Целая Вселенная

Солнце разыгралось не на шутку. Всю неделю лил дождь, но вот сегодня неправдоподобно яркие лучи распороли серую гладь. Вокруг все взыграло, засверкало мириадами бриллиантов. Поникшие было деревья облегченно выдохнули, развернули навстречу солнцу посветлевшие лики.
Под ногами чавкало, влажно потрескивало. Хваленый английский газон вперемешку с российской грязью образовал нечто хлеще паутины. Намного. И тяжелее настолько же. Практически настолько, насколько тяжелей мечты жестокая действительность.
Дотащившись до скамеек, Борман мрачно скреб ботинки об ступеньку, ругал сквозь зубы нерадивых строителей. Счастливо выдохнув, я рухнул на первую скамью, закинул руки на спинку.  Ноги налились тяжестью, гудели, как турбины днепрогресса.
-Ну чего ворчишь? -лениво поинтересовался я.- Сам же строил.
-С чего бы это?- буркнул Саня.- Это друзья наши злостные -подрядчики. И с материалами они со своими зашли. Так-то вот!
-Ну-ну.., - я прикрыл глаза, похлопал рукой по скамейке в поисках пива, -а начальник хто?
Сзади запыхтело, проворчало с неудовольствием:
-Ну, я…-донеслось после паузы. Спустя еще секунду, нехотя.- Так заказчик денег пожалел –сквалыга мещанская… Мы ведь предлагали искусственный.
Я хмыкнул, откупорил банку. В рот полилось бодрящее, образовало вокруг облачко хмеля. В глотке зашипело, забулькало. Похоже, если и докатится до желудка, то не с первой, не с первой…
В спину шлепнуло, я поперхнулся, выпустив в солнце струю взвеси, развернулся с воплем:
-Ты че, обалдел, интеллигент хренов!?
Борман обернулся, на лице патетическое недоумение.
-Чего?-  дракон на жирной груди задвигался, красные усы угрожающе поднялись. Окинув взглядом, виновато развел руками. –Ой-ей-ей! Извините, извините, пожалуйста, дурачинушку,- спустившись, Борман похлопал по спине.- Костя, вы не расстраивайтесь, пива много. Хотите , я вам сам открою?- щелкнуло,  пальцы сжались на холодном, скользком.- Вот, пожалуйста.
Локоть подтолкнуло, вроде бы пошло неплохо, но резкий спазм едва ни разорвал грудь. Пока перхал, над головой жужжало успокаивающее:
-Ну и ладно, ну и пусть. Все равно еще три упаковки осталось. Вы как, Костя? Готовы?
Я пробулькал нечто невразумительное. В ответ посопело с сочувствием:
-Ага,ага, понятно. Но если что, кивни, дружок ты мой ненаглядный . В крайнем случае разливного наберем –вон кег новый покатили.
Я кое-как разогнулся, смахнул слезы. Метрах в двадцати слева, через беговую дорожку от футбольного поля, где кубикусы гоняли веретен, стоит палатка. К ней Студент уже изрядно в приподнятом настроении допинывал по траве кег.
-Налетай! Гм., -он глубокомысленно наморщил лоб, но затем проорал с эврикой во взгляде,-то бишь наливай! В общем с пылу, с жару пирожки горячие!
-Урра!!!
Воодушевленный народ повскакивал со скамеек, ломанулся веселой гурьбой к заветному истоку.
-Как же, нальешь,-проворчал я, -когда Тумашевская с Шемохановой впереди.
Барминский задумчиво почесал пузо, смерив взглядом толпу, сообщил нерешительно:
-Вообще-то да… Как мне кажется, Константин, вы все таки правы.
Барминский горестно вздохнул, видимо осуждая столь рьяную борьбу с зеленым змием, подхватил по упаковке и пошлепал к верхним скамейкам.
