Лекарство от Визбора

       Когда на экране телевизора череда альпинистов начинает свой путь к вершине от подножья, наблюдать их сосредоточненное восхождение дольше одной минуты уже невыносимо скучно. Для оживления сюжета сценаристы используют падение в расщелину, нервные срывы или хотя бы перелом ноги у одного из альпинистов, чтобы все остальные героически несли его по очереди. Или там зрение кто потеряет от яркого снега. Тогда смотришь уже с каким-то интересом. Или переключишь на «Кто хочет стать миллионером», там больше веришь в происходящее, хотя тоже адреналин не фонтанирует…
       Совсем другое дело – попробовать самому подняться на какую-нибудь возвышенность.  Когда мне выпало похожее испытание, я после десятков просмотренных киносюжетов о восхождениях не особенно-то и волновался.  Подумаешь, Эльбрус!  Тем более, что добрые люди придумали и построили подъёмник.  Дождался своего самодвижущегося сиденья – плюхнулся, цепочку для страховки на уровне живота застегнул – и катись вверх.
       В сиденье я плюхнулся почти профессионально. Только вот с цепочкой у меня как-то не получилось. То есть совсем не получилось. Мои большие габариты не были учтены маленькими проектировщиками.  Как я ни вдыхал, длины цепи не хватило для того, чтобы застраховаться от падения.  Сиденье восторженно вознеслось на убийственную высоту – а я всё еще правой рукой пытался растянуть металлическую цепь, стремясь зацепить крючок за противоположный подлокотник.
        Я! Летел! Вверх! Не! Пристёгнутым! Четыре-пять худосочных реечек под задницей были скользкими от лака и мороза, каждое колебание продвигало меня по сиденью вперёд, к пустоте!  Откинувшись назад, я обнаружил, что лишнее усердие в этом направлении может сыграть со мной злую шутку опрокидонса.  Застыв в спасительном равновесии, я взирал на далёкую спасительную точку завершения маршрута, приближение которой даровало мне надежду твёрдой почвы.
        Кисть левой руки железной хваткой сроднилась с  вертикальной трубой, которая  соединяла сиденье  с тросом подъёмника, а правая вцепилась в подлокотник.  Перчатки, которые я хотел надеть на первых метрах подъёма, остались в боковых карманах куртки. Ладони заледенели и немедленно передали холод замерзшего металла  сначала всей коже, а потом и телу.
       Каждое лёгкое покачивание моего сиденья от ветра или от изменения скорости движения окунало меня в воспоминания лучших, ярких впечатлений прожитой жизни. Так в кино обычно герои прощаются с жизнью. Внезапно движение троса подъёмника прекратилось. Моё сиденье по инерции заколебало вперёд-назад.  Пытаясь противостоять законам физики, я стал покачиваться в обратные стороны, тормозя колебание. Сиденье ответило мне разухабистым раскачиванием вправо-влево.
       Я замер, не мигая, не дыша... Посмотрел вниз, на место моего вероятного внезапного приземления.  Подо мной, упруго поворачивая на извилинах узенькой лыжни, скользили крошечные лыжники. Какие-то  одинокие, малюсенькие, игрушечные кустики стояли далеко по сторонам. Всё подножье горы представляло в основном твёрдый, укатанный, блестящий на солнце наст на каменной основе.  Вот р-р-раз! - и готово. И всё из-за какой-то короткой цепи...
       Как только колебания от остановки несущего троса  стихли, меня снова тряхануло. Трос опять пришёл в движение.  Этот неожиданный дёрг вновь придал моему сиденью весёленькую с виду качку, которой я уже не сопротивлялся, опасаясь негативных сюрпризов.
