пятая глава новой книги Ч. Паланика. Обреченные

Дорогой твиттер,
 Хотя вряд ли тоскующая по дому, в свете моих нынешних условий я искала мое старое семейное прибежище. До тех пор, пока не вспомнила, что у моих родителей был пентхаус в отеле Райнландер. Здесь, на шестьдесят пять этажей выше Лексингтон Авеню, через Блумингдейл, моим первым желанием было спрятаться в своей спальне среди моих мягких игрушек и романов Джейн Остин и смотреть по требованию потоковые эпизоды "Вверх и вниз по лестнице" по телевизору до следующего хэллоуина. Возможно, я перечитаю "Сагу о Форсайтах". Побережье должно быть чистым, потому что, судя по Page Six в "Пост", мои родители в море на борту яхты в триста футов, Pangaea Crusader. На настоящий момент они в Беринговом проливе, пытаются помешать фабричному кораблю по убою касаток или чего-то такого подвергнуть опасности суши-рыбу, голубого тунца. Вся эта суета - нарезки кадров для маминого нового фильма "кашалоты в тумане", где она играет храброго морского биолога типа Дайан Фосси, которая получает гарпуном во сне от безжалостного японского рыбака. Основные съемки будут на следующей неделе, и Page Six говорит, проект получит Academy Award, так на нем написано.
 Поверьте мне, для мамы это не актерская игра, на самом деле; она получала гарпуном в кровати больше раз, чем вы можете сосчитать.
 И, да, в ответ на развратный комментарий, только что оставленный HadesBrainiacLeonard, сюжетная линия включает в себя три сцены - еще один намек от Pаge Six - где всемирно известная грудь моей мамы полностью открыта, пока она плавает, голая и блаженная, заключенная в скользкую кожу дружелюбных кашалотов.
 Как вы, в будущем умершие, воспринимаете кинокартину как гладкую визуальную реальность со звуком, но без запахов и вкуса и тактильных ощущений, ровно так же воспринимаем мир живых мы, духи. Я могу двигаться среди живых, их шум и действия крутятся вокруг меня, но они видят меня не больше, чем актеры в фильме видят аудиторию. Из-за риска показаться слишком самоуничижительной, как пухлый семиклассник-очкарик или школьная форма, я более чем привыкла быть невидимкой в этом мире. Что требует большего терпения, так это тот факт, что я больше не ограничена физическими барьерами; я могу гулять сквозь закрытые вестибюльные двери или швейцара так же просто, как вы проходите сквозь дым или туман, испытывая не более, чем щекотку в своем призрачном горле или дрожь от холода во всем теле.
 С другой стороны, незнакомцы не только смотрят сквозь меня, они также проходят сквозь меня. Они просто не натыкаются на физический контакт, не ощущают вас. На самом деле вы пропускаете их. Вы смешиваетесь. Вы насилуетесь ходячей физиологией этих закупающихся, жрущих, прелюбодействующих кусков живого мяса. Вы чувствуете себя опороченными и запутанными и испытывающими головокружение, так же как и идиотский пре-мертвый человек, который просто прорвался сквозь вас.
 И, да, я твердо намерена использовать фразы как "испытывающие головокружение", так что привыкайте к этому. Я, может быть, и мертвая телка, но я не собираюсь разыгрывать немую только потому, что вы чувствуете себя Ctrl+Alt+неуверенными по причине своего пуэрильного словаря. И нет, неа, я точно не собираюсь использовать вульгарный жаргон Интернета. Джейн Остин сделала обдуманный выбор не оживлять свои сдержанные рассказы смайликами, так что я тоже не должна.
 Повторюсь, став призраком, будет кое-что, к чему нужно привыкнуть. Лифты в отеле, например. Придурошные живо живущие люди просто переполняют собой кабину лифта. В Райнландере, я поднималась в пентхаус, стоя наполовину в толстой фаршированной коллагеном беженке от налогов и наполовину в ее раздражающей чересчур породистой чихуахуа. Физически, ощущение не больше, чем плавание или погружение в загрязненную силиконом Эвиан. Я могу продегустировать соленость ее ботокса. Кислые бета-блокаторы в ее крови вызывают у меня головокружение, как и погружение в теплую ванну химических веществ, которую пополняет чихуахуа. После шестидесяти пяти этажной поездки стоящей в биологии мексиканской собаки, я не могла дождаться, когда приму ванну и вымою свою призрачную голову.