Унаседившись на верхотуре, минут десять смаковали пивко, хмуро посматривали на поле. Чечко с Лейбом с успехом пасовались, Паймурзон на подхвате, Архипов –быстрый вжик. Снабженцы, а сейчас команда веретен, хоть и проявляли нездоровый энтузиазизм, но ничего, кроме шматков грязи не забрасывали. Аркаша на воротах. Хоть и чумазый, как черт, но только один мяч пропустил. Да и Фролов еще тот щит. Поза пингвина. Пузом вправо, пузом влево –и мяч летит на сторону противника.
 Около ларька образовалась очередь, ветер доносил ароматы солода, пьяненький смех. Мужики ржали, словно невзначай зажимали девчонок. Те хихикали, мордочки раскраснелись.  Старались делать вид, что ничего не случилось, но глазки блестели весьма и весьма. Блудливо даже.
-Неплохо играют, -заметил я.
-Мало удивительного, -пожал плечами Борман.- Каждую неделю собираются.
Я пренебрежительно хмыкнул.
-Засиделись –жирок сгоняют.
-Гм.,- Барминский задумчиво пощупал размалеванный бабон, смерил взглядом вовсе не поворотистого Архипова, да и Лейб мало добрее.  Печально вздохнув, уставился куда-то за борт стадиона.
-Санек, ты чего там…
Я осекся. Метрах в ста коттеджный поселок. Промеж ним и стадионом редкие толстые сосны. У подножия все засыпано золотистыми иголками, мелкая трава ничуть не хуже газона, кое-где кустарник. Примерно посередине из-за дерева выпрыгнул совершенно голый мужик, потрес чем-то, из-за спины не видно, перебежал шагов пять –скрылся в зарослях калины. Чуть дальше выскочил еще один. Этот давай уже лыжника изображать. Причем интенсивно так, словно на финише за мировое первенство бьется.
-Эттто еще что за шапито-шоу?
Барминский подергал сережку, сообщил важно:
-Это, дорогой товарищ, яркое доказательство демократических свобод и общемировых ценностей, принятых российским народом с большим воодушевлением.
-Ну да, ну да,- я обалдело покивал, -если общемировые, тогда ладно. А если еще и общечеловеческие…
-Самые, что ни на есть, -клятвенно заверил Александр.- Общепризнанные во всем цивилизованном мире.
Проводив взглядом очередного неофита общемировых, а то и межпланетных, я протянул задумчиво:
-Может, и нам того.. приобщиться?
Барминский с чувством пожал руку. В знак большого расположения двумя руками.
-Вы совершенно правы, Костя! Мы, русские интеллигенты, не можем и , даже не побоюсь этого слова, не имеем права оставаться в стороне от мировых процессов. Наша Русь-матушка всегда была апологетом духовности и нравственности, поэтому мы не вправе опускать руки и плестись в хвосте цивилизации. Наоборот! Мы должны своим примером внушать и показывать… Да, показывать истинные ценности. И что бы там ни говорили за арабской и прочей азиатской кулисой, но мы им всем покажем!
Я помотал обалдело головой, промямлил:
-Покажем… Если надо, тогда да, конечно… Когда приступим?
-Эй, мальчики, как там наверху?
Я обернулся. Козырева с Юриной стояли внизу, со сладенькими улыбочками рассматривали нас, о чем-то перешептывались.
-Прохладно.
-Правда, что ль?
-Конечно!- Барминский заулыбался, замахал руками. –Подымайтесь. Мы вам покажем.
-Ой, вы нас решили заманить и прям на виду у всех изнасиловать!? Как интересно!
-Ну, еще бы,- пробормотал я.- Только и мечтаем, как бы еще выделиться на ниве общемировых ценностей.
Козырева захлопала в ладоши, потащила Юрину наверх.
-Мы идем, идем.
Анька явно на Бормана нацелилась. Как только добралась, сразу за грудь пощупала.
-Сашенька, а что этот усик означает?
Барминский опустил глаза, с недоумением уставился на свои тату.
-Усик? Гм… Наверное, то же, что и членик.
