Трамвай

Где-то далеко-далеко, за забором нашего трамвайного депо, солнце выпрыгнуло из-за горизонта. Я обрадовался. Скоро на работу. В 5.30 придёт Васильевич, и обойдя вокруг, не выявив видимых неисправностей, кряхтя и ругаясь полезет в моё железное нутро. Плюхнется на обитое коричневым дермантином сидение, и запустит рутинную проверку:
 
-кулачковый и реверсивный валы стоят в нулевом положении;
-автоматический выключатель выключен;
-вагон заторможен ручным тормозом;
-проверить работу контроллера ...

Мне нравится с ним работать. С Васильевичем мы накатали не одну тысячу километров по нашему городу. Он неторопливый и аккуратный водитель, не то что молодежь. Сменщиком у Васильевича - Петя. Ему тридцать пять. Вот он и есть молодежь. У него голубые мечтательные глаза и косичка длинных светлых волос. Васильевич зовёт его "щеглом". Этому всё неймется. Когда едет по маршруту - всё время пялится по сторонам. Увидит симпатичную девицу на каком-нибудь Клио или Пыжике - и машет рукой, показывая зубы. Оптимист. Он думает, что зарплата в три тысячи гривен, комната в общаге и шмотки с  "Бессарабки" - это не бесперспективно.

Васильевич не такой. На работе он думает о работе. Он не гонит, соблюдает скоростной режим, заранее предугадывает обстановку. Следит, чтобы я был ухожен. С ним я чувствую себя трамваем. К вечеру у меня не болят тормозные колодки, не клинит механизмы дверей, и нет одышки от постоянных наборов и падений скорости.

Мне нравится моя работа. Бегая по городу, я могу отпускать солнечных зайчиков  со своих стекол побегать по фасадам домов. Могу заглотив утром пару десятков свежих людей, развезти их по работам, а вечером собрать уставшими,  чтобы  доставить к семьям. Могу прилипшим к окнам туристам, бесконечно показывать наш старо-молодой город, с его большими площадями, древними церквями, каштанами, потоками машин, рвущим планы ритмом и неслышной поступью козацких традиций ...
 
Но сегодня Васильевич что-то задерживается. А нет, вот и он.

Иван Васильевич подошел к трамваю, вместе с одетым в оранжевую спецовку мужчиной.
- Вот этот, - ткнул он в меня пальцем.
- Хорошо.
- А когда его разберут?
- Думаю начнем сегодня, а через неделю от него ничего не останется. Только груда хлама для переработки.
- Угу.

Васильевич глянул на меня, хмыкнул, плюнул, растёр плевок носком ботинка, и не оборачиваясь зашагал прочь, глубоко засунув руки в карманы форменной куртки. Солнце снова выпустило побегать на моих стеклах своих зайчиков, но они на них не держались, а безжизненно шлепались на землю, словно  гнилые яблоки.