Глава 43. Купальня царя Соломона

Прохладная вода купальни, весь день находившейся в густой тени сикимор, и значительные мышечные усилия вытеснили тревожные мысли, накопившиеся за день. Он уже думал о том, что предстоит сделать до окончания дня. Куда пойти, с кем переговорить?

Устав безостановочно пересекать водную поверхность, и запыхавшись, Соломон расслаблено, с закрытыми глазами, опрокинулся на спину. Хорошо! Руки и ноги медленно опустились ко дну, — только лицо на поверхности воды. Так, без движения, можно пролежать очень долго, и не утонешь, словно ты и вода одно целое. Он наслаждался редкими минутами покоя и тишины — никто не беспокоил, не требовал его внимания, не мешал бездумно глядеть на пока еще синее небо, окаймленное сочной зеленью деревьев, и стремительно исчезающим прочерком полета птиц.

Искрящееся веселое солнце золотилось в высоченной кроне пинии, и казалось, время остановилось, мир замер, то ли в предчувствии грандиозных событий и потрясений, то ли в осмысливании и созерцании собственного великолепия и могущества. Не в таких ли мгновениях заключается счастье? Просто жить и не желать большего, чем имеешь?

Все наши беды от неудовлетворенности избыточных желаний. Чем больше власти, тем сильнее становишься заложником собственных пороков. Редкий человек способен их сдерживать, и он, Соломон, тоже не принадлежит к ним. Не быть ему совершенным, примером для подражания.

Да и может ли нормальный мужчина, находясь в здравом рассудке, увидев Милку, не возжелать её, проигнорировать её существование? Невыносима даже мысль, что другой мужчина может властвовать над её прекрасным телом, вызывать у неё стон сладострастия, а ты, словно голодный кот, прохаживаешься мимо плошки со сливками, которую хозяйка поставила на стол для своих детей. Нет, Яхве и на этот раз на его стороне, коль позволил глухонемому убить Валака. Он хочет, чтобы Соломон и Милка стали близки, одним целым. Для этого и существует мир, Израиль, Иудея, Иерусалим.

Соломон рывком, двумя руками поднял тело из воды на край теплого порфира, в несчетный раз, краем сознания, мимолетно удивляясь возросшей силы тяжести тела, которая в купальне почти не ощущалась, словно был в своей стихии, будто рыба. Мгновением позже из-за можжевеловых кустов появилась Зара с двумя юными и статными рабынями. Они с любопытным задором, едва ли не вызывающе, оценивающе смотрели на него.

До этого не видел их во дворце. Ещё один соблазн. Нет, два соблазна. Впрочем, вся его жизнь состоит из сплошных соблазнов и обуздании их. Крупнотелая Зара с тугими, выдающимися персями, не волновала воображение, потому что относился к ней, едва ли не как к старшей сестре, которая привычно о нем заботилась, предупреждая малейшие желания, порой даже не осознанные им, как это было сейчас, захоти он воспользоваться близостью крутобедрых и туготелых девушек.

А они ими были, он не сомневался. Верный залог, что дурные болезни к нему не перейдут. Предварительный осмотр проводила старуха Мара, которая занималась этим ещё при Давиде, и отвечала за здоровье поставляемых во дворец девушек.

Прелестницы накинули на него виссоновое полотно, промокая бисеринки воды и оглаживая тело. Соломон приготовился лечь на мраморную скамью, чтобы полностью расслабиться под ласковыми руками рабынь, как вдруг увидел, приближающегося Завуфа, лицо, которого выглядело немного обескураженным, и в то же время, несколько обеспокоенным.

Как это понимать? Проигрался заезжим купцам, которые наловчились обманывать доверчивых простаков, ловко подменяя игральные кости, утяжеленные свинцом? Или дома неприятности? Что могло случиться у лучшего друга и первого советника? Сейчас он как бы избегал смотреть в глаза Соломона, рыская взглядом, словно уличенный жулик, и проговорил, оправдываясь:

— Соломон, не гневись, я был у Милки, разговаривал с ней и передал  твое приглашении к вечерней трапезе.

Завуф замолчал, переводя взгляд на, обнаженные до плеч, обольстительно женственные руки Зары, которыми она оглаживала широкую волосатую спину Соломона, подготавливая к массажу.

— И что же дальше? — не выдержал затянувшейся паузы Соломон. — Не тяни долго осла за вервие — порвется.

