Фотограф

       Фамилию этого человека я называть не буду, поскольку в детстве был очень дружен с его сыном - Славкой, который тайком от родителей давал мне читать приключенческие  книги из их обширной библиотеки.
       На улице все его звали Фотограф.
       Это был ражий детина, под два метра ростом, весьма упитанный и самодовольный.  Он нигде не работал, хотя жил в добротном каменном доме и имел единственный на нашей улице в то время автомобиль «Победа», на которой развозил пассажиров с вокзала и рынка, зарабатывая на хлеб с маслом.
       Семья Фотографа жила обособленно и с соседями общалась мало. Те платили взаимностью и лишний раз к ним тоже старались не обращаться. Так и жили, в тихой неприязни.
       Среди стариков ходили слухи, что в годы войны Фотограф уклонился от фронта и выжил, в то время, как практически в каждой семье моих земляков кто-то погиб на войне или пропал без вести.
       В середине семидесятых, когда в Стране все более массово стали отмечать День Победы и оставшимся в живых ветеранам предоставили кое-какие льготы, многие из них стали носить орденские планки.
       Мой отец, провоевавший две войны, к этому нововведению относился скептически и наград никогда не надевал.
       Однако, когда в очередной свой приезд  в отпуск из Москвы, в  мае 1975 года я привез ему изготовленные на свой страх и риск  в столичном Военторге  плексигласовые планки с девятью его орденами и медалями, батя был явно доволен, хотя виду и не подал.
       Это был День Тридцатилетия Победы и к нам зашли посидеть соседи -   Дмытро Коломиец  и Иван Корнев, а с ними работавший с отцом,  Василий Павлович Лисов. Все трое воевали в пехоте, и двое были инвалидами, что не мешало им трудиться в шахте. Они принесли с собой бутылку «Московской», мама выставила  на стол какую-то закуску, и  все четверо мирно беседовали, сидя   во дворе под цветущей  яблоней.
       В это время на улице появился Фотограф, на груди которого с некоторых пор стали красоваться орденские планки.
       - Ты дывысь, Мыкола, дэ цэй гад воював? Вин жэ всю оккупацию у погриби просыдив, вси люды на вулыци знають! - возмутился обычно спокойный дядько Дмытро.  Его бурно поддержали остальные присутствующие.
       - Хоть ты ему, Леонтьевич, скажи, пусть снимет награды, а то ей богу пришибем!- матюгнулся вспыльчивый дед Корнев.
       Отец молча встал, вышел за ворота и  поманил к себе  пальцем монолитно шествующего по улице Фотографа. Что он ему тогда сказал, неизвестно. Но орденские планки тот носить перестал, хотя и регулярно околачивался в магазинах,   охотясь со своим ветеранским удостоверением за различными дефицитами.
       А потом стало известно, что действительно, когда наши войска оставляли Донбасс, Фотографа призвали в Армию, но на пункт сбора  он не явился, сказавшись больным.
       От немцев тоже прятался всю оккупацию, по хуторам и дальним селам. Когда же наши части вернулись, на службу снова не попал, а всплыл в соседней области в качестве личного шофера военного прокурора. Тот, скорее всего, и порадел «родному человеку», организовав ему боевое прошлое.
       Первым из фронтовиков на нашей многолюдной тогда улице  умер отец – 13 сентября 1986 года, хотя и был самым молодым из них. Ветераны все пришли на похороны. 
       И явился Фотограф, без наград. При перерегистрации участников  Войны (была такая по указанию Брежнева),  его лишили этого статуса. 
       Я хотел выгнать самозванца, но мама не дала.
       Сказала "Бог ему судья, тому человеку".