Кража

               
               
                п. Шангинск.,
                Тюменская  область,
                1948г.
         Летом 1947г   на Ильин день начались и затем в течении всего августа шли проливные дожди. Нам,  поселковской ребятне радости не было предела. Бегать по лужам, плавать на плотах, пускать бумажные кораблики, делать блинчики по воде, обрызгивать друг друга  водой, что может быть лучше и веселее. Но лица всех взрослых были озабочены и  полны беспокойства.  Непрекращаю-щиеся дожди  так пропитали наши  сибирские глиноземы водой, что до самых морозов  в огороды  и поля  невозможно  не только заехать технике, но даже зайти пешком.
     Естественно основная часть урожая зерна и овощей  остался не убранной и пошла под снег, т.е. погибла.  Из-за непрерывных дождей не смогли запасти  в необходимом объеме фураж и сено для скота.   Все,  что удалось как-то собрать, было вывезено на пристань  Карелино, как госпоставки. Для них как и для сборщиков  налогов форс-мажорных обстоятельств не существовало. Народ ос-тался без хлеба, картофеля, овощей.  То, что удалось сохранить, берегли как зеницу ока на семена.
        Механизаторы ставили колеса комбайнов «Коммунар» или «Сталинец» на широкие металлические полозья (лыжи) и пытались волоком убирать хлеб, но в конечном счете это была пустая затея, так как трактор, а то и в сцепке два трактора   зарывались в грязь и землю не в состоянии тащить увязший комбайн. Помнятся эти широкие борозды в полях  и зимние неубранные, на радость  лесным животным, зверям  и птицам поля, засыпанные глубоким снегом.  Так это было непривычно видеть, когда зимой  на лыжах ходили по тайге проверять  не попался ли заяц или другой зверек в поставленные проволочные петли. Для охоты ни ружей ни пороха разумеется нам не разрешалось иметь, да и невозможно было достать.
       Непонятно, как удалось прожить зиму. Люди доедали  скудные запасы прошлого года. В хлеб примешивали  отруби, ботву от овощей, лебеду, листья липы, перемолотые ягоды и орехи , а также    кожуру от овощей. Из этого же готовили тощие супы на основе мороженных листьев капусты, свеклы, моркови, брюквы, которые предусмотрительно были собраны на огородах по осени. Из собранного картофеля мама вырезала «глазки» из которых потом после посадки зарождались стебли будущей картошки., предварительно ножом на поверхности размечая как выгоднее вырезать глазки, чтобы побольше оставить для еды и чтобы глазок тоже мог взойти. 
      Необходимо было также сохранить  корову, поросенка, две овцы, гусей и кур, которые тоже нуждались в еде, а также   черного кота  Хомку.  Коровы и лошади, как и люди настолько ослабли от недоедания, что самостоятельно от истощения не могли встать, если ложились на землю, по-этому совсем ослабевших животных подвешивали на веревках в стойле иначе они могли погибнуть. Женщины для этого в помощь  приглашали соседей, чтобы поднять с земли скотину. Нас,  пацанов обычно посылали с санками в ближайший лес, так как снега были по пояс и чтобы не замерзли, за молодыми ветками осины, вербы, сосны, можжевельника и камыша, которые затем распаривали в кипятке и давали домашним животным.  В  память о том далеком  драматическом и прекрасном  детстве, я стараюсь дома держать черного кота  и называть его Хомкой
       К весне люди и живность были истощены до предела. В промозглых навесах наши матери   из порченой, мороженной,   разложившейся картошки  научились делать крахмал и когда мы забегали морозной зимой  в своих играх  к ним погреться, угощали нас блинчиками сделанными  из крахмала разведенного подсоленной водой и испеченных  на железной печке, которая обогревала при 40 градусных морозах промерзший сарай, заполненный сырым паром  Заодно матери  успевали высушить наши варежки, обогреть, помирить и приласкать. Запомнилось, что женщины наливали на раскаленную печку раствор крахмала по нашей просьбе, чтобы получилось изображение профиля какого – ни будь животного или птицы и ребятня с удовольствием съедала обжигающие похожие на медуз блины со вкусом резины.
      Я до сих пор знаю, какую лесную или полевую траву или корешки можно есть и помню их вкус.  Весной  мы ходили по полям, собирая  оставшиеся от птиц и зверей колоски, искали полевую морковь, прошлогоднюю испорченную картошку, почки от липы, старые ягоды на ветках, ранние грибы  и другие разные побеги. Воистину практическая школа на выживание. Овощи и хлеб созревали  в Сибири только к осени. В пищу мама добавляла лебеду, кору деревьев, крапиву, толченые ягоды от липы и других деревьев.    Однажды бригадир колхоза  Обухов Данила говорит при разнарядке на работу нашей матери (из ее рассказов):               
-  Дуся, совсем ты стала плохая, слабая. Все ребятам отдаешь, а сама голодаешь. 
-  А что делать Данила Семенович, Петя-то на войне остался, а их у меня трое, до помощников пока не доросли, да и мамаша сам знаешь, больная и старая. Что делать и не знаю?  Помощи ниоткуда, а своих сил не осталось уже.
-  Пропадешь Дуся и ребята без тебя погибнут, тоже отощали совсем.
-   Все мы в руках Господних….
- Так-то оно так, но и самим что-то делать надо. Знаешь, что сделаем, я тебе сегодня вечером по-позже завезу на зады огорода  к пряслу  полмешка отходов от зерна, только ты по темноте забери, а то кто-нибудь увидит и донесет, а законы знаешь какие, по десять  лет мы с тобой схлопочем. И пойдем вслед за твоим отцом на каторгу. На детей не посмотрят.
-  А ребят-то куда? Малые еще.
 -  По детским домам разошлют. Забыла, что творилось в 37-38 годах.  Да ладно,  возьмем Дуся, грех на душу,  иначе ты с детьми не жилец.
 -  Спасибо, Данила Семенович, хоть ты поддерживаешь вдову – сквозь слезы поблагодарила мать отъезжающего бригадира, опустив покрытую темным платком голову.
     Вечером по темноте мама пошла в конец огорода и в бурьяне нашла полмешка отходов, около 20 килограммов, а поднять и перекинуть через прясла сил не хватает, так была истощена молодая три-дцатилетняя женщина. Сидит на мешке в темноте в бурьяне и плачет горючими слезами над своей несчастной долей.
      Родные родители померли от голода  когда было шесть лет, девочкой вместе с приемными роди-телями  сослали в Сибирь в необжитую тайгу, разлучили с родным братом, в школу ходить запрети-ли как дочери «лишенцев» гражданских прав, из  пятнадцатилетней веселой девочки с красивым голосом сделали каторжанку, от непосильного труда и голода стала дистрофиком, отца безвинно расстреляли как врага народа, муж и два его брата погибли на войне, троих  детей поднимаю одна без  отца, люди сжалились, а сил уже нет, даже принять их помощь.
      Ничего нет вкуснее картошки,
      В кожуре да чтоб была горячей,
      Ничего нету горше, чем слезы,
      Изможденных нуждой матерей.

