И нет за гробом ни жены, ни друга...

- Просыпайся, придурок чёртов, уже восемь вечера! Если не принесёшь ёлку, я поставлю тебя вместо неё и подожгу!
Фрол открыл свиные глаза и тупо уставился на жену. После чего сказал на неразборчивом пьяном языке нечто бурляще-непонятное - в потоке рычащих булькающих звуков можно было разобрать только КАРРРГГАХХ - и забился на диване в своём гнезде из скрученной майки, простыни и пледа.
Супруга скорчилась и отвесила ему такого сочного леща, что Фрол вскочил, как ошпаренный.
Ничего не понимая, он вновь уставился на жену, даже и не стараясь стоять прямо. Это выражение тупого удивления на его лице в последние несколько лет стало доминирующим. Фрол жил в постоянном алкогольном удивлении.
- Вали за ёлкой, урод!
И Фрол пошёл. "Слушать песни дождей и черёмух, чем здоровый живёт человек". Косыми руками проверил, работает ли "Дружба", взвалил её на плечо и поплёлся косвенными шагами в Парк культуры и отдыха, что буквально в сотне метров от дома. Там он вонзил полотно пилы в первую попавшуюся сосну и свалил её. Сосна оказалась двадцатиметровой высоты. Не желая ни думать, ни понимать, Фрол начал залихватски отпиливать ветви одну за другой - мастерство, полученное за семь лет работы в лесничестве сучкорубом не пропьёшь. Зачистив нижнюю треть дерева от веток и сучьев, он распили его на семь равных частей, схватил кусок из серёдки и поволок домой.
Прохожие шарахались в разные стороны, когда он волочил толстый обрубок по тротуару, подметая снег пушистыми сосновыми лапами. На пешеходном переходе его толкнула невовремя затормозившая машина, сломав половину веток. Фрол покатился по дороге с поленом в обнимку, по-черепашьи бестолково барахтаясь в снежной каше. Утвердившись на трясущихся ходулях, он с хрипом подтянул к себе "ёлку" и потащил её дальше, неуклюжим жестом послав сигналящего автомобилиста.
Надо на пятый этаж. Иде... иде "Дружба"?
Ветки сдирали со стен коридоров старую краску, вахтёрша вцепилась ему в плечо и трясла, как грушу, но Фрол упорно двигался к лестнице. На пятый этаж. Окунувшись в общажную вонь, он одолевал пролёт за пролётом, сшибая и потроша сосновыми ветками пакеты с липким мусором, переворачивая консервные банки, набитые окурками и подметая пол. Бессознательно бормоча под нос пьяную ахинею, ввалился в комнату, растянувшись на пороге в полный рост. Сосна упала следом, сбив с маленького стола жирную сковородку, чашку с недопитым чаем и свежевымытый сервиз. Жена с ужасом и неудержимо закипающей ненавистью смотрела, как на полу возился пьяный Фрол, отчаянно и непонятно матерящийся сквозь грохот и звон падающей посуды. Штаны его стремительно темнели в промежности.
Завыв, супруга принялась наносить мужу увечья различной степени тяжести, но он, не чуя побоев, поднялся с пола и подтащил "ёлку" к подоконнику. Буйно поставил чуть ли не метровое в обхвате бревно на срез безо всяких крестовин, на верхний срез положил звезду, отполз к дивану и начал проваливаться в небытие.
На все удары, сыплющиеся на него, смог выдавить из себя лишь одно:
- А может я - Есенин...