Завуф смущенно отвернулся от быстрого, пронзительного взора Зары, и уставился на множество разноцветных бабочек, слетевшихся на мокрый песок возле порфирной плиты купальни, тонкими хоботками трепетно пьющими драгоценную влагу, столь редкую в пустынной местности. Вот уж у кого беззаботная жизнь, полнейшая идиллия, знай себе, перелетай с цветка на цветок и радуйся крохотной частице воды, никаких обязанностей, ни страха перед царским гневом.

— Она обрадовалась. Сказала, что непременно выполнит твой приказ, который совпадает и с её желанием: хочет видеть и беседовать с тобой. Да-да, я помню, ты говорил — прийти вдвоем. Милка согласилась, вошла в дом, где пробыла короткое время.  Вышла переодетая в нарядное платье. Я уже готовился открыть калитку, как ей неожиданно стало дурно. Она вернулась и присела на скамью во дворе. Потом попросила передать тебе свои извинения за то, что не сможет сегодня выполнить твою волю, мол, не столь здорова, чтобы навестить тебя и поддерживать беседу.

Придет, когда почувствует себя значительно лучше. Сейчас же не хочет оскорблять своим унылым видом любимого царя. Так и сказала. Да, не торопи. Я предложил пригласить Бехера, чтобы облегчить её недомогание, но она решительно отказалась, мол, сама хорошо разбирается во врачевании, — её плохое самочувствие связано с недавней потерей жениха, неожиданным известием от царя на встречу, и женскими болезнями, которым подвержены многие, даже царские жены. Они её часто приглашают в гарем для лечения, поэтому и знает. Мне ничего не оставалось делать, как пожелать скорейшего выздоровления, и уйти. И вот я перед тобой.

Завуф явно расстроился из-за неудавшейся миссии. Соломон был вынужден его подбодрить, хотя с большим трудом скрывал разочарование неожиданным отказом явиться к нему по первому зову. Всё это время его мысли и чувства были настроены на скорую встречу с прекраснейшей Милкой.

В уме проговаривал предполагаемые варианты бесед, сочинял удачные фразы, шутки, чтобы обольстить девушку, обаять, и не спеша, с чувством удовлетворения насладиться её покорным и совершенным телом. И вот… такое, неприятное окончание дня. В чем дело? Неужели она не может простить гибель Валака? Не девочка, должна же понимать, что он не виновен в его смерти! Произошла трагическая случайность, без которой редкая человеческая жизнь обходится. Точнее: вся наша жизнь состоит из случайностей.

— Но она появится? — спросил он, тоже посмотрев на порхающих, потом на сидящих бабочек, отметив шафрановых со сложенными крыльями, на которых четко выделялись пять черных точек в ряд. Но стоило им распахнуться, как взору представал неожиданно прелестный, насыщенный ярко синий цвет крыльев с черной окантовкой. Подобную рисуют тушью модницы возле глаз.

Похожих он ловил в детстве и прибегал показывать матери. Однажды спросил, кто запачкал крылья бабочек грязными пятнами? Вирсавия звонко рассмеялась над ним, потом поцеловала в темечко и проговорила, что такими их создал Элохим, как и всё вокруг, от неприятного червяка в яблоке, страшного крокодила, прирученного дромадера, до стервятника в небе, неподвижно парящего среди редких облаков в поисках падали.

Бабочки, словно и не улетали, те же, что и из далекого детства. Всё так же трепещут крылышками, прихотливо перелетая с одного места на другое, которое, на взгляд человека, ничем не лучше прежнего. Как мало им надо, чтобы быть счастливыми!

— Да, обязательно придет, — обнадеживающе, откликнулся Завуф. — Как почувствует себя лучше. Так и просила передать. Сказала, что рада предстоящей встрече и надеется на своё скорое выздоровление.

Соломон задумался, не замечая массирующих и умащивающих рук. Поведение Милки выбивалось из общепринятых норм. Видимо, сказывалась детская память об обычаях северного народа. Любая другая девушка не замедлила бы поспешить показаться перед взором царя, который ясно сказал, что считает её своей избранницей, и предложил стать женой.