-А членик что? Кстати что это? Маленький член?
Они захихикали под тяжелым взглядом Бормана, Юрина зарделась.
-Да,- отчеканил Барминский, - членик-это маленький член.. тела. Тела дракона. А вот уж тот что-нибудь, да значит.
-И что же он такого значит? –пискнула Юрина.- Наверное, что-нибудь романтичное, рыцарственное?
-А как же. Дракон это тот же бронированный конь, только в видении акмеистов. Стальной панцирь-чешуя, рога –копье и меч. Пар из ноздрей… Нет, это из другой оперы. И вообще,- Барминский покосился через плечо,- мы вовсе не себя хотели показать.
У девчонок глаза стали большими, большими, как у окуней.
-А что тогда?
Барминский ухмыльнулся, мы разом расступились. У Аньки глазенки загорелись. А мужик, видать, углядел новую аудиторию, развернулся, эксгибиционируя во всей красе полуметровое достоинство.
Бухнуло, я скосил глаза –ругнулся. Посреди прохода валяется Юрина, волосы разметались, глаза закатились. Сама бледная, как смерть.
-Мать-мать пресвятая богородица!
Борман втянул полбанки пива, с силой опрыскал Юрину. Присевшая на корточки Анька не успела отшатнуться, только испуганно ойкнула.
-Нет, все таки баночное лучше.
Юрина пошевелилась, провела языком по губам, слабо простонала:
-Я не пью, не надо…
-Надо, солнышко, надо,- Костя, подержи голову,- это антистрессовый препарат, народный антидепрессант.  Да и не поит тебя никто. Особо нежные цветки прыскают. Ну вот, как мы сейчас.
-Бармински-и-и-й!!!!!!!!!!
Саня подскочил от визга, как ужаленный, развернулся. Внизу Шемоханова придерживала под локоть Тумашевскую. У той глаза в кучку, но все порывалась куда-то бежать, лягалась, что-то бормотала невнятное, вскрикивала. Видимо, голы забивала.
-Кончай девчонок охмурять! Мы играть пришли или заигрывать?
-Конечно, играть, - Наталья Сергеевна, -какой разговор…
-Ну, так давай…
Барминский виновато развел руками, начал спускаться. Я придвинул Козыревой упаковку, указал глазами на лес.
-Вынуждены оставить вас ненадолго, но думаю- скучать не будете.
Козырева смерила меня крайне выразительным взглядом, отвернулась.
…Тумашевскую полудотащили, полудовели до края поля.  Начиная от беговой дорожки, словно в загон свиней попали. Чавкнуло. Ботинки враз утонули. Пока добрались до центра, уработались, как бурлаки на Волге. Там уже кубикусы в полном комплекте. Чечко посередине –остальные в свите. Комично выглядит, конечно, но это только для тех, кто его не знает.
Жека –арбитр. Резиновые сапоги, мяч под мышкой. Насупленно оглядев стороны, поинтересовался:
-Готовы?
Кубикусы проскандировали, как один:
-Всегда готовы!
-Команда «Мистерии»?
Светка вскинула голову, заверила клятвенно:
-Усех порвем.
-Начали!
Кислов кинул мяч между нами, поспешно отчавкал. Только мы начали вырываться из липких объятий армянского газона, как Тумашевская выскользнула из наших лап. И хоть спиртометр бы показал «труп», но врожденная смекалка не допустила промаха. Удар был хоть и не точен, но в целом верен. Стратегически. Как специалист интеллектуального профиля, Светка сработала головой… Прямо в пах Фролова. Тот всхрюкнул, упал, как подкошенный.
Пока все хлопали глазами, Шемоханова прихватизировала мяч, побежала к воротам. По пьяни перепутав направление, отыскала врага в своих рядах. Хорошо, что удар пришелся в штангу, а так бы гол был обеспечен.
-Всем стоять!!!-Чечко выпучил глазища, обрызгал слюной полполя.- Это что за беспредел!? Кислов, ты чего ждешь!?
