Её лицо прекрасно

Старик и в правду прожил долгую жизнь. В округе его давно уже знали как долгожителя. Репортеры регулярно писали статьи, когда он покрывал своей жизнью ещё один оборот календаря. Ему сперва нравилось внимание к его персоне, потом оно его раздражало, потом бежавшие годы, наконец, научили его совершенно спокойно относиться к чужим странностям, в том числе и к попытке создать из него живой хронометр уходящего века.
Старик уже никуда не торопился, часто садился на скамье во дворе, когда пригревало солнце, и начинал вспоминать жизнь. Там произошло много чего. Он вспоминал первую свою любовь, потом вспоминал, как рос, работал. Вспоминал трудные годы войны, разрывы снарядов, цоканье пуль и осколков по укреплениям. Вспоминал, как росли его дети, как он стремился им дать, то чего ему самому так не хватало. Вспоминал и горе тех моментов, когда переживал близких. Было очень много того, что он вспоминал.
Этим утром старик поднялся ещё раньше, чем обычно и понял, что это и есть последний день его жизни. Дед предчувствовал этот день ещё за год до того, как тот постучался в его дверь. Предчувствие ожило в том, как он увидел лучи света упавшие сквозь тюль на поверхность уже потрескавшегося от времени стола. Оно ожило и в том, как пронзительно птица протянула трель за окном. И в том, как обострились все линии предметов в комнате. Как из углов потянуло сквозняком. Как легкое головокружение принесло пьянящие запахи прошлого. Как тремор покатились волна за волной по его телу, когда он бросил взгляд на картину, изображавшую закат в горах. Её поверхность словно стала многомерной, а краски так прибавили в силе и разнообразии оттенков, что больше у него не было сомнения, что этот день и есть то самое его предчувствие, явившееся во плоти.  Он был стар, действительно стар. Он видел, как за время его жизни целые реки воды утекли куда-то. Он видел, как стали ниже, истёршись под ветрами и солнцем, вершины гор. Он видел, как овраги избороздили некогда плоские равнины. И вот теперь он увидит ещё больше.
Он сел на кушетку, широко раскрыл глаза, и стал просто ждать. Ему припомнилось, как, однажды укрывшись от проливного дождя, он сидел в кинотеатре на последнем ряду и ждал подругу. Они договорились встретиться после рабочего дня на сеансе приключенческого фильма. Медленно гас свет. Скрипнула дверь, и в дверном проёме показался тёмный силуэт на светлом фоне. Она, ещё не успела скинуть капюшон плаща, но, заметив его, тут же направилась к его креслу. Пока она проделывала последние шаги, старик обратил внимание, что это не обычный её плащ, а какой-то другой серо-черный длинною до самого пола. Шаги были мягкие, их можно было бы не услышать. Быстро, но постепенно старик поднимал глаза вверх, чтобы посмотреть на её лицо. Вместо молодой кожи и сверкающих глаз, от которых сходил с ума, он увидел чёрные провалы носа и глаз. Из-под капюшона выбивались седые космы, беззубый рот тихо смеялся. Старик вздрогнул, но так как и это было лишь частью исполнявшегося предчувствия, он не испугался. Он был готов. Да, очень стар он был.
Она подошла вплотную и сказала: «Сегодня я пришла без косы, ты слишком стар, чтобы я торопилась тебя забрать. Хочешь поговорить со мною?»
Старик прокряхтел и встал в полный рост. Они были бы совершенной парой: оба стройные, одного роста. Даже морщины их лиц, казалось, симметричными узорами переплетались друг напротив друга и составляли гармонию.
- Да, Смерть.
- Ты прожил долго, ты знаешь вопрос. Задай его.
- Это была ты год назад? Зачем ты приходила?
- Да, это была я. Тогда я являлась тебе под маской предчувствия. Я захотела, чтобы ты приготовился к встрече. Ты не испугался моего стука тогда, не испугаешься ли ты меня теперь в этом обличии? Что ты ещё хочешь узнать? Ты прожил долгие годы, ты знаешь этот вопрос. Задай его, у тебя ещё есть время.
- Стара ли ты? Каким было твоё лицо до того, когда ты стала старой?
Она приблизила своё лицо к его уху и прошептала:
- Старик, ты так стар, что для тебя я достаточно молода. Я покажусь тебе такой, как я есть.
И она запустила свою тонкую костлявую руку под капюшон, и словно зацепив там что-то, стала тянуть. Вместе с плащом она сорвала с себя и маску. Пространство наполнилось сиянием, перед стариком стояла красавица в подвенечном платье. Старик вдруг увидел, что красавица проникает в и появляется из каждой вещи, из каждого предмета обстановки. Всё излучало её великолепие, всё казалось вторило её внутренней красоте. Она была ослепительна. Она была ослепительно красивой. Она была смертельной в своей красоте.  Она пропела:
- Старик, я не взяла с собой косу, потому что я хочу с тобой венчаться. Я дам тебе силы выдержать это. Смотри как это великолепно.
