Разумный эгоизм

o
v

Каждый мужчина знает, как важно правильно выбрать ту единственную, которая испортит ему жизнь.
Александр Ланский (можно просто Лекс) подошел к поискам обстоятельно, и сделал окончательный выбор только к двадцати восьми годам, а уже к двадцати девяти горько об этом жалел. Королева Марго, романтичная, страстная и загадочная, при более близком рассмотрении оказалась бухгалтершей Маринкой, сентиментальной, похотливой и нудной. Пораженный этой метаморфозой, Лекс твердо решил развестись. Не сейчас, позже, когда придирки и капризы станут совсем невыносимыми.
- Ну что, Шурасик, не наигрался? С утра, наверное, сидишь, да? Если работа позволяет, что ж не поиграть. А мусор вынести, пропылесосить, посуду помыть – зачем? Жена вечером придет, все сделает, да?
- Не ори.
Лекс коротал досуг за милыми сердцу виртуальными забавами, пил пиво, и после четвертой кружки развивал теорию о том, что любовь к покою сохранила гораздо больше браков, чем любовь, чувство долга и материальные соображения вместе взятые.
- Это ты в интернете прочитал? - ласково переспрашивала Маринка, дергая за шланг безответный пылесос. - А там не написано, как любовь к покою, пиву и компьютеру отражается на любви к женщинам? Или тебе мерещится, что у тебя в этой области и так все прекрасно?
- Тоже мне принцесса, - фыркал повеселевший Лекс, двумя пальцами сворачивая голову пятой бутылке, - Всем нравится, а ей не нравится.
Маринка зло пинала неприметную серую кнопку, и пылесос со свистом втягивал в пластмассовое нутро длинный шнур с тяжелой «европейской» вилкой. Вилка болталась из стороны в сторону, и если Маринка ее не придерживала, больно хлестала Лекса по ногам.
- Гадина, - шипел сквозь зубы Лекс.
- Сам прибирайся, если такой нежный.
Больше всего Лекса угнетали не фокусы с проводом, не «ласковое» семейное прозвище  Шурасик и даже не выпады в адрес его мужественности. Самой мучительной оказалась паутина бесконечных обязанностей, опутавшая каждый момент его жизни. С рассвета и до следующего рассвета он должен был помнить, понимать, терпеть, выслушивать, общаться и иметь в виду. Неважно, покорялся он, или бунтовал - его семейный долг не насыщался покорностью и не страдал от бунта, он как щетина на подбородке, просто был.

o
^

Марго чувствовала себя обманутой. Она молодая, красивая и ухоженная. На ее мягкую, задрапированную изумрудным бархатом фигурку заглядывались многие, а уж волосы, золотисто-каштановой волной расплескавшиеся по спине, предмет ее особой гордости, вызывали восхищение даже у женщин. Кроме того, все друзья и знакомые считали ее жизнерадостной, дружелюбной и рассудительной. Наконец, она умела готовить и не чуралась домашнего хозяйства. Поэтому, когда Марго вышла замуж по любви за небогатого, веселого, симпатичного парня с легким характером, она естественно ожидала, что ее семейная жизнь будет легкой, веселой и счастливой. Теперь же, изо дня в день наблюдая  затылок мужа на фоне мерцающего экрана, Марго задавала себе вопрос - разве такого отношения она достойна?
Готовая признать и исправить свои ошибки, Марго снова и снова проводила ревизию своих достоинств, и не находила что поставить себе в упрек. Она следит за собой, всегда хорошо выглядит, почти идеально ведет хозяйство, не устраивает беспричинных  скандалов, не подает повода для ревности и старается общаться с мужем на разные интересные темы. Тем не менее, Шурик ведет себя так, как будто его женили насильно.
- Послушай, что здесь пишут! Семьдесят два процента женщин, которым мужья не помогают по хозяйству, в постели не испытывают...
- Отстань.
- Ну послушай это же интересно!
- Я сказал, отстань!
Шурик категорически отказывался обсуждать что-либо из того что она прочитала в журналах или услышала от подруг. Он постоянно забывал о годовщине их знакомства и дне Святого Валентина, кривил рот, когда от него требовалось произнести несколько нежных слов. Много раз Марго пыталась серьезно обсудить с мужем создавшуюся ситуацию, указать ему на ошибки и прийти к какому-нибудь разумному компромиссу, но каждая такая попытка заканчивалась ссорой.
Дальше так продолжаться не могло. Целую неделю Марго, рискуя навлечь недовольство начальницы, искала в интернете совета и помощи, и еще полдня рисовала на компьютере красивый список тем для обсуждения с мужем. Пункт про ребенка она после долгих колебаний вычеркнула - об этом обязательно надо поговорить, но в другой раз, иначе Шурик начнет орать раньше, чем она перейдет ко второму вопросу. Она даже прорепетировала перед зеркалом первую фразу, получалось просто отлично:
- Лекс, мне больно от того, что ты не видишь во мне женщину!
Осталось выбрать подходящий момент для беседы, и Марго уже знала какой. В субботу, за праздничным ужином. Она слегка потянется, повернется, поправит волосы, исполнит еще несколько па завораживающего танца, который не позволяет мужчинам отвести от нее взгляд. Пригубит вино, проведет мизинцем по влажным губам и скажет:
- Лекс, мне больно от того...
О да, он обязательно захочет это обсудить!
Тем более в такой день - все-таки четвертая годовщина свадьбы, день рождения их семьи.

