Во времени...

В пустом зале тихо. Солнечные лучи проникают сквозь полуразвалившуюся крышу и падают прямо на сцену. Деревянный пол едва поскрипывает от времени, а на почерневших от сырости досках лежит толстый слой пыли. В полутемном зале свет появляется только в виде солнца, всего лишь на несколько часов освещая этот старинный заброшенный театр.

Тяжелые пыльные портьеры все еще хранят дух того времени, и, сквозь грязь, до сих пор можно рассмотреть их насыщенный винный цвет. Когда-то этот занавес был одним из главных действующих лиц, открывая представление и завершая его. А сейчас он истрепался, мыши изгрызли богатую ткань во многих местах. Теперь он больше походит на износившуюся королевскую мантию. Вот только самого короля нигде нет. Возможно, он уже безвременно почил в сражениях. А может быть умер от ужасной болезни.

Тяжелая люстра едва держится под потолком, с каждым днем обещая упасть. Маленькие золотые ангелы, что держали тонкие восковые свечи, навеки связаны с ней, и до конца своих дней будут нести этот непосильный груз. Они разобьются только вместе, обнимая изящные позолоченные ветви когда-то шикарного произведения искусства. Свечи уже давно расплавились, но ангелы до сих пор продолжают держать подсвечники в своих блестящих ручках.

Красная шершавая ткань сидений потрескалась, обнажая деревянные скелеты, а кое-где ее изодрали птицы, стараясь унести в свои гнезда побольше полезного материала. Картины, висящие на деревянных стенах, потеряли свой цвет от дождей, что в течение нескольких десятилетий были верными товарищами в одиноком существовании. Сколько чувство осталось здесь, в этих стенах. В стенах, которые все еще хранят тепло своего времени.

Там, в самом сердце старика-театра, так и остались декорации. Уже никто и не вспомнит, какой последний спектакль шел на этой сцене и как звали главных героев известного классического произведения. Длинное бархатное платье темно-синего цвета брошено на изысканную софу, ножки которой подкосились, а одна, не выдержав давления времени, все же упала, оставив свою хозяйку хромоногой. На покосившейся вешалке, что стоит рядом с софой, висит смокинг. Черная ткань выцвела от солнечных лучей, и теперь он выглядит как старая мешковина, пошитая каким-то сумасшедшим портным. На полу, совсем рядом у края сцены, лежит кукла. Глаза маленькой фарфоровой девочки давно перестали видеть, а красивое розовое платьице почернело от пыли. Поломанные части тельца отчаянно пытаются удержаться на краю, чтобы не развалиться, не разлучиться друг с другом. А темные тени, склонившиеся в приветствиях, это души актеров и актрис, которые проживали свою жизнь под ярким светом масляных ламп.

Внутри слышен только ветер. Тихий, успокаивающий. Он ласкает нанесенные временем раны, шепчет на ухо старинному зданию свои секреты и рассказывает последние новости. А немощный инвалид глубоко вздыхает. Он помнит, как ярко горели огни вокруг него в дни премьер. Как к нему съезжались богатые господа и божественно прекрасные дамы. И как жарко было внутри от искренней радости, восторга или же печали. Теперь все это в прошлом. И в его легких уже поселилась злосчастная болезнь, которая отдает свистом в разбитых окнах. Он прожил свою долгую жизнь. На смену ему пришло другое искусство.