Этот тяжкий писательский труд

                ЭТОТ ТЯЖКИЙ ПИСАТЕЛЬСКИЙ ТРУД

                1.
Вспомнился мне анекдот. Один ещё молодой, хотя не первой свежести, человек задумался о смысле жизни. Кем быть? К точным наукам тягу не имел, хотя и гуманитарным были те же отношения, но сочинения в школе писал почти без ошибок. Решил он : «Буду писателем». Сказано-сделано. «Начну с небольшой пьесы, где не нужно так описывать прелести природы, укажи места  нахождения мебели и переходи к диалогу. Благо среди бывших одноклассников есть свой критик, будет держать пальцы на пульсе». Одноклассник жил недалеко, всего восемь остановок на трамвае с двумя пересадками. И вот он приехал к другу-однокласснику и прочитал начало пьесы.
« Ночь. Замок. Граф и графиня.
Граф: Не испить ли нам чаю?
Графиня : Отнюдь.  »
Почему «отнюдь», автор навряд ли мог объяснить, но слово было красивое и в те времена именно так разговаривали.
Начало, казалось бы, коротенькое, но ему хотелось сразу услышать мнение критика. Ведь главное начинать, а там и пойдет.
- А что, нормальное начало, - сказал ему одноклассник, - но не забудь о существовании других слоев. Современная литература выросла на антагонизме классов, а пьеса это, брат, не любовная лирика.
По сути,  критику  в такое время было глубоко наплевать как на пьесы, так и на лирику. Он накатил свои 150 граммов и собирался посмотреть футбол. Играл «Зенит».
Однако вышло так, что «начинающий писатель» вернулся с полпути, вместо того, чтобы пересесть на 14-й маршрут. Он, так сказать, держал быка за рога, и хотел услышать мнение друга , как он перейдёт на антагонизм жителей того времени. Иначе не уснуть. Звучало так:
« Ночь. Замок. Граф и графиня.
Граф: Не испить ли нам чаю?
Графиня: Отнюдь.
А за окном кузнец ковал жестянку».
«Зенит» нападал и должен был использовать, наконец, численное преимущество. Критик, скрипя сердцем, выслушал будущего автора и даже пытался улыбнуться. Терпеливый был.
- Да, нормально, - сказал он терпеливо, но понял, что надо еще что-то сказать. -   Надо еще не забыть, что этот антагонизм должен проявляться. Не должно стоять на месте. Динамика, брат, нужна. Зритель поймет, что действия могут окончиться одним единственным актом в стенах этого замка, а ведь он ждёт развитие сюжета. Его интересует и будущее кузнеца.
Сказано-сделано. Молодой человек на этот раз вернулся к критику уже с места второй пересадки - поехал обратно к нему вместо того, чтобы сесть на 6-й трамвай. Критик должен знать, каким приемом автор заинтригует зрителя и покажет, что время на месте стоять не может. Теперь начало пьесы было таким:
« Ночь. Замок. Граф и графиня.
Граф: Не испить ли нам чаю?
Графиня: Отнюдь
А за окном кузнец ковал жестянку. Ковал-ковал, но уставший от трудов своих, бросил молот на наковальню и  сказал «Хрен с ней, завтра докую».
  Терпеливый критик, в отличии от чеховского издателя, глаза не закатывал, мысли не путались, но кое-какие тяжелые вещи в руки просились. Его остановило то, что будущий «классик» пообещал большего в этот день не возвращаться.

Анекдот этот так себе, особо не расхохочешься, но ведь анекдот же. Кто как поймёт. К тому же, не я его придумал. Какие могут быть претензии.


                2.

