Не Думай о Черном Японце

Не думай о черном японце – его нет и никогда не было. Неразгаданная головоломка, вместившая пространства, размером с жизнь. Без выходных и перерыва на сон, работал шахтером. Спускаясь в забой нового дня, не обласканный небом и солнцем, долбил твердую породу, убежденный в собственной правоте и непогрешимости, уверенный в необходимости пробиться к свету твоего взгляда сквозь толщу неких возведенных детским капризом судьбы, неприступных укреплений, не взятых ни единым солдатом редутов. Накручивая себя, изнуряя борьбой за свое, наполнял бег дней мнимым смыслом, отказываясь верить, что нет никаких оборонительных рубежей, нет шахты, непробиваемого монолита, что я сам воздвиг пресловутую стену, строго по окружности вокруг себя. Гнал страх и сомнения… Пестовал в себе воина, крался в ночь, как во фронтовую зону, кусал губы и локти, скрежетал зубами, бросался в новый день, как в последнюю атаку. Отметал сомнения и догадки, что никакой войны нет и я – словно тот обезумевший солдат императорской армии, полвека ведущий бессмысленный бой в филиппинских джунглях, не веря, что империя солнца давно капитулировала. Я сам - глубокая темная шахта, я - осенняя хмурь, я и есть скальная порода и забой ведет меня все глубже внутрь себя, во мрак запертого заблуждениями и тупиками духа…

Разрывая мышцы, ломая ногти и крича от напряжения, распахивал скрипучие веки чугунных врат нового дня, исполнял мудреный танец из механических движений, машинальных навыков, что заполняют время до ухода в тревоги протяжных снов. Вальсировал на краю пропасти своего отчуждения, цепляясь за уступы незначительных дел, за ломкие ветви привычек, мозолистую лапу работы, фригидные утехи желудочно-зрительных восприятий, отвлекающие маневры фантазий, отодвигавших близкие до дискомфорта горизонты…

Год змеи. Мой год. Очередная обманка. Восточная усмешка для наивных фаталистов, читающих знаки судьбы там, где их нет. Год змеи уползает в прошлую мглу, шелестя чешуей блестящего под фонарями асфальта, клубясь ядом несвоевременной предновогодней оттепели, когда просишь поддать снежка. Уползает, прощаясь зигзагами, шипя отголосками недоговоренных летних откровений…

Глухо ностальгирую по простым, понятным и счастливым до скуки дням, когда удивительным открытием мироздания являлась, прогнувшаяся под мнимой тяжестью маленького жучка, сочная травинка. Застывшая на фоне неба простая картина бытия, пока я, как незначительная часть этой картины, загорал с электронной книгой и, бросив чтение, погружался в мир травинок, жучков, наслаждаясь состоянием души и тела, когда не страшно произносить вслух слова – «завтра», «вместе», «мы»… И… даже слово – «навсегда»…

Заблуждаясь, как вечный ребенок, ослепнув от собственного блеска, ныряя под твою ладонь в щенячьем ожидании постоянного одобрения, сыпался сухой глиной, каждодневно все более теряя зримые очертания, уничтожал неповторимый мир, что мог существовать лишь до той поры, пока не начал разрушаться я сам. В идиллической летней неге, сквозь блестящие под грибными дождями тонкие паутинки, смердело моим переизбыточным деланным благодушием. Волшебная космическая константа «Л», попирая правило золотого сечения и рискуя идеальными пропорциями,  перетекла в чувственное и душное пространство под одеялом, спряталось в безмолвных поцелуях, страсти без слов, туда, где слова не обязательны, а потому нет риска провалиться в омут новой изматывающей битвы изнуренных, но гордых сердец. Июльский недостаток солнечных дней прямолинейно подчеркивал нехватку тепла в новоявленной реальности. Той насмешливой реальности, что резво смыла зазевавшегося меня, как волна непринужденно слизывает следы на песке, одновременно затягивая в пучину самонадеянного путника.

Знаки судьбы или обычные уколы прошлого – привычный пейзаж взрывают только мне заметные отблески-напоминания…  Нервные поклоны деревьев на ветру неуловимо и мимолетно (дофантазировал) имитируют контуры твоей фигуры, пародируют жесты. Разлеты улиц вдали, на грани видимости, странным образом намекают на черты твоего лица, подернутого сеточкой мимических морщин, выдающих скорее, не возраст, а внутренние терзания. Угадываю твои движения у наспех склеенных подделок, поворот головы - у непохожих двойников, ищу твое присутствие в застывшей пустоте квартиры, города, жизни…   До боли и уныния вглядываюсь в чужие лица, пытаясь уловить сигнал и получить «добро» по милитаристской схеме «свой-чужой». Рассчитывая увидеть подтверждение, что до сих пор живой.