o
v

Но ведь можно было напомнить! Лекс пришел домой в половине двенадцатого, грязный как автослесарь и слегка навеселе. Пришел в прекрасном настроении, предвкушая, как сейчас еще буквально полчасика тихонечко поубивает нарисованных монстров, а завтра будет спать до обеда.
Но едва переступив порог, Лекс понял, что вечер пройдет как-то иначе. В прокуренной спальне орал телевизор. На экране кровожадный маньяк потрошил толстого мужика на фоне бьющейся в истерике блондинки. Маринка в шелковом халате с драконами валялась на кровати с бокалом и сигаретой. На полу стояла бутылка из-под дорогого вина и лежал смятый бумажный пакет из-под "Изабеллы", а на одеяле, на тонкой фарфоровой тарелке из свадебного сервиза, покоилась надкушенная порция мяса по-французски. Вторая тарелка, грязная, с окурками, косточками от маслин и прочим гастрономическим мусором, стояла на журнальном столике, где изначально, видимо, был сервирован праздничный ужин.
- О, Шурасик пришел! - ненатурально обрадовалась пьяная Маринка, стряхивая пепел в вино. - А я думала, не придешь. Что тебе здесь делать? Семья у тебя здесь что ли, или может праздник какой?
- Какой еще праздник? - брезгливо переспросил Лекс. - Ты с чего так напилась?
- Так годовщина свадьбы у меня, родной! Четыре года как я самая счастливая жена в мире! - и она разрыдалась так неожиданно горько, что Лекс почувствовал себя негодяем. Жертвы киношного маньяка вторили Маринке истошными воплями. Лекс выключил телевизор, открыл окно, мягко забрал у жены сигарету и вино.
- Давай спать, а? - попросил он. - Завтра что-нибудь придумаем.
Маринка уткнулась зареванным лицом в подушку и глухо завыла.


o
v

- Ты как?
- Голова болит, - пожаловалась Маринка и без всякой связи с предыдущим добавила - Я думаю, нам надо развестись.
Лекс прикурил две сигареты и протянул одну жене. Предложение было щедрым и соблазнительным. С другой стороны - ну, разведется он, и что? Останется один? Будет искать кого-то еще? Хмурая взъерошенная Маринка нетерпеливо щелкала ногтем по краю бокала, в котором шипели кругляши аспирина. Она же на самом деле неплохая. Может быть есть и часть его вины в том, что его принцесса стала похожа на рыжего барсука?
- Я думаю, нам надо поговорить, - решился он.
- Поговорить нам надо было вчера, а сегодня нам надо развестись.
- Развестись мы всегда успеем, - удивляясь сам себе, возразил Лекс. - Сначала мы пообедаем и попытаемся сделать нашу семью пригодной для жизни.
Маринка в два глотка выпила лекарство и пожала плечами.
В глубине души Лекс был с ней согласен, но уступить жене и остаться брошенным мужем не позволяла гордость.
 