 Я просочилась через дверь прихожей в номер ПХ - никаких соседей, никаких собак, никакого курения - где я появилась в фойе пентхауса. Впервые с момента моего прибытия в утомительный Нью-Йорк, я вступила в абсолютно чистую тишину. Гудки не сигналят. Неприятные пре-мертвые не бубнят по своему телефону с напыщенностью языка Объединенных Наций. Мебель в главной гостиной ПХ, каждый стул и стол и книжный шкаф, покрыты белыми муслиновыми пыле защитными покрытиями. Даже подвесная люстра обернута в белую марлю, ткань собрана в нижней части каждой и тянется, как покрытые пленкой нити эктоплазмы. Общее впечатление как от тихой вечеринки, посещенной множеством призраков, но призраков из комиксов, носящими простыни и готовых завыть, "вуууу!" Эта полная духов комната - будто странная тематическая добро-пожаловать-домой вечеринка, организованная, чтобы высмеять меня. Собрание больших и маленьких призраков. Чтобы быть откровенной, я чувствую себя не более чем Ctrl+Alt+оскорбленной этим не чувствительным приемом.
 По старой привычке, следуя правилам официального дома моей мамы, я сбросила свои туфли и оставила их за дверью фойе.
 Помимо вышеупомянутой вечеринки лже-духов, высокие, широкие окна ПХ смотрят вниз на конструкцию Манхэттана. Ряды плотно упакованных зданий, эти мрачные небоскребы не походят ни на что, кроме как на поле серых надгробных плит. Эти переполненные людьми башни выглядят как сломанные колонны или шпили или обелиски, коллекция монументов, с помощью которых люди отмечают место своего захоронения. За окнами лежит это кладбище колоссального масштаба. Биг Эппл. Цветущая площадка для сбора будущих мертвецов.
 Пожалуйста, пойми, дорогой твиттер, у меня нет намерения быть занудой. Сранью вечеринки умерших. Но я подозреваю, что я мучаюсь от посмертной депрессии. Как только новизна быть недавно умершим проходит, чувство недуга имеет тенденцию оседать в душе.
 В ответ на эмоционально-чувствительный пост от Mohawk-Archer666, да, духи могут быть одинокими. Если вы хотите знать больше, я чувствую себя капельку печальной и забракованной, забытой остальным миром. Мое сердце распухло бы как водяной шар, наполненный горячими слезами, распухло и взорвалось, если бы я увидела свою родню, увидела их, а они не увидели бы меня. Изолированная, наедине только со своими мыслями и чувствами, призрак без способов коммуникации, я стала окончательным аутсайдером.
 Не просто богом забытая, я чувствую себя забытой всеми.
 Вниз по проходу ПХ, вышагивая в призрачных чулках мимо маминой студии йоги и папиной комнаты для курения, я нахожу дверь в мою спальную комнату запертой. Конечно, дверь заперта, и нет сомнений, что кондиционер по-прежнему настроен на холод, как в морозилке, а шторы задвинуты для защиты моей одежды и игрушек от выцветания на солнце. Для сохранения моей комнаты, как святыни, для мертвой возлюбленной дочки. В один идиотский момент я пытаюсь угадать мамин пароль к охранной системе. Мой первый вариант: КамильСпенсернаивеликолепнейшаяживаяактрисамоложе40. Вторая попытка, мамин пароль: Ной неубивалмоего маленькогокрошечногосладкогокотенка! Следующий вариант: ябылюбилаМэдисонбольшееслибы онавесилананесколькокиломеньше. Какой-нибудь из них, скорее всего, правильный, но потом я осознала, что могу просто пройти сквозь.
 Проходить сквозь двери и стены по ощущением лишь немногим неприятнее, чем делиться молекулами с чихуахуа. Я заметила шквал опилок, маслянистое ощущение от слишком многих слоев светло-голубой латексной краски.
