Орден Комбата

2013


АВТОР
ИВАН КОЖЕМЯКО


ОРДЕН КОМБАТА

Мы бы никогда не состоялись, как личности, и как офицеры, если бы не наши офицеры-наставники в военном училище. Они нам отдавали всё своё сердце и учили профессии Родину защищать, свято памятуя при этом, что жизнь имеет смысл до той поры, пока человек способен свято блюсти воинскую честь. «Веру – Богу, жизнь – Государю, а честь – никому» – на этом принципе и происходило наше становление в защитника Отечества.


ОРДЕН КОМБАТА

Если сказать, что мы обожали своего комбата полковника Солопова Алексея Афанасьевича, значит, не сказать ничего.
Мы все были влюблены в него, старались ему подражать во всём.
Минули годы и годы, но образ этого красавца-фронтовика, которому в пору моей курсантской юности было лет пятьдесят, не больше, навсегда остался в моём сердце.
Это был отец родной для нас, семнадцатилетних пацанов; и требовательный военачальник, который готовил нас к тому, чтобы на поле брани больше лилось крови вражьей, нежели своей; и образец военного профессионала, мужчины, рыцаря, носителя чести и достоинства…
Помню. несколько забегая вперёд, когда на выпускном вечере, именно я, в юношеском порыве, вскочил, и в присутствии Первого секретаря ЦК Компартии Литвы Снечкуса, предложил, до его выступления, официального, что равнялось почти святотатству, тост за командира 2 курсантского батальона полковника Солопова.
Весь наш батальон встал в едином порыве и громом аплодисментов, думаю, даже к неудовольствию руководства училища (это было видно по лицу генерала Логвиновского, возглавившего училище после фронтовика генерала Горячева, любимого нами истово), который смотрел на меня как «солдат на вошь», выразили своё отношение к этому блестящему офицеру.
Алексей Афанасьевич за мужество и героизм в борьбе с фашистскими захватчиками, был награждён многими орденами и медалями.
И вот история, о которой я хочу рассказать, и касалась одного из орденов комбата, самого высокого и заслуженного.
Ежемесячно, в Гарнизонном Доме офицеров для нас, курсантов, устраивались, так называемые, батальонные вечера.
Действо было высокое и красивое.
Перед нами выступали музыкальные, певческие коллективы, артисты разговорного жанра.
А затем – устраивались танцы, курсантский бал.
И первый танец – вальс, всегда танцевал комбат.
Не знаю, кто за это отвечал, кто организовывал, но всегда к нему подводили самую очаровательную девушку вечера, скорее – молодую обворожительную женщину, – и он с ней танцевал вальс.
Делал он это мастерски, красиво, торжественно и величаво.
После танца он целовал молодой барышне руку и передавал её на попечение молодых офицеров.
Сам же садился в кресло и наблюдал за вечером, выходя три-четыре раза в буфет, куда нам, разумеется, дорога была закрыта.
Выпивал там несколько рюмок коньяку (курсантский телеграф сообщал и об этом), и от этого становился только оживлённее, а его глаза, от природы тёмные, загорались дивным огнём молодости и мечты, и воспоминаний, и внимания и любви к нам, пацанам, двадцатилетнего периода после Победы.
В нашем возрасте младший лейтенант Солопов, встретил войну, мы это знали, и очень этим гордились.
Он же сидел в своём кресле не праздно. Внимательно наблюдал за нами и завтрашним днём, всегда, следовал «разбор полётов», своеобразное подведение итогов нашего поведения на батальонном вечере.
Помню, как он говорил, моему другу и однокашнику Вите Катренко:
– Катренко, Вы прекрасно танцевали вчера с барышней, хорошо и достойно вели себя с ней.