Липкое соитие с будничной и приторной новизной ненужной свободы, как акт торжества животного начала над духовным. Уступка потребе капризной плоти, обреченная попытка новым вербальным мимолетом заткнуть разинутую орущую пасть пограничного с безумием одиночества. Действо, побуждающее чесоточное желание помыться. Обязательно – изнутри. Вместо облегчения, бьет тройным отрицательным эффектом. Агония заблудившегося духа.

Строчу челобитные наверх, моля о пощаде. Боясь и одновременно мечтая о гневе и каре, возводя грехи в добродетель. Желая увидеть высший смысл в упрямой и нескончаемой Любви… И порой небо открывается. Идут потоки Света. Впитываю слезинки неведомых знаний, смачиваю пересохшие губы капелькой живой воды… Вопреки прозе дней верю, что во имя какой-то великой неведомой цели…

Прикрывая за ушедшей жизнью дверь, уронив с бедер полотенце, иду голый на кухню, курю с ноутбуком наедине. Отгоняю табачным туманом вороний гомон множества злобных и лукавых голосов в пустой и гулкой башке. Кликаю папку «рок». Мою фальшивую инсталляцию – мнимую самодостаточность голого тела перед ноутбуком - рушат сочные переливы гитар, бодрящие низы, надрыв вокала, вся фантасмагория музыки, вечно зовущая куда-то, будоражащая память, раны прошлого и настоящего, ноющая сладкая боль, отсылающая к детским грезам цветов восхода и юношеским терзаниям в пору первых поцелуев. На грани недопустимого пафоса, на черте переслащенного перебора, в полете духа к разноцветному карамельному «никуда», о котором всегда мечталось, но до коего так и не смог долететь. Тщетное стремление воспринимать действительность как античную трагедию. Мимикрирующие «сны о чем-то большем»...

Не думай о черном японце – его нет и никогда не было…  Моя личная эзотерика, бесстыдный парафраз китайского мудреца, витые узоры рисованных символов, чугунная ковка высоких оград-слов.  Свежевыдуманные философские положения. Кодекс чести смертника. Вызывающая ересь отчаяния. И невероятная любовь к жизни при полной неспособности внятно жить. Высшая честь быть размытым отражением дня сегодняшнего, воплощением коллективного страха, боли, отчуждения – этих питательных смесей для утробы забвения, вечного странствия мысли, хмурых туч покинутости. Черный – напоминание о былой строгости и лаконичности в выборе экстерьера, ныне - цвет утраченных надежд, цвет тьмы, коим ему и следует быть. Не думай о черном японце… О твоем добротном автомобиле со вздернутой крышей, странно и неуловимо повторявшем, как иные предметы и слияния пространств, твою упрямую осанку. Не думай о четырехколесном символе моего персонального оккультизма, на котором мы, замаскированные под обычных счастливых обывателей, прозаично и безмятежно ездили на дачу. Не думай о фантоме, спешащем сегодня на хрустящей зимней резине в символично недоступную даль. Чем стремительней растет его скорость, тем быстрее облетают с гладких боков лишние изгибы, ледяной ветер жгучей плетью режет на металлической морде глубокие морщины, неистовый колючий дождь дробит самодовольное выражение безмятежности, пестуя взамен фатальную маску трагика. И за рулем - никого... Все лишнее, наносное, временное, засохшей змеиной чешуей уносится во тьму. Пронзающие горизонты будущего фары - трескаются и разлетаются в пыль от летящих в лоб январских льдин, что окончательно придает уходящему в точку болиду полное сходство со мной. Я лечу в кромешную даль, сливаясь с ней цветом тьмы, растворяюсь в ней холодом и равнодушием. Рваные края моего кимоно бьются на ветру придуманными флагами, растрепанные кудри становятся стрелами дождя,  разбитые фары раскосых глаз – порталами в пустоту не возникших пока галактик. Мой кривой самурайский меч сверкает в небе порванными нервами молний. Я черный японец. Не думай обо мне. Меня нет и никогда не было…