       Навстречу мне спускались радостные, какие-то вдохновлённые, безбашенные туристы. Все они были надёжно защищены от падения  крепкими цепями. Оттого их лица были беззаботны и выражали разве что экскурсионное любопытство. Одна женщина, привлекая моё внимание взмахом руки, расстегнула свою цепь и застегнула её, указывая пальцем сделать мне то же самое. Я надул щёки, показав этим свою основную проблему, и помотал головой. Она как бы с ужасом с ужасом закатила глаза и умчалась вниз.   
       Постепенно высота отрыва от поверхности земли стала уменьшаться.  Люди и растительность, приближаясь, возвращали для меня свои обычные размеры.  Я сначала услышал, а потом и увидел тем, впереди, в точке соединения с землёй, нашего гида, который орал, стоя у места высадки:
       - А ну, улыбочку! Снимаю! Всех снимаю! Улыбочку! Снимаю! Второго дубля не будет! Зубки мне покажите! Всем весело! Снимаю!
       Мне удалось выразить на лице стремительную лёгкость бытия,и, кажется, удачу самосохранения.
       Засеменив ногами по снегу, я с трудом оторвал руки от несущего меня оборудования и, пройдя пару шагов, обнял мою Аллочку,  которая поднималась на предыдущем сиденье. 
       Первое, что бросилось в глаза после ощущения твёрдой основы под ногами, была вывеска кафешки «У Визбора», метрах в ста от счастливой высадки с подъёмника. Я подумал, что это заведение будет для меня теперь лучше всякой аптеки.
        Визбор, для тех, кто не знает, играл в «Семнадцати мгновениях весны» Бормана. Он сочинил много романтических песен про походы, горы и судьбы. Визбор, для тех, кто помнит выпуски радиостанции «Юность» в 23.05, окутывал нас романтикой костерков на таёжных тропах... «Ты у меня одна» - это его песня из одноимённого фильма со Збруевым. 
       По моему предложению мы с Аллочкой отправились к этому неказистому строению, названного в честь известного барда. Меню заведения, к радости, обещало и заветный «Прасковейский».
       Первоначальных пятидесяти с лимоном мне хватило разве лишь на то, чтобы понять, что одна рука пока еще вовсе не восстановила свои двигательные функции, а вторая представляет собой лишь ложемент для стопки, совпадающей по диаметру с  той трубой, которую я недавно выпустил.
       Вторая удвоенная порция с икорным бутербродом вернула мне дар относительно связной речи. Дыхание перешло из реанимационного к более уверенному. Вернулись обычные человеческие ощущения,чувства. Прежде всего - обоняние.
      Немедленно запрошенная следующая сотка  с лимоном вернула кровоток пальцам правой руки, они расслабились и смогли достаточно легко отсчитать необходимое количество купюр.
       Мы вышли из заведения  под лучи обаятельного, лучистого, тёплого, завораживающего солнца.  С каждым новым движением рук, ног и головы организм  восстанавливал всё то утраченное, что было потеряно на подъёме.  Душа трепетала от слияния с этим чудесным миром. 
       Мы  гуляли по окрестностям, фотографировались в кучерявых папахах, заводили минутные знакомства с такими же, как мы, туристами, беседовали с местными, купили парочку сувениров, рассматривали  и фиксировали незабываемые пейзажи…
       Перед  спуском я взял у Аллочки фотоаппарат и, опустившись на сиденье, самозабвенно щёлкал кадр за кадром. Обратный путь показался для меня минутной забавой.   
      Сидя на подвешенном сиденье,  я поворачивался  туда-сюда, держа фотокамеру двумя руками, искал объективом чудеса природы, щёлкал и щёлкал то по правую руку, то по левую, то поворачивался чуть ли не на 180 градусов. И если я и думал о чём-то, так о том, чтобы солнце не било в объектив. 
       Внизу, оторвав пятую точку от сиденья, уже став на ноги,  я случайно заметил, что при спуске я снова не был пристёгнут.  Я просто забыл про эту мелочь.
       Что ни говорите, а ведь есть романтика и на подъёме, и на спуске.
       Какое счастье побывать в горах!