Жизнь

Тревожно было на душе у Григория. «Уазик» бросало из стороны в сторону, а дождь, ливший не переставая уже второй час, припустил ещё сильнее, и дворники не успевали смахивать потоки воды с лобового стекла. Как там жена, не хотел от неё уезжать, но неотложные дела погнали председателя в центральную усадьбу, нужно было подписать бумаги, без которых не могли получить запчасти, которые по договору привезли поставщики. Работа, работа – ради неё не спал ночами, ругался с женой, но вот теперь и работа  отошла на второй план.
А дело в том, что утром жене Григория Светлане стало плохо. Она была на восьмом месяце беременности. Врачи ни в коем разе не рекомендовали ей заводить второго ребёнка, первая была трёхгодовалая Настёна, роды были тяжёлыми, и пришлось делать кесарево сечение, но Светлана видела, как Григорий смотрел на сыновей своих друзей, и, узнав, что будет мальчик, решила рожать, не взирая на запреты врачей. Ей было строго-настрого  рекомендовано не волноваться и избегать стрессов, но жизнь есть жизнь. Отец Светланы разбитной мужичок, любящий и балующий, как своих дочек, так и внучку Настеньку, был человеком тихим и работящим, но имея слабый характер, частенько восполнял этот недостаток, принимая горячительные напитки. Жена, мать Светланы и Аксиньи, младшей сестрёнки его жены, была женщиной властной и нещадно боролась с пагубной страстью мужа, но всё было безрезультатно. Вот и в этот раз всё вроде бы усмотрела Алефтина Ивановна, собирая своего мужа на пастбище. Проверила тормозок, термос с чаем, две пачки сигарет. Всё это уложила в сумку и поставила на видное место, чтобы отдать мужу перед выходом на улицу. Как он умудрился вынести бутылку самогона, она до сих пор корит себя. Дело в том, что подошла их пора пасти коров. Имея в доме небольшое хозяйство – две свиньи, три десятка курей и корову, они гоняли корову в стадо, которое пасли по очереди. Конечно, можно было нанять пастуха, но не нашлось того, кто бы взялся за решение этого вопроса и решено было пасти стадо по очереди.
И вот утром, прихватив с собой тормозок, а также припрятанную возле туалета бутылку самогона,он отправился пасти стадо. Выгнав стадо на паскотину, Степан первым делом налил себе двести грамм самогона, и, закусывая куском сала, опорожнил кружку. На душе стало тепло, и он, повеселев, погнал стадо на водопой к реке. День выдался солнечный, дул прохладный ветерок.
Мирно паслись коровки, но надо же было так случиться, что откуда ни возьмись, на пути стада появилась собачья свадьба.
Впереди бежала облезлая сучка, а вокруг неё бежало несколько кобелей разных мастей и калибров. Коровы начали метаться, а двухлетний бык Бугай, вдруг заревел и, опустив голову, бросился на собак. Собаки с громким лаем разбежались прочь от Бугая, внеся ещё большее смятение в стадо. Степан взял кнут и бросился к собакам. Отгоняя собак, он не обратил внимания на Бугая, а он, видимо, принял Степана за новую опасность для коров и, подойдя к нему сзади, подцепил его рогом и, как мешок с соломой, несколько раз подбросил над своей головой. Недалеко от того места на речке купались ребята. Они видели всё произошедшее, пока сбегали в посёлок, пока прибежали взрослые, Степан уже испустил дух. Видать, Бугай что-то повредил ему внутри.
Когда известие дошло до дома Григория, Светлана вдруг схватилась за живот и с криком: «Ой, мамочки», села на пол. Григорий подхватил её на руки и положил на кровать, а сам побежал к соседям за помощью. Тут же вызвали из города «скорую»,и через час с лишним, Светлану увезли в больницу. Как всегда в выходной день врача не оказалось на месте, а тут ещё эти бумаги – как всё всегда случается не вовремя.
Впереди по дороге замаячила фигура девушки, идущей под зонтиком и с большим пакетом в руках. Григорий притормозил и открыл дверцу. Девушка бросила пакет на заднее сиденье и, закрыв зонтик, уселась на сиденье возле Григория. «Здравствуй, Гриша, вот получила звонок и сразу же на попутках домой, как мама, как Светка?»
Аксинья подняла руки вверх и откинула мокрые пряди волос со лба и уставилась своими зелёными глазами в Григория. «Плохи дела, Аксинья, – Светка в больнице, боюсь, чтобы чего не случилось. – Вот жизнь, а? Жили, жили, и вот тебе – бац. Отца жалко, с похоронами я распорядился, завтра будем хоронить, ты, того, – поплачь – легче будет». Он обнял Аксинью за плечи, и она прижалась к его широкой груди, впервые за день заплакала. Он поглаживал её по волосам и тихо говорил: «Ничего, ничего – что ж поделать, такова жизнь». Немного успокоившись, Аксинья вытерла слёзы и спросила у Гриши:- «А как Настёна, с кем она?»
«С бабушкой – мать держится, но как бы и с ней не случилось чего, ты не раскисай там, поддержи её, нам ещё вот решить со Светланой надо. Я только подпишу бумаги и снова поеду в больницу».
Светлана умерла на рассвете. Ждали врача из области, но он опоздал.
Не спасли и ребёнка. Григорий сидел на кушетке и не мог поверить в случившееся. Бред какой-то. Ещё вчера была счастливая семья, коей многие завидовали, а теперь три смерти в один день и нет виноватых.
Приехали отец Григория и Аксинья. Отец сидел рядом и тяжело вздыхал, вытирая слёзы, а Аксинья стояла рядом и гладила Григория по голове, как маленького, и всё приговаривала:- «Жить надо дальше, о Настеньке думать нужно, нужно жить дальше». Странно, она не плакала. Не плакала она и на похоронах отца и сестры. Она держала за руку Настеньку, и всё смотрела на Григория. А тот осунулся за эти дни и стоял согнувшись, вперившись взглядом в гроб жены. Настенька дёргала Аксинью за руку и спрашивала её:- «А почему мама не встаёт и где братик, ведь она поехала его покупать, что не купила?»
Аксинья прижимала голову девочки к ногам и тихо говорила ей:- «Мама спит, и братик спит,  но  они  скоро придут,  ты  только жди  и  слушайся   папу».
     После похорон Григорий запил. Он никого не хотел видеть – ни родителей, ни дочь, только Аксинья могла войти к нему в комнату, и он, глядя на неё, уже совсем пьяным голосом спрашивал у неё:- «За что? Что я такого сделал, что Бог забрал их у меня, зачем же тогда жить?». Аксинья ничего не могла ему ответить, а только, как тогда в больнице, гладила его по голове, и крупные слёзы текли и текли по её щекам…