Только не захлебнись. Глава 5

Я переступила порог, захлопнула дверь, и бросила ключи на пол.  Было уже далеко за полночь.
– Ты где была? – Влад ждал меня на кухне.
– А какая собственно разница?
Я прошла мимо него, налила себе стакан молока, и осушила его одним махом.
– Ты где была? – повторил он.
– Это не важно, где была, там меня уже нету. Спокойной ночи.
 Я хотела выйти с кухни, но Влад схвати меня за волосы и подтянул к себе.
– Я спрашиваю, где ты была, – прорычал он мне на ухо.
– Идиот, отпусти, мне больно! – завопила я.
Он дал мне пощёчину.
–  Я спрашиваю, ты отвечаешь, – процедил он.
Я промолчала. Он снова больно схватил меня за волосы.
– Ты что, с первого раза не понимаешь? – он больно дёрнул, и я запищала, – Или ты любишь боль? Отвечай!
– Нет, – пропищала я.
– Тогда запомни, мне надо отвечать с первого раза, – прошипел он мне на ухо, – Я предупреждаю один раз.
Он отпустил меня, и я снова съехала по стене на пол, опустила голову на колени и заплакала. Он, было, замахнулся, и я вся жалась, в ожидании очередной боли,  но он взял со стола хрустальную вазу с огромным букетом ромашек, и с одури бросил её на пол. Ваза с грохотом разлетелась на маленькие кусочки.
– Убери тут всё, – рявкнул он, и вышел.
Через несколько минут я кое-как успокоилась, и пришла в себя. Что на него нашло? Он же хотел, как раньше, пусть получает. Что я-то не так  сделала? Я попыталась встать. Голова очень кружилась.
Я решила показать свою гордость, и не стала ничего убирать, а просто ушла в свою комнату и легла на кровать. Примерно через полчаса в комнату ввалился разъяренный Влад, и закричал:
– Я тебе сказал убрать на кухне, почему ты не сделала этого?!
– Я тебе не прислуга. Сам намусорил – сам и убирай, – спокойно сказала я, глядя в потолок.
– Что?! – он задохнулся от возмущения, – Что ты сказала?!
– Ты всё слышал, – ответила я, и повернулась на бок.
  В такой позе я не видела его лица, и через несколько секунд я почувствовала, как он хватает меня за волосы и стягивает с кровати. Я запищала от боли.
– Я сказал убрать, – цедил он сквозь зубы, – ты должна была убрать. Ты не послушалась – ты наказана.
Он, так же, за волосы, потащил меня на кухню. Взяв меня за голову, он наклонил меня к полу, который был усыпан сотнями мелких острых осколков хрусталя, отставив всего один сантиметр расстояния между моим лицом и осколками. Я закричала, и с глаз полились горячие слёзы, которые капали на пол.
– Не надо, пожалуйста, не надо, – взмолилась я сквозь слёзы, но он, кажется, не слышал.
Он продолжал давить на голову, а я со всех сил опиралась. Но разве я могла сопротивляться его сильным, натренированным рукам, которые в объёме, казалось, были раза в три больше моих.
Когда силы были уже на исходе, я не выдержала, и упёрлась руками в пол. Десятки маленьких осколков врезались мне в кожу, и я закричала от дикой боли. Во всяком случае, это лучше, чем всё лицо в шрамах, которые останутся на всю жизнь.
Когда под моими руками образовалась уже хорошая лужа крови, он перестал давить, и, схватив за шиворот, потащил в коридор. Затем последовал удар ногой в живот. За тем ещё один, и ещё. Дальше следовали удары куда попало. После очередного удара я потеряла сознание. Сколько я так пролежала – не знаю, но когда пришла в себя, было уже светло, и я долго не могла понять, где нахожусь. Примерно минут через 10, я всё-таки поняла, что лежу на полу своего собственного коридора. Кое-как поднявшись, я ели подошла к двери на кухню, но остановилась, когда услышала голос Влада там.
– ..Да сам знаю, виноват, надо было сразу указать ей место, показать, кто тут хозяин. А я, идиот, снисходительно улыбался, всё разрешал, поддакивал, разрешал засыпать у себя на плече... Позавчера вообще напился, и чуть в койку её не затащил… Да, в тот самый день… Но скажу тебе, братан, целуется она классно… – я услышала, как он захохотал.
  Да, братец, но это не помешало тебе вчера месить меня ногами. Я тихо открыла дверь в комнату, взяла телефон и деньги, и так же тихо вышла из квартиры. С кухни всё так же был слышен его басовый хохот.
По улице я шла медленно, спотыкаясь и шатаясь, и время от времени ловила на себе косые взгляды прохожих. В проходя мимо витрины одного магазина, я повернула голову, что-бы посмотреть, как я выгляжу, и ахнула. Губа была разбита, и засохшая кровь была размазана по щеке. Опухшие от слёз глаза, растрёпанные волосы, и порванная одежда, заляпанная каплями крови.
В метро меня с явным интересом разглядывал милиционер, а в полупустом вагоне поезда, когда я села, и с облегчением запрокинула голову и закрыла глаза, одна пожилая женщина встала напротив меня, и начала читать мне нотации:
– Ишь ты, вы только посмотрите, люди добрые, какая нынче молодёжь пошла! Всё проститутки да наркоманки! И вот, посмотрите, полдень ещё не стукнул, а она уже преуспела! Где ж вы только деньги на водку берёте?
 Я открыла глаза и посмотрела на женщину. Затем оглядела весь вагон. В нём было от силы пятеро человек, и все взгляды были направлены на меня. Я вздохнула, схватилась за поручень и тяжело встала.
– А вы не стойте, садитесь, – прохрипела я, – вы, наверное, устали, а тут-то и мест свободных нету.
  Я показательно повертела головой, и обвела взглядом полупустой вагон.
  Женщина тяжело плюхнулась на место, где я только что сидела. В вагоне послышались смешки.
– Вам, наверное, тяжело приходится, каждый день сидеть, пересматривать сериалы, а в магазин за сахаром и гречкой ходить. Очень уж выматывают эти разговоры с ровесницами, а поехать за пенсией в другой конец города – ужас сущий, – продолжала острить я.
 В вагоне уже смеялись, не стесняясь, а женщина задохнулась от возмущения и вся раскраснелась. Она заикалась, в поисках обидного ответа, и наконец, со злостью вскрикнула, пригрозив толстым, сморщенным указательным пальцем:
– Сталина на вас нет!
Вдруг под левым ребром очень сильно закололо, и я охнула, чувствуя, что падаю назад. Меня успел подловить парень, стоявший сзади.
– Девушка, вам плохо? – обеспокоенно спросил он, и я, не успев ответить, потеряла сознание.