o
^

- Нет, почему же, я слушаю, давай дальше - сказала Марго, окуная порцию водорослей в чашку с нежным ореховым соусом. Головная боль прошла, и ясность мысли почти вернулась, но смотреть на мужа не хотелось. За окном кафе велосипедист, пытаясь объехать потягивающуюся поперек тротуара собаку, мешком свалился на газон и тут же вскочил, грязный от кроссовок до шлема. Собака, приподняла морду и разглядывала его с царственным недоумением.
- И о чем я сейчас говорил?
- О том, что мы слишком доверились магии брака, очаровались призрачным единством семьи, тогда как надо быть эгоистами. Но, по-моему, ты все время именно им и был.
- Наверное, я действительно вел себя неправильно...
Марго едва не поперхнулась салатом. За четыре года замужества, она впервые слышала от Шурика такое признание.
- Прости, что ты сейчас сказал? У меня было что-то похожее на слуховую галлюцинацию.
- Я был неправ. Довольна?
- С ума сойти!
- Но не потому, - Шурик потряс палочками для еды в воздухе, уронив на салфетку каплю соуса, - Не потому что я вел себя как эгоист! А потому что я не догадался с самого начала узаконить эгоизм, сделать его основой наших отношений. Подожди, не перебивай, я сам собьюсь. Считается, что после свадьбы люди становятся друг другу должны. Должны делать, должны помнить, должны говорить, должны понимать. Считается, что взаимные обязательства объединяют людей, но мы с тобой знаем, что это не так.
Обязательства делают нас несчастными. Я должен помнить о днях рожденья твоих родных, а для меня это мучение. Я забываю – и ты огорчаешься. Ты должна готовить и убирать, ты убиваешь на это каждый вечер, а ради чего? Когда мы были неженаты, мы никого не напрягали своими нуждами, никому не были должны, ели когда голодны, прибирались по мере накопления беспорядка. Мы были сами по себе, и мы были счастливы. Давай опять будем счастливыми эгоистами, как раньше, только вместе. Никто никому ничего не должен, зато всегда обо всем можно договориться. Это же здорово, давай попробуем!
Марго задумалась. В словах Шурика определенно был смысл.
- Сейчас я хотела бы спокойно съесть горячее, - сказала она, а потом, за чашечкой чая мы обсудим подробности нашей новой жизни.
- Маришка, ты прелесть!
- Для начала давай договоримся. Не Маришка. Марго.

o o
v ^

Никто никому ничего не должен, не правда ли? Никто. Никому. Ничего.
Следующий месяц был по-настоящему медовым. У Лекса и Марго никогда не было такого взаимопонимания и согласия.
Залог семейного счастья в здоровом эгоизме, и лишь отчасти в смеющихся серых глазах или в мягких каштановых локонах.
- Что у нас на ужин?
- Поищи что-нибудь в холодильнике, я поужинала в кафе.
Никаких ссор, никаких разбирательств - просто потому что никто не имеет ни прав на свободу другого, ни обязательств перед ним.
- У моей мамы шестнадцатого день рожденья, помнишь?
- Конечно, нет.
- Если я напомню, сможешь позвонить и поздравить?
- Если напомнишь - смогу.
Никакого недопонимания. Все что должно быть понято - должно быть просто сказано вслух.
- Пойдешь со мной гулять?
- Если ты хочешь.
- Хочу.
Только летом семейная идиллия была омрачена недоразумением. Марго рассчитывала полежать на благоустроенном пляже сытой, сонной и солнечной Турции, но Лекс, одержимый страстью к кострам и палаткам, ни слова не говоря, уехал в какой-то дремучий лес. От Турции пришлось отказаться. Марго не настолько сошла с ума, чтобы отправиться в одиночестве в чужую страну, славящуюся помимо прекрасного климата невоздержанными и жестокими жителями.
В первый момент Марго почувствовала ярость, от которой уже успела отвыкнуть, но собравшись с мыслями, поняла, что ничего дурного не случилось. Здоровый эгоизм предполагает некоторую автономность, Лекс не обязан был согласовывать с ней свои планы. Она написала на работе заявление о продлении отпуска еще на неделю, оставила мужу записку на обеденном столе, сняла деньги с общей кредитки и купила путевку в прекрасный санаторий на черноморском побережье. В конце концов, если бы она жила одна, она бы поступила именно так.
Вернувшись домой, Марго объявила возмущенному и удивленному Лексу, что идея разумного эгоизма ей нравится все больше. Хотя, наверное, будет удобнее договариваться о таких дорогостоящих мероприятиях как отпуск заранее.
Лекс не мог с ней не согласиться.