Запоздалый свист пронесся над стадионом. С бровки заспешили добровольные помощники. И только Шемоханова дергалась, как спеленутая муха в воротах. Пытаясь  прорываться сквозь сетку в нашу сторону, оглашала окрестности трехэтажным матом.
Чечко побагровел, рявкнул:
-Да верните эту .. на Родину. Барминский!
-Сей момент, Сергей Генадьевич!
Борман сорвался с места.., медленно так сорвался, как чавкающий слонопотам.
Через пять минут Шемоханову вернули в ряды. Кислов с весьма гневным выражением вынес предупреждение Тумашевской и вручил желтую карточку, чем она тут же и воспользовалась, уснув в придорожной канаве.
…Через десять минут матча я убедился, что курение убивает.  Пусть и медленно. Еще через пятнадцать понял, что последнее замечание излишне. Бегали как в замедленной съемке, оглашая тяжелыми хрипами окрестности, разбрасывая маты и шматки грязи. Солидные такие, да и летели они весьма неторопливо.  Жаль уворачиваемость у нас так же не на высоте.
Судя по виду Барминского: распахнутый рот, весь потный, прет, как от загнанного табуна, тату не видно под слоем грязи –он мечтал об одном –поскорее умереть. Шемоханова уже ног не поднимала, бродила с безнадежным видом, пока не отослали в оборону. Остались три богатыря  - я, Борман и Кирюха Ельников. С каждым голом стадион взревывал, свистел и повизгивал. Причем вне зависимости от того, кому и как.
Первый тайм окончился со счетом три-три. Если бы  не Новиков, наши ворота разнесли б в клочья. Можно без прикрас давать ему звание лучшего вратаря. Если подсчитать количество ударов по воротам, перевес десятикратный. Правда, не в нашу пользу.
После звонка, возвещавшего перерыв, Наташка села, где стояла. Мы оперлись друг о друга, эмпирически доказав, что трехногость –не уродство, а минимально и достаточно. Хриплое дыхание, рев крови в ушах, стук сердец заглушает все звуки, кроме равномерного гула зрителей, да отдаленных вскриков. Ноги словно вросли в землю, поджилки мелко и противно подрагивали. Я сглотнул сухую и вязкую слюну, прошептал:
-Все равно…
-Что?- спросил Барминский, все так же глядя в землю.
-Мы должны…
Кирил вздохнул, признал вынужденно:
-И все таки они играют.. лучше.
Я стиснул челюсти, помолчав несколько секунд, сказал:
-Пусть так. Но если мы проиграем, то покажем, что такие же, как они все…
-Трусы,- закончил Кирил. – А еще скажут, что обосрались, а то и вовсе воспользовались возможностью лизнуть. Причем в грубой форме.
Мы встретились взглядами и в это время раздался свисток.
…Полчаса прессинга закончились посинением ног, множественными растяжениями и одним выбитым зубом. И ладно бы старым и плохим, а  то всего неделю назад поставил. Напоследок Барминский пропнул так, что в ворота влетела вместе с мячом и подошва, а следом сигнал и рев стадиона.
Мы стояли, не веря себе, перед глазами мутилось, щипало. Сквозь гул в ушах прозвучало сухое, как старая вобла : «Шесть-пять в пользу Мистерии. Приготовиться Веретенам и Цилиндрам –матч за третье место».
Борман вскинул руки над головой, потряс ими. Рев возрос по экспоненте. Подошел Чечко, хлопнул по плечу, сказал с улыбкой:
-Молодцы. Не ожидал, если честно. Поздравляю.
Следом Паймурзон с ехидной улыбочкой на толстой роже перекормленного бобра:
-Красавчики, просто красавчики! Но еще не вечер –встретимся на волейболе.
-А как же, -пробормотал я с мрачным сарказмом, -готовь мыло.
Тот ухмыльнулся, оглядел меня с ног до головы.
-Зачем? И так скользко.
