплетаться ветвями ненависти к родному и близкому человеку!
Он очень постарел, и этого было нельзя не заметить: внешний вид отца был до жалости больной и немощный, а сквозь порывы вновь обретенного счастья безудержно проглядывали отголоски страдания.
- «Здравствуй, отец, здравствуй», - повторял я, сжимая его хрупкую руку в своей.
Мы вошли в дом.
- «Теперь и помирать спокойно можно», - выдохнул отец и, усевшись на кровать, искреннее улыбнуться.
- «Куда же ты теперь, скажи? Мне столько многое хочется тебе рассказать!»
И я в подробностях описал всю свою прожитую жизнь после расставания, умолчав только, конечно, о поездке домой.
Мы говорили долго, не замолкая ни на минуту, словно век не видевшиеся друзья. Хотя, пожалуй, это так и можно назвать. Теперь мы были полностью открыты друг перед другом; души и сердца ликовали.
Тихий огонёк освещал нашу комнату, и было настолько тепло и приятно, что я постарался сохранить эту и все последующие картины и ощущения на всю жизнь. Это действительно было самое лучшее время, которое бы только я мог провести тогда за последние годы. Обе наши маленькие мечты с отцом сбылись: я впервые  говорил наедине с ним в полной гармонии и упоении, а он впервые не стал скрывать ни единого своего чувства передо мной. Это был важный и решающий момент для целого будущего.

- « Так значит, это отец смотрит на нас по ту сторону картины!» - убедились мы, ещё с большим вниманием приглядываясь к рисунку.
- «Именно так, господа, именно так…»

- «На моём столике в комнате, что повыше, лежит книга с фотографиями. Будь добр, сынок…»
Я покорно встал и собрался уже идти, как две слабые тёплые руки внезапно вцепились в мою рубашку, словно отдавая свои последние силы.
- «Прости меня за собаку... Ты не держишь зла? Мне так совестно за произошедшее! Я во многом тогда был…»
- «Папа», - мягко остановил его я, впервые называя «папой», - не извиняйся ни за что, перестань, мы оба виноваты…». Поцеловав его дрожащую руку, я с полным нежности, бесконечного счастья и блаженства сердцем пошёл за книгой на верхний этаж.
Мой Друг лежал на коврике у лампы, виляя хвостом и высунув язык.
«Как теперь может не измениться жизнь, - думал я -  какой она станет! Господи, как же всё-таки хорошо на душе, как она поёт и радуется. Какая неизмеримая сила и жажда жизни разгорается с каждым новым вздохом. Как благороден и чудесен весь окружающий мир!
А вот и книга. Такая старинная, а так хорошо сохранилась! Вот бы поскорее полистать её с отцом…»
- «Эта та книга, пап?» - с нетерпением воскликнул я, не добежав ещё до комнаты.
Ответа не последовало.
«Что это я кричу, - улыбнулся я, – конечно же, папа не может услышать меня отсюда».
Я вошёл в комнату и нашёл его спящим. Я подошел поближе, чтобы накрыть папу одеялом, но тот уже не дышал. Передо мной было мёртвое тело.

                ***
Через некоторое время после того памятного дня, дорогие слушатели, моя история ещё не закончилась и дала совсем новые и казавшиеся совершенно невозможными корни. Не буду останавливаться на подробных описаниях событий, произошедших после смерти отца. Это было бы очень сложно, прошу меня простить. Мне хотелось бы закончить только самым добрым и интересным.

Книга, с которой я шёл тогда к отцу, оказалась нашей родословной. Было большое количество фотографий, посвященных предкам, живущим тогда-то и тогда-то; и так, увлёкшись новым для себя открытием, я дошел до настоящего. Последним в этой книге было фото нашей семьи: я, бабушка, дедушка, отец и неизвестная мне молодая девушка улыбались на снимке. По данным ниже подписям можно было разглядеть имена и происхождение каждого, и с огромным удивлением я стал искать информацию о той незнакомке.
Что я понял для себя, так это то, что всю жизнь жил, не зная о существовании такого близкого и родного человека. Её лицо я узнал, вспомнив о «гувернантке» нашего дома; и мир, как мне показалось, окончательно перевернулся с ног на голову…
Цените, люди, своих родных и близких, пока они живы на этом белом свете и, бесспорно, составляют неотделимую часть ваших душ и мыслей. Научитесь понимать, когда к вам обращаются с просьбой или помощью, она ведь не может быть ложна и неискренна. Переборите внутри себя все угнетающие чувства отчужденности и одиночества, возникшие когда-либо при ссоре или простом порыве злобы. Отбросьте все по-детски бессмысленные обиды, ревность и непонимание в самые далекие, глубокие тайники сердца вашего. Говорите теплые слова как можно чаще; искренность есть самое лучшее лекарство для любого! Научитесь, во что бы то ни стало, замечать любовь тех, кто посвящает ей всю свою жизнь. «Ведь любовь на земле есть единственная достойная удивления сила»!

       ***
На этом рассказчик закончил свою историю. Словно до последней страницы неторопливо перелистываемой книги дошли мы с ним вместе.
- «Как думаешь, во всех ли может жить такое прошлое? Во многих ли самых непримечательных и простых на первый взгляд  людях?» - спросил я своего приятеля, когда мы отошли.
В руках у нас был портрет Маленького друга, который подарил нам художник на прощание.