o
^

Осень как обычно принесла с собой чувство стремительно утекающего сквозь пальцы времени. Марго родилась в октябре, и с некоторых пор дни рождения на фоне оголяющихся деревьев и холодного ветра нагоняли на нее тоску. Марго старела. Пусть это было не очень заметно внешне, но каждый день рождения рывком приближал тот ужасный момент, когда она уже не сможет родить ребенка.
Марго не любила детей и не хотела ходить беременной, но призрак бездетности ее пугал.
- Я хочу ребенка, - сказала она Лексу.
- Я не хочу сейчас это обсуждать, - отмахнулся Лекс.
Ну что ж, если человек не хочет что-то обсуждать - это его право. Марго выкинула остатки противозачаточных таблеток и купила в аптеке несколько тестов на беременность в симпатичных глянцевых коробочках с подробной инструкцией.
- Что это?
- Тест на беременность.
- Зачем? Я же тебе сказал, я не хочу сейчас говорить о ребенке!
- В таком случае тебе, наверное, следует предохраняться.
- Но ты же моя жена!
- Да, действительно. В таком случае, тебе, наверное, не следует предохраняться. Делай что считаешь нужным. На то и свобода, не так ли?

o
v

Ужина не было. "Не заслужил". Эта стерва быстро распробовала вкус власти, и теперь любую ерунду можно было "не заслужить". Например, возможность спать со своей женой с соблюдением необходимых мер предосторожности. Впрочем, Лекс быстро отыскал  выход. Здоровый красивый мужик на хорошей машине всегда найдет, где поужинать.
- С каких пор ты пользуешься женскими духами?
- С тех самых, как ты не пользуешься противозачаточными таблетками.
- Мерзавец.
- А ты как хотела? Каждый имеет того, кого заслуживает.

o
^

Зима выдалась холодной и бесснежной. Чтобы как-то скрасить неуютное время года, Марго купила себе еще одну итальянскую дубленку, на сей раз длинную, с капюшоном, изумительного шоколадного цвета.
- Тебе некуда деньги девать? А в кредите за машину не хочешь поучаствовать?
- Не хочу. Твоя машина, ты и плати.
- А на автобусе на работу поездить не хочешь?
- Дорогой, мне не придется ездить на автобусе. У меня очень любезные коллеги. Ты даже не представляешь насколько любезные. Иногда я даже не знаю, как их отблагодарить.
- Только посмей.
- И что ты сделаешь? Пожалуешься своей подружке?