Смерть подхватила старика и понесла кружиться в танце в широком  пространстве. Они вращались в ритме танго, поднимая ногами звездную пыль. Они вертелись волчком на радугах, перечеркнувших танцевальную площадку уходящую прозрачной вуалью во все стороны к горизонту вокруг. Они отбивали ритм чечётки на мостовых выложенных надгробными плитами. Старик был без ума от своей смертельно прекрасной подруги, он полюбил её.
- Смерть, почему все изображают тебя такой безобразной и страшной, почему единственный твой образ существует тот, в котором ты сперва явилась ко мне?
- У меня, Дорогой, тысячи масок, но есть любимая из них. И это та, про которую ты говорил. Этот портрет, который нарисовал слепой  художник. Этот портрет был разослан по всему свету. Его выгравировали на камнях и стенах культовых сооружений, дабы каждый мог узнать меня и быть готовым к обороне. Но... но у меня тысячи масок, меня не узнать сразу, ведь я главный Оборотень во всех мирах. Портретом же я пользуюсь в последний момент, когда посты уже одурачены, и я проникла за укрепления. Я делаю это для того, чтобы никто не имел сожаления от прощания с жизнью. Это также и символ.
А мы - мы продолжаем венчаться.
Смерть взяла деда под руку, и они заскользили в туннеле, на стенах которого была изображена вся жизнь старика от первого его вздоха до последнего. Все детали были четкие и совершенно живые, старик, словно выпивал финальную чашу до дна и на дне он видел: её лицо прекрасно.
- Мы венчаемся? И почему для меня сделана такая честь? Что в этом для тебя, ты же уже живешь в этом царстве?
- Для меня венчание великолепно. Оно великолепно потому, что хоть кто-то видит моё подлинное лицо. Для тебя венчание – это почёт и уважение за силу, с которой ты питал свою жизнь долгие годы. Ты часто был подлинным и вот и теперь видишь моё подлинное лицо. Жаль, что Ты просто забудешь, что ты хоть когда-то жил, к концу этой церемонии. Хочешь узнать ещё что-нибудь?
- Да, хочу. Я никогда не видел такого великолепия. Ты самая прекрасная или есть ли что-нибудь прекраснее, чем ты?
- Я бы могла умолкнуть и не сказать ответа, но ты с такой же силой питаешь меня, как и жизнь, так что у тебя есть шанс узнать моё последнее объяснение. Я говорила, что тот портрет – это мой символ. Жизнь же сама по себе символ...
- Ты говоришь, что и Жизнь имеет символ?
- Нет, я говорю, что сама Жизнь и есть символ. Жизнь это то, за чем скрывается ещё что-то. Я не хотела об этом говорить, но мы делаем последние шаги под венец и, раз ты спросил об этом, я ничего не могу скрывать от тебя, Суженный. Только приготовься, потому что нам в этом случае придется закончить очень быстро. Готов ли ты увидеть то, что прекраснее Моей красоты?
- Разве тут нужно быть готовым? Разве это страшно?
- Да, это страшно. Но это великолепие Беспредельно.
- Разве можно испугаться красоты?
- Да, если ты понимаешь, что ты мог бы быть обручен с нею, а не со мной... если бы ты был подлинным немного чаще в своей жизни, чем ты это делал в пролетевшие годы.
До старика глухим эхом стали доноситься созвучия того, что было прекрасней смерти. Полосами света и темноты стали стираться последние образы. Облик Смерти исказился, лицо её стало расплываться и все отражения смерти, словно были разорваны изнутри, и на сцену действия появилась Она.
«Это моя старшая сестра. Мою сестру зовут Свобода»,- из последних сил молвила Смерть.
Старик был в ужасе от красоты старшей из Сестёр, от неё веяло чем-то, что заставило его разрыдаться от того, что его Венец – это Смерть, а не её сестра Свобода. 
- Нам пора уходить, - дернула его за руку Смерть.
- Стой, ты говорила о символе. Так жизнь это только маска Свободы?
- Пойдем, тебе пора.
Старик стал терять память и погружался в небытие. Казалось, он разделился на миллионы эхо, и они уносятся в противоположные концы бескрайнего существования. И это было бы концом, если бы старшая сестра не сказала: «Где один подарок там и второй». Смерть отпустила старика. Он словно проснувшись, распахнул дверь квартиры, выкатился по лестнице в дворик и разбитым лицом упал к ногам девчонки и мальчугана, болтавших про школу на его любимой лавке. Он захрипел, струйка крови катилась из уголка рта. Ребята вскочили и, озираясь вокруг, хотели звать на помощь. Старик поднял на них глаза, в них стояло нечто. Глаза сверкали, они хотели, чтобы ему был задан последний вопрос. Девочка вдруг обернулась к деду и спросила: «Дед, ты прожил очень долго, ты действительно прожил очень долго. Ты, наверное, знаешь, где искать ответ. Скажи про это».
Старик, словно его вернула к жизни неведомая сила, сказал молодым голосом: «Её лицо прекраснее, чем Смерть», - закрыл глаза и миллионы эхо разлетелись в противоположные концы бескрайнего существования, унося в своих голосах капли его жизни.