Весталка 03

После полудня к имению Лициниев на роскошной колеснице подъехал Гней Домиций в сопровождении двух жрецов. Домовладыка вышел гостям навстречу и, поприветствовав их, провел в дом.
Пройдя через небольшие сени, они оказались в атрии*, - просторной комнате с высокими потолками и мозаичным полом. Сверху атрий был защищен крышей, скаты которой, обращенные внутрь дома, образовали четырехугольное отверстие, а под ним – водоем для сбора дождевой воды.
Изначально Публий собирался устроить прием именно здесь, но поскольку подошло время второго завтрака, он решил, что триклиний** более подходящее место для переговоров.
В центре триклиния располагался квадратный, богато сервированный стол, окруженный с трех сторон тремя ложами***. Слуги торопливо расставляли последние блюда и чаши с водой для споласкивания рук. Публипор****, худощавый раб греческого происхождения наполнял кубки старым, выдержанным вином, из личного погреба Публия.
- Прошу! – громко произнес домовладыка, жестом приглашая гостей к столу.
Сняв тоги, мужчины облачились в удобные одеяния из набивного ситца, - специально предусмотренные для приема пищи и, устроившись на мягких клиниях, приступили к завтраку.

* * *

Женская половина семейства ожидала в столовой.
Туллия, дабы расслабить натянутые, словно струны самбуки*****, нервы, плеснула себе вина рубинового окраса и смешала его с ложкой меда. Сделав несколько глотков, женщина принялась мысленно молиться богам о спасении дочерей. Лициния старшая, поглощенная думами о скором посвящении в весталки, так же как и мать не притронулась к еде. Вид ароматных яств не вызывал ничего, кроме отвращения. И лишь ничем не обремененная младшая ела за троих. Щуря глаза от удовольствия, она жевала свежий хлеб, обильно смазанный моретумом******, забавно при этом причмокивая.
Но вскоре и она ощутила царящую в комнате тишину и странное напряжение. И то и другое, с неимоверной силой давило на плечи.
- Маменька, что случилось? – обеспокоенно спросила она.
Туллия встрепенулась, возвращаясь мыслями в реальность, и взглянула на Лицинию. На лице тут же расцвела теплая улыбка:
- Ничего, моя дорогая, - заверила она дочь.
Младшая с минуту изучающе смотрела на мать, стараясь отыскать хоть малейшие признаки тревоги. Но тщетно, в глазах матери читались лишь безграничная любовь и нежность. Немного успокоившись, девочка улыбнулась в ответ и, придвинув к себе горшочки с орехами и медом, переключила все свое внимание на десерт.
«Глупая девчонка! – нахмурилась старшая, едва заметно качнув головой. – Как может есть в такой ответственный момент?.. Момент, когда решается моя дальнейшая судьба! А мать, - думала Лициния, с презрением глядя на женщину, - ведет себя так, будто собирается хоронить собственную дочь, а не отдавать ее на службу славной богине… Неужто она не желает мне счастья?!»

Через час в столовой появилась молодая рабыня. Поклонившись, она сказала:
- Домовладыка желает вас видеть, госпожа.
Тулия кивнула в ответ и, поднявшись с места, знаком велела дочерям следовать за ней. Обе повиновались.
Пройдя в триклиний, женщина выразила свое почтение важным гостям, затем поцеловала старшую дочь в лоб и подтолкнула ее к жрецам. Стройная смуглянка, поправив складки туники, подошла к столу.
- Довольно высока для своих десяти лет, - промолвил понтифик, рассматривая девочку.
- Миловидна, - отметил один жрец.
- Никаких зримых физических недостатков, - протянул второй.
Их слова приятно ласкали слух, и Лициния, самодовольно улыбнувшись, горделиво вздернула носик, всем своим видом показывая, что лишь она одна достойна служить Весте.
- А кто это прячется за юбкой матроны? – поинтересовался понтифик, завидев маленькую ручку, держащую Туллию за ногу.
Помедлив, Публий ответил:
- Это моя младшая... Мала еще, ей всего пять. – И подозвал девочку.
Та вспыхнула, в смущении опустила взгляд, и, убрав выбившуюся прядь за ушко, послушно шагнула к отцу. Жрецы с неподдельным интересом и любопытством стали разглядывать очаровательное создание.
Большие выразительные глаза цвета зеленых оливок (редкость в их краях!), обрамленные длинными пушистыми ресницами, пышущие здоровьем пухлые щечки, миниатюрный ротик, аккуратный профиль. Волнистые волосы, собранные в замысловатую прическу на затылке, блестели подобно черному шелку.
«Какая жалость! - с досадой подумал Гней Домиций, потирая подбородок. – Она совершенна! Самое прекрасное существо, которое я когда-либо видел». Вслух же сказал:
- А когда начнется шестой год?
«Нет!» - страх липкими щупальцами обволакивал Лицинию старшую; с трудом сдерживая крик отчаяния, с неумолимой силой рвавшийся наружу, она наблюдала за понтификом.
- В конце месяца. – Несмотря на то, что в душу Публия закрались нехорошие предчувствия, внешне он оставался спокойным и голос его не дрогнул.
Жена держалась из последних сил. Она будто к полу приросла, боялась пошевелиться, боялась, что одно непроизвольное движение ненароком выдаст ее эмоции. Туллии  стоило огромных усилий сохранять самообладание, продолжая скрывать истинные чувства за маской напускной доброжелательности, с застывшей улыбкой на губах.
Понтифик долго о чем-то раздумывал; все молчали, не смея помешать ему.
- Думаю, богиня Веста не осерчает, - наконец заговорил Гней, нарушив затянувшуюся паузу, - если ей придется подождать несколько дней.
Жрецы одобряюще закивали, показывая свое согласие.
- Что ж, тогда решено! – торжественно объявил понтифик. – Лициния младшая станет весталкой!
Когда до сознания Туллии дошло значение этих слов, она едва не вскрикнула от боли, боли материнского сердца, которое Гней Домиций, сам о том не ведая, безжалостно разорвал на мелкие кусочки. Тяжело дыша, женщина смиренно склонила голову, благодаря за оказанную честь. И, взяв дочерей за руки, повела их прочь.
Туллия сжала крепче маленькую ладошку:
- Вскоре, милая, ты вступишь в дом великой богини Весты, - шептала она, а по щекам текли безмолвные слезы, - и станешь жрицей… Это большая честь.
- Почему же ты плачешь, маменька? – недоумевала девочка, с жалостью глядя на мать, и сама готовая расплакаться в любую минуту.
- От счастья, милая, - солгала женщина, желая приободрить дитя, - от счастья…



* атрий – приемная комната
** триклиний – особая столовая, зал для пиршества; его использовали в основном во время обеда, который состоялся вечером
*** древние римляне (мужчины) обедали полулежа
**** иногда рабов называли «пуэр» (мальчик), соединяя это обозначение с именем господина в родительном падеже; раб Публия (Публии пуэр) - Публипор
***** самбука - струнный щипковый инструмент, похожий на арфу
****** моретум – сырная смесь с чесноком, оливковым маслом, солью, сельдереем и кориандром