o
v

Сторговались сравнительно недорого. Сейчас Марго идет с ним на день рожденья к маме, и там ведет себя паинькой и никого не огорчает. За это Лекс до конца весны возит ее на работу и по магазинам. До конца весны было еще далеко, снег только начал таять, зато в придачу Марго согласилась избавить мужа от вечернего прослушивания тошнотворных попсовых песенок и ночного просмотра своих любимых ужастиков.
- Хозяева! Кошки-собаки есть? – у подъезда, приладив на скамейке большую клетчатую сумку, курил маленький тощий парнишка в синем рабочем комбинезоне. - Смотрите чтобы они не жрали в подвале и у мусорокамер, проводим дератизацию.
- Что проводите?
- Крыс травим. Если собачка пострадает, будет жалко. А вот если у вас есть ненужные соседи, тогда другое дело, пусть приходят и кушают сколько угодно.
Лекс ухмыльнулся.
- А дяденька милиционер не будет потом спрашивать, чем это таким соседи потравились?
- Ни-и-и! Какой потравились? Зачем потравились? Это ж не мышьяк, это нормальные современные препараты. Клиент отбрасывает лапки от внутреннего кровоизлияния.
- Ого, как практично! - заинтересовалась Марго. - А как, говорите, лекарство от соседей называется?
Парень радостно засмеялся. Согласитесь, приятно встретить людей, которые нормально реагируют и на шутки, и на рассказы о новинках токсикологии. Он поболтал с приветливыми жильцами еще минут пять, оставил им свой телефон на случай если кому-то из их знакомых понадобится погонять тараканов, и пошел работать.

o
^

"Умирает от внутреннего кровоизлияния".
Марго на секунду представила как чудесно она будет выглядеть в длинном черном бархатном платье.
А когда друзья и родственники разойдутся по домам, она будет совершенно свободной женщиной. Ей никто не будет морочить голову. Ее никто не будет шантажировать. Ей никто не будет угрожать. И изменять ей тоже никто не будет. Соблазнительно-то как!
Марго причмокнула от привлекательности представившейся картины, но тут же поспешно замурлыкала «В траве сидел кузнечик», отгоняя наваждение. Что за глупости приходят в голову к концу рабочего дня! Даже повторять стыдно.
И все-таки до самого вечера она мысленно перебирала модели черных бархатных платьев. Надо будет сшить что-нибудь подобное. Нет правда, это же красиво, ей наверняка пойдет.

o
v

"Умирает от внутреннего кровоизлияния".
И никто не будет угрожать ребенком, тянуть деньги, попрекать кредитом и очернять перед знакомыми. Можно будет завести женщину или двух и менять их по мере необходимости. Молодой перспективный вдовец - это звучит гордо.
- Ерунда какая, - сказал Лекс вслух.
Хотя, если подумать...
- Урод. Людоед.
Покупатель, изучавший новые модели телефонов, странно взглянул на Лекса и перешел к витрине с плеерами и диктофонами. Лекс приветливо улыбнулся. Покупатель торопливо вышел из магазина. Лекс мгновенно о нем забыл. Поглощенный мыслями о том, что произошло с его рассудком, и как теперь это исправить, он невидящим взглядом скользил по витринам.

o
^

Марго переступила порог и попятилась в недоумении. Отпущенная на свободу дверь медленно открылась.
В комнате звучала музыка и горели свечи, по меньшей мере, два десятка. В маленьких стеклянных подсвечниках. Лекс купил подсвечники? "Эту ерунду"? Да нет, чепуха, не может быть.
- Лекс! Ты дома?
На журнальном столике стояли две коробки с пиццей, вино и пузатые коньячные бокалы. Интересно, кого он ждет.
- Лекс!
- Я за него. Ты что дверь не закрываешь?
Лекс вырос за спиной, чмокнул Марго в щеку. Марго рефлекторно отпрянула, но Лекс сделал вид, что не заметил.
- Лучше скажи, что это у нас за иллюминация. Гостей ждешь?
- Нет. Тебя.
- Ты меня пугаешь.
- Ты забыла? У нас годовщина свадьбы, пять лет. Сегодня.
Ой. Конечно, забыла. Как же было не забыть за всеми склоками, войнами и сделками о том, что он ее муж, и что пять лет назад, ровно день в день... Ой-ой-ой. А в прошлом году она плакала, не понимая, как же это можно забыть о дне собственной свадьбы.
Можно.
Запросто.
- Забыла, - призналась Марго. Представляешь, совершенно из головы...
Лекс уже резал пиццу на узкие лепестки, пританцовывая бедрами под пассажи di Blasio.
Спохватившись, что все еще стоит в плаще и в сапожках, Марго выскользнула в прихожую, а когда вернулась, Лекс уже ждал ее с бокалами в руках.
- Я в шоке, - сообщила Марго, устраиваясь в любимом кресле. - Не ожидала, правда.
- А я знал, что ты забудешь, - легко улыбнулся Лекс. Я и сам чуть не забыл. Мы же чуть все не испортили.
- Чуть?
- Мы забыли еще об одной вещи.
- О любви.
- Да, о любви. Но больше мы не повторим эту ошибку, правда же?
- Значит, ты меня любишь?
- Люблю. И никогда не брошу. И никому не отдам. И если тебе так хочется ребенка...
- С ума сойти!
- Давай выпьем за нас. За то чтобы у нас все было хорошо.
- Да, мы это заслужили. Мы красивые, сильные и умные.
- И мы удержали нашу семью, хотя это было непросто. Мы вместе, но мы свободны. Мы сумели отказаться от стереотипов, которые способны совершенно отравить семейную жизнь!
У Марго мгновенно пересохло в горле. Вино в бокале игриво качнулось. Способны - что сделать?
- Интересно, что ты употребил это слово.