Но Милка поступила иначе, не считаясь с царским желанием и прихотью, утопить возникшую страсть в её прекрасном теле, недоступность которого так волнует его чувства и разум. Недомогание, конечно, это всего лишь предлог. Возможно, хочет понять, как он поступит после её отказа прийти, проверить его чувство к ней. Пойдет ли царь в гарем выбирать жену, или призовет наложницу? Довольствуется ли рабыней на этот вечер или же… Что? Как она хочет, чтобы он поступил?

Милка и в последующие дни может не спешить с приходом во дворец — до тех пор, пока он снова не пригласит. И тогда она явится, потому что других мотивов для отказа не будет. Но догадается, что для него она такая же, как и все девушки царства, взаимозаменяемая. Она будет вынуждена подчиниться странной прихоти царя, который сейчас почему-то возжелал её, а не другую. И уже не станет трепетного, доверчивого и любовного отношения, к которому он всегда стремился при обладании очередной возлюбленной. Поэтому они все так его любят и боготворят.

Надо ли смириться, временно забыть о строптивице и обратить внимание на других, более покладистых девушек? Не забивать себе голову ненужными проблемами. Или же предпринять что-то другое? Но что? Первый раз в жизни по его любовному зову не помчались сломя голову, а заняли выжидательную позицию, вот, мол, я, стою в сторонке и попробуй, возьми меня, не сделавшую и шага тебе навстречу.

Уж не рассчитывает ли она, что он со своими придворными приедет за нею, или по традиции пришлет сватов, уплатит мохар? Конечно, можно сделать и так. Обо всем этом можно лишь догадываться, а не знать. Чтобы знать, нужно с нею поговорить. Но Милка не спешит, прикрываясь недомоганием, которое вполне возможно. Уж ему ли не знать, имея столько жен?

Одна египтянка Астис никогда не жалуется на здоровье, скрытничает из опасения, что он пришлет своего лекаря, который залечит её до смерти. Не понимает, что её гибель для него не выгодна, он потеряет расположение и покровительство Суссакима. Но что же делать со строптивицей?

Соломон вопросительно посмотрел на Завуфа, но тот молчал, преданно глядя в глаза, ожидая дальнейших распоряжений.

— Зара, довольно благовоний, — остановил Соломон ретивую служанку. — Всё хорошо в меру. Из-за обилия масел не чувствую другие ароматы, — перебивают. Распорядись, пусть служанки принесут мою одежду стражника, меч и накладную бороду. Пожалуй, мне надо прогуляться по городу. Давно не бродил по улицам Иерусалима. Совсем иные ощущения, чем на выездах. Невольно юность вспоминается, когда ходил куда вздумается, делал то, что нравилось. Хорошее было время, беззаботное, никакой ответственности. На душе легкость и ожидание счастья, которое обязательно должно свалиться на тебя. Впрочем, неприятностей тоже было немало. Зара, предупреди Фалтия, чтобы до вечера не беспокоился из-за моего отсутствия во дворце. Я ненадолго. Туда и обратно. Меня будет сопровождать Завуф. Ты  не откажешься?

— Я с радостью, располагай мною полностью, — откликнулся Завуф, довольный, что внимание Соломона отвлекается от неудачного приглашения Милки. — Но твои прогулки по городу несколько опасны.
— Опасны? Почему? В городе смута, о которой я ничего не знаю? Разбойники открыто ходят по улицам и грабят прохожих?

— Нет, в городе всё спокойно. Тихо. Всё как обычно. Но на тебя уже неоднократно покушались. Если узнают…
— Кто узнает?! Ты? Рабыни? Фалтий? Если вы хотите меня убить, то да, мне опасно выходить в город, где я полностью буду в вашей власти, ибо останусь без защиты. Но, если это не вы, то чего же мне опасаться? Ты разве не защитишь от случайного наглеца, вдруг вздумавшего померяться со мной силой?

— Ты же знаешь, я жизнь за тебя отдам. Но на улицах порой происходит много непредсказуемых и непредвиденных событий. Сегодня мой управляющий Мордехай рассказал удивительный случай, который с ним произошел вчера. Он должен был выехать на колеснице по моим неотложным делам в Бахурим, где, как ты знаешь, у меня большое имение. Но, перед выездом колесницы, к уже открывшимся воротам, внезапно выбежала всполошенная рабыня с известием о внезапной болезни младшего сына Мешуллама.