Барминский ржанул, Кирил отвернулся, словно его что-то заинтересовало. Хотя что может быть такое забавное, если там такая же грязь? Не свинья же.  Я вспыхнул, скрипнул зубами, но Паймурзон уже догонял Чечко.
Как только выбрались с поля и перешли через беговые дорожки, Барминский рухнул на мягкую травку вблизи теннисных столов. Шемоханова куда-то исчезла, Кирюха пошел за пивом, Андрей за воблой. Я потоптался малость. Не придумав, чем заняться, лег на спину, прикрыл глаза.               
Справа сухо стукали шарики, иногда вскрикивали. Чуть дальше, но уже объемнее свист, крики.  Слева отсапывался Борман, чуть дальше игривые голоса, журчанье. Сверху так ласково пригревало, что я не заметил, как задремал. Похоже даже успел соснуть, потому что когда сторонний шум просочился в сознание, перед глазами еще стоял облик Светланы, ее улыбка, в ушах звучал смех. Сквозь все это медленно проступали голоса. Вроде бы Барминского и еще кого-то. Последний с чем-то наезжал. Я прислушался.
-Саня, ну чего ты лежишь!? Там бабы, пиво, таранька, а ты разлегся. Сибарит херов! Сейчас будет бег в мешках, а тебе и одевать не надо. Ха-ха!
-Шли бы вы, товарищ, в далекое светлое. А можешь мячик погонять –потом приходи.
-Да ты чего?  Тебе ж жирок растрясти –милое дело. А ну вставай.
-Уйди. Добром прошу.
Я приоткрыл левый глаз. Какой-то мужик пытался поднять Бормана, но тот  отбрыкивался, как раненый жеребец. Наконец, видимо Сане надоело, он подсек наглеца. Тот шмякнулся, но прям на Барминского. Саня всхекнул, некоторое время они барахтались, потом начали кататься по поляне, вдавливая бутылки в землю, с жестяным хрустом сминая банки.
Они пыхтели, сдавленно ругались, то подкатывались ближе, то выкатывались на беговую дорожку. Это продолжалось минуть пять, причем так монотонно, что я опять задремал. И тут меня лягнули в печень так, что солнечный день померк.
Взревев от оскорбления, я отодрал мужика от Барминского, отшвырнул в сторону. Тот пролетел метра два по воздуху, как в лузу закатился под теннисные столы, сбив двух девчонок. Я охнул, с торопливыми извинениями бросился их поднимать.
-Простите, простите! Вы такие стройненькие, такие маленькие, что просто не заметил.
-Хам!
Они задрали носики, выдернув руки, удалились к трибунам. И тут из-под стола выбрался .. Левкин. На скуле ссадина, глаз заплывал в считанные секунды. Зато во втором разгоралось бешенство.
-Жека? Ты...
Дальше я не успел. Он наклонил голову, бросился как Голберг с явным намерением протаранить. Но я отступать не стал, ринулся ему навстречу. Мы сшиблись так, что грудные клетки смялись, дыхание вылетело со всхлипом. Вокруг тут же собралась толпа, давай подбадривать:
-Бей его, Женек, бей!
-Костян, вали этого быка! Он с виду только здоровый, а так не мышцы – жир один.
Несколько минут мы пыхтели, растопырившись и обхватив друг друга руками. Потом Левкин взревел, сдавил меня так, что спина затрещала, я почувствовал, что ноги отрываются от земли.
-Константин,- долетел голос Барминского,- подсекай его, сома неразумного!
Бездумно размахнувшись, со всей силы саданул по ногам. Левкин вскрикнул, небо оказалось перед глазами, мелькнула красная нить. Я успел понять, что мы падаем на бордюр, и тут в спине страшно хрустнуло болью, перед глазами все померкло.
…Очнулся в каком-то странном мире: все мутно, на периферии полумрак. Перед глазами несколько вытянутых по длине белых пятен, слева еще одно. По правую руку тоже пятно, только шире и прямоугольное. Окно,- догадался я.