      Сколько нужно житейской смекалки,
      Чтоб беда не сумела сломить,
      Сколько было  душевной закалки,.
      Чтобы  веру в добро  сохранить.

      Не пенять на судьбу, всем досталось,
      Бедам всем нас растить назло,
      Честь мужей сохранить, что остались,
      На войне и свою заодно.

       Сама не поняла,  как она перетащила через ограду и донесла до дому по огороду эту поклажу, а затем ночью при коптилке с детишками рассыпала отходы с охвостьями по старым дырявым каст-рюлям и чугункам и спрятала по углам, полуразвалившейся крытой дерном избушки, от мышей и дурного глаза. Добавляя по горсточке этих отходов зерна в неизвестно из чего приготовленную баланду мама смогла сохранить семью до первой зелени и овощей с огорода и леса. Всех нас она вырастила в одиночестве и выучила. Когда мама ушла из жизни,  то  оставила после себя для страны трех сыновей, шесть внуков и внучек и одиннадцать правнуков.  Поважнее, чем 20 кг отходов зерна, за которые ее могли посадить на  десять лет.

       От вдовьей доли и заботы,
       От жуткой тяжести внутри,
       Спасала адская работа.
       И сорванцы, аж целых три.

       А где-то бились до Победы,
       Добро со злом, за честь страны,
       Мы за двоих трудились годы.
       Мы очень были здесь нужны.

       Нужны, чтоб эти голодранцы,
       Сменить затем  отцов смогли.
       Нужны, чтоб снова были танцы.
       Скорей бы только подросли.

       Смогли своим трудом и потом,
       Очистить грязь с родной земли,
       Мы материнскою заботой,
       Отчизне славу принесли.

       И вот я сегодня, уже проехавший полмира и доживший до глубоких седин, до сих пор задаюсь вопросом: кража это была или спасение семьи в интересах Отчизны? В большом понимании этого поступка. И почему, такое  ответственное и высокое  гражданское  понимание и обязанность «беречь людей» были у колхозного бригадира Обухова Данила Семеновича  (царство ему небесное)  и не было  в то время у власть - имущих, отвечающих за жизнь и судьбы людей.

 А сейчас?               
               
г Тобольск    
   31.10.2011г.