Только есть один вопрос, вернее – наблюдение и пожелание: с этой милой барышней я сам танцевал, ещё будучи курсантом, перед отправкой на фронт.
Или:
– Ивин, у Вас выражение лица при танце с девушкой было такое, словно Вы несёте транспарант на Первомайской демонстрации…
Наша любовь к комбату и ротному командиру майору Василию Васильевичу. Яцкевичу, была столь велика, что мы, единственные в училище, подшивали ежедневно не только подворотнички, но и тоненькую, выглядывающую в один миллиметр, полоску белой материи на рукава гимнастёрки.
Было очень эффектно и красиво, и все в училище знали, что так ходит только 4 рота, по примеру чтимых нами комбата и ротного.
Василий Васильевич ходил почти постоянно в полевой форме, и ему это очень шло – худощавый, крепкий, он и на перекладине мог нам показать такие чудеса, что и голова кружилась.
С комбатом лично у меня связаны и ещё две истории:
Однажды наш завтрак в курсантской столовой по каким-то причинам запаздывал. И я, сидя за столом, достал из сумки какую-то книгу, уже не помню, и стал её читать. Тихо. Молча. Никому не мешая.
И вдруг, через плечо, кто-то захотел выхватить у меня книгу из рук.
Я не ожидал такого подвоха, сильно дёрнул нахала за руку, и на полу оказался… дежурный по училищу. Майор. Фамилию его я уже не помню.
Скандал был страшный. Меня стали травить, не знаю и до сей поры, за что.
И на мою защиту встал именно комбат полковник Солопов.
Знаю, что он ходил даже к начальнику училища генералу Логвиновскому, доказав тому, что курсант ни в чём не виноват.
Я понимал, что за этой травлей стоит кто-то могущественный, более того, даже знал – кто.
Юный мечтатель и максималист, я, без околичностей, отказал дочери начальника политотдела училища, которая стремилась за мной ухаживать.
Расклад был именно таким.
Но я был абсолютно к ней равнодушен и прямо сказал, даже помню – на стадионе, где мне было назначено свидание, что она мне совершенно не нравится, и я прошу её оставить меня в покое.
Ах, юность, юность!
Я же не думал, что, будучи бессменным секретарём комсомольской организации роты – ребята доверяли, вызову такой гнев у её отца.
Было и это, к несчастию.
И даже продолжение этой истории было таким же некрасивым и мелочным.
Перед выпуском, на заседании парткомиссии училища, меня принимали в партию.
И один её член, не помню уже фамилии, подполковник, предложил меня в партию не принимать, так как на моих погонах, это была традиция, на жёлтом поле, уже были нарисованы лейтенантские звёзды.
И Алексей Афанасьевич Солопов, наш комбат, давший мне рекомендацию в партию, а событие это было крайне редким, комбат норовил от этого как-то уходить, и его рекомендация значила не только для меня очень много, а была событием и в истории училища, меня отстоял и защитил. К слову, того подполковника я встретил в Каунасе, в роли начальника политотдела бригады, а я был комсомольским работником армии к этому времени, и он божился, что этой истории не помнит.
Да и я зла на него не таил, так как десять членов парткомиссии, с его одним голосом «против», проголосовали за мой приём в ряды КПСС.
Да и диплом я получил красный, то есть окончил училище с отличием.
И во многом – благодаря нравственному примеру комбата.
А история, которую я, наконец, хочу рассказать, имеет особый смысл, романтический, возвышенный нашими молодыми и пылкими сердцами до ореола чуть ли не героического.
По-моему, это был наш последний бал, батальонный вечер, перед выпуском из училища.
И на этом вечере комбат, против обыкновения, не просто станцевал, образцово, показательный вальс, а весь вечер провёл в обществе очаровательной, молодой женщины.
 