 Мой спальня представляет картину, схожую с гостиной ПХ: ее заполняет кровать, стул для тапочек, комод, каждый кусочек покрыт белой пыле защитной краской... а по всей длине моей кровати, скрытая под белой муслиновой пленкой, - распростертая форма человека. В ногах кровати форма напоминает заостренные туфли, затем - худые голени. Дальше - напоминает бедра, талию, грудь; далее муслин спадает на показавшуюся шею и приподнимается, чтобы скрыть лицо, протягиваясь через кончик носа. В этот момент Златовласки, кто-то оккупирует мою кровать. На драпированном муслином прикроватном столике снятый парик блондинистых волос сложен в форме гнезда. Помещенные в центре этого блондинистого парика наподобие яиц, лежат набор зубных протезов, слуховой аппарат, как розовая гигантская креветка, пачка Gauloises <сигареты> и золотая зажигалка. Рядом с этими артефактами - оформленная обложка из журнала Cat Fancy, два снимка моей мамы и я, обнимающая оранжевого в полоску котенка с яркими глазами. В контрасте с богатыми ботоксом чертами лица моей мамы, моя улыбка - это замороженный момент подлинного блаженного смеха. Заголовок: "Фильм Звезда Дает Золушке Котенка, хэппи-энд".
 Для PattersonNumber54, да, даже духи могут чувствовать печаль и ужас.
 Смерть не конец опасности. Есть смерти сверх смерти. Нравится вам это или нет, смерть не конец чего-либо.
 Никто не хочет блуждать в одиноком, тихом номере отеля и найти мертвое тело, особенно кого-то, лежащего в его собственной детской кровати. Этот труп неосмотрительного незнакомца оставлен здесь, вне всякого сомнения, одной гондурассовской горничной отеля, что выбрала покончить с собой в моей милой кровати в окружении моих импортных мишек Steiff и жирафов Gund с ограниченным тиражом, возможно, с желудком, полным маминого ксанакса, разлагая свои противные гондурассовские телесные жидкости на моем сшитом вручную матрасе Hastens, разрушая простынь Porthault  в шестнадцать сотен нитей плетения.
 Когда мой гнев превзошел мой страх, я делаю шаг вперед. Я хватаю верхний край муслинового пыле защитного покрытия и начинаю стаскивать его вниз, раскрывая тело: античную мумию. Ведьму. Ее сморщенные десна и оборку без зубов, чтобы подпереть их. Провал в подушке, редкие серые волоски обрамляют венком ее голову. Я натягиваю белую ткань в одном рывке и сбрасываю ее на пол спальни. Старая женщина лежит, ноги вместе, и руки скрещены на ее груди, каждый костлявый палец искрится кричащим блеском колец. Ее платье я признаю, дымчатый аквамариновый бархат, в большом количестве отделанный стразами, фальшивыми бриллиантами и мелким жемчугом. Разрез юбки обнажает скелетную ногу от пустого бедра до ступни с голубыми венами, обутые в сандалии на ремешках Prada. Туфли такие новые, что ценник, приклеенный на подошву, до сих пор четкий. Блондинистый парик, платье, все это выглядит неясно знакомым. Я знаю их. Я сознаю, что они с похорон, состоявшихся около сто тысяч лет назад. Чудо из чудес, я могу унюхать запах сигарет старой женщины. Нет, я клянусь, духи не могут унюхать или попробовать что-то в мире живых, но я могу почувствовать сигаретное зловоние, исходящее от нее. И без раздумий, без сознательного намерения я говорю: "баба Минни?"
 Ресницы старой женщины трепещут. Внешний кончик одной из паучьих накладных ресниц отшелушивается, делая ее похожей на съехавшую с катушек. Старая женщина моргает, поднимая себя на локтях и скашивая свои молочные глаза в моем направлении. Улыбка раскалывается морщинкой на ее лице, и ее розовые шепелявые десна говорят: "тыковка?"
 Для CanuckAIDSemily, это выносит. Даже после того, как ты умираешь, это ранит также сильно, когда твое сердце пухнет, растягиваясь больше и больше, как аневризма слез, готовая взорваться.
 Взгляд моей бабушки перескакивает с меня на юбку ее платья, с меня на блестки и бархат, спадающий, обнажая ее старые ноги, и женщина говорит: "да что же это такое...ты так и будешь просто смотреть на костюм шлюхи, в котором твоя мать меня похоронила?" Одной трясущейся, усыпанной драгоценностями рукой она дотягивается до прикроватного столика и щипает пачку Gauloises. Говоря: "подойди и угости свою бабу Минни огоньком", она подносит конец сигареты к своему рту, и ее слабые, морщинистые губы сворачиваются в форму поцелую на фильтре.