Мордехай, досадуя, был вынужден сойти с колесницы и отправить в Бахурим помощника Зимри, передав ему кнут и указания, на что там обратить внимание, а сам отправился к жене и заболевшему сыну, раздумывая, что могло послужить причиной болезни и за каким знахарем посылать слугу. Оглянувшись, он увидел отъезжающую колесницу, и как на повороте, откуда-то, словно из воздуха, появилась рыжая собака и с остервенелым лаем бросилась под ноги коней, которые испугались и понесли.

Колесница накренилась на не очень крутом склоне горы и упала. Зимри, рослый и сильный мужчина тридцати пяти лет разбился насмерть, — ударился головой о камень. И, что самое поразительное, у сына Мордехая оказалось легкое недомогание, которое к вечеру прошло без следа. Рабыня могла и не сообщать о столь незначительной болезни. Но тогда не Зимри разбился бы на склоне горы, а сам Мордехай. Скажи, кто из богов, какой ангел сохранил ему жизнь?

— Ты прав, это удивительно. Я тоже могу рассказать с десяток не менее интересных историй, когда какое-то малозначительное событие спасало жизнь человеку — сделай же он что-либо иначе, непременно бы погиб. До сих пор не могу понять, почему так случается в каждом конкретном случае? То ли боги  вмешиваются — Мордехай вовремя принес жертвы, а Зимри поленился, или же поскупился, то ли заурядная случайность, каковых в нашей жизни очень много. Ко мне это не относится — я регулярно приношу богам обильные жертвы. Да и каждой собаке пасть не заткнешь. Некоторые мудрецы говорят: Чему быть, того не миновать. Всё предопределено и заранее расписано на божественных скрижалях. Почти все попытки убить меня происходили во дворце. Значит, наиболее опасно находиться именно здесь, где всем известен мой распорядок на многие дни вперед. Оставим этот никчемный разговор. Лучше помоги привязать бороду, чтобы ненароком не отвалилась. Зара, ну как, признает ли кто в этом одеянии царя Соломона?

— Если сам не признаешься, — ответила рабыня, широко улыбнувшись его измененному виду.

Простой халат, пестрый платок на голове, накладная борода с сединой, сделали царя похожим на обычного глуповатого стражника, озабоченного поисками легкодоступных женщин. Такие часто и нагло приставали к ней на улице, с предложением озолотить за её благосклонность к ним, но всякий раз получали решительный отказ. Зара берегла себя для Соломона, который лишь только семь раз воспользовался её любовью и близостью, но и этого хватило для того, чтобы надолго завоевать её душу.

Соломон всякий раз с удовольствием выходил на шумные улицы Иерусалим, где жизнь проходила совершенно иначе, чем во дворце, в окружении зависимых от него, поэтому льстивых и угодливых придворных, — веселей, грубей, забавнее. Но он так же сознавал, что не следует излишне часто злоупотреблять вылазками. Если о них узнают недруги, хотя бы по случайным оговоркам рабынь, свидетельниц его сборов, переодеваний и выходов из дворца, то быстро сообразят, как использовать его незащищенность, — достаточно будет подстеречь на улице и убить в банальной драке, или же просто проткнуть ножом, короткой пикой, а потом спрятать тело в потаенном месте и не понести заслуженного наказания, возмездия от наследника престола за гибель отца, божьего помазанника.

Завуф, показывая путь, напористо шел впереди, грудью, иногда плечом грубо расталкивая нерасторопных и зазевавшихся прохожих. Редкий из встречных, завидев его дорогую одежду и надменный взгляд, осмеливался возмутиться, выкрикнуть вслед обидное слово, — народ давно уже приучился остерегаться столкновений с богачами и воинами. Судья всегда становился на сторону сильного и богатого. Справедливость торжествовала в редких случаях, когда интересы истца совпадали — судья мстил ответчику за перенесенное унижение в прошлом.

В холмистом Иерусалиме иногороднему легко заблудиться. Улицы часто вели в тупик, к тесно застроенным домам, скрытым нагромождением случайных пристроек, которые сдавались в аренду купцам, заезжим людям. Многие переулки с рядами торговых палаток полностью перекрыты тростниковыми и пальмовыми навесами от жгучего солнца. Неспешные прохожие, казалось, больше рассматривали и приценивались, чем покупали выставленные товары. Продавцы напрасно распевно голосили, зазывая в свою лавку и расхваливая товар, сообщая из какой дали его привезли для услаждения тела.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/11/525


Рецензии