Более всего поражали её глаза – они словно в душу, самую, смотрели, и мы все немели пред этой красавицей, стоило ей только раз окинуть кого-либо из нас своим величественным взглядом.
Было видно, что нашему комбату, эта дама, на самом деле – красоты необыкновенной, пришлась по душе, по сердцу.
Традиционно несколько раз за вечер, он, с этой барышней, заходил в буфет, и возвращались они оттуда всё более оживлёнными, а она – всё прекраснее.
Я не знаю, не помню уже достоверно, почему я оказался возле них в очередной раз, когда они вышли из буфета, но Алексей Афанасьвич, я это видел отчётливо, будучи навеселе, стал прикалывать к блузке этой очаровательной блондинки свой орден Ленина, которого он был удостоен за мужество и героизм в Сталинграде.
Представьте, даже по меркам сегодняшнего дня – младший лейтенант и орден Ленина!
Говорили, что в Сталинграде наш комбат, а он уже был командиром роты, представлялся к званию Героя Советского Союза, но кто-то посчитал, видимо, что это уж слишком для младшего лейтенанта.
Но в наших глазах он и так был подлинным Героем, и обожали и любили мы его искренне и высоко.
Так эта барышня, с орденом Ленина на блузке, и провела весь вечер.
Слава Богу, что я слышал, как эта барышня на вопрос комбата: «Где она работает?», – ответила, что в каком-то ресторане возле кинотеатра «Нерис».
По крайней мере, был такой в ту пору. Сегодня – не знаю.
Как оказалось, затем, это была бесценная информация, и она сослужила такую добрую службу впоследствии.
Вечер завершился.
Кому было с кем – распрощались, и мы пошагали в училище по ночному Вильнюсу.
Утром меня неожиданно вызвали к комбату.
Алексей Афанасьвич стоял у окна, не поворачиваясь ко мне, как-то отрывисто и несколько смущённо, произнёс:
– Кожемяко! Я потерял орден Ленина. Организуйте его поиски. Не знаю, где я его потерял.
Я ответил:
– Есть, товарищ полковник, мы его непременно найдём. Не тревожьтесь, – и я вышел из кабинета.
О, мы были уже мудрыми к этому времени. Всё нам передали и всему научили наши воспитатели-офицеры роты и преподаватели.
Тут же были организованы, всерьёз, поиски ордена на территории училища всем батальоном, заметьте, без участия офицеров, а мы втроём – я, Толя Захарченко и Витя Катренко, пошли в город.
Кинотеатр «Нерис» был от училища совсем недалеко.
Рядом с кинотеатром действительно был красивый ресторан, не помню уже, какое он носил название.
Поразила обстановка – тишина, красивая мебель, ковровые дорожки.
Посетителей, к слову, в этот тихий час ещё не было.
И только мы вошли в зал – навстречу к нам не вышла, а величаво выплыла вчерашняя красавица-блондинка, спутница нашего комбата по батальонному вечеру.
Она была ещё прекрасней.
Её глаза лучились хитринкой, вместе с тем – из них выплёскивался неподдельный интерес к нам и лукавство.
– Что, мальчики, в гости к нам? – мелодично проговорила она, скрестив руки на груди, и ожидая нашей реакции.
– Простите, а как Вас зовут, – спросил я.
– Ядвига.
– Вы полька?
– Да, а что это меняет?
Я, уже дурачась, продолжил:
– Быть может, прекрасная паненка, скажет нам, где орден Алексея Афанасьевича?
И даже сам не знаю, как вырвалось:
– Цо то бензе?
Цо то бензе?
Она заливисто засмеялась.
Звонко, красиво, и ответила по-русски:
– А ничего не будет! Вот Ваш орден, мальчики, – и она протянула мне красивый пакетик, в котором лежал орден Ленина.
И тут же заявила:
– Только я Вас так не отпущу, пока не поедите.
Как же она нас накормила!
Красиво, богато сервировала стол, но без грамма спиртного.
Помню даже, что что-то нам положила из съестного в пакет, когда мы уходили.
Я проявил верх учтивости и поцеловал ей руку.
Было видно, что ей это приятно.
Вернувшись в училище – я, один, зашёл к комбату в кабинет и доложил:
– Товарищ полковник! Вот Ваш орден. Мы его нашли возле входа в казарму, в листьях.
Солопов внимательно посмотрел мне в глаза, крепко пожал мне руку и отрывисто бросил:
– Спасибо, сынок!
Мы тут же прекратили поисковые работы в батальоне, объяснив ребятам, что орден нашёлся.
Именно в таком виде эта история существовала все эти долгие 48 лет.
Понимаю, что нет уже нашего глубокочтимого комбата полковника Алексея Афанасьевича Солопова в живых, поэтому и пишу эти строчки.
В них нет стыда, нет чего-то не доброго, и некрасивого.
Напротив, мы становились взрослыми, готовились к ратной службе в качестве офицеров, и поступки наши были достойными уважения.
Бесчестье исключалось как примером наших наставников, так и теми святыми и чистыми условиями братства, духовного единения, которые они сумели у нас воспитать.
Будьте благословенны, наши учителя жизни.
Вы всегда учили нас чести и всегда сами имели честь!
***