Первые пятна время от времени шевелились, от них исходили некие звуки. Не монотонные, а с некоторым интервалом. Одни пятна исчезали, другие появлялись. А может быть, не другие, а те же самые. Их становилось то больше, то меньше. Когда прямоугольное пятно темнело, их становилось совсем мало. Через некоторое время я переставал что-либо чувствовать, но оказывался в прежнем ярком мире, где жил, работал, любил, где осталась неделя, до того, как приедет мой джип, и из салона я выеду на новеньком сверкающем чуде. Однако, как бы я ни старался, но неизменно все расплывалось клочьями тумана, и я вновь возвращался в эту полуреальность.
…Не знаю, сколько это продолжалось, но однажды что-то изменилось. Белое пятно обрело плоть, налилось красками. И сверху, там где никогда ничего не было, проступило лицо, светлые волосы. Резкость усиливалась, а вместе с ней росло и удивление. Сердце стукнуло, пошло колотиться о ребра, словно хотело разорвать тесную клетку и устремиться, да, устремиться!
Я силился встать, но не мог шевельнуть и пальцем. Бесконечно родное заплаканное лицо вздрогнуло, глаза расширились. Она в мгновение ока оказалась рядом, глаза жадно обшаривали мое лицо,наполнились слезами. Прозрачные жемчужины тут же прорвали запруду, побежали вниз.
-Костя, ты очнулся, ты слышишь меня?
В ее голосе было столько надежды, что я зарычал, бешено рванулся из своей темницы, которым стало мое тело, но тщетно. Что-то запищало, в палату вбежали люди в белых халатах, двое метнулись к аппаратуре, двое к нам, схватили ее за плечи. В груди что-то остро лопнуло, плеснуло горячим.
-Быстрее каталку! В реанимацию!
В диком усилии, от которого лопнули жилы, треснули кости, я смог шевельнуть, но только губами:
-Света… Я люблю тебя. Прости…
Она зарыдала, прижалась ко мне всем телом, всем своим существом, словно хотела стать со мной одним целым. Бедняжка, я заставил тебя страдать. Но теперь никогда, никому нас не разлучить, -пронеслось горячечно в моем мозгу.- Никогда… И во веки веков…
 Голоса зазвучали сердито, но мы уже не слышали, отрезанные ото всех пеленой черного снега. Тот падал все чаще, становился гуще. Куда-то исчезла Светлана, растворилась боль, а потом постепенно растворился и я…
Скрип, монотонный перестук колес, шаги, эхо… По бокам монотонно движутся синие до половины стены выше и до самого потолка –белые.
Я ехал на каталке, накрытый с головой простыней, и в то же время видел себя со стороны. Видел здоровенного дядю в синем халате с волосатыми ручищами, что толкал каталку. Ту время от времени дергало, а с нею потряхивало и меня. Колесо норовило повернуться, тормозило. Медбрат приглушенно ругался, поминал строителей недобрым словом с привкусом перегара и гнилого лука.
Во мне что-то отозвалось. Я стал присматриваться, потом вспомнил, что это ж я в позапрошлом году эту больницу строил. А потом при сдаче втюхивал приемной комиссии этот пол, едва осиленный гостарбайтерами из сонечного Еревана и кривой потолок, а ля хан Узбек. Как сейчас помню, за длинномер кирпича.
Во рту разлилась горечь, сдавила желудок. Где сейчас моя машина, двухэтажный особняк, доходная работа, где Светлана?.. Где мои планы поехать отдыхать в Тайвань, потом в Египед да и в Индии побывать хотел? Где? Кому это нужно, кому интересно? Все пошло прахом. Остался только этот кривой пол в кривом коридоре с кривыми стенами, по которому меня везут… Нет, не в палату. Совсем не в палату…
Каталку потряхивало. На очередной колдобине нога вывалилась из-под простыни. На пальце покачивалась бирка с номером тридцать пять четыреста два, все сильнее становился запах формалина.