o
v

Лекс почувствовал, что в комнате стало жарко. Она ведь оставалась рядом с вином одна несколько минут, у нее было время...
- Какое слово?

o
^

В самом деле, какое? Что он такого сказал? На лице у Лекса отчетливо читалась паника. Он испугался разоблачения? Или наоборот, подозревает ее? Марго была спокойна, совершенно спокойна. Совершенно.
Вино в бокале пошло мелкой рябью.
Совершенно спокойна.
Вино обезумело. Оно бросалось на стены своей стеклянной тюрьмы, подбрасывало вверх рубиновые капли, точно салютуя красивым, сильным и умным, которые преодолели все стереотипы, и теперь были счастливы.
Марго опрокинула бокал на пол. В полумраке разлитое вино походило на лужу крови, и на багровой глади уютно мерцали блики от романтических свечей в новых подсвечниках.
Какое слово, о чем вы?

o
v

В полумраке разлитое вино походило на лужу крови, и на багровой глади уютно мерцали блики от романтических свечей в новых подсвечниках. Застывшее лицо Марго было белее фарфора, а по ее щекам быстро катились крупные тяжелые слезы. Она испугана тем, что сделала, или тем, что думает о нем?
В колонках отчаянно застонали скрипки. На кухне хлопнула форточка, и пламя свечей взметнулось в коротком издевательском танце. Любовь? Семья? Ребенок? Какой ребенок, милый? Разумный эгоизм! Никто никому ничего не должен. Вы же свободные люди, вы совершенно не обязаны заботиться о здоровье и благополучии друг друга, если вам это неудобно.
- Марго, нет. Нет, ты неправильно поняла, я не...
А знаешь как сильно способны досадить друг другу свободные люди, которые считают необходимым заботиться только о собственном удобстве, но при этом живут в одной квартире и спят в одной постели? - ухмылялись свечи.
- Я не в этом смысле, я не...
А знаешь, какие мысли приходят в голову, когда живешь в одной квартире и спишь в одной постели с таким вот свободным человеком? А она знает? - глумилась винная лужа.
Как долго ты готов прожить в своей счастливой семье, неизменно предлагая первый кусочек каждого приготовленного ею блюда ее коту? Как долго ты готов видеть, как твоя жена угощает первым кусочком пиццы твою ручную крысу? И чем это закончится?
Самое печальное, что теперь уже ничего нельзя изменить. Невозможно снова доверять человеку, который хладнокровно планировал твою смерть ради того чтобы по вечерам слушать любимую музыку. Ящик Пандоры не закрывается.
- Мы все переиграем. Сделаем как было и начнем заново. И больше никакого разумного эгоизма...
- Который способен совершенно отравить семейную жизнь, - деревянным голосом откликнулась Марго.
Под ловкими пальцами волосатого аргентинца тихо захихикал рояль. Потом проигрыватель замолчал. Все кончилось.