Времена менялись так быстро, и все кинулись в гущу событий, стараясь овладеть новыми ценностями. Головы вскружили не испытанные ранее удовольствия, хотелось успеть всё и кричать о чем угодно, при этом, не боясь никакой ответственности. Вот где пространство для деятельности пишущего человека.
Никита Полуянов, у которого зачесались руки, не мог сидеть, сложа их на колени или на другой участок туловища. Нужно создать что-то ультрасовременное. Настало его время! От создаваемой тобой вещи должно веять тем, что сейчас с таким желанием и жадностью впитывают истосковавшиеся читатели. Тоскливые времена раскрывать внутренний мир стыдливого и совестливого слесаря, отказавшегося от премии, канули в лету.  Пора!
Для начало был избран псевдоним – «Богдан Словесный», и дело осталось за малым. Ему нравились слова : менеджер, пейджер, мультимедия, айфон и многие другие , ласкающие слух. Правда, в отличие от жены, работающей менеджером по продажам, он решил серьезно заняться изучением читательского спроса.
Его герой Ярослав Запрудный был преуспевающим крутым бизнесменом и, в отличие от бывших друзей-неудачников, яркой личностью. Он высок, строен и ездит на служебном «Лексусе», хотя имеет в гараже и личную импортную автомашину. Однако надо было выбрать основную черту его характера. Это - обязательно. Помогла передача о знаменитостях, бывших и настоящих. Яркая поп-звезда с накаченными губами вещала с экрана, что, оказывается - как вдруг выяснилось - Леонид Утесов был одним из самых сексапильных мужчин своего времени, что половина женщин Советского Союза хотели его. Очень своевременная подсказка. Его Ярослав должен быть, прежде всего, сексапильным. Это будет главной чертой его  сложного характера. Не надо жалеть красок, описывая его похождения. В современной  повести обязательно должны присутствовать три-четыре постельных эпизода. Реализм не устаревает и будет всегда. Эти сцены должны задеть читателя за живое. «Вот именно, задеть за живое», улыбался Никита описывая один из этих сцен  Нужно научиться изображать более приближенно к действительному, неплохо бы писать с натуры. Обязательно научиться высказать литературным языком ритмичность телодвижений и стоны. Стоны – обязательно, но с натурой не получалось. Жена его, при таких делах,  только и знала, что пыхтела как паровоз и не одного стона. Спасали научная литература, имеющаяся теперь в каждом киоске и диски с эротикой. «Хорошо, ой как хорошо! Да, милый! Да! Да!». Выходило неплохо. В повести было описано пять таких  эпизодов, а можно было и больше, но автор понял, что увлекся и решил – хватит. У героя должны быть и другие положительные черты характера.  Повесть – не роман. Следующий раз. К тому же нужен эпизод с детективной историей. Иначе, какое же это произведение? Его герой, Ярослав Запрудный отстоял имущество такого же труженика, как он сам, торгующего множественной аппаратурой от безработных воров, употребляющих наркоту. Вполне реально получилось. Тут не нужно особо напрягаться. Он за, эти годы,  просмотрел двенадцать серий фильма, где преступления раскрывал лесник (по одному в каждой серии), девятнадцать преступлений, раскрытых рыбинспектором, сто четыре – собакой Рексом, двести два - ментами из улицы разбитых фонарей. Были и множество  раскрытий по прокурорским проверкам, да и мало ли кем еще. Этого добра у нас навалом.
Хотелось Никите ещё  втиснуть эпизод об одной знакомой героя, которая была экстрасенсом и пыталась присушить его к себе, но другая отстояла, обратившись к своей подруге с более выраженной и сильной энергетикой. Ещё реальнее и полнее стала бы сюжетная линия.
А ещё надо бы о ярких личностях современности. Герой вообще, как надумано, один из них, и должен быть с ними знаком. По ящику передавали о каком-то «знаменитом Питерском маньяке», и это сбило его с толку. Он представил такую знаменитость в обнимку с Пугачевой и Галкиным. «Да ну их, и без знаменитых повесть выходит длинноватым. Кто только сейчас не знаменит!».  Не скромно так взять и начинать сразу с романа. Пусть сначала читатель привыкнет к его стилю, нельзя так взять и ошарашить его целым романом.
Особенно тяжело давалось отношение героя к политике. Он - мужчина и должен иметь своё состоявшееся отношение к данному вопросу. Это  поднимет престиж самого автора: в отличии от книг других авторов, его герой будет выглядеть более цельным и думающим человеком. Этого материала, как выяснилось, тоже было предостаточно. Стоило послушать одну лишь Новодворскую. Оказалось, что школьный историк Ромашин бессовестно врал им, что в 1918 году, по примеру большевиков в Германии и Австро-Венгрии прошли революционные движения и местами образовались Советы.  Как только не дурили нашего брата – школьников!  Германия как стало теперь известно, наоборот, снабжала этого комуняку Ульянова деньгами, чтобы, значит, он привел Россию к перевороту на деньги этих же немцев. Хорошая вещь – гласность!
Последнее, что Никита предпринял,  было тем, что  пересмотрел разговорную речь героя и других персонажей. Так литературно теперь мало кто выражается, и он решил удобрить все современной лексикой, граничащей матом. До нецензурщины, конечно, не дошел. Это пока ни к чему, не пришло ещё время, но уху укропом не испортишь. «Хорошо сказано,- заулыбался он, - данные у меня есть, тут уж ничего не скажешь».
Ложился, в этот последний день тяжких забот,  поздно. Оказалось, что жена не спала и потянулась к нему жарким телом, готовая запыхтеть паровозом, но осеклась,  услышав непонятные для неё слова мужа «А Ленин, все-таки,  был Германским шпионом». Хотела было пощупать ему лоб, но боялась ответной реакции, Кто знает,  каким она сегодня окажется, эта реакция. Работает ведь, как лошадь,  извёлся весь.
      - Послушай. Я снова и снова перечитываю повесть, включаю туда различные мелкие эпизодики, чтобы получился колоритный букет, а когда прочту, то не вижу результата. Нет букета, даже икебаны нет. Сплошной гербарий. Теперь мне ясен труд писателя - эта тяжкая работа.
      - А ты не пробовал посоветоваться с Максимом Кузнецовым, которого все в нашем городке зовут писателем, - отвечала она, понимая, что попыхтеть сегодня не придется.
      - Да, было дело. Как-то поделился с ним планами на будущее, о крутом сюжете,что в голове зародился, но он отстал от жизни. Топчется там, о чём никто и не вспоминает. Он даже ляпнул, что не бывает целомудренных путан и сердобольных киллеров. Представляешь? Пишет он в местной периодике, но дальше не продвинется. То что пишет он - никому не нужно.
      - Понятно, - шептала жена, прижимаясь к нему, - потому его никуда не приглашают, где мы с тобой бываем.
      - Это уж точно,- отвечал он. - Застрял человек во времени. Классик хренов.

Никита думал о том, каким должен быть переплет его книги. Ясное дело, он должен быть ярким, с рисунками несильно одетых женщин. Ведь встречают всегда по одежке, а почитав,  и вовсе полюбят его, как автора. О нем еще заговорят.